Читать книгу The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире - Майкл Мэлоун - Страница 3

Понять компанию Intel и трех ее основателей можно только тогда, когда вы поймете Кремниевую долину и ее истоки. А чтобы это сделать, вам нужно проникнуть в истории компании Shockley Transistor Corp., Вероломной Восьмерки и Fairchild Semiconductor. Без их понимания корпорация Intel останется для вас тем же, чем и для большинства людей, – тайной.

Кремниевая долина начала свое существование теплым сентябрьским утром 1957 года, когда семь ключевых работников Shockley Transistor в Калифорнии решили уйти со своих рабочих мест и начать заниматься своим делом.

Какими бы ни были их страхи, они были уверены в верности своего решения. Их начальник, Уильям Шокли, был одним из величайших ученых мира; они были польщены тем, что он выбрал их в качестве работников, и они определенно испытывали гордость, когда он был награжден Нобелевской премией по физике вскоре после того, как они начали работу в компании. Но Шокли оказался чудовищным начальником: эксцентричный, параноидальный, бесцеремонный и пренебрежительный. Если он так мало думал о них, если он им не верил, почему он выбрал их? Пришла пора. Сейчас.

Но семеро мужчин не знали о местонахождении восьмого и самого важного члена команды: Боба Нойса, их естественного лидера, харизматичного атлета и ученого, быстро доказавшего на деле, что он еще и прирожденный бизнесмен. Он был первым среди равных. Без него они все равно уходили, но не были уверены, что достигнут успеха. Даже когда они въехали на подъездную дорожку дома Нойса в Лос-Альтосе, все еще не были уверены, что он присоединится к ним. Можно себе представить, с каким облегчением эти семеро вздохнули, когда увидели, что Боб вышел к ним навстречу. Он был дома. Shockley Transistor был обречен. Вместо него теперь стоял Fairchild Semiconductor – дом многих из них на следующее десятилетие.

Восемь человек теперь навсегда известны как Вероломная Восьмерка. Этот эпитет дал им Шокли, когда они ушли с работы. Восьмерка включала в себя Роберта Нойса, Гордона Мура, Джея Ласта, Джина Хоурни, Виктора Гринича, Юджина Кляйнера, Шелдона Робертса и Джулиуса Бланка. Они воплощали собой, возможно, лучшую команду молодых талантов в области физики твердого тела во всем мире, включая даже исследовательские группы IBM и Motorola. Шокли, с его безуспешными попытками набора новых сотрудников, в этом убедился. В действительности эта компания талантливых молодых людей оказалась его самым ценным вкладом в Кремниевую долину. Но никто из этих людей не знал ничего о том, как вести бизнес. Надо отдать им должное, они были достаточно умны, чтобы понимать этот факт.

Часто забывают, что Fairchild был далеко не первой компанией, занимающейся электроникой в Области залива Сан-Франциско. На самом деле, когда Восьмерка ушла из компании Шокли, история занятий электроникой на тот момент насчитывала более полувека. БУльшую часть первой половины двадцатого века, начиная с местных ребят, экспериментирующих с беспроводным радио в подростковом возрасте, она шла к создателям электронно-лучевой трубки в двадцатых и блестящим студентам в тридцатых – таким, как Билл Хьюлетт, Дэйв Паккард и Расс Вэриан, который влачил жалкое существование в городе после завершения электронной программы Фреда Термана в Стэнфордском университете. Долина была рассадником электронных инноваций и предпринимательства. Она ждала лишь искры, чтобы вспыхнуть полноценным технологическим бизнес-сообществом.

Искрой стала Вторая мировая война. Внезапно небольшие компании, с трудом находящие коммерческие контракты, едва не захлебнулись от шквала прибыльных государственных заказов. В HP Хьюлетт ушел на войну, а Паккард спал в офисе и управлял тремя сменами женщин, работая чуть ли не круглосуточно. В процессе, в силу необходимости, он научился руководить, определяя цели и затем ставя задачи своим работницам. Когда они их выполняли, он давал им больше ответственности… и, к его восторгу, компания не только поддерживала сама себя, но еще и работала лучше, чем когда он ставил задачи напрямую. Он также обнаружил, что эти работницы были более продуктивны, если их воспринимали как членов большой семьи, – и это включало в себя предоставление достаточно гибкого графика работы, чтобы они могли ухаживать за больными детьми и заниматься другими личными делами.

Другие компании в этой области сделали те же открытия, и хотя ни одна из них не зашла так далеко, как Дэвид Паккард, большинство внедренных правил по работе с персоналом было значительно прогрессивнее, чем менеджмент их конкурентов с Восточного берега.

Война оказала на жизнь в Долине Санта-Клара и другое, более широкое влияние. Сквозь Золотые Ворота по пути на войну в Тихом океане прошло более миллиона молодых людей. Для многих их недолгая остановка в Сан-Франциско осталась в памяти хорошим воспоминанием о славных временах и приятной погоде – перед долгими, часто жестокими годами, последовавшими за ней. Более того, в течение их первого срока службы многие из этих фермерских мальчиков и конторских работников были обучены взаимодействию с электронными инструментами и летательными аппаратами, сооруженными по последнему слову техники. Они видели будущее и хотели быть его частью. И когда они возвращались домой после победы над Японией, теперь вооруженные пособием для демобилизованных американских солдат, многие решили, что их старая гражданская жизнь их уже не устраивает. Вместо возвращения к ней они предпочтут быстро закончить обучение в колледже, жениться, завести детей и поехать в Калифорнию, чтобы принять участие в следующей золотой лихорадке – и не обязательно в этой последовательности.

К концу 40-х, движимая спросом изнуренной Европы, взрывом потребительских запросов от послевоенных женитьб и бэби-бумов (не говоря о телевидении) и обновленными расходами на оборону в период холодной войны, экономика США снова воспламенилась и начала движение к периоду величайшего расширения в истории нации. Началась послевоенная миграция в Калифорнию. Многие из мигрантов ушли на поиски тысяч новых авиационно-космических работ в Южной Калифорнии. Но почти столько же жителей Среднего Запада и Востока направились в Область залива Сан-Франциско – особенно когда братья Локхид (жившие в Лос-Гатосе, но разбогатевшие в Бербанке) определили будущее своей индустрии как завоевание космоса и решили, что необходим высший уровень научного образования в этой области. Вскоре Ракетно-космическая компания «Локхид» в Саннивейле и Отдел космических разработок стали основными заказчиками Долины. Проявили интерес к Долине и другие фирмы с Восточного побережья: Sylvania, Philco, Ford Aeronutronics и, самая важная, IBM. Голубой гигант (ироническое название корпорации IBM) основал предприятие в Сан-Хосе, намереваясь использовать местные таланты для развития новой формы магнитного хранилища данных: дисковых накопителей.

Технология, которую разрабатывали эти компании и ее ученые/инженеры, также развивалась. В течение предыдущих двадцати лет – с основания лаборатории Термана – электроника эволюционировала из простых инструментов, созданных для управления потоками электричества в проводах и электронно-лучевых трубках. Война принесла с собой радар, микроволны и первые компьютеры. Надвигалась новая революция – та, которая не только приведет к переделке готовых продуктов, но и направит их создателей на еще более великие открытия и богатства.

Эта революция началась в компании Bell Laboratory в Нью-Йорке. Прямо перед войной двое ученых, Джон Бардин и Уолтер Бреттейн, смотрели лекцию во время обеденного перерыва о необычном новом материале. Он выглядел как небольшой сгусток силикатного стекла – идеального изоляционного материала, – так что слушатели не были удивлены, когда к нему были подключены два провода, подан ток и… ничего не произошло. Но тут демонстратор направил в центр сгустка свет, и – слушатели раскрыли рты: ток пошел через провод! Как объяснил лектор, кремний «активировался» при помощи инородной примеси, обычно бора или фосфора, которая дала материалу уникальную особенность: когда второй поток электричества был активирован под нужным углом к первому, открылось нечто вроде химических «ворот», пропустивших ток от первого источника.

Впечатленные до глубины души, Бардин и Бреттейн стали строить планы исследования этого полупроводника, которым хотели заняться, как только закончат текущее исследование. Но у истории – свои законы, началась война, и только в 1946 году эти двое получили возможность исследовать полупроводники. Они быстро делали успехи – пока не столкнулись с некоторыми техническими трудностями. Двое ученых были блестящими людьми (Бардин со временем станет единственным человеком, который получит две Нобелевские премии по физике, вторую – за объяснение сверхпроводимости), но тогда, находясь в тупике, они решили обратиться за помощью к еще более блестящему физику, Уильяму Шокли.

Можно не сомневаться, что надменность Шокли и сложность общения с ним их весьма беспокоили. Однако, в конце концов, их надежды и их страхи воплотились. Шокли действительно решил их проблемы, но теперь репутация Бардина и Бреттейна была навеки связана с Шокли.

В конечном итоге двумя учеными было создано устройство – транзистор, в высшей степени грубый, выглядящий как из каменного века в своей первой инкарнации. Он получился стреловидным металлическим устройством с разгибаемой канцелярской скрепкой, прикрепленной к его задней части, погруженным в плоскую поверхность крошечного неравномерного сгустка жженого стеклообразного германия. Но он прекрасно работал. Даже в своей наиболее примитивной форме транзистор был быстрее, меньше и потреблял меньше энергии (и выпускал меньше тепла), чем электронно-лучевые трубки, которые он должен был впоследствии заменить.

Транзистор можно было использовать в любом устройстве, в котором электронно-лучевые трубки были стандартом, – и во множестве новых устройств, таких как переносные радио и авиационная радиоэлектроника. Возник новый потребительский спрос, на удовлетворении которого множество людей и компаний быстро разбогатели. А как и многие другие ученые ранее, доктор Уильям Шокли смотрел на весь этот предпринимательский и корпоративный разгар из Bell Labs и спрашивал: почему эти люди богатеют на моем изобретении? Впрочем, как это всегда бывает, существовали и другие факторы, включая негодование Шокли из-за того, что (вполне заслуженно) именно Бардин и Бреттейн получали больше похвал от Bell Labs – и от всего мира – за свой транзистор и его грубую форму. Этот транзистор, согласно легенде, не оставил ему лично ничего, кроме врагов в лаборатории.

Но дело было не только в личности Шокли. Его гений также сыграл свою роль: Шокли, изучавший на тот момент полупроводниковую технику уже многие годы, был уверен, что германий – это тупик, в основном из-за того, что необходимые кристаллы не могли быть выращены достаточно очищенными для высших уровней исполнения. Кремний, как он решил, был будущим транзистора: он не только мог быть создан чище, но и, кроме всего прочего, был одним из самых распространенных материалов на Земле.

Так что, уже строя планы получения своего богатства и славы за свое открытие, в 1953 году Шокли взял отпуск и отправился в Калифорнию, в свою альма-матер – на позицию преподавателя Калифорнийского технологического института. В течение года фирма Texas Instruments начала создавать кремниевые транзисторы, которые не только подтверждали теорию Шокли, но и подталкивали его к тому, чтобы уйти и начать заниматься этим самостоятельно. Арнольд Бекман и Beckman Instruments, Inc. предложили Шокли вернуться и работать в их компании, но когда заболела мать Шокли, он использовал возможность убедить Бекмана позволить ему направиться на север и встретиться с ней в Пало-Альто. Здесь он основал предприятие под названием «Shockley Transistor Laboratories» и попытался взять на работу своих старых коллег по Bell Labs. Когда он потерпел неудачу – видимо, никто из Нью-Джерси не хотел снова с ним работать, – Шокли пустил слух, что решил создать самые продвинутые транзисторы в индустрии… и что он ищет лучших и самых ярких молодых ученых, которые помогут ему изменить мир.

Трагедия Уильяма Шокли состояла в том, что, когда он вернулся в Область залива, все, что ему было необходимо, он уже имел. У него была колоссальная репутация, которая разрослась еще сильнее, когда стали ходить слухи, что он может стать Нобелевским лауреатом. Благодаря этой репутации, его призыв к молодым талантливым ученым получил ответ в виде бури резюме, из которых он выбрал восемь молодых людей с необычайными – как покажет история – талантами, включая двоих с потенциалом мирового уровня. У него было технологическое чутье (чего стоит хотя бы революционно новый четырехслойный транзистор), которое впоследствии определило индустрию стоимостью в триллион долларов. Острота его ума вполне обеспечивала возможность добраться до этой индустрии быстрее остальных. И он выбрал место для основания компании, которую, как и в прошлый раз, история оценит как наиболее плодовитую высокотехнологичную компанию на планете.

Однако уже на этом этапе Шокли потерпел неудачу. Неудачу настолько большую, что, если не считать остаточную дурную славу из-за его жестоких взглядов на расу и интеллект, все, что действительно запомнила история об этом человеке – когда-то прославленном как крупнейший со времен Ньютона ученый, занимающийся прикладной наукой, – это его провал с компанией Shockley Semiconductor.

Что произошло? Ответ прост и состоит в том, что Шокли подтвердил свой статус ужасного начальника – параноидального, заносчивого и высокомерного по отношению к своим подчиненным – и отпугнул те самые яркие умы, которые он успешно отыскал несколько месяцев назад. Все верно. Но в 1950-х в Америке было множество плохих начальников-тиранов, однако надо еще поискать тех, кто встречал общее противление, из-за кого весь персонал среднего менеджмента уходил без каких-либо перспектив на работу. Даже учитывая то, насколько он был плох, трудно поверить, что Билл Шокли был худшим начальником в Америке в 1956 году. Так каким же образом он стал человеком, которого не могут терпеть в Кремниевой долине?

Существует несколько ответов на этот вопрос.

Первый – контекст. После выживания HP в условиях болезненной послевоенной безработицы Хьюлетт и Паккард (не в последнюю очередь благодаря своим женам) настроились на поиск нового способа управления, который был более совместим с непринужденным, неиерархическим стилем, охарактеризовавшим Северную Калифорнию. В течение 1950-х они основывались на политике, которую компании впервые использовали в годы войны. Вскоре HP прославилась гибким графиком, пятничными вечеринками с подачей пива, программами повышения квалификации в Стэнфорде, кофе дважды в день и перерывами на пончики – и, что наиболее важно, участием сотрудников в прибылях и опционами на покупку акций.

Даже физическая природа компании отражала этот новый вид просвещенности. В своем последнем инновационном вкладе Фред Терман, тогдашний проректор в Стэнфорде, отделил сотни акров окружающих лугов вокруг университета для их аренды своими старыми студентами и их компаниями. В результате Стэнфордский индустриальный парк был (и все еще является) самым прекрасным и элегантным из индустриальных парков – одним из чудес индустриального мира. Даже Хрущев и Де Голль хотели увидеть его во время своих визитов в США. Здесь, в больших стеклянных зданиях, окружающих холм, с утопическим видом на коммерческое величие, с культурой работы, не имеющей аналогов в истории бизнеса, основатели HP определили высочайший уровень соблюдения прав, морали и креативности, когда-либо существовавший в мире бизнеса. А на выходных работники могли даже устраивать пикники и играть в целой долине – Литтл Бэсин, которую HP купила для них в горах над Пало-Альто.

Hewlett-Packard продвинулась в этом просвещенном менеджменте дальше, чем любая другая компания в Долине (и, вероятно, во всем мире), но она была не одна. Поездка по полуострову в середине 1950-х могла выявить множество компаний – Varian, Litton, Sylvania, Philco, Lockheed, предлагающих сглаженную схему организации, большее доверие работникам, оздоровительные программы и (хотя бы для той консервативной эпохи) более расслабленные условия работы. Всего в миле от того места, где Шокли основал свою компанию, в любой весенний день после полудня каждый мог наблюдать игру Малой Лиги в школе Монта-Лома в Маунтин-Вью, где вскоре будет играть маленький Стив Джобс, в которой могут побороться команды вроде Sylvania Electric и Ferry-Morse Seeds. Проводилось множество пикников и других общественных мероприятий в Lockheed. А в Исследовательском центре Эймса (НАСА) поставили ранний компьютерный терминал в холле одного из зданий для детей работников и их друзей – вроде маленького Стива Возняка. Здесь, в разгар бэби-бума, лучшие компании Долины поняли важность семьи.

В этот мир и пришел Шокли – человек, который считался непригодным для должности руководителя даже в Мюррэй Хилл (Нью-Джерси), где расположена Bell Laboratory. И молодые люди, которых он нанял (большинство из них переехало в Калифорнию с семьей), должны были только осмотреться и понять, что они сделали неправильный выбор. Шокли был бы ужасным боссом и на северо-западе, но на полуострове Сан-Франциско, в сравнении с тем, что происходило вокруг него, он был бы воплощением плохого начальника. И в подтверждение того, как мало общего у него было с просвещенными бизнес-руководителями вокруг него, он даже отказался от Стэнфордского индустриального парка в пользу небольшого шлакобетонного здания между железной дорогой и торговым центром в ложе Долины. Если HP и его конкуренты тянулись к звездам, то маленький неряшливый фасад здания Шокли предполагался для возни в грязи.

Тем не менее потребовалось некоторое время, чтобы недовольство и раздражение новых работников достигли точки кипения. Шокли (к беспокойству Бардина и Бреттейна) разделил с ними Нобелевскую премию за транзистор. Он отпраздновал это завтраком в 9 утра с шампанским в Dinah’s Shack, популярном местном ресторане. Оглядываясь назад, это был не только торжественный момент в жизни Билла Шокли, но также и торжество Shockley Labs. Его новые работники были взволнованы – большинство мечтало работать с ученым мирового уровня, и вот теперь они были рядом с таким великим человеком.

К несчастью, их восторг продлился недолго, а воспоминания об этом моменте быстро ушли на задний план благодаря ежедневной работе с Шокли. Быстро стало очевидным, что их босс не много знал о том, как вести бизнес, и еще меньше о том, как мотивировать своих работников. Напротив, он казался неспособным определить бизнес-модель или реалистичную товарную политику. Что касается его подчиненных, он воспринимал их – даже Боба Нойса, ставшего его любимцем, – как дураков и, что еще хуже, потенциальных предателей. Новые идеи, которые приходили от его подчиненных, Шокли либо отвергал, либо показывал посторонним для того, чтобы узнать их мнение, так как сам был неспособен оценить их. Он требовал от своих работников прохождения тестов на детекторе лжи. И он даже предполагал, что его работники пытаются ему тайно навредить.

Это переполнило чашу терпения тех восьми талантливых молодых людей, которые были первыми работниками Шокли. Они знали, что здесь, в Долине Санта-Клара, некоторые из их соседей начали вести большой бизнес с работы в гараже. Они понимали, что в двух шагах от Shockley Labs существуют компании, в которых работники счастливы, стремятся на свои рабочие места – места, в которых их боссы действительно доверяют им принятие решений. И они хотели быть этими предпринимателями и работать в подобных местах – даже если им пришлось бы создавать их самостоятельно.

Как это часто случается с параноиками, худшие страхи Шокли стали пророчествами. Теперь эти работники действительно стали строить заговоры против него – или, точнее, заговоры с целью побега.

Вспоминая Джея Ласта, одного из восьми: «Как-то вечером мы встретились в доме Вика Гринича (другого члена Вероломной Восьмерки), чтобы поговорить о следующем шаге. Все мы были в унынии, сидя в этой темной комнате. Мы легко могли получить работу, но нам нравилось работать вместе. Тем вечером мы приняли решение найти способ работать группой. Но мы спрашивали себя: “Как мы найдем компанию, которая наймет восемь человек?”».[2]

Это было в марте 1957 года. Прошло шесть месяцев, и, как сказала бы Муза Истории, неизбежно наступило судьбоносное утро сентября. Когда машина с четырьмя из них направилась в Лос-Альтос, к дому Боба Нойса, они боялись, что Боб не решится, а их «восстание» не выживет без него. Но Боб присоединился к ним, что Шокли воспримет как самое большое предательство. В тот день Вероломная Восьмерка известила Шокли о своем решении, вышла из лаборатории и – вошла в историю.