Читать книгу Кошкин стол - Майкл Ондатже - Страница 2
Оглавление* * *
Он отмалчивался. Всю дорогу смотрел в окно машины. Взрослые на переднем сиденье негромко переговаривались. Можно было послушать о чем, но ему не хотелось. Там, где дорогу залило, – что случалось во время разлива реки, – он слышал плеск воды под колесами. Въехали в Форт, машина неслышно скользнула мимо здания почты, мимо часовой башни. В этот ночной час движение на улицах Коломбо почти замерло. Они проехали по Рекламейшн-роуд, миновали церковь Святого Антония, показались последние лотки с едой – каждый освещала единственная голая лампочка. Въехали на широкое темное пространство порта, где лишь вдали, у причалов, тянулись цепочки огней. Он вышел и встал рядом с теплым боком машины.
Было слышно, как в темноте тявкают беспризорные портовые псы. Почти все вокруг оставалось невидимым, за исключением того, что вырисовывалось в рассеянном свете немногочисленных серных ламп: погрузчики, тянувшие тележки с багажом, сбившиеся в кучки семьи. И вот все они пошли в сторону трапа.
В ту ночь, когда он, ничего еще не знавший о мире, поднялся на борт первого и единственного в своей жизни судна, ему было одиннадцать лет. Казалось, к берегу примыкал целый город, освещенный лучше любой деревни или поселка. Он прошагал по трапу, глядя только под ноги – над головой ничего не существовало, – и шел, пока перед глазами не остались лишь погруженные во тьму гавань и море. Вдали угадывались очертания других судов, там постепенно загорались огни. Он стоял в одиночестве, принюхиваясь, потом сквозь шум и толчею возвратился на тот борт, что был обращен к причалу. Желтоватое мерцание над городом. Ему казалось, что между ним и всем, что там происходит, успела вырасти стена. Стюарды уже разносили еду и напитки. Он съел несколько бутербродов, потом спустился в каюту, разделся и юркнул в узкую койку. Он никогда еще не спал под одеялом, вот разве что один раз в Нувара-Элие. Сон не шел. Каюта находилась ниже ватерлинии, иллюминатора в ней не было. Он нашарил возле изголовья выключатель, нажал; голова и подушка внезапно оказались в конусе яркого света.
Он не пошел на палубу в последний раз глянуть на берег или помахать родственникам, которые привезли его в порт. Он слышал пение, воображал сперва медлительное, потом торопливое прощание с родными, происходившее в звенящем ночном воздухе. Я и сейчас не могу сказать, почему он выбрал одиночество. Может, те, кто привез его на «Оронсей», уже отбыли? В кино родственники отрываются друг от друга с рыданиями, судно отчаливает, и пассажиры жадно вглядываются в удаляющиеся лица, пока еще можно разглядеть хоть что-то.
Я пытаюсь представить, кем был этот мальчик тогда, на борту судна. Напряженно застыв на узкой койке, он, возможно, еще и вовсе не осознавал себя, этот зеленый кузнечик или крошечный сверчок, которого некая внешняя сила внезапно оторвала от дома и, не спросив, швырнула в будущее.
Он проснулся рывком – его разбудила беготня пассажиров по коридорам. Оделся, вышел из каюты. Что-то происходило. В ночи разносились пьяные вопли, их перекрывали крики команды. В центральной части второй палубы матросы пытались изловить портового лоцмана. Он добросовестно вывел судно из гавани (где нужно было искусно лавировать между остовами затонувших кораблей и старым волнорезом), а потом, празднуя свое достижение, выпил лишнего. Теперь же, похоже, не хотел сходить с борта. Пока не хотел. Еще часик-другой здесь, на вашем судне. А «Оронсей» должен был выйти в открытое море ровно в полночь, лоцманский катер дожидался у ватерлинии. Матросы попытались было столкнуть лоцмана вниз по веревочному трапу, но, поскольку он мог упасть и разбиться насмерть, решено было заловить его в сети и аккуратно спустить. Лоцман, похоже, не испытывал ни малейшего смущения, в отличие от представителей судовой компании «Ориент», которые стояли на мостике в белых кителях и белые от бешенства. Когда катер отчалил, пассажиры закричали «ура!». Гул двухтактного двигателя и заунывное пение лоцмана постепенно стихали – катер уходил в ночь.