Читать книгу Тайны мозга. Почему мы во все верим - Майкл Шермер - Страница 27

Паттерничности возникают отнюдь не произвольно, они имеют отношение к контексту и окружению организма, а также к тому, в какой степени он убежден, что контролирует это окружение. Это свойство психологи называют локусом контроля. Люди с преобладанием внутреннего локуса контроля склонны считать, что они добиваются результата и контролируют обстоятельства, в которых находятся, в то время как людям с преобладанием внешнего локуса контроля свойственно полагать, что обстоятельства неподвластны им и что все происходящее с ними определяют внешние факторы.[54] Суть в том, что наличие выраженного внутреннего локуса контроля придает нам больше уверенности в своих личных суждениях, побуждает более скептически относиться к внешним авторитетам и источникам информации, а также в меньшей степени подчиняться внешним влияниям. В сущности, люди, которые считают, что «скептически» относятся к паранормальному и сверхъестественному, как правило, обладают более выраженным внутренним локусом контроля, в то время как те, кто заявляет о своей «вере» в экстрасенсорное восприятие, спиритуализм, реинкарнацию и мистические события в целом, обычно имеют более выраженный внешний локус контроля.[55]

Локус контроля также обусловлен уровнем уверенности или неуверенности в физическом и социальном окружении. В известном исследовании суеверий у жителей островов Тробриан в южной части Тихого океана Бронислав Малиновский продемонстрировал, что по мере роста уровня неуверенности в окружении растет и уровень суеверного поведения. Малиновский отмечал это, в частности, у тробрианских рыбаков: чем дальше в море они уплывали, тем заметнее росла неуверенность в условиях, в которых они очутились, а также неуверенность в том, что они вернутся домой с уловом. Уровень суеверных ритуалов вырастал вместе с уровнем неуверенности. «Мы усматриваем магию там, где элементы случайности, а также эмоциональная игра между надеждой и страхом приобретают значительный размах, – объяснял Малиновский. – Мы не видим магии там, где стремления определенны, надежны и находятся под контролем рациональных методов и технологических процессов. Далее, мы находим магию там, где очевиден элемент опасности».[56]

Похожие наблюдения я сделал относительно суеверий среди спортсменов, особенно бейсболистов. Когда игрокам на поле 90 % времени сопутствует успех, они почти не обращаются к суеверным ритуалам, но стоит им взяться за биту, выйти к базе и потерпеть неудачу как минимум семь раз из десяти, как у них откуда-то вдруг появляется магическое мышление, они прибегают к всевозможным видам причудливого ритуального поведения, чтобы справиться с неуверенностью.[57]

В экспериментах 1977 года, целью которых было изучение риска и контроля, выяснилось следующее: если перед самым прыжком показать парашютистам фотографию, изображающую шумы или помехи (например, «снег» на экране телевизора), они различат в этих шумах несуществующую фигуру с большей вероятностью, чем в том случае, если показать им этот снимок заранее. Неуверенность вызывает у людей тревожность, а тревожность неразрывно связана с магическим мышлением. Например, исследование 1994 года показало, что страдающие тревожностью студенты первого курса, будущие обладатели дипломов магистра делового администрирования, восприимчивы к теориям заговора в большей мере, чем более уверенные в себе студенты второго курса. Даже такая примитивная эмоция, как голод, может повлиять на паттерничность восприятия. В исследовании 1942 года выяснилось, что когда изображения, которые можно было истолковать двояко, показывали и голодным, и сытым людям, первые с большей вероятностью видели изображения еды. Кстати, о нынешней рецессии: экономическое окружение способно вызвать ошибку восприятия, как в одном эксперименте, когда дети из бедных районов и рабочих семей были склонны переоценивать размер монет в отличие от детей из богатых районов и зажиточных семей.[58]

Взаимосвязь между свойствами личности, убеждениями и паттерничностью изучала психолог-экспериментатор Сюзан Блэкмор, известная вызвавшим шумиху переходом от веры в паранормальные явления в лагерь скептиков после многолетних исследований в попытках обнаружить ускользающие эффекты экстрасенсорного восприятия. Она установила, что людям, верящим в экстрасенсорное восприятие, свойственно смотреть на совокупности данных и видеть в них свидетельство существования паранормальных явлений, которого не усматривают в тех же данных скептики. Например, в ходе одного исследования Блэкмор и ее коллеги предложили участникам эксперимента оценить по шкале веру в паранормальные явления, а затем показали им фотографии самых обычных предметов, снятых с различной степенью зашумленности (0 %, 20 %, 50 % и 70 %), и спросили, могут ли участники определить, что за предметы перед ними. Результаты показали, что «верующие» значительно чаще «неверующих» видят предметы на самых зашумленных снимках, но ошибочно идентифицируют их (рис. 5).[59] Другими словами, эти участники замечали больше паттернов, но вместе с тем делали больше ложноположительных ошибок первого рода.

Неуверенность вызывает у людей тревожность, а тревожность неразрывно связана с магическим мышлением.

Рис. 5. Паттерничность и вера

Психолог Сюзан Блэкмор обнаружила, что люди, верящие в экстрасенсорное восприятие и другие виды паранормальных явлений, с большей вероятностью видят некий предмет на максимально зашумленном изображении в верхнем левом углу в отличие от тех, кто скептически относится к паранормальным явлениям. Однако «верующие» сделали больше ошибок при идентификации предметов.

Иллюстрации любезно предоставлены Сюзан Блэкмор.

Подобный эффект обнаружен в эксперименте, участников которого просили определить вероятность выпадения какого-либо числа при бросании игральной кости. Попробуйте повторить сами. Представьте себе, что у вас на ладони лежит игральная кость, вы три раза бросаете ее и записываете результат. Какая из последовательностей более вероятна – 2–2–2 или 5–1–3? Большинство участников эксперимента считает вторую последовательность более вероятной, поскольку выпадание трех двоек подряд представляется им маловероятным. Но на самом деле вероятность одинакова для обеих последовательностей, так как у игральной кости нет памяти, поэтому двойка может выпадать на ней несколько раз подряд с таким же успехом, как пятерка, затем единица и тройка. Этот психологический эффект называется избежанием повторений и по-разному действует на тех, кто верит, и на скептиков. Когда людям, которые верят в экстрасенсорное восприятие, предоставляют упомянутый выше выбор, они склонны считать вероятность последовательности 5–1–3 значительно более высокой, чем представляется скептикам. Иными словами, первые придают больше значения случайности.[60]

Еще более непосредственная связь между паттерничностью и воспринимаемым уровнем контроля над окружением была продемонстрирована в исследовании 2008 года, получившем описательное название «Утрата контроля усиливает восприятие иллюзорного паттерна». Специалисты в области менеджмента Дженнифер Уитсон из Техасского университета в Остине и Адам Галински из Северо-Западного университета выясняли, как внутриорганизационная обстановка влияет на психологические состояния. Определив «восприятие иллюзорного паттерна» (одну из форм паттерничности) как «идентификацию четкой и значимой взаимосвязи между произвольными или никак не связанными раздражителями (такими, как склонность усматривать ложные корреляции, видеть воображаемые фигуры, формировать суеверные ритуалы и воспринимать в том числе веру в теории заговора)», исследователи провели шесть экспериментов в подтверждение следующего тезиса: «когда люди не в состоянии объективно обрести ощущение контроля, они пытаются достичь его с помощью чувственного восприятия».[61] Зачем это людям? «Дело в том, – объясняла мне Уитсон, стараясь обрести ощущение контроля в тихом уголке оживленного аэропорта, в ожидании рейса между конференциями, – что ощущение контроля необходимо для нашего благополучия – мыслить яснее и принимать более взвешенные решения мы в состоянии, когда чувствуем, что контролируем ситуацию. Недостаток контроля вызывает острое чувство отвращения, а основной способ подкрепить наше ощущение контроля – понять, что происходит. В итоге мы инстинктивно выискиваем паттерны, способствующие восстановлению контроля над ситуацией, даже если эти паттерны иллюзорны».

Мы инстинктивно выискиваем паттерны, способствующие восстановлению контроля над ситуацией, даже если эти паттерны иллюзорны.

Уитсон и Галински предлагали участникам эксперимента сесть перед экраном компьютера и объясняли одной группе, что ее задача – догадаться, какое из двух изображений олицетворяет основную идею, выбранную компьютером. Например, участники могли увидеть заглавную А и строчную t – окрашенные, подчеркнутые, заключенные в круг или в квадрат. Затем участники эксперимента должны были предположить, о какой идее идет речь, например, что все заглавные буквы А красные. На самом деле никакой основной идеи не было, компьютер запрограммировали таким образом, чтобы он произвольно сообщал участникам эксперимента, что они либо «правы», либо «неправы». В итоге у них возникало ощущение утраты контроля. Другая группа не получала произвольной ответной реакции, и поэтому у нее сохранялось ощущение контроля над ситуацией. Во второй части эксперимента участникам показывали двадцать четыре «зашумленных» фотографии, на двенадцати из которых имелись скрытые изображения – рука, лошади, стул, планета Сатурн, а другие двенадцать состояли просто из зернистых точек, разбросанных в произвольном порядке (рис. 6 – пример с точками, изображающими Сатурн, и просто произвольными точками). Несмотря на то, что почти все участники правильно идентифицировали скрытое изображение, участники из группы недостаточного контроля (в отличие от участников из базовой группы) обнаружили больше паттернов на тех фотографиях, на которых не было скрытых изображений.

Во втором эксперименте Уитсон и Галински побуждали участников во всех подробностях припоминать пережитый ими опыт полного контроля или отсутствия контроля над ситуацией. Затем участники читали рассказы, в которых разрешению ситуации для персонажей предшествовал ряд никак не связанных с ней и суеверных действий (например, топанье ногой перед началом совещания), и эти действия приводили к успеху (например, одобрению некой идеи на совещании). Затем участников эксперимента спрашивали, считают ли они, что поведение персонажей связано с результатом. Те участники, которые вспоминали прошлый опыт отсутствия контроля, усматривали значительно более выраженную связь между двумя несвязанными событиями, чем те, кто вспоминал свой опыт ощущения контроля. Интересно, что участники из группы недостатка контроля, читавшие рассказ об одном служащем, не получившем повышение, склонны были считать причиной этого события закулисный заговор.

«Вспомните 11 сентября, – предложила Уитсон, когда я упомянул про время, потраченное скептиками на разоблачение теорий заговора. – Это наглядный пример тому, как нестабильность обстановки, вызванная атаками террористов, почти мгновенно и непосредственно породила целое поколение скрытых теорий заговора». Но 11 сентября действительно представляло собой заговор, напомнил я собеседнице, – только заговор девятнадцати членов «Аль-Каиды», чтобы влететь на самолетах в небоскребы, а не дело рук администрации Буша. В чем разница между этими двумя заговорами? «Возможно, то, что несмотря на почти немедленно распространившееся известие о причастности «Аль-Каиды», мы ощутили страшную неуверенность в будущем, испытали чувство потери контроля, – предположила Уитсон, – а оно привело к поискам скрытых паттернов, и «знатокам истины» об 11 сентября кажется, что эти паттерны они нашли».

Рис. 6. Поиски скрытого паттерна

Большинство людей способно увидеть на левой фотографии скрытое изображение Сатурна. А вы найдете скрытое изображение на фотографии справа? Если нет, тогда вам, вероятно, присуще ощущение контроля над собственной жизнью, поскольку участники эксперимента, оказавшиеся в ситуации, в которой они чувствовали недостаток контроля, с большей вероятностью находили некий паттерн в этом произвольном скоплении точек. Иллюстрации любезно предоставлены Дженнифер Уитсон.

Возможно. Полагаю, что это предположение верно лишь отчасти, но в игру вступает и другой фактор, который я называю агентичностью и подробно рассматриваю в следующей главе. А пока будем иметь в виду, что исследования систематически подтверждают: как только люди обнаруживают то, что представляется им причиной события, которое они только что наблюдали (иными словами, как только у них сформируется связь между А и В), они продолжают собирать сведения в подтверждение этой причинно-следственной связи, пренебрегая другими возможными объяснениями, если после установления первой причинно-следственной связи вообще задумываются о других объяснениях, чего они обычно не делают.

Примечательно то, что негативное событие, например проигрыш в спортивной игре или неудача в достижении цели, по-видимому, способствует еще более быстрому созданию причинно-следственных связей и поискам подтверждения для этих связей, особенно если событие оказалось неожиданным. Сторонние наблюдатели (обычно болельщики) выдвигают больше причинных объяснений, когда побеждающая команда неожиданно проигрывает значительно более слабому противнику («озадачивающее» поражение) или наоборот, чем в тех случаях, когда события можно было ожидать.[62] Например, я в течение всей жизни слежу за результатами обычно удачливой баскетбольной команды Los Angeles Lakers и могу подтвердить, что продолжительным сериям побед обычно дают такие простые объяснения, как слаженная командная работа, трудолюбие, врожденные способности игроков, в то время как случайные поражения порождают десятки дюймов газетных статей и часы радиоэфира, заполненные бесконечными поисками всевозможных причин, в числе которых разборки Коби и Шака, травмированная спина Фила, споры о гонорарах, слишком частые поездки, обилие отвлекающих моментов в Голливуде и т. п., словом, все, кроме того факта, что другая команда просто сыграла лучше.

Как только мы обнаруживаем то, что представляется нам причиной события, которое мы только что наблюдали, мы продолжаем собирать сведения в подтверждение этой причинно-следственной связи, пренебрегая другими возможными объяснениями.

Наиболее любопытные и практически значимые открытия Уитсон и Галински сделали в процессе исследования связи между недостатком контроля и восприятием паттернов на фондовой бирже. Контролем манипулировали с помощью описания ситуации на рынке как либо волатильной (одной группе участников показывали газетный заголовок «Инвесторов ждут бурные воды» и описание на один абзац, содержащий строчку, согласно которой инвестиции в рынок акций «подобны прогулке по минному полю»), либо стабильной (другой группе показывали заголовок «Инвесторам предстоит спокойное плавание» и описание на один абзац, содержащий строчку, судя по которой инвестирование в рынок акций подобно «прогулке по цветущему лугу»). Затем участникам предлагали никак не связанные с прочитанным данные об акциях; они читали подборку из двадцати четырех высказываний о финансах двух компаний, часть высказываний носила позитивный, часть – негативный характер. К компании А относились шестнадцать позитивных и восемь негативных высказываний, к компании В – восемь позитивных и четыре негативных. Но несмотря на то, что соотношение позитивных высказываний к негативным было одинаковым для обеих компаний (2:1), участники эксперимента, ранее узнавшие о «волатильности рынка» («Бурные воды») со значительно меньшей вероятностью вложили бы средства в компанию В по сравнению с участниками, узнавшими о «стабильности рынка» («Спокойное плавание»). Почему? Потому что участники, столкнувшиеся с «волатильностью рынка», запомнили больше негативных высказываний о компании В, в то время как участники, узнавшие о «стабильности рынка», точно запомнили количество негативных высказываний. Почему так произошло?

Это результат так называемой иллюзорной корреляции, восприятия причинно-следственной связи между двумя наборами переменных, между которыми этой связи нет, или переоценка связи между двумя переменными. Эффект иллюзорной корреляции особенно силен, когда у людей образуется ложная ассоциация между (Х) причастностью к статистически небольшой группе и (Y) редкими и обычно негативными характеристиками или поступками. Так, обычным явлением оказывается запоминание людьми тех дней, когда они (Х) вымыли машину и (Y) пошел дождь, сравнительно редким – свойственное белым американцам переоценивание количества арестов (Y) в среде афроамериканцев (Х).[63]

Что можно поделать с иллюзорной корреляцией и более общей проблемой выявления иллюзорных паттернов? В заключительном эксперименте Уитсон и Галински создавали ощущение утраты контроля у двух групп участников, а затем просили представителей одной группы обдумать свои главные жизненные ценности и утвердиться в мнении о них. Это испытанный метод снижения уровня усвоенной беспомощности. Затем исследователи представили участникам все те же «зашумленные» изображения и убедились: те участники, которые ощутили нехватку контроля, но не получили возможности самоутвердиться, увидели больше несуществующих паттернов, чем те, кто прошел этап самоутверждения.

Примечательно, что, как призналась Уитсон в разговоре со мной, этот протокол исследования она разрабатывала в один из особенно стрессовых периодов своей жизни, когда сама чувствовала, что почти полностью утратила контроль. Вот вам и лечебные свойства науки. Способ сработал. «Когда перед хирургической операцией, – продолжала рассуждать Уитсон, – людям подробно рассказывали о том, что им предстоит, уровень тревожности снижался, выздоровление проходило быстрее. Знание – еще одна форма контроля». Это напоминает исследование, проведенное в одном из домов престарелых Новой Англии в 1976 году гарвардским психологом Эллен Лангер и ее коллегой Джудит Родин, ныне президентом Рокфеллеровского фонда. Жителям этого дома престарелых давали растения и возможность раз в неделю смотреть фильмы, но с разной степенью контроля. Например, подопечные дома престарелых с четвертого этажа, которым поручили поливать растения и дали возможность выбирать один вечер в неделю, когда им хотелось бы посмотреть фильм, жили дольше и оставались более здоровыми, чем прочие обитатели того же дома, даже те, которым дали растения, но поливать их поручили обслуживающему персоналу. Именно ощущение контроля так явно отразилось на состоянии здоровья и благополучии.[64] Возможно, это имел в виду Вольтер, когда в финале «Кандида» главный герой отвечает на заявление доктора Панглоса о том, что «все события неразрывно связаны в лучшем из возможных миров»: «Это вы хорошо сказали, – отвечал Кандид, – но надо возделывать наш сад».