Читать книгу Танцы с медведями - Майкл Суэнвик - Страница 8

По Тверской грохотал парад, роскошный, как гроза, и бесконечно более дорогостоящий. Три недели подряд компания провела, разбив лагерь на развалинах Рублевки к западу от города. В эти дни торговцы и гонцы сновали взад и вперед. Они устанавливали кредитные связи с крупными банками Московии, искали подходящее здание для посольства и готовили эскорт, который при благополучных обстоятельствах удовлетворил бы даже покойного принца Ахмеда, коему от природы было трудно угодить.

Впереди маршировал оркестр, исполнявший «Шахерезаду» Равеля, за ним следовала духовая группа, игравшая «Великие киевские ворота» из «Картинок с выставки» Мусоргского. Мелодии накладывались одна на другую, сталкиваясь и переплетаясь, а в результате получалась экзотическая и варварская музыка, одинаково ассоциирующаяся и с Московией, и с Византией.

По крайней мере в теории.

В действительности визг и какофония, кошачье мяуканье и китовый рев напоминали звуки, издаваемые обитателями Халифского Дома Наказания и Прощения, когда бедолаг учили принимать ответственность за любые преступления (включая и несовершенные). Однако московитам зрелище понравилось: ведь соответствовало их противоречивым представлениям о Византии. Они презирали дикую, языческую и вульгарную страну, хотя считали себя наследниками этого древнего государства.

Парад включал в себя нелетающих грифонов с вызолоченными клювами и когтями. Рядом с ними соседствовали слоны на паучьих ногах, трехголовые жирафы и даже небольшой морской змей, бултыхающийся в цистерне с мутной водой. Животных предоставил на денек местный цирк. Конечно же, акробаты, воздушные гимнасты и другие артисты заранее порылись в сундуках с костюмами, дабы нарядиться византийскими владыками и придворными.

Стадо африканских носорогов, белых, как простыни, и массивных, как водяные буйволы, тянули платформу, на которой стояли, сидели или полулежали Бесценные Жемчужины в летящих шелковых чадрах ярких пастельных оттенков. Каждая вела себя в соответствии со своим нравом, и вместе они образовывали радугу подобную сладкому шербету. Как повелевала скромность, неприкрытыми оставались только их сверкающие глаза, но шаловливый ветерок порой прижимал шелк так плотно – то к груди, то к бедру, – что не оставлял сомнений в желанности их тел… хотя, в принципе, ни один мужчина не был до конца уверен, что он вообще успел что-либо рассмотреть.

– Чувствую себя Тамерланом, въезжающим с триумфом в Персеполис, – произнес Довесок и швырнул в окно кареты горсть шоколадных монет, завернутых в золотую и серебряную фольгу.

Довесок щеголял в ослепительно-белом тюрбане, какому позавидовал бы султан из комедии дель арте. Головной убор венчал огромный стеклянный рубин. Толпы жадно приветствовали Довеска и как безумные бросились на брошенное им подаяние. Они, видимо, не сомневались в том, что монеты настоящие.

– Но ведь здорово, правда? – спросил Даргер, сидевший рядом с другом, и откинулся на подушки, в тень, дабы остаться незамеченным. – Даже Аркадий Иванович, похоже, получает удовольствие.

Он указал на улицу, где Кощей и его юный протеже шагали вместе с неандертальцами. Великанам ради такого случая приказали снять рубахи, и теперь они щерились, окружая платформу с Жемчужинами. Аркадий улыбался и махал горожанам, тогда как старший стучал посохом по мостовой, неодобрительно хмурясь на бесшабашных зевак.

Внезапно странник схватил Аркадия за шиворот, резко развернулся на девяносто градусов и шагнул в толпу, волоча юношу за собой. Это был необычайно изящный маневр. Если бы Даргер моргнул, он вообще ничего бы не заметил.

– Думаю, мы потеряли двоих подопечных.

– Барышни наверняка скоро заскучают по Аркашиным воздыханиям и любовным песням в его исполнении. Неандертальцы, безусловно, будут счастливы никогда с ним не встречаться. А я… ну, он оказался приятным попутчиком. Но поскольку в основном он находился под крылом у Кощея, впитывая, несомненно, фанатичную теологию пилигрима, я не имел возможности сильно к нему привязаться.

– Ты коротко изложил ситуацию. Но, кстати… толпа здесь собралась изрядная, так что и мне пора.

– Книга у тебя?

Даргер сунул руку за пазуху. Затем, шкодливо улыбаясь, распахнул дверь и, размахивая книгой высоко над головой, выпрыгнул из кареты. Он бросился в гущу людей и исчез. За спиной он слышал, как Довесок вопит во всю мощь своих легких: «Остановите экипаж!» Быстрый взгляд через плечо позволил Даргеру увидеть товарища: Довесок высунулся наружу и протянул руку вперед.

– Остановите его! Держи вора! – встревоженно орал он. – Сотня солидов тому, кто вернет мне книгу! – Затем явно в ответ на озадаченные лица поблизости: – Десять тысяч золотых рублей! Любому, кто вернет мне книгу, десять тысяч рублей чистым золотом!

Толпа зашевелилась, в ней начались завихрения. Народ бросился на поиски беглеца. Но никто толком не понимал, кого они ищут, и вскоре повсюду вспыхнули потасовки.

Но Даргер не бежал. Когда он внедрился в толпу, то затормозил и повернулся лицом к процессии. Потом протолкался на несколько шагов в сторону и затих, вытягивая шею, словно очередной горожанин, жаждущий увидеть зрелище. Книгу он ловко сунул обратно за пазуху. Природа благословила Даргера незапоминающимся лицом, а особый его дар заключался в способности сливаться с фоном, где бы он ни находился. Ищущие пробегали мимо него, Даргер пялился им вслед, но не присоединялся к погоне.

Наконец карета снова тронулась. Внутри нее, сложив руки на груди, восседал нарочито сердитый и мрачный Довесок. Шествие продолжалось.

Через некоторое время толпа начала рассасываться.

Даргер натянул шляпу с широкими мягкими полями и присоединился к общему движению. Сперва он шел наугад, предпочитая не широкие проспекты, а запущенные улочки. По пути он присматривался к барам, тавернам и нелицензированным поставщикам сваренного в подвале пива. Внезапно он небрежно вытащил из кармана бумажный квадратик, извлек из него две таблетки и проглотил. К тому моменту, когда Даргер выбрал низкий погребок, выглядевший особенно уныло и непривлекательно, его серые глаза позеленели, а волосы вспыхнули ярко-рыжим.

Даргер вошел в кабак.

В сумраке за столиками сутулилась пара-тройка завсегдатаев. Несильно отличавшийся от них человек протирал пыльной тряпкой грязную стойку. Застыв в дверном проеме, Даргер воскликнул:

– Боже правый, должно быть, это самая гнусная и убогая забегаловка во всей Москве!

Бармен вскинул обиженный взгляд.

– Ты в питейном заведении, парень. Ежели тебе нужен бар, типа, где сидят всякие педерасты, которые обсуждают философию и замышляют революцию, тебе надо в «Ведро гвоздей».

– Спасибо, сударь, – отозвался Даргер. – Не подскажете, где искать сие достойное учреждение?

Вот так неожиданность! Кощей не сплоховал и вновь поразил Аркадия. Они оказались в роскошном номере «Метрополя», про который даже провинциал Аркадий знал, что это наилучший отель в Москве. Юноша потрясенно смотрел, как ливрейный лакей наполняет фарфоровую ванну ведрами горячей воды, зажигает свечи в канделябрах, добавляет ароматические масла для купания и раскладывает большими пушистыми стопками полотенца на стеллаже.

– Я послал за брадобреем и портным. Тебе понадобится соответствующая одежда, если ты собираешься вращаться в тех кругах общества, которых требует твоя святая миссия, – изрек Кощей. – Позже вечером придет некто, кто посвятит тебя в следующую ступень твоего религиозного образования. Но пока – расслабляйся. Смой дорожную пыль.

– Безусловно, вы должны принять ванну первым, святой пилигрим.

– Фу! Если душа чиста, то состояние тела ничего не значит. Я пребываю в состоянии совершенной благодати, и поэтому не важно, если от меня несет как от козла. Умирай я от проказы, все равно бы пах сладостно для ноздрей Господа. Ты, однако, слаб духом, поэтому тебе надо искупаться. Делай, как я говорю. Нам еще многое предстоит, и, подозреваю, спать тебе сегодня ночью не придется.

– Святой отец, вы до сих пор не просветили меня, с какой целью мы прибыли в Москву.

– Потом.

– И, кстати, как, во имя всего святого, мы за это заплатим?

– Потом, я сказал! Мне тебя что, стукнуть? Пошел! Мыться!

Отмокая в теплой воде с мыльной пеной, Аркадий чувствовал себя как в сказке. Он плавал в золотистом мареве комфорта и богатства. Но в реальном-то мире пилигримы с изгнанниками так не обращались, верно ведь? Кощей говорил о святой миссии. Только во сне духовное путешествие могло начинаться в подобной обстановке. Пока Аркадий отдыхал, странник топал по номеру, распаковывая сумки и расставляя те скромные пожитки, которые они привезли с собой. Юноша, затаив дыхание, вслушивался в молитвенное бормотание святого человека. Что ж, очевидно, так все и делается в Москве.

Аркадий закрыл глаза, улыбаясь. Блаженство не может продолжаться долго. Но он насладится им, пока есть возможность.

После ванны горничная принесла в номер сотню белых тарелочек с закуской (по крайней мере, Аркадию так показалось). В ассортименте была копченая рыба, икра, вяленое мясо, салаты, сыры, пикули и множество других деликатесов. Имелись также кувшины кваса и морса и больше бутылок водки, чем Аркадий когда-либо видел выставленными для двоих обедающих. Юноша мстительно атаковал все яства, но ему далеко было до аппетита Кощея. Громадные количества еды и алкоголя исчезали в утробе странника без малейших внешних признаков сытости или опьянения. Это ошеломляло.

Когда они поели, в номер постучался портной – снять с Аркадия мерки. Кощей подробно расспрашивал мастера о том, что носят нынче молодые люди высшего класса, и заказал дюжину костюмов для самых разных случаев, включая ботинки, перчатки, шляпы, трости и прочие требующиеся светскому щеголю мелочи.

Аркадий пытался возразить, что Кощей проявляет чрезмерную щедрость. Но затем прибыл цирюльник, а с ним и маникюрша, и вскоре юноша обнаружил себя побритым, подстриженным, отполированным и напудренным с ног до головы.

Потом Кощей критически его оглядел.

– Думал взять тебе наставника, чтобы обучил тебя поведению и манерам. Но черного кобеля не отмоешь добела. Твоя истинная природа ни от кого не укроется.

– Да, святой отец, – смиренно согласился Аркадий.

– Ты из провинции – и притворяться в обратном мы не можем. Но на один сезон налета экзотичности хватит, чтобы сделать выскочку вроде тебя вхожим в приличное общество. Будь естественным, а остальное приложиться.

– Но зачем, для чего? Я бы хотел узнать, в чем именно заключается моя миссия. У вас есть на меня какие-то планы – это понятно. Но каковы они, что мне надо делать? – спросил Аркадий и обвел рукой комнату, банные полотенца, свечи и стол, совершенно незаметно очищенный от пустых тарелок – все как-то… просто в голове не укладывается.

– Да. Ты прав. Истина находится полностью за гранью твоего понимания. Но я могу сказать тебе, что…

Вдруг в дверь раздался стук.

– А! Вот и она! Не откроешь?

Аркадий подчинился, мимо него метнулась женщина, которая бросилась Кощею в объятья. Она поцеловала странника глубоко и страстно. Затем опустилась на колени и поцеловала ему ноги. Кощей с улыбкой поднял ее.

– Доченька!

– Святой отец! – она запустила пальцы в его бороду. – Как давно я не познавала радость твоего тела.

У Аркадия глаза на лоб полезли. Может, он и нездешний, но не настолько невежествен, чтобы не знать, что дама в подобном коротком наряде, с таким макияжем и манерами могла принадлежать лишь к одному сословию. Смесь изумления и тревоги всколыхнула фамильное высокомерие Аркадия.

– Зачем ты приволок эту… шлюху сюда?

Румяная женщина лукаво взглянула на юношу. Кощей неодобрительно поцокал языком – не на проститутку, но на него, Аркадия!

– Разве Господь не вездесущ? – требовательно спросил Кощей. – Неспособный увидеть Бога в блуднице вряд ли найдет Его где-то еще. – И он опять повернулся к женщине: – Сними свои одежды, дитя мое.

Аркадий полагал, что исчерпал возможность изумляться. Но нет! Девица моментально выполнила повеление пилигрима, обнажив тело, явно намекавшее на невиданное блаженство. В одежде она казалась дешевым и явным лакомым кусочком. Обнаженная, она стала бесконечно желанной.

Если только не глядеть на лицо.

Аркадий и не глядел.

– Ты смущен, – заметил Кощей. – Вот и хорошо. Стыд есть первый шаг на пути к спасению. Это свидетельствует о том, что твое понимание мира ошибочно. Твои мысли и общепринятые религиозные представления твоей семьи и деревни твердят тебе, что драгоценная женщина грязна и отвратительна. Однако глаза говорят тебе иное. Как и твое тело. Но чему же доверять? Мыслям, которые возникли в твоей голове? Образованию, которое ты получил от других людей? Или твоей плоти, которая есть творение Господа?

– Я… не знаю, что и думать.

– Все потому, что до сего момента ты жил во сне. Ты смотрел на вещи и видел лишь то, что сам на них проецировал. Ты вообще не знал ни реальности, ни истинной любви.

Последнее заявление наполнило Аркадия возмущением. Это, конечно же, неправда!

– Я люблю Этери!

– Ты влюблен в свое представление о ней, что в корне отличается от любви к самой женщине. Безусловно, данная девушка существует, но она для тебя – загадка. Скажи, что она любит, а чего не любит. Поведай случай из ее детства. Открой мне ее душу. Не можешь! Песни, которые ты ей пел, восхваляют внешние качества – глаза, волосы, голос, – помимо которых ты ничего не видел. Твоя любовь была иллюзией, миражом, который возник в твоем сознании. Это работа Дьявола. Ее надо отбросить и оставить позади.

– А я настоящая, – произнесла проститутка, взяв грудь в свою ладонь и слегка приподняв ее. – Прикоснись ко мне, если сомневаешься. Положи руку или любую другую часть своего тела куда хочешь. Я не буду тебе мешать.

Простая плотская красота потаскушки не шла ни в какое сравнение с неземным совершенством Этери. И все же она была женщиной. Притом голой. И здесь. Она так приблизилась к Аркадию, что он почувствовал мускусный запах ее тела.

– Я…

Странник отвернулся и шарил в своем кожаном кошеле с лекарствами.

– До сего дня твое обучение проходило на словах. Пора практиковаться. – Он извлек флакон и вытряхнул из него две черных крошки. – Но прежде чем шагнуть вперед, каждый из вас должен принять одну пилюлю.

Шлюха высунула розовый язычок, чтобы получить свою дозу.

– Что это? – спросил Аркадий.

– Ты можешь догадаться, как оно действует. Лекарство вернуло принца Ахмеда к жизни, пусть и ненадолго. Оно называется «Распутин», в честь святого человека доутопической эпохи. Оно придаст тебе огромную силу и стойкость. Но, что гораздо важнее, оно сметет барьеры, отделяющие физический мир от духовного. Твои мысли соединятся с твоим дыханием, и твое сознание почувствует Божественное. – Странник положил таблетку на язык Аркадия. – Все, что я говорил тебе до сих пор, чистая теория. Снадобье окунет тебя в реальность.

Рот Аркадия наполнился странным металлическим привкусом, и он ощутил несколько коротких спазмов боли внизу живота. Затем – ничего. Он ждал, как ему показалось, целую вечность. По-прежнему – ничего.

– По-моему, оно не…

…работает, – хотел сказать он. И вдруг почувствовал, как из легких с громким шипением выходит воздух. Он хлестал и хлестал наружу – река дыхания, не проявлявшая ни малейших намерений остановиться. Потом она иссякла. Юноша судорожно вдохнул и внезапно наполнился энергией. Он понял, что обрел силу для борьбы с неандертальцем. Он победит любого врага! Аркадий озадаченно взял за ножку обеденный стол, сделанный из черного или другого, столь же плотного дерева, и поднял его над головой. Значит, правда! Сила, которую он ощущал, ему не мерещилась.

Аккуратно, даже нежно, он вернул стол на пол.

А в середине его мозга спокойно возникла точка света. Она неторопливо расширялась, заполняя Аркадия всеобъемлющим теплом. Теперь юношу пронзила глубокая и невыразимая любовь ко всей вселенной в сочетании с чувством полноты и единения с самой жизнью. Словно солнце взошло посреди ночи, чтобы воспламенить его душу.

Шлюха наградила Аркадия понимающим взглядом. Но глаза ее сияли духовным светом в точности как у него.

– Снимай одежду и иди ко мне, – произнесла она, – и я научу тебя, каково это – трахать Бога.

Парад закончился у нового византийского посольства, желто-белого доутопического особняка на Спасопесковской площади. Довесок торжественно вышел из кареты и, дождавшись, пока неандертальцы благополучно заведут Жемчужин внутрь, отправился исследовать территорию посольства. Пологи из мерцающего паутинного шелка укрывали столы, ломившиеся от закусок. Струнные квартеты играли умиротворяющую музыку. Наемные вышибалы, втиснутые в русские народные костюмы, стояли у ворот и проверяли гостей по длинным спискам приглашенных.

Довесок проявил дипломатичность и пригласил на прием всех лучших людей Москвы в хоромы, способные с комфортом вместить лишь три четверти из них. Поэтому он не удивился, когда обнаружил, что территорию затопили женщины в эмпатических нарядах, меняющих цвет на более темные оттенки эмоционального спектра. Мужчины, в свою очередь, щеголяли в костюмах, которые рефлекторно ощетинивались короткими острыми шипами, когда другие гости приближались к ним на слишком близкое расстояние. Разумеется, они горько жаловались на то, как с ними обращаются. Довесок проходил вдоль огороженного двора, старательно держась вне досягаемости протянутых рук, и не смотрел в сторону московитов.

– Сударь! – к нему подбежал, запыхавшийся мажордом. – Подавальщики разливают водку из самоваров и говорят, что выполняют ваш приказ. Сударь, вы не можете подавать водку в самоварах. Это просто невозможно!

– В высшей степени возможно. В самовар наливают жидкость. Водка есть жидкость. Не вижу проблемы.

– Люди решат, что вы ничего не смыслите в русской культуре!

– Так оно и есть. Надеюсь многое узнать за время моего пребывания в вашей восхитительной стране.

– Но самовар предназначен для чая!

– Понимаю. – Довесок самым дружеским образом обнял беднягу за плечи и сказал: – Если кто-нибудь попросит чаю, пожалуйста, велите слугам приготовить напиток для гостя.

Затем он переступил порог особняка.

Если сады снаружи вмещали лучшую часть московского общества, то комнаты внутри – худшую. Здесь находились люди, от которых реально что-то зависело, – плутократы, министры и финансисты, которые, подчиняясь всесильному князю, действительно управляли Московией. Они не толпились, как бедолаги во дворе. Они собирались в бальном зале по трое или четверо, дружелюбно болтая с коллегами, которых видели каждый день, а официанты скользили по паркету с напитками и легкими закусками. Появление Довеска не вызвало особого волнения. Вельможи порой поднимали на Довеска глаза, кивали ему, а то и вовсе не оказывали ему никаких признаков внимания. Лишь иногда они улыбались в безмятежном сознании собственного могущества. Довесок был для них незначительной персоной, и даже самый пристрастный судья не подумал бы, что они пытаются угодить обычному иностранцу.

Официант протянул Довеску поднос с треугольничками тостов и громадной миской икры.

– Белуга, сударь?

Довесок нагнулся и понюхал.

– А почему оно пахнет рыбой? Явно испортилось. Выкиньте на улицу.

– Но ваше превосходительство!..

– Просто сделайте это, – перебил Довесок, прикидываясь, будто не замечает потрясенной и восхищенной реакции тех, кто стоял достаточно близко, чтобы расслышать диалог.

Дальний конец бального зала перегородили свежеоструганной перегородкой в полтора метра высотой. Между этим заграждением и ажурным деревянным карнизом наверху натянули полупрозрачный тюлевый экран. Сквозь полотнище смутно угадывались манящие фигуры Жемчужин, когда они появлялись в пространстве по ту сторону и заинтересованно оглядывались налево и направо. Туда и направился Довесок.

– Это и есть знаменитые русские женщины? – спросила Олимпия. – Они выглядят как коровы.

– По сравнению с тобой и твоими сестрами, о Дочь Совершенства, все женщины таковы. А если честно, здесь присутствуют министры, ген-бароны и аналогичные господа со своими женами, которые вам и в подметки не годятся. Однако у многих из них есть весьма привлекательные дочери и любовницы. В некультурном и грубом вкусе, разумеется.

– Хватит, – сказала Олимпия, – веди себя прилично.

– А князь будет? – вмешалась Русалка.

– Конечно, его пригласили. Явится ли он лично… – Довесок пожал плечами.

– Мне не терпится увидеть его.

– Мне не терпится проделать с ним гораздо больше, чем просто увидеть, – добавила Нимфадора.

– Нам всем не терпится начать новую жизнь, – резюмировала Зоесофья. – Серьезно, если нас в самом скором времени не представят князю, обещаю вам крупные неприятности.

– Первым пунктом в списке моих приоритетов будет…

– Куда более неприятные, чем ты можешь себе представить, – с нажимом произнесла Зоесофья.

Довесок вернулся к гостям. Встреча с князем Московии вполне отвечала и его целям, и чем скорее, тем лучше. А только что выдвинутый Жемчужинами ультиматум вообще не беспокоил Довеска.

То есть до тех пор, пока он не упомянул о своей задаче Начальнику княжеского протокола, а та не разразилась коротким лающим смешком.

– Князь Московии здесь? С какой стати ему сюда приходить?

– Ему послали особое приглашение.

Церемониймейстерша насупилась как бульдог.

– Князь никогда не откликается на приглашения. Что за абсурд! Подобные бумаги отклоняются, не читая. В действительности это значительная часть моей работы.

– Тогда позвольте мне воспользоваться случаем, поскольку вы здесь, и договориться о частной аудиенции. Мне не терпится встретиться с ним.

– Что?! Мой дорогой посол, никто не встречается с этим совершенным человеком! Ну, кроме мелких сошек, вызываемых в его покои за получением приказов или для предоставления отчетов. И Хортенко, естественно. Но князь не вращается в свете. И не наносит визиты иностранцам, какого бы то ни было толка.

– Но, позвольте… мой долг заключается в том, чтобы вручить князю дар от его кузена халифа Багдадского, который столь непревзойденно…

– Да-да. Уверена, подарок чудесный. Оставьте его в канцелярии казначейства, вам выпишут квитанцию, дар выставят в Успенском соборе на месяц, а потом передадут в хранилище.

– Но подарок уникален…

– Именно, – буркнула церемониймейстерша и отвернулась.

Довесок принялся бродить по залу. Спустя несколько минут его выслушал граф Спутникович-Коминский.

– Вы до некоторой степени в затруднительном положении, – объяснил он, сочувственно качая головой. – Наш князь не обычный правитель. Он не думает ни о чем, кроме блага государства, и не занимается никакой другой деятельностью. Он посвятил себя этой благородной миссии, никогда не покидает Теремного дворца в Кремле и гостей не принимает. Даже я, принадлежащий к старинному роду и хорошо ему послуживший, ни разу не видел великого человека в глаза.

– Тем больше у него причин принять подарок! Слишком много работы притупляет даже самый острый мозг. Час, проведенный с Жемчужиной Византии, стоит месячного отпуска. А выходные со всеми семью сделают из него нового человека.

– Бросьте вашу безумную затею. Сам Хортенко не сумел бы такое организовать.

У Довеска опять ничего не получилось. Генеральша Магдалена Звездный-Городок презрительно тряхнула рыжими кудрями. Надзиратель интернатов для военных сирот жалостливо улыбался и цокал языком. «Смешно!» – рявкнул Государственный инспектор по генетическим аномалиям. Никому не казалось даже отдаленно возможным организовать встречу с князем.

Довесок начал уже чувствовать себя сбитым с толку и разочарованным, когда к нему подошел крепко сбитый мужчина в темно-синих очках, сопровождаемый двумя карликами-савантами,[8] и заявил:

– Вы очень умный человек, посол.

– Что вы имеете в виду?

– Затею с самоварами.

– Простите?..

– Вы догадались, что на празднике в честь открытия посольства ваши гости вправе ожидать экзотических блюд и напитков. Вы явно не могли провезти с собой столько провизии через всю Малую Азию. Так что еда приготовлена из местных ингредиентов по левантинским рецептам. А сделать это достаточно легко. Даже если повар ошибется, кто узнает? Но с выпивкой возникает вопрос. Вы не могли предоставить легендарные лит-вина Византии, а фантазии, вызываемые грузинскими винами, столь убоги, что курам на смех. Как же сделать банальную водку переживанием, о котором будут присутствующие рассказывать внукам? Очевидно, надо быть иностранцем, чтобы не понимать – или скорее якобы не понимать – природы самовара. Поэтому вы как минимум умны. Затем вы проявили невежество, отослав единственную миску с икрой, которую я здесь видел. По моему мнению, празднества окончательно истощили ваш бюджет. Следовательно, вы экономили, причем такими способами, которые привели меня к подозрению, что вы весьма коварны.

Данное утверждение было близко к истине и не польстило Довеску. Однако он скрыл свое недовольство.

– А с кем имею честь, сударь?

– Сергей Немович Хортенко. К вашим услугам.

– Я сэр Блэкторп Рэйвенскаирн де Плю Пресьё. По происхождению – американец, а ныне гордый гражданин Византии, – представился Довесок, и они пожали друг другу руки. – Я много слышал о вас, господин Хортенко.

– Я служу на небольшой должности в Кремле.

– Вы скромны. Мне говорили, что вы возглавляете тайную полицию князя. Именно вы – ловец колдунов и де-факто инквизитор. Более того, и это отнюдь не совпадение, что вы являетесь одним из самых могущественных людей в Московии и во всей России.

– Ошибаетесь. Я – разрекламированный мальчик на посылках.

Хортенко развернул носовой платок и снял очки, обнаружив тот факт, что глаза у него точь-в-точь как у насекомого. Довесок постарался не таращиться на своего собеседника.

– А вас заворожила моя особенность, – произнес Хортенко.

И это была чистая правда. Полукруглые, при ближайшем рассмотрении его глаза делились на тысячи гладких, как стекло, фасеток.

– Они обеспечивают вам круговой обзор? Вероятно, помогают находить путь в темноте?

– Да. Но главным образом они обеспечивают невозможность переиграть меня в гляделки, – ответил Хортенко. – Кстати, я не моргаю. – Он протер глаза платком и опять нацепил на нос очки. – И в слезах не нуждаюсь. Но у вас явно тоже имеются собственные заимствования у других видов.

– О, нет. Мой геном, хотя и был различными путями модифицирован, дабы я мог легко вписываться в человеческое общество, полностью принадлежит благородному псу.

– Как любопытно. А зачем именно это сделали?

– Такие вещи – обычное дело в Америке. – Довесок вежливо кашлянул, давая знак сменить тему. – По не относящемуся к делу поводу, мне интересно, не…

– Я знаю, о чем вы хотите спросить. Но я не могу помочь вам с князем. Считайте вопрос закрытым. Хотя смею надеяться, что я пригожусь вам с другой стороны. Я способен, например, помочь вам вернуть вашу книгу.

– Книгу? – непонимающе переспросил Довесок.

– Книгу, украденную у вас во время парада.

– Вы озадачили меня, сударь. В те минуты никакой кражи не было, за возможным исключением тех, которые совершили карманники. Воришки всегда работают в толпе во время уличных шествий.

– Что ж, полагаю, мои осведомители оказались не на высоте, против обычных своих стандартов, – сказал Хортенко, слегка улыбнувшись.

Он отошел от Довеска, а его карлики последовали за хозяином.

Довесок вернулся в бальный зал и обнаружил, что несколько мужчин собрались у перегородки, чтобы побеседовать с вовсе-не-недоступными Жемчужинами. По его кивку из небытия возникли неандертальцы – сейчас одетые, как положено, в официальные костюмы – и расшугали любопытных. Затем он придвинулся к полотнищу, дабы побеседовать сквозь резьбу и тюль с Зоесофьей.

– Ну? – прошептала она.

– Князь Московии шлет свои глубочайшие сожаления, но его удерживают неотложные государственные дела. Он испытывает вполне понятное нетерпение познакомиться со своими невестами и приказал подготовить для вас комнаты в Теремном дворце с соответствующей роскошной обстановкой. – Довесок умолк, наслаждаясь благодарными отзывами по меньшей мере шести слушательниц.

Но Этери протолкалась в передний ряд группы и надулась.

– Где Аркадий? Почему он перестал навещать нас? – Прежде чем Довесок успел ответить, она продолжила: – Вы во всем виноваты, посол де Плю Пресьё. Единственное, что помешало бы ему присутствовать рядом со мной на столь важном событии, это если бы вы посадили его под замок!

В ту же секунду Довесок случайно оглянулся на Хортенко и его ученых гномов. Все трое неотрывно таращились на него.

– Боюсь, мы уже не увидим Аркадия Ивановича, – рассеянно пробормотал Довесок.

Короткий резкий звук втягиваемого воздуха подсказал Довеску, что он совершил ошибку. Даже сквозь экран он разглядел, как смертельно побелело лицо Этери. Глаза у нее сделались черными и немигающими.

– Если вы не доставите моего молодого человека сюда до окончания праздника, я скажу неандертальцам, что ты пытался положить свои грязные лапы на мое тело. И они разорвут тебя пополам. Так тебе и надо.

Довесок соображал быстро.

– Ты не поняла меня, образец красоты. Я предположил, что мы вряд ли увидим парня снова, поскольку его тело уже передано в министерство общественных расследований.

– Что?!

– Это печальная история. Он разрывался между любовью к тебе и трагическим осознанием того, что вы никогда не сможете быть вместе. Поэтому юноша бросился с Большого Каменного моста в Москву-реку. Теперь официальным лицам решать, убило ли его падение или он утонул. Но, как бы то ни было, ясно, что бедняга покончил жизнь самоубийством.

Евлогия и Евфросинья крепко обняли Этери. Поскольку они являлись абсолютными близнецами во всех отношениях (за исключением того, что у одной кожа отливала аспидно-черным, а у другой была белой, как снег), зрелище получилось отвлекающе прекрасным.

– Как романтично! – воскликнула Евлогия.

– О, да! – согласилась Евфросинья.

Этери поднесла запястье к потрясенному лицу. Затем прикоснулась губами к тому месту, где губы Аркадия оставили несмываемый след.

– Увы! Мой глупый Аркаша! – воскликнула она и сомлела с такой изысканной грацией, что у Довеска дух захватило.

Жемчужины сгрудились вокруг ее упавшего тела, растирая ей руки, обмахивая свою подругу и оказывая ей прочие аналогичные услуги. У экрана задержалась только Зоесофья.

– Он, разумеется, написал прощальную записку? – прошептала она еле слышно.

– Естественно. Я скопирую ее и пошлю Этери утром.

– Не беспокойтесь, я позабочусь обо всем. Вы не знаете, что говорить.

И, царственно вскинув голову, Зоесофья горделиво выпрямилась. Чувствуя себя одновременно отчитанным и, однако, гораздо лучше, чем за минуту до инцидента, Довесок вернулся к празднеству. Утром Жемчужины выдвинут новый набор жалоб – а ведь они и так непрестанно требуют немедленно представить их князю! Но у Довеска еще есть время. На данный момент все хорошо.

Хортенко не стал садиться в карету после приема. Он считал, что ходьба помогает сосредоточиться. Ученые гномы, не задумываясь, шагали по бокам от него. Пешеходы, завидев Хортенко, торопливо отступали на проезжую часть, дабы убраться с дороги.

Наконец он обратился к тому из двоих, кто был чуть повыше:

– Разве не странно, Макс, что Византийская империя прислала в качестве посла американца… являющегося, если называть вещи своими именами, собакой?

– Византий был основан мегарцами и аргивянами под водительством Византа в 667 году до нашей эры. Халиф является четырнадцатым в линии клонов Абдуллы Политически Неуязвимого. Расстояние между Москвой и Византией по прямой составляет 1098,901 мили, то есть 1544,192 версты. У посла акцент уроженца Земель Западного Вермонта – одной из небольших республик в Подканадской Северной Америке. Америку открыли дамасские моряки в правление Абдул-Рахмана III. Моряки сексуально невоздержанны. Генетические аномалии политическая элита Византиума вроде бы не одобряет, хотя в гражданском кодексе не содержится на этот счет никаких указаний. Ни один индивид, чей геном являлся человеческим менее чем на 97 процентов, никогда не получал полного гражданства в Халифате.

– Хм. Интересно. Что же, черт побери, скрывает посол?

С абсолютной и непритворной серьезностью второй ученый произнес:

– Все, что угодно.

– Да, Игорек, но мне кажется, он также хотел дать нам понять, что он себе на уме. Достопочтенный сэр Блэкторп Рэйвенскаирн де Плю Пресьё ведет с нами серьезную игру. – Хортенко сцепил руки за спиной и хмуро уставился на землю. Его саванты сохраняли безмятежность. Вскоре он произнес: – Мы знаем, чего боятся люди. Но как насчет собак?

Карлики открыли рты, но он жестами велел им молчать.

– Скажи мне, Макс. От какой породы, по твоему мнению, происходит наш добрый друг посол?

– Две характеристики отличают собаку от других псовых: ее повсеместное распространение в тесном соседстве с людьми и огромное число подвидовых вариаций. У собак нет зубов мудрости. Мудрость есть культурный артефакт. Порода есть культурный артефакт. Посол – либо полукровка, либо генетическая химера. Бабуины были замечены за тем, что воровали щенков диких собак и выращивали их для охраны своей стаи. Химера – мифическое чудище, описанное Гомером как «творение бессмертных, а не человека, лев спереди и змея сзади, посередине козел». Источник генома посла, похоже, происходит в основном от американского фоксхаунда.

– Серьезно?

Идти до дома Хортенко было недалеко. Добравшись туда, он позвонил дежурному помощнику.

– Накормите и помойте Игоря и Максима, затем усадите их читать сегодняшние отчеты. Мне нужно, чтобы вы расширили псарни в подвале и купили для них собак… восьми хватит. Американских фоксхаундов, если можно, хотя сгодятся и любые близкие к ним. Давайте выясним, что причиняет им боль и чего они боятся. Просто на тот случай, если нам придется подвергнуть посла допросу.