Читать книгу Нарративная практика. Продолжаем разговор - Майкл Уайт - Страница 2

Книга Майкла Уайта «Нарративная практика. Продолжаем разговор» была издана уже после смерти автора и представляет собой сборник прежде не опубликованных работ Уайта, собранный его коллегами. Одна из особенностей исследований Уайта – его взаимодействие с теоретическим наследием постмодернизма: так, невозможно переоценить влияние на автора философии и идей французского философа М. Фуко. Уайт также опирался и на других авторов, принадлежавших к тому же идейному течению, – Г. Башляра, Ж. Бодрияра, Ж. Делеза, Ж. Деррида и др.

Язык и понятийно-категориальный аппарат постмодернистской философии чрезвычайно сложны. В русскоязычной литературе – как академической, так и популярной, – не сложилось консенсуса о том, как переводить некоторые основополагающие для этих авторов понятия. Исходя из этого, мы хотели бы подробнее рассказать о содержании некоторых ключевых для работ Уайта понятий: «власть» и «деконструкция».

Множество упоминаний слова «власть» и его производных бросается в глаза даже при беглом взгляде на текст. Слово «власть» в русском языке – многозначное, оно понимается либо как абстрактная категория, отражающая отношения подчинения и превосходства, право управлять, воздействовать на что-то или кого-то, либо как политическая категория, отражающая отношения общества и государства. Нам может быть непривычно включать эти темы в поле психотерапии, однако для нарративных терапевтов они чрезвычайно важны. В этой книге тема власти и властных отношений рассматривается с разных сторон и ракурсов. Почему это так важно, связано ли это с политикой, и о чем вообще идет речь?

В основе нарративной терапии лежит представление о том, что жизнь человека состоит из множества равноценных историй, которым можно придать любой смысл в зависимости от отбираемых событий. Мы придаем cмысл этим событиям и складываем их в сюжеты, ориентируясь на общественно признанные нормы и знания. Эти нормы, однако, не возникают ниоткуда, они формируются обществом, и, как правило, именно они становятся основой для конструирования людьми собственных историй.

Когда в жизни человека появляется какая-то сложность, он пытается ее осмыслить и рассказывает истории, обнаруживая общую тему. Каждое новое событие человек начинает рассматривать не только через призму этой темы, но и через призму соответствия принятым в обществе нормам. В результате люди часто определяют как проблему себя и свое поведение. Таким образом создаются, как их называют нарративные терапевты, «проблемно насыщенные истории». Задача нарративного терапевта – найти такие события в жизни людей, которые могли бы опровергнуть эту генеральную линию и создать новую историю, позволяющую сделать о себе другие выводы и заключения и выбрать другой путь.

В поисках альтернативных историй нарративные терапевты обращаются к социокультурному и историческому контексту, в которых существуют рассказываемые людьми истории. Обнаруживая уникальные эпизоды, т. е. события, которые выбиваются из генеральной линии проблемно насыщенных историй, терапевты неизбежно исследуют и те самые истины, на основании которых люди строят свои истории и которые конструируются в этих социокультурных контекстах. Выясняется, что истины в процессе исторического развития могут меняться, однако в каждый конкретный период времени они выглядят базовыми, непреложными. Все то, что норме не соответствует, объявляется ущербным, не имеющим права на существование, часто постыдным. Таким образом эти общепринятые знания становятся инструментами давления на людей, давления не прямого, но косвенного, пронизывающего все слои жизни. Уайт сделал это важное для метода нарративной терапии наблюдение, основываясь на работах Мишеля Фуко – французского философа, историка, теоретика постмодернизма.

Фуко утверждал, что существуют два типа власти: власть-господство и власть-знание (она же власть дисциплинарного общества, или дисциплинарная власть). Последняя начинает формироваться с конца XVIII века под влиянием промышленной революции, становления капитализма и распространения рациональной философии. Капиталистическое общество стремится к тому, чтобы сделать людей максимально полезными с точки зрения производимой ими работы. Общество, принимающее естественнонаучное, «объективное» знание как единственно возможное, стремится к классификации и систематизации. Принимаются законы и правила, регламентирующие поведение людей, делающие его наиболее функциональным, полезным, маргинализующие тех, кто им не соответствует. Так появляются дисциплинарное общество, предписывающее каждому человеку определенное место в системе, и свод правил, ограничений и наказаний, соответствующих занимаемому положению, предписанной роли.

В подобном обществе в воспроизводство и распространение нормирующих суждений встроены все социальные институты, все, кто производит и распространяет знание о норме, – врачи, психиатры, учителя, ученые становятся проводниками особого рода «власти-знания». «Обычного» же человека в подобном обществе побуждают к самоконтролю, к самоизменениям, к достижению наивысшей степени эффективности. Отсюда огромное распространение всяческих практик самосовершенствования тела и духа, постоянного самообучения и саморегуляции. Вырабатывается определенная привычка к самоконтролю и самоорганизации, подкрепляемая «объективным» научным знанием.

Власть-знание становится обезличенной, анонимной, пронизывающей все общество. В качестве примера ее функционирования М. Фуко приводил идею паноптикума (паноптикона) Иеремии Бентама. Тот разработал архитектурный проект инспекционного заведения, пригодного для использования и в качестве тюрьмы, и в качестве больницы, и промышленного предприятия, и школы – практически любого учреждения, осуществляющего надзор за гражданами. Суть в том, что все надзиратели имеют возможность круглосуточно наблюдать за помещенными в здание людьми, однако сами остаются невидимыми. При этом и за самими надзирателями тоже могут наблюдать старшие надзиратели или любые другие члены общества.

Нарративные терапевты стараются всячески отслеживать проявления нормирующих суждений, уделяя внимание социокультурным особенностям окружения человека, обращающегося за помощью, разного рода злоупотреблениям властью, в том числе проявлениям экспертной, властной позиции самого терапевта. Вслед за Фуко, Уайт обращает внимание на то, как именно властные отношения, отношения принуждения и подчинения, проявляются в представлениях людей о себе и других, во взаимодействиях, в речи, в рассказываемых историях. Больше того – Уайт не просто констатирует их присутствие, он проговаривает, делает эти властные дискурсы видимыми для тех, кто обращается за помощью. Затем он помогает создать другое пространство, в котором люди сами, сообразно своим ценностям, создают альтернативную историю и следуют альтернативным путям развития.

Когда в первой главе Уайт в качестве примера влияния власти-знания на жизнь людей рассматривает истории Дианны, Дженни, Паулины и Дамиэна, а затем переходит к рассмотрению механизмов современной власти, он не ведет речь о политике в том смысле, в котором мы привыкли воспринимать это понятие. Для Уайта политика – это системы взглядов и убеждений, реализующие технологию социального контроля. Все мы так или иначе поддерживаем властные дискурсы, без этого сложно представить функционирование современного общества, однако полезно задаваться вопросом, как именно эти дискурсы влияют на нашу жизнь и как им можно сопротивляться.

Во второй и третьей главах эта тема исследуется с точки зрения того, как именно терапевт должен и может сопротивляться всепроникающим нормирующим суждениям, каким образом можно их отследить и сделать видимыми для человека, обращающегося за помощью. Уайт предлагает основные вопросы, которые может задать себе нарративный терапевт, выходя за рамки властных дискурсов терапии, применяя при этом термин «деконструкция».

Теория деконструкции была разработана французским философом Ж. Деррида. Суть его подхода заключается в переосмыслении существующих канонов (стереотипов, убеждений) для создания или обнаружения новых или скрытых смыслов. Разрушение стереотипов достигается с помощью разбора их на составные части, анализа их происхождения и контекста. Деконструкцию не следует понимать как разрушение, это выявление противоречий, ведущее к появлению новых смыслов. Применительно к психотерапии деконструкция, по мнению Уайта, состоит в том, чтобы терапевт в первую очередь замечал за собой скрытые проявления превосходства и дисбаланса власти во взаимодействии с людьми, обращающимися за помощью. Замечая их, мы тем самым укрепляем позицию человека, приходящего на терапию, ставим в центр терапии его знания и ресурсы, а не знания терапевта. Таким образом, мы выходим на важнейший для нарративной терапии принцип децентрации терапевта.

Терапевт занимает «неэкспертную позицию», его задача состоит в сопровождении человека, обращающегося за помощью, в создании пространства альтернативных историй, в восстановлении утраченных ценностей, которые затем становятся основой для преодоления сложностей. Однако здесь же Уайт задается вопросом: если истин не существует, если в основе поступка всегда лежит субъективная ценность, как удержаться от релятивизма, от представления о том, что теперь можно все? Ответ кроется в том, что в центре терапии находится человек, но человек в связи с другими людьми, человек во взаимодействии с сообществом.

Таким образом, деконструируя понятие социальных норм, нарративная терапия снова приходит к ценностям социального взаимодействия, однако на новом уровне, учитывая многообразие существующих принципов, норм и нравов. И кажется, что в нынешние времена особенно актуальными и важными становятся слова Майкла Уайта о том, что «возможно, сейчас самое время найти новые способы заявлять о своих принципах, намерениях, целях и ценностях и помещать эти заявления в центр нашего внимания, так, чтобы они ложились в основу нашей жизни и нашей работы. Кажется, настало время вернуть понятия принципов и добровольно взятых на себя обязательств, вместе находить способы помогать друг другу воздавать честь этим понятиям, например, обязательству откликаться на несправедливость, а не следовать каким-то утопическим идеалам».