Читать книгу Воскресший из мертвых - Майю Лассила - Страница 5

Убежав от своего спасителя, Ионни направился к агенту Науккаринену узнать, нет ли у него на примете подходящего имения. Оказалось, что есть. В объявлениях сообщалось, что в районе Тампере продается имение помещика Пунтури. Цена этого имения составляла пятьдесят тысяч марок, но поскольку имение было заложено под ссуду в тридцать тысяч, то от покупателя требовалось всего лишь двадцать тысяч наличными.

А Науккаринен уже слышал стороной, что Ионни выиграл двадцать тысяч, и поэтому подумал, что это имение как раз пригодно для него.

В общем он принялся расхваливать имение, привирая ровно вдвое. Особенно он хвалил лес. В объявлении было кратко сказано, что „лес хороший“, а Науккаринен, как энергичный и умелый агент, не пожалел своей фантазии и сообщил о лесе более обстоятельно.

– Если этот лес продать, – сказал он, – то полностью окупишь стоимость имения, и еще у тебя половина останется. Так что если захочешь, то получишь от этой сделки сто тысяч чистого дохода.

Прищурив глаза, агент посматривал на Ионни, ожидая, что он на это скажет. Но Ионни, крепкий, как бревно, молчал. И только потом, размышляя о лесе, спросил, где находится эта чудо-усадьба. Науккаринен не соглашался дать ему адрес, пока не получит условленного задатка в пятьдесят марок.

Однако Ионни медлил с этим. И тогда агент с невинным видом сказал:

– Ведь этот коммерции советник Лундберг тоже на продаже леса разбогател.

Тут агент принялся закуривать, словно этот коварный разговор не очень-то его занимал. Потягивая дымок из трубки, агент Науккаринен как бы между прочим произнес:

– Да, этот твой тезка состряпал свои миллионы, покупая и продавая лес.

Ионни безмолвно слушал все это. Науккаринен притворно покашливал. Затем, придав своему голосу самый обыденный тон, сказал, сам удивившись своему вранью:

– Ведь вот тоже старик Ионс Лундберг купил на первых порах одно имение… Заплатил за него неполных тридцать тысяч… А потом взял и продал лес, который был при имении… И от этой продажи выручил свой первый миллион…

Тут Ионни начал сдавать. Огромные леса и миллионы были почти что в его руках.

– Да, – медленно сказал он, – миллион у меня быстро накопится, если я начну спекулировать, как посоветовал мне мой тезка, коммерции советник Ионс Лумпери.

Итак, дело было сделано. Ионни уплатил задаток, и Науккаринен дал ему адрес имения. Получив деньги, он все еще продолжал нахваливать его:

– С этого имения потекут к тебе соки-денежки.

Но тут агент, вспомнив наконец, что он еще не сообщил покупателю стоимость имения, с воодушевлением сказал:

– И всего-то-навсего надо заплатить за имение двадцать тысяч наличными.

Услышав это, Ионни заскреб свой затылок. Ведь у него всего-то было две тысячи, да и в тех порядочная брешь. Да, миллионы его, кажется, начали тускнеть. Ионни переспросил:

– Как вы сказали? Всего двадцать тысяч?

Получив утвердительный ответ, Ионни молча опустился на стул, как куль с овсом. Ему показалось, что от него отняли миллионы, которые уже почти что позвякивали в его карманах. Но особенно обидным показалось ему, что он дал агенту задаток в пятьдесят марок.

Науккаринен из вежливости что-то говорил, но в конце концов это ему надоело, и он с нетерпением ждал, когда уйдет Ионни.

Но Ионни долго и безмолвно сидел. И чтобы прервать это безмолвие и ускорить его уход, Науккаринен спросил:

– Ну так как же, понравилась тебе наша сделка? Ионии очнулся. И, не посвятив агента в свои денежные дела, небрежно ответил:

– Сделка наша ничего особенного не представляет собой.

И, уходя, добавил на прощанье:

– Не хитро жить на свете, если имеются крупные наличные деньги.

* * *

Теперь все помыслы колбасницы Лизы были сосредоточены на Ионни. Все больше и больше она убеждалась в том, что совсем не худо бы стать его женой.

Конечно, прямым путем как-то было неприлично свататься самой невесте. Поэтому Лиза наняла Кайсу Нукури, чтоб та скорей подвинула ее дело. Причем Лиза посоветовала Кайсе настроить Ионни на женитьбу только лишь путем намеков и разговоров.

Но Лизина сестра Мари оказалась против всей этой брачной затеи. Она была замужем за портным второго разряда и поэтому считала скандальным иметь в родственниках какого-то босяка.

– Да на что тебе этот босяк? – презрительно фыркнула она.

Лиза вскочила, как ужаленная, и с достоинством ответила:

– А чем он хуже любого мужчины? Слава богу, у него душа есть.

После этого Лиза снова пригласила к себе сваху Кайсу Нукури и просила ее ускорить дело. Однако, беседуя с Кайсой, Лиза ворчала, как бы продолжая спор с сестрой:

– Ничего, дорогая, с двадцатью тысячами Ионни стоит дюжину таких господ, у которых в кошельках всегда пусто.

Лиза была совершенно уверена, что у него двадцать тысяч, иначе она не сказала бы так.

Тем не менее, занятая варкой колбас, она жалобно простонала:

– В моем возрасте, Кайса, и такого заполучить нелегко. Кто я такая? Старая, толстая базарная баба, которую развезло, будто хорошую кучу.

В этих словах слышалось уже презрение к самой себе. Однако сваха не сочла нужным хотя бы из приличия возразить. И тогда Лиза, сердито схватив с огня кастрюлю с колбасами, чтоб слить воду, решительно заявила:

– Как тут ни вертись, а ничего лучшего не отхватишь.

Кайса подтвердила это и, затянувшись из трубочки, солидно изрекла:

– Главное, чтоб это был мужчина, а остальное не так уж важно.

* * *

Кайса Нукури пришла к Ионни, когда тот обедал. Покуривая свою трубочку, она завела с ним коварный разговор о нравственных добродетелях Лизы. Уминая картошку, Ионни ни о чем, конечно, не догадывался.

– Что ж, Лиза, вообще говоря, объемистая штучка, – одобрительно отозвался Ионни в ответ на пышные рассуждения Кайсы.

Видя в этих словах почти согласие, Кайса осмелела и открыто приступила к делу, заявив:

– Уж если богатство свалилось как снег на голову, то пора тебе, Ионни, обзавестись своей женкой.

В ответ Ионни яростно жевал картошку. Кайса не переставая говорила. И у Ионни, наконец, возникло подозрение – уж не является ли Кайса посланницей любви.

Закончив свою трапезу, Ионни спросил:

– Как понять твои намеки, Кайса? С какой именно целью ты расхваливала мне Лизу?

На это сваха ответила уклончиво, чтоб вызвать Ионии на решительные шаги:

– Да нет, я просто так болтала.

Но тут же она не без лукавства добавила:

– Просто подумала – если да, так да, а на нет и суда нет.

Эта фраза, наконец, прочистила мозги Ионни. Расправившись с едой, он встал из-за стола и, поймав нужную мысль, сказал:

– Так вот почему Лиза ухмылялась на рынке. Значит, неспроста эта курочка кудахтала.

Но вслед за этой мыслью мелькнула мысль о двадцати тысячах Лизы. И тогда ослепительный свет блеснул в его глазах. Кажется, опять возникла возможность купить усадьбу помещика Пунтури. И, кажется, опять впереди видна дорога миллионера.

* * *

Дело закрутилось. Лиза хлопотала, точно все уже было решено. Она даже пришла к Ионни на дом, чтобы ускорить развязку.

И тут дома, как и на рынке, она опять прибегла к тем же испытанным приемам лести и нежности, перед которыми не может устоять ни один мужчина.

Именно с этого начала Лиза, войдя в его комнату.

– Ах, этот Ионни, – сказала она, сладко улыбаясь, – вечно он скажет что-нибудь такое… Получи, говорит, с меня с этой тысячной… Ведь скажет же так…

На этот раз Ионни торопился застать агента Науккаринена, и поэтому у него не было времени беседовать с Лизой о пустяках. Натягивая на себя фрак, Ионни со всей решительностью сказал:

– Вот что, Лиза…

Но тут он осекся. Ему хотелось сказать: „Вот что, Лиза, давай поженимся“. Но осторожность не позволила ему закончить эту фразу. И тогда он, торопливо повернув разговор на другую тему, договорил:

– Так сколько у тебя наличными?

На это Лиза не сразу ответила, застеснявшись своей бедности. Но когда она мысленно прикинула к своим жалким двум тысячам еще и Ионнины двадцать тысяч, то у нее получилась изрядная сумма, о которой не совестно было сказать кому угодно.

Однако голос у нее дрогнул, когда она заговорила:

– Ты хочешь знать, сколько у меня наличными? – переспросила она. – Ну что ж, у нас с тобой около двадцати тысяч наберется, если вместе сложить наши деньги.

Ионни мысленно отбросил от двадцати тысяч свои неполные две тысячи. Получалось, что Лиза имеет не менее восемнадцати или девятнадцати тысяч. Довольный этим, Ионни сказал ей успокоительно:

– Ну что ж, и это деньги.

Дальнейших слов не понадобилось, чтоб завершить эту сделку. Но об одном деле Ионни счел уместным предупредить Лизу. Он строго сказал ей:

– Теперь, Лиза, ты должна бросить свою легкомысленную жизнь. Не к лицу тебе будет, замужней женщине, бегать за другими мужчинами.

Лиза стала клясться и божиться:

– Уж если я до таких лет прожила без каких-либо легких приключений, то уж теперь-то это вряд ли случится.

Гордясь своей высокой нравственностью, она более чем хвастливо заявила:

– Уже около сорока лет я с божьей помощью не допустила до себя никаких прегрешений.

У Ионни тоже появилось желание сказать что-нибудь о своей нравственной красоте, однако, торопясь к Науккаринену, он поспешно пробормотал:

– Ну и у меня тоже что-то вроде этого получилось.

И, подтянув ремень потуже, торжественно добавил:

– А если в дальнейшем, Лиза, я останусь вдовцом, то ты будь совершенно спокойна, другую я не возьму вместо тебя.

Это торжественное заявление тронуло сердца обоих. Почувствовав возвышенность момента, Лиза сквозь слезы умиления промолвила:

– Ах, этот Ионни… Вечно он что-нибудь скажет… Они расстались как влюбленные молодые люди.

* * *

Лиза энергично принялась хлопотать об открытии своего магазина. Сначала она решила купить колбасный и кондитерский магазин купца Мойланена. За этот магазин владелец требовал всего девятнадцать тысяч наличными. Но тут опять запротестовала сестра Мари:

– Ну, еще чего придумала – кондитерский магазин!

Досадуя на Лизу, она сердито добавила:

– Ведь твой босяк в неделю сожрет все лакомства в магазине!

Лиза призадумалась. Она сообразила, что сестра, пожалуй, права. И поэтому пустилась в переговоры с Песе, чтоб купить его кожевенный магазин. За этот магазин тоже требовалось не более двадцати тысяч наличными. Так что все, казалось, было в полном порядке.

Ионни еще ничего не говорил Лизе о покупке имения. Он хотел сделать ей сюрприз. Он решил закончить сделку, получить свою прибыль за лес, а затем уже все рассказать. Лиза имела такие же намерения – сразу рассказать обо всем, когда все первоначальные хлопоты будут закончены.

Таким образом, втайне готовились две немаловажные сделки.

Тем временем Ионни обзавелся хозяйством. Он купил отличную двуспальную кровать, за которую заплатил сто марок. Помимо того, он приобрел все прочее, что требуется для счастья двух любящих сердец.

Свою коммерческую сделку с владельцем кожевенного магазина Лиза улаживала с помощью агента Науккаринена. Уплатив ему задаток в пятьдесят марок, Лиза почувствовала себя женой крупного коммерсанта. И уже, кажется, по-настоящему полюбила Ионни.

Рассчитывая на Лизу во всех отношениях, Ионни со спокойной совестью отправился покупать имение.

В Тампере он приехал поездом, но оттуда до поместья Пунтури предстоял еще значительный путь.

И вот в Тампере Ионни свел короткое знакомство с одним человеком по имени Антти Питкянен. Толком никто не знал, что собой представлял этот Антти Питкянен. Одни считали его мелким аферистом, а другие – бездельником.

Худой и длинный, как жердь, он вполне соответствовал своей скромной фамилии.[2] Он высился в базарной толпе все равно как маяк в море. Небольшая голова этого длинного и тощего Питкянена колыхалась над всеми другими головами.

С самого раннего детства он, как говорится, был „нежного здоровья“ и пропивал все, что имел. Вообще он жил словно птичка божья, довольствуясь малым или даже совсем ничем. Иногда он трудился в порту вместе с грузчиками, но чаще всего он посредничал в самых различных делах – добывал людям водку, бегал за колбасой и выполнял поручения всяких мошенников, не принимая, правда, участия в их мошеннических проделках.

В сущности говоря, он, как и Ионни, был невинный младенец, дитя водки, безмятежная поднебесная птичка.

Но для полиции Тампере он был такой же обузой как Ионни для полиции Хельсинки.

Ионни познакомился с ним в трактире. Он заинтересовался таким ростом и худобой. С ребяческим любопытством он подошел поближе к Антти Питкянену и приветливо ему сказал:

– Щедрой мерой отпущена тебе длина за счет, должно быть, твоей толщины.

– Уж чего-чего, а этого хватает, – добродушно ответил Антти. И на этом состоялось их знакомство.

Ионни с любопытством спросил его:

– А ты кем будешь, вообще-то говоря? Не из буржуев ли?

В ответ Антти стал рассказывать о всевозможных способах заработать себе на пропитание. И свой рассказ заключил словами:

– Давным-давно я был бы богатым буржуем, если б не пил.

И тут он стал хвастаться своими заработками. Не далее как на прошлой неделе он за одну небольшую услугу получил целых пять марок и бутылку водки. За пустое дело – помог одному помещику продать лес. Этот помещик с его помощью выгодно продал свой лес одной конторе под названием „Лесное товарищество“.

Ионни сразу смекнул, что этот Антти отлично пригодится и ему. Ведь агент Науккаринен ясно сказал, что на одном только лесе усадьбы Пунтури можно смело заработать сто тысяч. И вот теперь с помощью Антти он, кажется, уже нашел себе покупателя – лесную контору. Вскоре Ионни и Антти, эта пара невинных голубков, были уже неразлучными друзьями. Антти без всякой корысти тотчас согласился дать Ионни адрес „Лесного товарищества“. По этой причине угощая своего нового друга, Ионни откровенно поведал ему о своих делах.

– Раньше я был гол как сокол, – сказал он. – А нынче на всех парусах иду к богатству. Сперва в лотерее выиграл пару тысяч, а потом выгодно женился – получил приданое в двадцать тысяч. И теперь огромный лес продаю.

Под выгодной женитьбой Ионни разумел свою историю с Лизой, а под огромным лесом – лес усадьбы Пунтури.

В общем Ионни вполне раскрыл свое сердце новому другу.

– Всю жизнь приходилось искать и искать, – сказал он. – Сначала искал одно, потом другое. А на этот раз охочусь только за богатством.

Кроме трактира и рынка, друзья побывали еще в порту Тампере. И здесь Ионни, вспомнив о рынках и пристани Хельсинки, воспел их шумную жизнь. Ведь здесь, в Тампере, все казалось бедным и жалким в сравнении со столичным изобилием. Ионни впервые покинул родные места и теперь, как ребенок, затосковал.

Некоторое время он сидел молчаливый и задумчивый, но потом, вдруг настроясь на поэтический лад, сказал ни с того ни с сего:

– Да, дети Израиля питались манной небесной в дремучем лесу.

Но эта библейская тема тут же иссякла, и Ионни добавил прозаическим тоном:

– Но более всего мне по душе вот какое учение: уж если у тебя есть товар, то его надо на рынке продать.

Антти Питкянен, не проронив ни слова, слушал эти поэтические речи Ионни. И в его слабую душу наиболее глубоко запали слова о выгодной женитьбе. На этот счет он так высказался, когда Ионни закончил говорить:

– Человек только тогда может прилично пожить, когда у него женка богатая.

В общем Антти обещал Ионни помочь во всех его коммерческих операциях, а тот в свою очередь обещал вознаградить приятеля за его посильные труды. А пока что Ионни щедро напоил Антти. И даже настолько, что тот не почувствовал перемещения своего тела в полицейский участок.

На этом друзья расстались, не предполагая конечно, что судьбы их в дальнейшем так тесно переплетутся, что даже и в потусторонней жизни у них будут общие происшествия.

Ионни отправился в путь по направлению благословенных земель Пунтури. Антти же, пропив все, что у него было, долго вспоминал нового друга и его поэтические разговоры. Наиболее часто ему припоминались речи о богатстве, связанном с женитьбой. И даже как-то раз, выпивая в шайке мелких мошенников, он глубокомысленно произнес:

– Мужчина может лишь тогда весело поплевывать, когда ему удастся выгодно жениться.

Глубина этой мысли утомила его воображение, и он замолчал, свесив свою голову на длинной тонкой шее. Друзья, увидев его в таком томном состоянии, шутливо сказали:

– Антти затосковал. Надо подыскать ему невесту.

* * *

Однако давайте вертеть наш рассказ дальше.

Усадьба помещика Пунтури имела свою сложную предисторию. Господину Пунтури как-то понадобились деньги. И он, под залог своего леса, занял некоторую сумму у лундбергского агента по лесным делам. Этот долг и вдобавок прежняя ссуда по имению весьма обременяли господина Пунтури. И поэтому он решил продать свое поместье.

Ионс Лундберг, узнав, что поместье продается, прислал письменный запрос о цене. Пунтури ответил. Сумма эта показалась Лундбергу не слишком большой, но все же он пока медлил, выжидая, когда денежные затруднения заставят господина Пунтури еще более снизить цену.

Однако это молчание Лундберга господин Пунтури расценил иначе. Он со дня на день ждал человека от Лундберга для совершения сделки. Сам он не был знаком с Лундбергом, но много слышал об его жадности. Он слышал, что этот богатейший человек был скуп до предела и, имея миллионы, ходил чуть ли не оборванным.

Здесь в провинции агенты много болтали всякой чепухи об этом богатом чудаке. И даже кто-то сложил комическую песенку о нем. Эту забавную песенку многие распевали. В ней с едкой насмешкой говорилось, что скряга Лундберг носит лохмотья, а не штаны. Конечно, это было преувеличение, ибо брюки Ионса Лундберга были обычно только поношены и потерты, но еще далеко не представляли собой лохмотьев.

Неудивительно поэтому, что в доме господина Пунтури имелось весьма своеобразное представление о коммерции советнике и в особенности об его костюме.

Так что когда Ионни благополучно прибыл к Пунтури, тот не без волнения воззрился на него. Эти чертовски рваные брюки, эти грубые, заскорузлые башмаки, цилиндр и старый потертый фрак в высшей степени поразили помещика. И вдруг догадка осенила его – перед ним, быть может, сам коммерции советник Лундберг, или, как в народе произносили, – Лумпери?

Ошеломленный хозяин долго молчал. И Ионни, закурив, начал беседу, сказав:

– Обширная у вас избушка.

Почтительно изогнувшись перед богатым гостем, Пунтури в ответ забормотал вежливые фразы. Но Ионни прямо его спросил:

– Так, значит, продается ваша усадьба?

Чтоб не продешевить, Пунтури не сразу признался в этом. Он уклончиво ответил:

– Лично я не хочу продавать, но моя семья что-то поговаривает об этом.

Ионни настойчиво переспросил о продаже, и тогда господин Пунтури, как бы уступая желанию покупателя, согласился на это, но поинтересовался в свою очередь:

– Ас кем я имею честь беседовать?

Ионни, чтоб прибавить себе коммерческий вес, задумал сослаться на свои большие знакомства в этом мире, и поэтому он сказал:

– В Хельсинки проживает некий коммерции советник Лундберг. Быть может, вы знаете его?

Пунтури утвердительно воскликнул:

– Как же не знать коммерции советника! К сожалению, лично я с ним не знаком, но слышал о нем много лестного.

– Ну, так вот я… – начал было пояснять Ионни, но запнулся, потому что его мысли повернули в другую сторону. Не договорив начатую фразу, он махнул рукой и произнес нечто совсем иное:

– А, да что там говорить об этих советниках и высоких чинах! Все мы, как говорится, простые смертные.

Теперь Пунтури окончательно уверился, что перед ним коммерции советник Лундберг. Ему даже понравилось, что этот советник так скромно говорит о высоких чинах. Какой это, в самом деле, простой, не гордый человек! Господин Пунтури почувствовал к нему искреннее расположение и с душевным волнением сказал:

– Да, тут чины не помогут, когда придет время держать ответ перед всевышним творцом.

Засим Пунтури, елейно вздохнув, прибавил:

– Лично я считаю, что те люди истинные богачи, кто не бахвалится своим золотом и чинами.

Этим он, конечно, хотел польстить Ионни. И, польстив, он начал усиленно обхаживать и угощать Ионни, как долгожданного покупателя и богатого кредитора.

В разговоре Пунтури, между прочим, описал прелести деревенской жизни. И это вдохновило Ионни сказать о прелестях жизни в городе.

– У нас тоже ничего себе жизнь! – воскликнул Ионни. – Пароход за пароходом подвозят товары. Едва успеваем их разгружать. Даже удивительно, что магазины вмещают в себя столько товаров.

Полагая, что речь идет о собственных магазинах и товарах „коммерции советника“, господин Пунтури смиренно произнес:

– Всевышний сам знает, кому в изобилии отпустить и то и другое.

Вся семья господина Пунтури, узнав, что в их доме находится такой высокий гость, взволновалась больше, чем сам хозяин. Все ходили на цыпочках и прибирали комнаты в честь богатого коммерсанта, чьи пароходы то и дело подходят к Хельсинки и чьи товары уже не вмещаются даже в самых больших магазинах.