Читать книгу Дождь - Меган Хорхенсен - Страница 2

Глава первая. Алиса. Латвия

Каноэ было настоящим – вырубленное из цельного ствола дерева, без единого гвоздя, обшитое изнутри медвежьей шкурой. А река казалась игрушечной, ненастоящей, как и вся уютная страна, которую Алиса даже на карте не сразу нашла, когда её предложили пройтись маршрутом третьей категории по короткой речке в махонькой экзотической республике, хоть и европейской, но спрятавшейся в пестроте географических карт так, что с первого раза и с лупой обнаружить не удастся.

Река, хоть и игрушечная, однако спешно несущаяся между невысокими, но отвесными скалами, рыскающая по сторонам, забрасывающая в лодку снопы брызг, не позволяла отвлечься ни на мгновенье.

Вот уже пять лет прошло с того дня, как Роб уговорил Алису провести первый совместный отпуск на лодке, спускаясь от истоков до самого устья по какой-то богом забытой северной канадской реке. На следующий год они сплавлялись по симпатичной португальской речушке. Затем съездили в Анды, затем в Аппалачи.

А прошлой зимой, Роб, краснея и мучаясь, объяснил, что он к Алисе очень хорошо относится и надеется, что они могут оставаться друзьями, но жизнь есть жизнь…

Роб вежливо попрощался и ушёл, а любовь к рекам осталась.

Через полгода, в апреле, позвонили друзья из клуба, рассказавшие об интересной речке Амата, длиною в каких-то пару десятков километров, но сноровистой, устраивающей неожиданные засады из мелких водоворотов и отполированных глыб, прячущихся в сантиметре от пенистой поверхности.

На берегах речушки притаились очаровательные старинные постоялые дворы, в которых нарядные поселянки подают на столы оленину в брусничном соусе. Вечерами гости рассаживаются у огромных костров, любуются звёздами, пробуют десятки сортов местного пива, слушают журчание реки, предвкушают завтрашние приключения.

И совсем неподалёку – в часе езды, живёт Рига – старинная столица доброй тихой страны, город с готическими пиками соборов, улицами, вымощенными булыжником и разноцветными домиками.

**

Отправиться в поход Алиса согласилась сразу, не убоявшись грустных воспоминаний. Наоборот. Подумалось, что, может быть, вынырнет из черноты ночи симпатичный латыш, присядет рядом на брёвнышке, улыбнётся, прикурит сигаретку от выхваченной из костра веточки и спросит что-нибудь банальное: о погоде, о том, откуда Алиса приехала, нравится ли ей здесь…

Хотя, вряд ли деревенский парень по-английски разговаривает? С другой стороны, а почему бы и нет? В латышских школах, наверно, иностранные языки изучают? Или нет? А дальше? Дальше пока Алиса не заглядывала.

**

Лодка подскочила на притаившемся камне, вздыбилась и встала, как вкопанная. В корму настойчиво стучало течение, но днище только царапало отшлифованный камень и сойти с мели никак не получалось. Алиса оттолкнулась веслом, попыталась ещё раз, ещё и поняла, что застряла всерьёз. На глазах выступили слёзы – и от отчаяния, и от злости на себя саму, и потому, что со дня разрыва с Робом слёзы наворачивались сами по себе по любому поводу.

Без устали орудуя вёслами промчалась мимо знакомая немецкая пара – миловидная хрупкая брюнетка, совершенно не похожая на типичных немецких фрау, и муж – огромный краснолицый парень. Жили они в том же постоялом дворе, что и Алиса, и накануне вечером парень на спор, под аплодисменты публики и под аккомпанемент местных музыкантов, съел в одиночку кус мяса размером с половину скоблёного дощатого стола.

Немцы помахали и умчались в облако брызг, в очередной поворот.

Оставалось надеяться, что кто-нибудь из следующих гребцов, не справившись с управлением, врежется в корму и сорвёт каноэ с каменистой мели. Иначе придётся выпрыгнуть и, стараясь не поскользнуться, толкать лодку изо всех сил. И тут же, как только каноэ сойдёт на чистую воду, вновь запрыгивать в неё, пытаясь удержаться на ногах. Не ждать же инструкторов, замыкающих парад боевых кораблей. Вечером те не преминут на своём простом, но доступном английском, разобрать при всех ошибки неудачника. После этого до полуночи придётся терпеть шутки оравы туристов из пары десятков стран.

**

Алиса посмотрела наверх, надеясь на спасение с небес. И усмехнулась с грустной иронией – действительно: небо всегда её спасало. И когда мама умоляла не губить себя, не идти на астрономический факультет. И когда Фрэнк исчез на следующий день после того, как Алиса призналась, что хочет сына, такого же статного и весёлого, как Фрэнк. И когда Алису не хотели утверждать на пост руководителя группы ночного наблюдения в Королевской Эдинбургской Обсерватории. И когда Роб вежливо попрощался, пожав плечами и сказав, что жизнь есть жизнь, ничего не поделаешь.

Небо спасало всегда. Потому что всегда можно забежать в огромный круглый зал на первом этаже обсерватории, кивнуть на бегу охраннику, который, снисходительно улыбаясь, разрешительно машет рукой, заметив, как Алиса судорожно копатется в сумочке в поисках пропуска, в очередной раз затерявшегося среди помад, ножничек, карандашей и тампонов.

Заскочить в лифт, проскользнув в закрывающиеся двери. Поздороваться односложно с коллегами, выскочить на своём этаже, промчаться вихрем в зал наблюдения, по пути забросив в кабинку пальтишко, никак не спасающее от пронзительных шотландских ветров. Сделать шутливый книксен степенно проходящему мимо главбуху, напялить белый лабораторный халат, не попадая в рукава и тихонько поругиваясь от нетерпения.

Подбежать к креслу, рухнуть в него, сбросить туфли и уставиться в черный экран, по которому пробегают, лихорадочно сменяя друг друга, колонки цифр. И ощущать кончиками пальцев, кожей, сердцем, как Вселенная ей, Алисе, открывается. Только ей, только с этого момента, только после того, как Алиса в кресле расположилась. И открываться будет, тайны мироздания показывая, не отвлекаясь ни на секунду на остальных представитей рода человеческого, до той минуты, как Алиса потянется, покинет кресло, наполненная приятной усталостью, и подмигнёт на прощание экрану: – «До завтра, дорогой.»

В последний раз, впрочем, было не «до завтра», а «до встречи через три недели, давай отдохнём друг от друга, я тебе верю, никому ты тайн не доверишь, не раскроешь, пока я на лодочке катаюсь в стране у далёкого моря».

Фрэнк, Роб, американец Ник, Шануман из Индии, ещё кто-то там, кого и не упомнишь, – да бог с ними, со всеми. Пусть исчезают, фыркают, раскланиваются на прощание. Небо, оно всё равно одно. Небо всё равно не предаст. Не умеет небо предавать.

**

Улыбаясь, Алиса любуется облаками. Июльское солнце сверкает. Река урчит. Брызги на мокрое лицо падают. Сосновые ветви раскидистые чуть ли головы не касаются. Откуда-то голоса доносятся хохочущие. Визг гребцов, крики на непонятных языках. Застрявшая лодка по камню волочится. Вода вокруг лодки коричневая, но под солнышком блестит. Листики, кусочки коры, веточки кружатся, плавают. На губы свежие капельки попадают – холодны на вкус, приятны.

Инструктор на берегу стоит, пальцем на Алису показывает, улыбается понимающе: – Я ведь предупреждал про коварное место, не слушала, со шведом белобрысым болтала? Вечером смеяться над Алисой станут. Беззлобно, с добротой смеяться. И сама она смеяться будет. Сначала похмурится нарочно, чтобы не очень-то расходились, а потом не выдержит, расхохочется. Потому что небо не предаёт, но и на земле тоже хорошо бывает.

А в небе вертолёт летит. Высоко летит, мотора не слышно. Хотя, возможно, потому не слышно, что шум воды мешает. Сквозь ветки сосновые видно, как вертолёт разворачивается и начинает спуск. Ниже по течению, километра два от того места, где Алиса на камне застряла.

Не санитарный вертолёт? Не случилось ли чего с кем-то из друзей-соперников? Не хотелось бы такой тёплый день ломать. Во всех отношениях тёплый – и солнышко согревает, и внутри тепло, спокойно. Никаких предчувствий нехороших.

Вряд ли санитарный. Цвет защитный, на борту круг бордово-белый, а не красный крест. Военный вертолёт. По своим военным делам летает. Мужчины в войну играют. Любимое их занятие, если не считать ухаживаний за женщинами, да и то, как сказать, с каждым годом всё меньше мужчины за женщинами ухаживают, им и друг с дружкой всё чаще неплохо.

**

…Перевалив через полутораметровый порог, плюхнулась метрах в десяти от каноэ Алисы большая двухместная лодка, несущая двоих крепких парней.

Гребцы Алису углядели. Передний что-то прокричал, полуобернувшись, и ребята налегли в унисон на вёсла, развернули лодку, ловко выровняли, не зачерпнув ни пригоршни воды, и нацелились прямо на каноэ.

Алиса еле успела собраться в комочек, чтобы не вылететь в воду при ударе, как ребята уже стукнули в корму, да так, что каноэ сорвало с камня и бросило метра на два вперёд. Алиса и поблагодарить спасателей не успела, не то, что разглядеть их толком, как те уже скрылись за поворотом. Оставалось только догонять.

Через километр деревья поредели, помельчали, сосны сменились ельником, а затем, река резко, не предупреждая, стала шире раза в три, течение почти застыло, камни остались позади, а по берегам раскинулся зелёный луг. На одном берегу паслись бурые коровы, а на другом, возле самой кромки воды, примостился тот самый вертолёт, около которого стояли небольшой кучкой два пилота – оба в военной форме, и двое гражданских. И хозяин постоялого двора тут же, того самого, где Алиса ночует вот уже трое суток и ещё недельки две провести собирается.

Завидев Алису, владелец гостиницы кричит, руками машет. Зовёт. И остальные засуетились, тоже руками машут. Один даже подпрыгивает от нетерпения. Зачем зовут? Чего хотят?

Течение совсем встало, ушли завихрения, погасли водовороты. Теперь с веслом управляться легко, лодка ракетой к берегу идёт. Не успела к бережку подойти, как военный человек спрыгнул в воду, почти по колено, борт придержал, руку подал, помог на берег сойти.

Алиса насквозь промокшая стоит, запыхалась после гонки.

Лодка к берегу прислонилась, тоже отдыхает.

Девушка волосы мокрые со лба рукою откинула, глянула на людей и только тут вдруг поняла, что это её встречают. Потому что смотрят пристально, удовлетворённо, дождались, не ошиблись, опознали в проплывающих туристах, перехватили.

А больше Алиса ничего и подумать не успела, потому что один из гражданских поклонился вежливо и представился:

– Эндрю Уотсон, Первый секретарь посольства Её Величества.

И опять она даже сообразить не успела, почему это её Первый секретарь, второй после посла человек, встречает, потому что господин Уотсон продолжил:

– Вы Алиса Клеменс?

Даже не спросил, а произнёс утвердительно, не сомневаясь в ответе.