Читать книгу Проклятие Крылатых. Цена мира - Mel RedWolf - Страница 3

Казнь свершилась и этот факт уже было не отменить. Не исправить, как и не унять боль, что сотрясала разум. Словно в состоянии парестезии, Дорэль пребывала прежде, не ощущая всей бушующей лавины чувств, а теперь она накрыла. Слетела маска наследницы правящего рода, открыв Дорэль ее отражение – слабой, полной раскаяния о содеянном, жалкой, ведь она не могла простить себе сделанного. Даже не могла представить, как придется смотреть матерям в глаза. Сама себя презирая, дурфа хотела оказаться на месте Ларвэль, но другая часть говорила об обратном. Где-то отдаленно в разуме еще теплился луч трезвого мышления. Он то, как сухой голос наставницы, говорил, что все было сделано правильно, что Дорэль жива и это хорошо. Более того, ей нужно жить, ей нужно вести свой народ к миру, закончить начатое и искупить свои грехи в становлении достойной правительницей.

Но слабость духовная говорила за себя. Оставшись наедине с новым ударом судьбы, наедине со своей утратой, как сестры Ларвэль, одной из своей семьи, Дорэль потеряла контроль. Ведь сейчас ушла та, кого любили. Это ведь была девочка, кого Дорэль помнила с самого маленького возраста. Помнила, как водила ее за руку, как вместе сбегали с уроков, как эта сестричка радовалась мелочам – бабочкам, птицам, кошкам. Ларвэль ведь не всегда была алчной до власти. В юности девушка очень тянулась к простому, живому, теплому, нежному. Сама, как лучик, она согревала Дорэль своим взглядом, а теперь…

Перед глазами принцессы зависло другое видение. Остекленелый взгляд родных глаз, такой чужой, неестественный, дикий. Угасающая ненависть и хрип «ты ужасна». Да, Дорэль чувствовала это. Она ужасна. Дхаргски ужасна от того, что не смогла спасти, забрала жизнь своей сестры и ее кровь навсегда въелась в плоть той, что поведет народ дальше. Только бы хватило сил… А их не было. Хоть печать уже утратила действие и крылья, и магия теперь были подвластны принцессе как прежде, но их не было. Сил сделать шаг вперед, взглянуть в будущее с улыбкой и верой, что все наладится.

Хотя было за что жить. Дорэль ждал впереди теплый лучик надежды, само воплощение Небесной, принявшее облик бескрылой, но в том, что она – сам дар богини, Дорэль не сомневалась. Уже ряд чудес доказал, что если не по воле Небесной, то только по дару свыше, баргустка свершила столь многое: сохранила жизнь Дорэль и показала ей другую возможность, нежели тропа войны, вынесла жестокое наказание, что ее не сломало и возвысилась над кланом, как достойнейшая, не в расцвете своих сил, а раненая. Принцесса не хотела и не имела воли противиться чувствам, что крепли с каждым днем, с каждой каплей, иссушая сомнения, что обеим суждено изменить жизнь народов. Стать началом нового мира, где крылатые и бескрылые будут едины и дополнят друг друга в равенстве.

Вот только зверь – тревога грыз нутро, что обливалось кровью. По щекам принцессы текли слезы, но они не спасали. Они чувствовались только бесполезной влагой, что солью покрывала раны, заставляя их чудовищно болеть. Как это выдержать? Как не умереть?

Дорэль с радостью бы сейчас подставила голову под клинок, чтобы перестать думать о последствиях. О том, как взглянет в глаза Лоры и скажет, что больше нет Ларвэль. Что она больше никогда не обнимет старшую сестру. Что та, кому Лора и Ларвэль безгранично доверяли, убила ее. Забрала жизнь, будущее, амбиции. Все.

Мысли убивали не хуже клинка, но отличались тем, что не могли отнять жизнь так буквально. Никто не умирает от мысли, если не доходит до действия. Пока же принцесса сидела в своем шатре и выла, словно раненный зверь. Кричала душой, но этот крик никто бы не услышал, так как в горле стоял ком и ладонь сжимала губы, не позволяя голосу разойтись в силу. Черные крылья избранницы крови – правящего рода, теперь казались тяжелыми, тяжелее гор, они прибивали к земле, чужие и естественные одновременно. Принцесса еще помнила время без них, когда их не хватало, но сейчас даже без них могло быть легче. Хотя бы на время забыть, что только Дорэль суждено вести крылатых вперед.

Ведь сейчас Дорэль ужасно не хватало поддержки. Девушка помнила, как прежде ее успокаивали руки баргустки, как в них можно было забыться, но стыд и кровь, что впиталась в руки и, казалось, не могла смыться даже пятью ведрами воды, мешали обратиться к ней. Тем более, что она теперь царица клана Воздуха. Ее мнение также решит вопрос – быть миру между дурфами или нет. Вероятно, ему получится заключиться, даже если не согласятся все кланы, но Дорэль хотелось верить, что избранница откроет объятия для крылатого народа, как прежде открыла сердце для тепла, уюта и заботы о принцессе этого вида в Скрытых Клинках.

Как с неудачами справлялась прежде Рефаль? Сейчас Дорэль с трудом могла предположить это, ведь раньше мать, зачавшая жизнь, рассказывала немного о прошлом, и ее лик становился хмур и печален, порой в глазах четко просматривалось осуждение, вероятно, собственным поступкам былых лет. Но у Рефаль была Анор. Мягкая, нежная и чуткая. Ее тепла и света хватало не только, чтобы развеялись тучи ненастий, но и чтобы осветить будущее, принести свет новой жизни и радости родительства. Возможно, Дорэль сможет забыть горести в будущем также?

Дорэль терялась в горе и не могла совладать с ним. Когда буря чувств взяла верх и была готова растерзать дурфу, брюнетка рванулась прочь. Почти не обращая внимания в ночи кто попадался на пути, а таких было немного, учитывая разрастающийся шум и огни в стороне расположения баргустов, Дорэль нашла приют у Улии. Не знала молодая посол, что принцесса в запале чувств дойдет до такой прихоти, чтобы потревожить вещи своей подруги. Еще меньше могла бы подумать, что она решит опустошить ее священные запасы алкоголя, что Улия держала на самый край, когда затоскует в походе и решит скрасить вечер после тяжелого трудового дня за вкусным дорогим вином. Но сейчас для Дорэль алкоголь был не отравой, а средством успокоения души, что возвращало разуму хотя бы временный покой.

Хоть посол и хранила свою «драгоценность», тщательно спрятав от посторонних, отыскать столь необходимые бутыли с напитком Дорэль не оказалось сложно. Также не много времени и сил ушло на то, чтобы найти ткань, в которую удалось завернуть бутыли, прежде чем покинуть палатку. Принцесса вернулась в свой шатер, спрятавшись в тени. Прежде там сидела Ларвэль, после покушения. Сейчас этот факт вызывал нервный смешок, который удалось заткнуть терпкостью виноградного букета.

Как ледяная вода остужает ожоги, так и градус напитка ударял по раскаленным нервам, расслабляя их. Постепенно осушились слезы, словно исчерпались сосуды тревоги, перестал срываться голос и затих внутренний крик. Нет, боль еще жила. Девушка чувствовала ее внутри, но раз она могла помолчать и дать передышку, за нее Дорэль была благодарна Небесной, раз она создала способ ее приглушить. И раз лекарство от боли было, принцесса позволила себе впитать столько, сколько вмещало нутро. Теперь Дорэль можно было застать с осушенной бутылкой крепкого вина и второй, которую только-только откупорили, пригубив. По подбородку от линии плотно сжатых губ тянулась тонкая струйка виноградного напитка.

Ларвэль. Её участь после падения была всем известна, но лишь единицы стали свидетелями того, как наследница придала огню тело сестры. Изменница не могла рассчитывать ни на оплакивание, ни на церемонию прощания, положенную наследникам рода правящего дурф. Пепел развеяли по ветру и лишь после этого темноволосая вернулась к лагерю. Сейчас мысли об этой утрате только пульсировали тупой болью. Дорэль перебралась за стол, на стул, ощутив легкое головокружение, правда тело шаталось сильнее, нежели ощущалось. Придерживаясь за твердую поверхность походного стола, принцесса устроилась за ним, поставив бутыль с недовольным звоном стекла.

Что делать дальше? Идеи как-то странно, словно испуганные птицы, разбежались кто куда. Раньше их было много. Дурфа даже думала о смерти, а теперь она даже не рассматривалась, но идти вперед тоже не хотелось. Совсем. Оставалась только одна, кто бы не отказал сейчас принцессе в тепле, радушии и ласке, кому бы Дорэль все-таки посмотрела в глаза не смотря ни на что – сестра. Слишком милосердная, милая маленькая дурфа, крылатая сестра, в чьих объятиях могли забыться также, как и в объятиях жизнь подарившей. В её объятиях черпала силы крылатая. Этот лучик маячил впереди через мрак горя.

К моменту, когда Дорэль надумала искать младшую, кое-как поправила волосы и застегнула подрагивающими пальцами рубашку, вернулась Улия, что выполняла приказ принцессы. В лагере ведь было очень мало дурф не только из-за суда, не только потому что часть крылатых по своей воле осмелились взглянуть на быт бескрылых, но и потому что они, дурфы, имели возможность исцелять, а Дорэль всех, кто был свободен, кто может лечить, отправила в лагеря баргустов, чтобы помочь с раненными. И теперь посол сопроводила до места отдыха воротившихся целительниц из расположения баргустов. В её руки и впихнули два бутыля вина, которые сама темнокрылая опробовать не успела.

– Улия, верну вино, когда будем дома.

Новость ударила по дурфе сильнее, чем если бы приложили дубину. Посол даже отшатнулась, но далеко не от алкогольного духа, что шлейфом сопроводил принцессу, а от ее слов. Как такое вообще произошло? Дорэль залезла в её шатёр? Вот так просто наплевала на личное пространство подруги и в вещах ее рылась? Не будь Улия дипломатом, девушка бы тут же вспыхнула праведным гневом и устроила бы взбучку подруге, но все же было несколько факторов, что ее удерживали от этого: во-первых, Дорэль принцесса, а сюзерен может быть варваром, деспотом, узурпатором, во-вторых, принцесса слишком многое пережила за короткий период, что ее срыв можно было ожидать, хотя Улия не предполагала, что он обретет именно такую форму.

– Пошли, нам надо к Огненной. Я выжила и теперь пора сказать ей спасибо за наставления.

Раздосадованный от обиды взгляд светловолосой опустился к двум одиноким бутылям в руках и в пору было бы взреветь и спрятаться от того, кто посмел так сильно ранить, посягнув на самое святое. Но разве могла она так вот просто отпустить Дорэль одну, да ещё и в таком состоянии, когда перед глазами плыло, а извернуть всё выпитое могли в любой момент, не говоря уже о том, что наследница могла и поздороваться с прогревшейся за день землей.

Как бы там ни было, а сделанного не воротишь, да и смутно, но светлоокая посол припоминала своё обещание Огненной об угощении. Распить хорошее вино можно было и в одиночку, но истинная прелесть его раскрывалась лишь в правильной компании, а в том, что царица самый подходящий для того вариант сомневаться не приходилось.

Путь занял не так много времени, а от полёта принцессу удержала всё та же Улия, что предложила пройтись, дабы алкоголь чуть выветрился, а разум несветлый протрезвел. Так, спрятав сосуды с напитком в сумке, девушка придерживала подругу за рукав рубахи, но не более, сжимая ткань большим и указательным пальцами. И непонятно было, то ли эта крылатая так субординацию поддерживала, то ли в ней всё ещё обида говорила клокочуще.

Яркие огни Яростной привлекали к себе все взгляды, включая и восхищенную милосердную, что в своих глазах таила всё звёздное небо. Каждый огонек отзывался тысячей бурных всплесков неподдельного восторга, бурлящего где-то внутри. Но и тут, в лагере дочерей Воздушной, где найти выход было куда проще, чем прежде в городе, руки Каски не отпускали. Её всё также крепко сжимали, словно воительница могла легким ветерком ускользнуть и оставить крылатую. Нет, такое нельзя допустить. Тепло, что всё это время сопровождало её везде стало настолько привычным, что даже мгновение разрыва рук заставляли иначе смотреть на происходящее вокруг. Рядом с Каской Лора ощущала себя далеко не маленьким несмышленым ребёнком, а крылатой, которую заботливо оберегают от всех напастей и страхов этого мира. Так и теперь мягкая улыбка коснулась нежности губ.

– Как танцуют воительницы клана Воздуха? Мне кажется, это должно быть очень красиво! Так не терпится!

– Ты все сама увидишь, милосердная. Вон когда начнутся танцы, все будет замечательно. Вот только сперва, скорее всего, будет прощание с прежней царицей.

Предупредила Каска, а лицо девушки посерело. Еще бы, не часто бывают такие ситуации, когда хоронят цариц. Только сейчас Аллен подняли на добрых десять метров по столбу из бревен. Царица – не обычная воительница и в прощании возвышалась над шатрами. Слушающие Ветра отпевали мантры, ведуньи клана танцевали замысловатые танцы – тоже своего рода обращения к Великой через движения тела, в которых даже через жесты обращали ее волю к той, что уходит в объятия богини, опутывая ветрами ее тело, обернутое в церемониальную шаль.

На площади скоро оказались Каска с Лорой, а с другой стороны площади Огненная с царицей Воздуха. Аэль старалась держаться уверенно, хотя тело девушки обдувал ветер так, что каждый шаг сопровождался неуверенным укачиваем. Милосердные постарались вернуть Аэль утраченное в испытании, но впереди был долгий путь восстановления и новая дорога к набору сил и мощи воинской удали.

– Жаль, что без этого было не обойтись.

Тихо произнесла баргустка. Аллен до сих пор не вызывала у Аэль ненависти. Даже за те удары плетьми. Богиня выразила свою волю и Аэль пришлось сделать это – убить прежнюю царицу. Теперь же Воздушная не могла утаить скорби, открытой и искренней печали за уход сестры клана. Взгляд огнеликой тут же оказался на голубых глазах Аэль, в которых взыграло пламя, устремившееся к телу царицы.

– Кстати об этом, Аэль, как ты решилась на бой с царицей?

Спросила Фаврир максимально тихо. Огненная ведь собиралась прежде обсудить с Аэль многие ее поступки, но из-за состояния девушки, разговор был прерван и отложен на неопределенный срок. Сейчас говорить о всех волнующих вещах не было удобно, но многие воины и почти все ведуньи стояли перед Аллен, приложив кулак к груди. Их внимание обратилось к прежней царице, а значит Огненная могла узнать, что пожелает. Каска так же дополнила строй с этим жестом.

– Такова воля Переменчивой.

Коротко ответила Аэль, созерцая то, как пламя пожирает древесину и добирается объятиями тепла к царицей, вознося Аллен к небу.

– Это немного печально…

Тихо отозвалась Лора и повернулась к Каске, изучая лицо воительницы, стоило им появиться на площади, а шаги сменились остановкой и лицезрением подготовленной процессии.

– Да, но не хорошо это печалиться, когда столь великая личность, как царица, уходит в объятия Великих. Это честь, которой удостаиваются лучшие, тем более быть ближе всего к Переменчивой и возглавлять ее охоту.

Заключила Каска, не сводя глаз с возвышающегося костра, что поднимался в небо и уносил теперь тело Легкой к Великой. Казалось, вместе с огнем, заботливые руки поднимают тело бездыханной под свою опеку.

– Каска, мы обязаны потанцевать! Как только прощание с Царицей пройдёт и Великая заберёт её к себе.

Осторожно попыталась отвлечь баргустку крылатая, даже потянув ее на себя, как маленький ребенок, что выпрашивает исполнение своего каприза. Лора пыталась улыбаться Каске, ведь так пыталась согреть ее улыбкой.

– Конечно мы потанцуем, Лора. Зачем же еще приходить на танцы? Да и обидно будет не танцевать, когда пьют только уставшие от пляски.

Ответила воительница, чьи светлые волосы вновь бросило в лицо, но баргустка не спешила их поправлять, не смея отвести взгляда от уходящей от клана царицы.

Лора опустила взгляд на скрепленные между собой руки, после чего всё же приблизилась в один шаг, стоя теперь совсем близко. Свободная рука, хрупкая и тонкая в кисти, точно не для меча, да и на роль ремесленницы с такими не подходила. Разве что лечить, нежно касаться, обнимать и воспитывать гутов они были пригодны. Так и сейчас худенькие пальчики подцепили светлые прядки, заправляя за ушко и приоткрывая лицо в своём легком касании.

– Но почему же вы тогда грустны? Царицу встретит Великая, а на вашем лице я вижу лишь скорбь.

Тихо закончила целительница и отстранила руку от лица Каски, убирая её за спину и сжимая ту в слабый кулак от внезапно появившегося и растекающегося тепла от подушечек пальцев, что задели светлые волосы.

– Это ведь Царица! Милосердная, сегодня мы провожаем царицу!

Упрямо ответила светловолосая, взглянув печальным, почти что волчьим взглядом, того, который сейчас же завоет по собрату. Но девушка не взвыла, а только глазами провожала Легкую, когда объятия Огненной забирали ее. Здесь в стороне были и Фаар с Ноэль. Воительницы расположились в стороне, рука Правой Руки Клана покоилась на талии зеленовласой баргустки, но сейчас эти двое не боялись себя раскрыть, ведь внимание любопытных глаз было плотно выверено былой царице, празднеству и новой Воздушной, которой дали прозвище первое – Порывистой.

Каска молча дожидалась того момента, когда всполохи огня возьмутся за верхние слои. Яростная не поскупилась своим огнем, когда добралась до тела Легкой с шипением вспыхнув языками.

Дорэль не пришлось долго бродить между собравшимися для прощания с прежней царицей клана баргустов, ведь по счастливой случайности первыми, кого увидели дурфы оказались царицы двух кланов. Таких сложно было не заметить. Особенно Огненную, чей облик отличался ростом, крепостью и передавал ее могущество, даже тем, кто видел впервые. Без труда можно было понять, что это царица – взгляни только в глаза, полные пламени богини, что ведет этот клан вперед. Фаврир и во мраке ночи возвышалась над воительницами других кланов, да и величественностью своей к себе взгляды приковывала. В контраст ей стояла Аэль. Вблизи Огненной баргустка казалась женственной и легкой, но находящийся на поясе клинок и воинская осанка сразу развеивали первое впечатление. Скрытый клинок даже в роли царицы, оставалась воительницей и талантливой фехтовальщицей, только более изящной, маневренной и миниатюрной, нежели дочь клана Огня.

Пока Дорэль и Улия маневрировали между участниками прощания, на удивление, им никто не помешал пройти. Воительницы смотрели на пламя, но также и отступали, если требовалось пропустить дурф вперед. Дорэль и сама несколько раз бросила взгляд к пламени, что поднималось от нижних бревен вверх к телу поверженной царицы.

– Улия, сегодня важный день.

Шепот наследницы был услышан, но вряд ли понят. Причины для этих слов дурфа не видела. Да, за сегодня они многое сделали, но была ли необходимость в напоминании? Был какой-то другой смысл в этих словах? Учитывая то, что принцесса приняла добрую дозу алкоголя, Улия не горела желанием выяснять подробности. Ее голова и так болела по недавнему обидному проступку наследницы.

– Поздравляю с победой, царица Воздуха. Так была ли необходимость в наказании, коли ты всё же решилась пойти на этот шаг?

Дурфа ткнула дочь Переменчивой пальцем в спину, обратившись к еще слабой после боя Аэль. Не самый тактичный способ начать диалог, но, похоже, Дорэль посчитала свой тон достаточно шутливым, чтобы загладить вину. Дурфа пошатнулась и так оказалась подле царицы Огненной.

– Фаврир, кажется, в тех словах, сказанных мной, больше не имеется смысла.

Тихо сообщила принцесса, заслужив короткий кивок. Фаврир не стала давать повода для рассуждений, что имела ввиду Дорэль. Сейчас юная наследница Рефаль вела себя, как младшая воительница, после первого боя. Слишком впечатленная, слишком ошалелая. Спроса с ее поступков было мало в глазах царицы.

Аэль недовольно дернулась на тычок, вызвавший слабое, но мгновенное сопротивление у мышц спины, тонким каркасом прикрывающим кости баргустки.

– На все воля Великой, принцесса Дорэль. У меня не было желания сражаться с царицей по собственной воле.

Объяснила царица сразу двум.

– А, точно, чуть не забыла, Царица Воздушная, не имеете ли вы ничего против мира дурф и баргустов?

Усмехнувшись поинтересовалась темноволосая. Слабо натянутая улыбка выглядела отчасти жалко, но это мало волновало дурфу, что старалась наконец отвлечься от гнетущих мыслей. Аэль стояла совсем близко. Всего в паре шагов и этого было более, чем просто достаточно, чтобы наконец начать дышать полной грудью, а не урывками глотать воздух.

Аэль покачала головой на вопрос принцессы. Нет, смысла отвергать данный союз не было. Даже если мир был чем-то новым для баргустов, чутье подсказывало Аэль, что это именно то, что требуется сейчас клану. Слишком много поколений жило войнами, болью потерь и выживанием. Теперь же будет почва для изменений. Следует шагнуть в новое будущее, но на пути к изменениям нужно похоронить и прошлое, что таится в причине раздора народов в исторической родине видов.

– Клан Воздуха не против мира. Как и не против кампании в Поднебесный город. Мои воительницы готовы к пути.

Сухо отозвалась Аэль, сжав ладонь в кулачок. Взгляд царицы проваливался в пространство, даже не в пламени, что пожирало тело царицы, древесину и возносило вверх в чертоги Великой, но утопал где-то в болоте дум, что затягивали за собой.

А пока Дорэль сотрясала воздух, её сопровождающая встала позади, совершенно не имея никакого желания находится здесь после случившегося.

Огненная провела взглядом по тонкой, еще не так хорошо сложенной, фигуре новой царицы Воздуха. Широкие волевые плечи, что оказались уже плеч царицы Огня, вполне хороший рост – рослая, но не переросток. По юношески легкие черты лица, аккуратные руки воительницы Воздуха. Чуть больше, чем у половины в клане, но и не лапы. Тонкая талия, которую очерчивали клубы порывов ветра, треплющие ткань то в одну, то в другую сторону. Сильные руки и ноги, поджарые, но не массивные. Замысловатый символ на лбу, который приковывал к себе взгляды. Метка Богини, что подтверждала избранность этой дочери Великой. И упрямый спокойный вид, который появился у Аэль совсем недавно. Теперь по девушке можно было судить, как по царице.

– Ваша воля, Воздушная, но от нее теперь зависит весь клан, а не только Скрытые Клинки.

Задумчиво обратилась Огненная, чей взгляд ускользнул на посла. Видимо, женщине было некомфортно на церемонии. Царица хмыкнула, но сменяя гнев на милость, подняла уголки губ вверх, обратившись к дурфе.

– Вам не по вкусу прощание с царицей, светлоликая посол? Иль может кто обидел даму?

Вместе с вопросами Огненной Улия пуще прежнего нахмурилась, правда могла ли она и это себе позволить в обществе цариц? Обида пусть и сильное чувство, но долг взывал к благоразумию дурфы.

– Её Высочество разворошила мои вещи и отыскала тайник. Принцесса решила сократить мои запасы алкоголя.

Обижаться на дочь цариц было ли возможным? Нет, но на подругу, с которой провели так много времени – ещё как.

– Я обещала, что мы выпьем, если мир заключим. Царица Воздуха уже четвертая по счету, стало быть, что он заключен?

Всё-таки решив опустить из виду обиды, уточнила посол, вспомнив о другом более весомом деле – данном царице Огня слове. Его нарушать Улия не хотела.

Дорэль сердито нахмурила брови, выслушав ответ царицы клана Воздуха. Нет, так дело не пойдет. Девушка, которая так сильно волновала дурфу, всего за считанные часы, превратилась в ледяное изваяние. Красивое, но ужасно холодное. В Аэль сейчас искали поддержку, вместо которой нашли осознание того, что теперь это не просто воительница, что сейчас слаба, а то, что это царица и помощь хоть и нужна Дорэль, но от царицы баргустов она ее вряд ли получит, как было в прежние времена от Скрытого Клинка. От колючего замечания дурфу не удержал факт нового статуса баргустки, к тому же выпитое вино всё ещё давало о себе знать навязчивыми мыслями схватить крепко за руку и увести, а то и подхватить и улететь. Так бы они смогли побыть наедине, но хочет ли того сама бескрылая? Вряд ли.

– Когда это пост царицы обязывал быть такой холодной? Или Вам нездоровится?

Слова оказались брошены довольно резко, а взгляд птицей взмыл ввысь. В небо, к которому тянулся сейчас дым от погребального костра Аллен. Если её сейчас и правда забрала Яростная, то куда же делась Ларвэль? Удостоена ли она чести хотя бы продолжить свои путешествия, поиск своего места теперь уже подле ушедших и Небесной? Обнимут ли её руки богини? Успокоят ли ребёнка, что теперь мог раскаяться и искать у Небесной прощения? Возможно, вполне возможно, что и после всего случившегося её сестра не признала вину, но даже если и так, то сердце никак не желало верить в эту ужасную правду.

– Обязывает тогда, когда приходится провожать сестру в обитель Переменчивой.

Отозвалась нисколько не смущенная обстоятельствами Аэль. Действительно ледышка. Даже взгляд от Дорэль ускользнул к клубам дыма, что скрывались высоко в небе вдали даже от мысленной траектории, сгоняемые ветром.

Терпение Дорэль лопнуло, как струна. Слова царицы были холодны, особенно её взгляд. Дорэль постаралась найти в себе силы и успокоить бушующего внутри зверя, но всё тщетно. Он скулил, жался в углу, рычал, если сознание приближалось слишком близко к нему, к этой въедающейся боли. Так и наследница, не сумев сдержаться, прежде не подумав, машинально оказалась у дочери Воздуха. За запястье её притянули к своей груди, которую точно свинцом-страданиями залили. И, лишь обнимая нежно и прижимая бескрылую, Дорэль смогла высказать свои истинные мысли.

– Я волновалась за тебя! Не пугай меня так больше…

От Дорэль пахло алкоголем и теперь можно было легко понять причину таких перемен в её настроении и поведении. Наследница в трезвом рассудке не позволила бы так себя вести, не обращалась бы к той, что статусом выше на «ты» без дозволения самой царицы. И даже эти объятия, скорее всего, сейчас бы были заменены другим жестом, что дозволен в общении. Но всё было совсем иначе и горячее дыхание обожгло кожу у ушка, а пьянящий аромат вина, который в волосах закрепился, теперь играл на рецепторах.

Слова Улии возымели должный эффект и широкой пятерней Огненная потрепала свои же густые, подобные пламени волосы на затылке, виновато продолжив уже речь, ведь непослушные вихры взъерошить сильнее уже не представлялось возможным.

– Ах вот оно что. Тогда мне следует попросить пред вами прощения, ведь в мою не совсем светлую голову закралась идея таким образом у Дорэль снять часть тревоги перед ее испытанием. Вот и надоумила принцессу испить небольшую дозу вина, дабы унести тревогу излишнюю и мышцы в тонус ввести.

Объяснилась царица, в момент обернувшись на удивленный вздох Воздушной. Аэль непонимающе впилась взглядом в Дорэль и нахмурилась, ощутив пары выпитого алкоголя. Тут уже кулаком приложилась к спине дурфы и поспешно, после более сильного сжатия в объятиях, отдалилась.

– Принцесса Дорэль, вы выбрали неудачное время, конечно, если не запланировали так заявить перед всем кланом, как будут себя вести дурфы и баргусты после заключения мира.

Шутливый тон немного смягчил ситуацию, но вот взгляд Огненной не утратил ястребиного, ясного и пронзительного смысла. Теперь царица напоминала зверя, что внимательно следит за своей жертвой, как северные кошки наблюдают за остророгими оленями.

– Да, пожалуй, мир действительно заключен. А значит скоро будет отправлен запрос Великой Царице на путешествие на историческую родину наших народов. Надеюсь, что, все-таки, положительный вердикт вынесет Великая, но ежели нет, то придется действовать в обход правилам.

Подытожила царица Огня, едва заметно играя желваками. Свет падал удачно и огонь отражался только в глазах.

Аэль кивнула словам Огненной, поймав на себе столь гневно-яростный взгляд, который поражал по своему, но оставался без ключевого понимания. Только предположение о непростительности поведения и том, как сильно подрывало авторитет итак еще находящий слабую опору в отваге Скрытого Клинка, находящий твердь в перенесенном испытании Аэль, но едва ли, как заслуга состоявшейся царицы клана. И попирать принципы народа своего – последнее, что хотела делать баргустка в столь уязвимом положении. Царица Воздушная и сама уже была готова провалиться под землю, ведь близко стоящие воины и ведуньи точно заметили выходку Дорэль.

– Скоро начнутся танцы празднества в честь Переменчивой. Вы поучаствуете?

Обратилась Аэль к Улии и так же к Дорэль, скользнув взглядом с одной на другую дурфу.

Отстранилась. Этого стоило ожидать и Дорэль лишь выпрямилась, но взгляд теперь устремила к фигуре царицы Огненной, нет, не в поиске поддержки, а находя отчасти спокойное ровное покровительство этой женщины. Царица, которая долгие столетия являлась соперницей ее собственной матери, внушала благоговейное чувство, словно изображение богини. Не зря ее сравнивали с самой богиней, что воплощала и гнев, и страсть, и жар стихии, что может подарить тепло, а может поглотить лес мигом. Возможно, Фаврир сама не считала себя воплощением Гневной, но когда ее взгляд наполняли всполохи яростного пламени, именно такой становилась царица. Только затем Дорэль обратилась взором к Улии. Обиженность посла оказалась, наконец-таки, замечена и принцесса с каплей вины, скорее себе, нежели всем остальным высказалась, объясняя причину своих странных поступков.