Читать книгу Письма Деду Морозу - Мэрайя Кьюн - Страница 6

Здравствуй, Дед Мороз!

Я помню, как в детстве писал тебе письма. Что-то загадывал, и это обязательно появлялось в подарочной упаковке под новогодней елкой. Потом я перестал тебе писать. Повзрослел. Сейчас я не впал в детство, но я очень хочу, чтобы исполнилось мое желание. В этот раз я не прошу за себя, я прошу за близких.

Мне двадцать шесть лет, я болен. Говорят, что скоро умру. Последние три года я жил в небытие. Это была иная реальность. От момента, когда мне сообщили страшный диагноз и до вчерашнего дня.

Порой мне кажется, что мы знаем о себе и окружающем нас мире больше, чем это осознаем. Возможно, наш не до конца изученный мозг хранит в себе все тайны человеческого мироздания. Их остается лишь осознать, а поиски истин больше не нужны. Возможен и другой вариант. Наш мозг – проводник информации. Тогда мы ничего не знаем, а лишь воспроизводим информацию, полученную из глобального пространства ноосферы, сферы разума. В этом случае нам необходимо искать, но не знания, а информационный поток, содержащий в себе эти знания.

Какой бы не оказалась правда, я точно уверен, что мы способны на большее. Мы можем не только создавать будущее, но и предвидеть его. Например, через сновидения. Сновидение – субъективное восприятия образов. Некоторые полагают, что через сновидения нам открывается наше подсознание. Через сновидения мы можем что-то предвидеть.

Так, три года назад мне приснился страшный сон. Я лежал в пустой темной комнате. Комната не имела границ, словно я был в космическом пространстве. Там не было ничего кроме стука моего сердца. Сердце с помощью азбуки Морзе отправила мне послание. Я не знаю эту азбуку, но сообщение смог прочесть. Сердце известило меня, что скоро остановится.

Я никогда ранее не испытывал такой страх. Несмотря на образы и общую сюрреалистичную атмосферу, я находился в земной реальности. Все будто наяву. Любому другому сновидению я не предал бы внимания. А здесь я не понимал, как можно поступить иначе, если не обследоваться. В итоге у меня выявили рак поджелудочной железы.

Сообщение, что у меня имеются злокачественные новообразования, поразило меня. Я пребывал в оцепенении. Еще в больший шок пришли мои близкие. Не было ни дня, чтобы я не видел их слез. Я еще жив, а им уже больно. Что будет после моей смерти?

Мое отношение к смерти никогда не было однозначным. Временами я шутил, думая о ней. В какие-то моменты становилось страшно, я боялся расстаться с жизнью. После посещения онкологического диспансера я и вовсе впал в депрессию. И как, я ранее сообщил, депрессия длилась до вчерашнего дня.

Что случилось сегодня? Я изменил свое отношение к смерти в очередной раз. Теперь, думаю, это окончательное решение. Я принял факт скорой смерти.

Смерть, какой бы ее не представляли разные люди в различных эпохах, это самое сильное явление, что когда-либо придумала природа. Ведь только смерть абсолютно неизбежна. А мы все откладываем жизнь на потом. Только «потом» никогда не наступит. Мы мыслим, строим планы на жизнь, будто мы вечны.

Потребности и желания растут, а возможностей на их удовлетворение все меньше. Из-за этого мы виним себя, что жизнь наша не соответствует ожиданиям. Память превращается в копилку ненужного хлама, груза обиды, переживаний за непокоренные вершины и недостигнутые цели. Этот негативный фон на протяжении трех лет не давал мне полюбить жизнь, полюбить себя.

В моей жизни были и положительные моменты, приятные воспоминания, победы.

Помню победу на шахматном турнире. Чемпионат города. Мне было десять лет. Я в финале. Волнение зашкаливает. Не только у меня, но и у соперника. Видимо, его волнение было куда сильней моего. Раз он совершил фатальную ошибку, после которой я поставил мат. Мгновение, когда я передвигал фигурку к победе, было замедленным. Все замерли в ожидании. Казалось, за этой игрой следила вся вселенная. И тут. Тишина. Все. Победа.

Я не сразу осознал, что победил. Но последующий эффект был незабываемым. Я был всемогущ. Это блаженное чувство, когда ты примерил на себя новую роль, и эта роль тебе по нраву.

Таким же всемогущим я ощущал себя через два года. У меня была девушка, первая любовь. Понятно, что в двенадцать лет отношения между влюбленными не такие, как в двадцать. Но тебе неизвестно, как оно, когда по-другому. А значит, так, как проходит у тебя – истинно.

Была зима. Уже стемнело. Мы возвращались после какого-то праздника. Я решил проводить свою спутницу до дома, чтобы с ней ничего плохого не произошло в пути. Прямо под ее окном рос небольшой дуб. Мы встали так, что голые ветки дуба укрыли нас от посторонних взоров. Этот поцелуй мы обсуждали на протяжении полугода. Расписывали событие по секундам и ролям. И в самый ответственный момент мы перенервничали и засмеялись. Мы минут пятнадцать смеялись. Потом я почувствовал ее тепло, ее дыхание, ее мягкие грубы, что коснулись моей щеки. Вот такой был мой первый поцелуй. Ничего серьезного. Но в тот момент счастливей меня не было человека.

В памяти еще одно приятное событие теплится. Мне было лет пятнадцать. У нашей соседки ощенилась собака. Какое же умиляющее зрелище эти неуклюжие, забавные щенки. Даже самый брутальный мужчина по-доброму улыбнется, глядя на эти создания. Такая добрая улыбка у меня не спадала на протяжении пяти лет. Потому как одного из этих питомцев мы забрали себе.

Я все больше вспоминаю только хорошее. Жизнь больше не представляется, как череда черных и белых полос. В ней больше нет полос. Теперь это фотоальбом.

Пусть прозвучит странно, но я счастлив. Я счастлив, что мне была предоставлена возможность жить. И я счастлив, что осознал это. И как бы не был печален факт моего скорого ухода на тот свет, нужно понять, что лишь смерть придает ценность жизни.

Я принял мысль неизбежной и скорой смерти. Я готов уйти. Мои близкие тоже приняли эту мысль. Но они не готовы меня отпускать. А ведь все равно придется.

И вообще я устал. Я пребываю в крайнем негодовании, злости. Я больше не могу видеть эти жалостливые взгляды близких мне людей. Эта жалость мне неприятна. Мне хочется уйти от этого. Иногда хочется раньше отведенного мне срока умереть.

Мне неприятно. Но и оставлять их здесь в печали я не могу. Я не хочу. Я хочу, чтобы у них было что-то, что заменит меня. А если им ничего меня не сможет заменить, то пусть перестанут грустить, а будут вспоминать только о хорошем так, как делаю я.