Читать книгу Грегорианец. Четвёртый - Мэри Джейн Lexx - Страница 4

У Дартина в Гранже не было ни одного знакомого. Поэтому на поединок с Шосс парень отправился без секунданта, решив удовольствоваться секундантами противника. Впрочем, он заранее твердо решил принести храброму Клерику все допустимые извинения, не проявляя при этом, разумеется, слабости. Решил это, опасаясь тяжелых последствий, которые может иметь подобная дуэль, когда человек, полный сил и молодости, дерется с раненым и ослабевшим противником. Если таковой окажется побежденным, то противник будет торжествовать вдвойне, а если же победителем будет он, то в этом случае его обвинят в вероломстве, скажут, что успех достался ему слишком легко.

Впрочем, либо мы плохо обрисовали характер нашего искателя приключений, либо читатель должен был уже заметить, что Дартин являл собой человека не совсем обыкновенного. Посему, хоть и твердя самому себе, что гибель его неизбежна, он никак не мог безропотно покориться неизбежности смерти, как сделал бы это другой, менее смелый и менее спокойный человек.

Юноша вдумывался в различия характеров тех, с кем ему предстояло сражаться, и положение постепенно становилось для него ясней. Надеялся, что, извинившись, завоюет дружбу Шосса, строгое лицо, и благородная осанка которого произвели на него самое хорошее впечатление. Льстил себя надеждой запугать Басс историей с перевязью и попкой, которую он мог, в случае если не будет убит на месте, рассказать всем, а такой рассказ, преподнесенный в подходящей форме, не мог не сделать Басс смешной и разоблачённой в глазах друзей и товарищей.

Что же касается хитроумной Росс, то она не внушала Дартину особого страха. Если даже предположить, что и до неё дойдет очередь, то грегорианец твердо решил покончить с девушкой или же ударом в лицо, как Олив советовал поступать с солдатами Лаэл, нанести ущерб красоте, которой Росс так явно гордилась, продолжая скрывать женское начало.

Кроме всего прочего, в парне жила непоколебимая решимость, основанная на советах отца, сущность которых сводилась к следующему: «Не покоряться никому, кроме императора, кардинала и господина Лау Вельера». Вот почему Дартин не шёл, а летел по направлению к монастырю Рок, меняя транспорт и рукава пешеходных артерий столицы. Это заброшенное здание с выбитыми стеклами, окруженное бесплодными пустырями, в случае надобности служившими своему же назначению, там обыкновенно дрались люди, которым нельзя было терять время.

Когда Дартин подходил к пустырю, находившемуся подле монастыря, пробило полдень. Шосс ожидал его всего пять минут, следовательно, парень оказался безукоризненно точен, и самый строгий судья в законах дуэли не имел бы повода упрекнуть его.

Шосс, которому рана причиняла еще тяжкую боль, хоть врач Вельера и наложил на нее свежую повязку и обколол нейростимуляторами, сидел на камне, огромной редкостью для современного мегагорода, и ожидал противника, как всегда спокойный и полный благородного достоинства. Увидев Дартина, встал и учтиво сделал несколько шагов навстречу. Юноша, со своей стороны, приблизился к противнику, держа монокуляр вместе с головным убором дворянина, шляпой, в руке так, что перо крылатого инсэктоида волочилось по земле.

– Молодой человек, – начал диалог Шосс, – я послал за двумя моими друзьями, которые и будут моими секундантами. Но друзья эти еще не пришли. Я удивляюсь их опозданию, это не входит в их привычки.

– У меня секундантов нет, – пояснил Дартин. – Только вчера прибыл в Гранж, и у меня нет здесь ни одного знакомого, кроме господина Вельера, которому рекомендовал меня мой отец, имевший честь некогда быть его другом.

Шосс на мгновение задумался, делая для себя пометки, несомненно услышал он нечто важное.

– Вы знакомы только с господином Лау Вельером? – поинтересовался.

– Да, я знаком только с ним, – парень пожал плечами, как-бы безразлично.

– Оригинальная история получается! – проговорил Шосс, обращаясь столько же к самому себе, как и к своему собеседнику. – Вот такая история. Но если я вас убью, я прослыву пожирателем детей, а это не очень мне импонирует.

– Не совсем так, – возразил Дартин с поклоном, который не был лишен достоинства. – Не совсем так, раз вы делаете мне честь драться со мною, невзирая на рану, которая, несомненно, тяготит вас.

– Ты издеваешься? Где слов таких набрался? Манерничает ещё. Пусть будет по вашему – тяготит. И вы причинили мне невыносимую боль, должен признаться. Однако я буду держать шпагу в левой руке, как делаю всегда в подобных случаях. Таким образом, не думайте, что это облегчит ваше положение. Я одинаково свободно действую обеими руками. Это создаст даже некоторое неудобство для вас. Левша очень стесняет противника, когда тот не подготовлен к этому. Я сожалею, что не поставил вас заранее в известность об этом обстоятельстве.

– Вы, уважаемый, – проговорил Дартин, – бесконечно любезны, я вам глубоко признателен.

– Я, право, смущен вашими речами, – ответил Шосс с изысканной учтивостью. – Поговорим лучше о другом, если вы ничего не имеете против… Как же больно вы мне сделали! Плечо так и горит!

– Если б вы разрешили… – робко пробормотал юноша.

– Что именно?

– У меня есть чудодейственная рецептура для лечения ран. Список инъекций мне дала с собой матушка, и я испытал его на самом себе.

– И? Ну не тяните же право за интересное.

– А то, что не далее как через каких-нибудь три дня вы, я в этом уверен, будете исцелены, а по прошествии этих трех дней, когда вы поправитесь, я почту за великую честь скрестить с вами оружие.

Дартин произнес эти слова с простотой, делавшей честь его учтивости и в то же время не дававшей повода сомневаться в его мужестве.

– Клянусь богом, милейший, – ответил Шосс на пылкую речь, – это предложение мне по душе. Мы живем при почтенном господине кардинале, и за три дня, как бы тщательно мы ни хранили нашу тайну, говорю я, станет известно, что мы собираемся драться, и нам помешают осуществить поединок… Да, но эти лодыри окончательно пропали, как мне кажется! – посмотрел на массивный хронометр.

– Если вы спешите, – произнес Дартин с той же простотой, с какой минуту назад он предложил Шоссу отложить дуэль на три дня, – если вы спешите и вам угодно покончить со мной немедленно, прошу вас, не стесняйтесь.

Парень меланхолично поправил палаш.

– И эти слова также мне по душе, – выразил поклоном радость легионер, приветливо кивнув Дартину. – Это слова человека неглупого и, несомненно, благородного. Я очень люблю людей вашего склада и вижу, если мы не убьем друг друга, мне впоследствии будет весьма приятно беседовать с вами. Подождем моих друзей, прошу вас, мне некуда спешить, и так будет приличнее… Да, вот один из них, кажется!

Действительно, в конце улицы в эту минуту показалась знакомая фигура Басс.

– Вот сейчас, я не понял? – парень удивился. – Ваш первый секундант господин Басс? – Дартин старался не показывать знание истинного обличия Клерика.

– Да. Это вам почему-нибудь неприятно?

– Нет-нет!

– А вот и второй, – Шосс посмотрел в сторону.

Дартин повернулся туда, куда и Шосс, и узнал лицо Росс.

– Да ладно? Просто засада со звездецом получается! – проговорил тоном, выражавшим еще большее удивление, чем в первый раз. – Ваш второй секундант господин Росс?

– Ну да. Разве вам не известно, что нас никогда не видят друг без друга, как среди легионеров, так и среди Адептов, при дворе и в городе нас называют Шосс, Басс и Росс или трое неразлучных. Впрочем, так как вы прибыли из…

– С Грега, – продолжил фразу парень.

– … то вам позволительно не знать этих подробностей.

– Честное слово, – произнес Дартин, – прозвища у вас, удачные, и история со мной, если только она получит огласку, послужит доказательством, что дружба основана не на различии характеров, а как их сходстве.

Басс в это время, подойдя ближе, движением руки приветствовал Шосса, затем, обернувшись, замер от удивления, как только узнал парня.

Упомянем вскользь, что Басс успела за это время переменить тактический подвес и скинуть плащ, демонстрируя амуницию легионера. Нейроинтерфейс юноши выдал сводку о вооружении. Ничего особенного, но уважение и зависть появляется.

– Та-ак… – протянула она. – Что это значит?

– Я дерусь с этим господином, – пояснил Шосс, указывая на Дартина рукой и тем же движением как бы приветствуя его.

– Прикольно, я тоже, представляешь? – заявила Басс.

– Только в тринадцать дня, – успокоительно заметил парень.

– Но и я тоже дерусь с ним, – объявила Росс, в свою очередь приблизившись к компании.

– Только в четырнадцать часов, – все так же спокойно отметил Дартин.

– По какому же поводу дерешься ты, Шосс? – спросила девушка.

– Право, затрудняюсь ответить, – пожал здоровым плечом легионер. – Он больно толкнул меня в плечо. А ты, Басс?

– А я дерусь просто так, – покраснев, ответила вторая пришедшая. – Мне он не понравился, да и вообще, погода хорошая, – осмотрелся вокруг.

Шосс, от которого ничто не могло ускользнуть, заметил тонкую улыбку, скользнувшую по губам грегорианца.

– Мы поспорили по поводу одежды, – скороговоркой выпалил молодой человек. – Это всё что нужно знать.

– А ты, Росс?

– Я дерусь из-за несогласия по одному вопросу, – дала пояснение, делая знак Дартину, чтобы тот скрыл истинную причину дуэли. – В общем ерунда, но безнаказанность такого спора… Сами понимаете.

Но Шосс заметил, что по губам парня снова скользнула улыбка.

– Неужели? – переспросил раненый.

– Да, одно место, по поводу которого мы не сошлись во мнениях, – пришёл на выручку даме Дартин еле сдерживая смех. – По разному смотрим на решения некоторых политиков.

Ломать голову над причинами скрываться под личинами мужчин и носить клички парень счёл преждевременным. Две девушки и один мужчина, что общего? Но резонно рассудив о вполне вероятной смерти, Дартин перестал думать на эту тему.

«Он, бесспорно, умен», – подумал Шосс.

– А теперь, когда все вы собрались здесь, – произнес Дартин, – разрешите мне принести вам извинения.

При слове «извинения» лицо Шасса затуманилось, по губам Басс скользнула пренебрежительная усмешка, Росс же отрицательно покачала головой.

– Вы не поняли меня, уважаемые, – поспешил уточнить Дартин, подняв голову. Лучи Олна, коснувшись в эту минуту его головы, оттенили тонкие и смелые черты лица. – Я просил у вас извинения на тот случай, если не будет возможности дать удовлетворение всем. Ведь господин Шосс имеет право первым убить меня, и это может лишить меня возможности уплатить свой долг чести вам, господин Басс, обязательство же, выданное вам, господин Росс, превращается почти в ничто. А теперь, милостивые господа, повторяю еще раз, прошу простить меня, но только за это… Не начнем ли мы?

С этими словами молодой грегорианец смело выхватил палаш.

Кровь ударила ему в голову. В эту минуту он готовился обнажить статусное оружие против всех Клериков империи, как обнажил ее сейчас против Шосса, Басс и Росс.

Было четверть первого. Звезда Олн стояла в зените, и место, избранное для дуэли, залито его палящими лучами. Уединению не помешали транспортные развязки, находящиеся на удалении, а пешие горожане старались обойти развалины Рок стороной во избежании недоразумений.

– Жарковато, – подметил Шосс, в свою очередь обнажая шпагу с изысканным эфесом. – А между тем мне нельзя скинуть куртку с бронеставками. Я чувствую, что рана моя кровоточит, и боюсь смутить противника видом крови, пущенную не им.

– Да, согласен, – парировал Дартин. – Но будь эта кровь пущена мною или другими, могу вас уверять, что мне всегда будет больно видеть кровь столь храброго легионера. Я буду драться, как и вы не снимая ничего из верхнего облачения.

– Вот и прекрасно, – поддержала порыв парня Басс, – достаточно любезностей на сегодня! Не забывайте, что мы ожидаем своей очереди… Приступайте уже.

– Говорите от своего имени, Басс, когда говорите подобные нелепости, – перебила Росс. – Что до меня, то всё сказанное этими двумя господами, на мой взгляд, прекрасно и вполне достойно благородных дворян.

– К вашим услугам, – проговорил Шосс, становясь на свое место.

– Я ждал только вашего слова, – ответил Дартин, скрестив с ним палаш и активируя плазменный контур оружия.

Но не успели зазвенеть клинки, коснувшись друг друга, как отряд Адептов кардинала под командой Лау Бёрнса показался из-за угла развалин при монастыре.

– Адепты, мать их! – в один голос среагировали Басс и Росс. – Оружие в ножны, быстрее! Оружие в ножны!

Но оказалось уже слишком поздно. Противников застали в позах, не оставлявшей сомнения в их намерениях. Адепты слезли с лайтфлаев, припарковавшись прямо у воссозданной лужайки, не воспользовавшись специальной платформой.

– Какая радость! – крикнул Бёрнс, шагнув к ним и знаком приказав своим подчиненным последовать его примеру. – Легионеры! Вы что, собрались драться? А как же с общим приказом по столице?

– Вас это не касается, но спасибо за напоминание, – произнёс Шосс с досадой, так как Лау Бёрнс участвовал в нападении, имевшем место пару дней назад. – Если бы мы застали вас дерущимися, то дали бы продолжить.

– Дайте нам волю, и вы, не затрачивая труда, получите полное удовольствие.

– Клерики, – возразил Адепт, – я вынужден, к великому сожалению, или к радости, объявить вам, что это невозможно, – начал нарочито издеваться, ёрничая. – Долг для нас прежде всего. Вложите оружие в ножны и следуйте за нами.

– Прям бегу и спотыкаюсь, – Росс присоединился, передразнивая Лау Бёрнса, – мы согласились бы на ваше предложение, если бы это зависело от нас! Полковник Лау Вельер запретил нам. Валите, это лучшее, что вам остается сделать.

Насмешка привела Адептов в ярость.

– В таком случае, – он демонстративно поправил оружие в подвесе, – если вы не собираетесь подчиняться, – прошипел он, – мы вас арестуем!

– Их пятеро, – вполголоса заметил Шосс, – а нас только трое. Мы снова огребём, или нам придется сдохнуть на месте, ибо объявляю вам, что побежденный, я не покажусь на глаза полковнику.

Шосс, Басс и Росс в то же мгновение пододвинулись друг к другу, а Лау Бёрнс поспешил выстроить своих подчинённых.

Этой минуты было достаточно для Дартина и он отважился на единственно верный поступок. Произошло одно из тех событий, которые определяют судьбу человека.

Ему предстояло выбрать между императором и кардиналом, и он должен держаться избранного. Вступить в бой значило не подчиниться закону, значило рискнуть головой, значило стать врагом министра, более могущественного, чем сам император. Все это молодой человек понял в мгновение. И к чести его мы должны сказать, что он ни на секунду не колебался.

– Я прерву ваше совещание? Не против? – он обратился к Шоссу и друзьям, – разрешите мне поправить вас. Новенького примете для разрешения спора с Адептами?

– Но вы не Клерик легиона, – возразила Басс.

– И это верно, – согласился Дартин, – на мне нет одежды Клерика, но душой я легионер. Сердце мое, это сердце легионера. Я чувствую и действую как Клерик.

– Отойдите, слюнявый! – крикнул Лау Бёрнс, который по жестам и выражению лица парня угадал намерения. – Вы можете свалить, пока не началось, и мы не возражаем. Спасайте свою шкуру! Молокосос!

Дартин не двинулся с места, охреневший от такого начала со стороны Адептов кардинала.

– Вы в самом деле славный малый, – хмыкнул Шосс, пожимая ему руку. – Может уйдёте?

– Решайтесь! – выкрикнул Адепт.

– Скорей, – заговорили друзья, – нужно что-то решать.

– Этот молодой человек нормален, – произнес Шосс.

Но всех троих тревожила молодость и неопытность паренька.

– Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу пацан, почти ребенок.

– Однако отступить?.. – подметила Басс.

– Этого нельзя допускать, – согласился Шосс.

Юноша понял причину их нерешительности.

– Уважаемые Клерики императора, друзья, – продолжил он, – испытайте меня, что более правильно.

– Как ваше имя, храбрый юноша? – наконец поинтересовался Шосс на правах старшего.

– Лау Дартин.

– Итак, господа. Вперед! – скомандовал Шосс.

– Ну как же, – осведомился Бёрнс, – соблаговолите вы решиться наконец?

– Все уже решено.

– Каково же это решение? – переспросил Адепт.

– Мы будем иметь честь уделать вас, – произнесла Росс, одной рукой приподняв капюшон накидки, другой обнажая шпагу.

– Вот как… вы сопротивляетесь! – Адепт покачал головой.

– Вас это удивляет?

И все девять бойцов бросились друг на друга с яростью, не исключавшей, впрочем, известной обдуманности в действиях и тактике.

Оружие активно и отливает голубыми контурами на остриях клинков. Тактические монокуляры надвинуты на глаза и подключены к нейросетям участников. Бой вступил в активную, пиковую фазу противостояния.

Шосс бился с неким Баромиром, любимцем, на долю Басс выпал Ромель, тогда как Росс очутилась лицом к лицу сразу с двумя противниками.

Что же касается Дартина, то его партнёром в схватке оказался сам Лау Сааки.

Сердце молодого грегорианца билось настолько сильно, что вполне могло разорвать грудь. Видит бог, не от страха. Он и тени страха не испытывал, а от возбуждения. Парень дрался, как разъяренный рептилоид, носясь вокруг противника, каждый раз меняя тактику и местоположение. Сааки был, по тогдашнему выражению, «мастером клинка», и притом опытным. Тем не менее Адепт с величайшим трудом оборонялся против гибкого и ловкого противника, который, ежеминутно пренебрегая общепринятыми правилами, нападал одновременно отовсюду, заодно парируя удары, как боец, тщательно оберегающий свою шкуру.

Адепт не учёл, что грегорианцы растут на планете с избыточной гравитацией. Понижение её на столичной Гранжире компенсировала усиливающие импланты, коими пользовались все воины империи. Причём с лихвой.

Эта борьба в конце-концов вывела Сааки из терпения. Разъяренный тем, что ему не удается справиться с противником, которого он счел юнцом, Адепт разгорячился и начал делать ошибку за ошибкой. Дартин, не имевший большого опыта, но зато помнивший теорию и имевший лучшие базы по поединкам, удвоил быстроту движений. Сааки, решив покончить с ним, сделал резкий выпад, стремясь нанести противнику решающий удар, но парень ловко парировал, и, в то время как Сааки выпрямлялся, грегорианец, словно астероидный червь, ускользнул из-под его руки и насквозь пронзил палашом. Адепт рухнул. Освободившись от своего противника, Дартин быстрым и тревожным взглядом окинул поле битвы.

Росс успела уже покончить с одним из своих противников, но второй сильно теснил её. Все же положение девушки казалось благоприятным, и она могла защищаться.

Ромель и Басс ловко орудовали шпагами. Эта девушка была уже ранена в предплечье, а Адепт в бедро. Ни та, ни другая рана не угрожала их жизням, и они с еще большим ожесточением продолжали изощряться в искусстве фехтования.

Шосс, вторично раненный Баромиром, с каждым мгновением всё больше бледнел, но не отступал ни на шаг. Он только переложил шпагу в другую руку и теперь дрался левой.

Дартин, согласно законам дуэли, принятым в те времена, имел право поддержать одного из сражающихся. Остановившись в нерешительности и не зная, кому больше нужна помощь, он вдруг уловил взгляд Шосса. Этот взгляд был мучительно красноречив. Клерик скорее бы умер, чем позвал на помощь. Но взглядом мог попросить и о поддержке. Юноша понял и, рванувшись вперед, сбоку обрушился на Баромира:

– А ну сюда Адептик! Я кишки тебе поджарю плазмой!

Баромир обернулся. Помощь подоспела вовремя. Шосс, которого поддерживало только неслыханное мужество, опустился на колено.

– Твою же роту астероидных кротов! – крикнул он. – Не убивайте его, Дартин. Я должен навалять ему, обезоружьте его, выбейте шпагу… Вот так… Всё просто замечательно! Отлично!

Это восклицание вырвалось у Шосса, когда он увидел, как шпага Баромира отлетела на пару дюжин шагов. Дартин и Адепт одновременно бросились за ней. Один чтобы вернуть себе, другой чтобы завладеть ею. Парень, оказавшийся на поверку более проворным, добежал первым и наступил ногой на лезвие.

Баромир бросился к Адепту, которого убил Росс, схватил его оружие и собирался вернуться к юноше, по пути наскочил на Шосса, успевшего за эти короткие мгновения перевести дух. Опасаясь, что Дартин убьет его врага, легионер желал сам возобновить бой.

Парень догадался, что помешать ему значило бы обидеть. И действительно, через несколько секунд Баромир упал, после того, как шпага Клерика вонзилась ему в горло.

В это же самое время Росс приставила конец шпаги к груди поверженного противника, вынудив его признать себя побежденным.

Оставались Басс и Ромель. Девушка откровенно дурачилась, спрашивая у него, который, по его мнению, может быть час, и поздравляя его с ротой, которую получил его брат в одном из полков. Но все её насмешки не вели ни к чему. Ромель один из тех железных людей, которые падают только мертвыми.

Между тем пора было кончать. Могла появиться полицейская стража на лайтвариорах и арестовать всех участников дуэли, и здоровых и раненых, монархистов и кардиналистов.

Шосс, Росс и Дартин окружили Ромеля, предлагая сдаться. Один против всех, раненный в бедро, Адепт кардинала все же отказался. Но Сааки, приподнявшись на локте, крикнул ему, чтобы он принял предложение. Ромель был грегорианец, как и парень. Он остался глух и только засмеялся. Продолжая драться. Между двумя выпадами концом шпаги указал точку на лужайке.

– Здесь… – произнес он, пародируя слова кого-то из великих, – здесь умрет Ромель, один из всех, иже были с ним.

– Но ведь их четверо. Сдайся, это приказ! Всё завершено!

– Раз ты приказываешь, дело другое, – согласился воин. – Ты мой бригадир, и я должен повиноваться.

Внезапно отскочив назад, он переломил пополам свою шпагу, чтобы не отдать ее противнику. Перекинув через стену развалин обломки, скрестил на груди руки, насвистывая какую-то кардиналистскую песенку.

Мужество всегда вызывает уважение, даже если принадлежит врагам. Легионеры отсалютовали смелому бойцу шпагами и спрятали их в ножны. Дартин последовал поданному примеру, а затем, с помощью Ромеля, единственного из Адептов оставшегося на ногах, отнес к лифтам монастыря Рок Сааки, Баромира и того из противников Росс, который был лишь ранен. Четвертый Адепт, как мы уже говорили, был убит. Затем, прикоснувшись к сенсору у входа и унося с собой четыре шпаги из пяти, опьяненные радостью, друзья выдвинулись к дому Лау Вельера.

Шли держась под руки и занимая всю ширину пешеходной артерии, заговаривая со всеми встречавшимися им Клериками легиона, так что в конце-концов это стало похоже на триумфальное шествие. Дартин пребывал в упоении, шагая между Шоссом и Басс, с любовью обнимая их, не делая акцент на принадлежности одного из них к особе женского пола.

– Если я не Клерик, – произнес он на пороге дома Вельера, обращаясь к своим новым друзьям, – то я все же могу уже считать себя принятым в ученики, не правда ли?

Снующие гравикары и одноместные лайтфлаи не раздражали, а люди прижимались к бортам переходов, пропуская воинов.

* * *

История с поединком наделала много шума. Полковник Вельер вслух бранил своих Клериков и втихомолку поздравлял их. Нельзя было, однако, терять время. Следовало немедленно предупредить императора, командующий поспешил в Гартман, столичную резиденцию и заодно ультрасовременный замок. Но оказалось поздно. Император уединился, запершись с кардиналом. Лау Вельеру доложили, что Легг Валтимор занят и никого принять не может.

Вельер явился вечером, в тот самый час, когда император играл в карты. Легг Валтимор был в выигрыше, и так как его величество отличался чрезвычайной скупостью, то и находился по этому случаю в прекрасном расположении духа.

– Подойдите-ка сюда, господин полковник! – выкрикнул еще издали заметив Вельера. – Подойдите, чтобы я мог хорошенько выбранить вас. Известно ли вам, что его преосвященство явился ко мне с жалобой на ваших Клериков и так волновался, что после разговора даже слег в постель? Да что же это за головорезы, инсекты какие-то ваши легионеры?

– Нет, ваше величество, – деланно сокрушался полковник, с первых слов поняв, какой оборот примет беседа. – Нет, как раз напротив. Они добрейшие создания, кроткие, как ангелы, и стремящиеся, ручаюсь вам, только к одному – чтобы шпаги их покидали ножны лишь для службы вашему величеству. Но что поделаешь? – тяжело вздохнул. – Адепты господина кардинала постоянно придираются к ним, и бедные молодые люди вынуждены защищаться, хотя бы во имя чести своего легиона.

– Послушайте, полковник! – повысил голос император. – Послушайте! Можно подумать, что речь идет о какой-то монашеской общине. В самом деле, дорогой мой Вельер, у меня появляется желание лишить вас благородного чина и пожаловать им мадемуазель Лау Емро, которую я обещал сделать настоятельницей монастыря. Но не воображайте, что я верю вам на слово. Меня, господин Вельер, называют Валтимором Рассудительным, и вот сейчас посмотрим…

– Именно потому, что я полагаюсь на эту рассудительность, терпеливо и с полным спокойствием буду ждать решения вашего императорского величества.

– Подождите минуточку, – среагировал на лесть Император – Я недолго заставлю ждать.

Счастье в игре к этому времени начало изменять императору, он начал проигрывать и был не против, да простят нам такое выражение, слинять из-за стола. Через несколько минут Легг Валтимор поднялся и, пряча в карман наличные и проверяя счёт на коммуникаторе, посмотрел на лежавшие перед ним средства и почти целиком выигранные, произнёс:

– Лау Виль, займите мое место. Мне нужно поговорить с господином Вельером о делах. Ах да, тут у меня лежало восемьдесят полноценных кредитов, поставьте столько же, чтобы проигравшие не пострадали!

Затем повернулся к полковнику.

– Итак, – заговорил, направляясь с ним к одному из окон, – вы утверждаете, что именно Адепты его преосвященства затеяли ссору с вашими Клериками?

– Да, ваше величество, впрочем как и всегда.

– Как же все это произошло? Расскажите. Ведь вам, наверное, известно, дорогой мой Вельер, что судья должен выслушать обоих участников.

– Господи боже мой! Все это произошло как нельзя более просто. Трое лучших моих солдат, имена их хорошо известны вашему величеству, имевшему не раз случай оценить их верность, а они, могу уверить ваше величество, всей душой преданы своей службе, – он прервался, делая акцент на сказанном. – Итак, трое моих солдат, господа Шосс, Басс и Росс, собирались на прогулку вместе с одним молодым грегорианцем, которого я как раз сегодня утром поручил их вниманию. Собирались, если не ошибаюсь, развеяться и местом встречи назначили поляну около монастыря Рок. Внезапно откуда-то появился господин Сааки в сопровождении господина Баромира, Ромеля и еще двух Адептов. Эти несомненно уважаемые господа пришли туда такой многочисленной компанией, по-видимому, не без намерения нарушить закон.

– Понимаю, я только сейчас это услышал, – ответил император задумавшись. – Они сами собирались драться на дуэли?

– Я не обвиняю их, ваше величество, сами можете посудить, с какой целью пятеро вооруженных мужчин в экзоброне могут отправиться в уединенное место, как окрестности монастыря?

– Вы правы, Вельер, правы!

– Но, увидев моих Клериков изменили намерение, а личная вражда уступила место вражде между лучшими подразделениями. Вашему величеству ведь известно, что Клерики, преданны императору, и только императору, это исконные враги Адептов, преданных исключительно господину кардиналу?

– Да, полковник, да, – с грустью произнес император. – Очень печально видеть в Гранжире разделение на два лагеря. Очень печально, что у империи две головы. Но все это кончится, Вельер, все это кончится. Итак, вы утверждаете, что Адепты затеяли ссору с Клериками?

– Я говорю, что дело, вероятно, произошло именно так. Но с уверенностью утверждать не могу. Вы знаете, как трудно установить истину. Для этого нужно обладать той необыкновенной проницательностью, имеющуюся только у вас.

– Вы правы, Вельер. Но Клерики ваши были не одни. С ними был парнишка, почти ребенок.

– Да, ваше императорское величество, и один ранен, так что трое имперских легионеров, из которых один был ранен, и один мальчик, устояли против пятерых самых прославленных Адептов господина кардинала и даже уложили четверых.

– Да ведь это победа! – воскликнул император, просияв. – Полная победа!

– Разумеется, ваше величество, столь же полная, как у Э.

– Четыре человека, из которых один раненый и один почти, ребенок?

– Едва ли его можно назвать даже молодым человеком. Но вёл он себя во время этого столкновения великолепно, пожалуй я возьму на себя смелость рекомендовать его вашему величеству.

– Как его зовут?

– Лау Дартин, ваше величество. Это сын одного из моих самых старых друзей. Сын человека, который вместе с отцом вашего величества участвовал в войне с инсэктоидами добровольцем.

– И вы утверждаете, что этот юноша отлично держался? Расскажите мне поподробнее, Вельер, вы ведь знаете, что я люблю рассказы о войнах и сражениях.

И император Легг Валтимор, гордо откинувшись, покрутил ус.

– Ваше величество, – продолжал полковник, – как я уже говорил, господин Дартин ещё почти мальчик и, не имея чести состоять в легионерах, был одет как горожанин. Адепты господина кардинала, приняв во внимание его крайнюю молодость и особенно то, что он не принадлежит к полку, предложили ему удалиться, раньше чем они произведут нападение.

– Вот видите, Вельер, – перебил его император, – первыми напали точно они.

– Совершенно верно, ваше величество, сомнений в этом нет. Итак, они предложили ему удалиться, но он ответил, что он Клерик душой, всецело предан вашему величеству и, следовательно, остается с господами Клериками легиона.

– Славный мальчик! – прошептал Валтимор.

– Он действительно остался, и ваше величество приобрели прекрасного воина, ибо это он нанес господину Сааки тот удар палашом, который приводит в такое бешенство господина кардинала.

– Это он ранил Сааки? – изумился собеседник, – Он? Мальчик? Это невозможно, Вельер!

– Все произошло так, как я имел честь доложить вашему величеству.

– Сааки, один из лучших фехтовальщиков во всей империи Гранжир!

– Что ж, ваше величество, он наскочил на лучшего противника, превосходящего его.

– Я хочу видеть этого юношу, Вельер, я хочу его видеть, и если можно сделать для него что-нибудь, то мы займемся этим.

– Когда ваше величество соблаговолит принять его?

– Завтра в полдень, полковник.

– Привести его одного?

– Нет, приведите всех четверых вместе. Я хочу поблагодарить их всех сразу. Преданные люди встречаются нечасто, Вельер, и преданность заслуживает награды.

– В полдень, ваше величество, мы будем в Гартмане.

– На малой площадке у гравинаправляющих, полковник, у запасных платформ лифтов. Кардиналу незачем знать.

– Слушаюсь, ваше величество.

– Вы понимаете, что указ это все-таки указ. Ведь драться в конце концов запрещено!

– Но это столкновение, ваше величество, совершенно выходит за обычные рамки дуэли. Это стычка, и лучшее доказательство то, что их было пятеро, Адептов кардинала, против трех моих Клериков и господина Дартина.

– Верно, – сказал император. – Но все-таки, Вельер, паркуйтесь у запасных входов.

Полковник улыбнулся. Он добился того, что дитя возмутилось против своего учителя, и это было уже много. Он почтительно склонился перед императором и, испросив его разрешения, удалился.