Читать книгу Цепная лисица - Мэри Эго - Страница 6

Я ворочалась в кровати уже третий час. Тело ломило от усталости, но сон не наступал. Голова жужжала от вопросов, как улей от пчёл. Кто на самом деле наш декан и какими силами обладает? Зачем Павел помог мне и как нашёл? Что за нить нас соединила? Какие силы доступны гиенам, и вернутся ли охотники снова?

Четыре часа назад я каким-то чудом вытащила Койота из-под носа Гиен. Павел довольно скоро очухался. При моих панических вопросах указал на соединяющую нас нить и сказал: “Этого должно хватить, чтобы Гиены отстали. Узы… уж не знаю, как вышло, что столь сложная связь так запросто появилась, но она вполне заменяет регистрацию. Скоро должна хорошо диагностироваться охотниками. Но лучше лишний раз носа из дома не высовывай. Я пока подумаю, посоветуюсь, что нам со всей этой неразберихой делать”. При этом Павел вёл себя так, словно сам вот-вот впадёт в нервный психоз. Видок у него был потрёпанный. Но от любой моей помощи отказался. Без лишних распинаний попрощался и уехал на такси домой, сообщив, что сам свяжется через день-два.

И вот теперь я ворочалась среди подушек и одеял, мучаясь от вопросов.

В итоге поспать так и не удалось. Утром из спальни выбрался настоящий зомби. Круги под глазами были цвета мокрого асфальта, руки усыпаны царапинами и ссадинами, на каждой коленке красовалось по здоровенному синяку. К тому же заложило нос и в горле першило. Но всё это казалось ерундой по сравнению с перспективой быть съеденной. Возможно, сказку о красной шапочке писали по мотивам жизни? Если подумать, много где в фольклоре животные умеют говорить. Так, может, вот она, разгадка? И дело не в фантазии автора, а в реальности, где у каждого человека есть собственный зверь.

Моя утренняя дилемма звучала так: “Быть универу или не быть”. С одной стороны, не стоило бы. Павел ясно сказал – сидеть дома. Сам он вряд ли сегодня объявится на учёбе, с такими-то синяками. Да и Гиенам подловить меня возле универа не составит труда.

С другой стороны, а где безопасно? Один на один против охотников шансов у меня не больше, чем у муравья против лупы. А в универе многолюдно, возможно, получится раздобыть номер Павла, вчера-то я взять не догадалась. Да и учёбу никто не отменял.

Мне вспомнился совет Алека – делать вид, что ничего не случилось. Но по ходу все кому надо (и не надо) уже всё про меня знают. Одна я в неведении. Так что поздно прятать голову в песок.

Набив желудок позавчерашними варёными макаронами, я с опаской выдвинулась в универ. В автобусе забилась в угол, с подозрением оглядывая каждого пассажира. Лиса принюхивалась вместе со мной. Воняло ужасно: потом, дезодорантами разных мастей и ещё много чем, но гнили не было, что, несомненно, радовало.

Сорок минут в автобусе, и вот я уже стояла перед входом. Вокруг – ни следа вчерашней зловещей атмосферы. Даже лужи и те высохли, по небу плыли редкие облачка. Тишь и благодать. Но спокойнее не становилось.

Первая пара по “Теории и методике развития спорта в России”. Скучнейшее мероприятие. Но на носу экзамены, а без посещаемости преподаватели на порог не пустят. Вылететь же я никак не могла, и не только из-за матери.

Я уже зашла в аудиторию, когда вторая причина как раз появилась на пороге. Алек. Вечно в центре внимания. Вот и сейчас он был окружён сокурсниками, которые слушали его, развесив уши. Пёс счастливо махал хвостом, но вдруг повёл мордой, точно что-то учуяв, уставился на меня. Его веселье вмиг поутихло, точно одно моё присутствие высосало светлые эмоции, как долбаный дементор.

Пёс прошёл мимо, даже не поздоровавшись. Плевать он хотел на меня и на мои опостылевшие чувства. Кто будет его винить? Вот только мне от этого легче не становилось.

– Опять куксишься, Тинка? – толкнула меня локтем плоскомордая кошка – Раиса, которая тоже была в компании Алека. – С таким лицом тебе до старости не перепадёт! И чего с руками? С кошкой подралась?

"Жаль, что не с тобой", – подумала я, спрятав исцарапанные руки за спину. И тут же пожалела об этом. На лице Раисы расцвела довольная ухмылочка.

Алек делал вид, что ничего не слышал. Смеясь, компания заняла центральные парты. Я проводила их завистливым взглядом.

Стряхнув оцепенение, забралась в самый дальний угол. На душе было гадко.

– Привет, – махнул рукой Рысь-Слава. – Чего такая потрёпанная?

– Тусила не по-детски, – буркнула я, заслоняясь конспектами. Только сочувствующих мне не хватало.

Преподаватель писал на доске тему урока, а я сверлила взглядом рыжий затылок Алека. И хотела бы, но взгляд отвести не могла. В груди скреблась тоска, от которой тянуло выть.

Всё бы отдала, чтобы избавиться от бесполезных чувств к этому человеку. Что может быть хуже, чем таскаться по пятам за тем, кто презирает твоё существование? Великая, священная любовь… Уж скорее помешательство. Болезнь, которую стоит выкорчёвывать при первых признаках. Иначе пустит корни в сердце, отравит кровь, захватит разум, сделав из тебя бессмысленного болванчика. Ещё одного одурманенного солдатика в армии так называемой "великой любви".

Словно услышав эти мысли, Алек повернул голову и мельком посмотрел в мою сторону. Через пару секунд он оглянулся снова, только на этот раз смотрел дольше и, кажется, был неприятно озадачен. Его взгляд упирался мне в солнечное сплетение.

“Если он из Зрячих, то может видеть серебряную нить, так? “ – взволнованно подумала я. Сейчас она была ярче, чем утром. Яркой паутинкой тянулась из солнечного сплетения и устремлялась вперёд, утончаясь до едва различимого волоска света. На расстоянии полуметра свечения было уже не разглядеть. Я попыталась тронуть нить, но ничего не почувствовала, пальцы без сопротивления прошли насквозь. Словно это был пучок света, выпущенный лазерной указкой.

Всю лекцию я ловила на себе взгляды Алека, а стоило паре закончиться, как он встал и под удивлённые взгляды своей компашки сразу направился ко мне. Неслыханное событие. Только меня оно скорее напугало, нежели обрадовало. Я спряталась за учебником, делая вид, что читаю.

– Что непонятного было в совете держаться подальше от неприятностей? – напряжённо спросил Алек, наклоняясь к самому моему уху.

Я молчала, низко опустив голову.

– Что это за светящаяся хрень? – шипел он получше змеи. – Только не говори, что Узы. Точно, они и есть! Вот чёрт! С кем ты умудрилась их заключить? Хоть представляешь последствия? И где тогда шляется идиот, согласившийся на подобное?! Чего за книжкой прячешься? Стыдно в глаза смотреть? Или тебе мозгов не хватает понять, во что вляпалась? Меня не зови, когда за вами корректоры явятся! – каждое слово Алека было пропитано колким раздражением. – У тебя всегда в голове был бардак, – шипел он. – Ничего не изменилось. Только вчера за мной таскалась да в глаза заглядывала, а сегодня уже Узы с кем-то успела заключить. Или тебе одного дня хватает, чтобы в кого-то втюриться? Противно смотреть.

Каждое слово жалило, отравляя кровь. Моя лиса сжалась, прижав уши к голове, вздыбив шерсть. Но от злых слов нет защиты. Слёзы подступили к векам, я едва их сдерживала. Зачем он так? Я подняла книгу над головой, словно преграду между собой и грубыми словами.

– Тебе-то что? Или ревнуешь? – огрызнулась я.

Алек замер на секунду, словно переваривая мой ответ. А потом зашептал так яростно, что у меня волосы на затылке встали дыбом:

– Ревную?! Ты с какого дуба рухнула?! Говоришь мне такое. Ты! Та, кто пялится на меня часами! Таскается всюду следом! Даже у дома караулит! Или ты думала, я не знаю?

Я зажмурилась, молясь всем богам, чтобы Алек замолчал. Хоть бы никто ничего не услышал! Что обо мне подумают? Что я как сталкер слежу за одногруппником?

Было так стыдно, что хотелось провалиться под землю, а лучше ещё глубже – в Ад, лишь бы больше никогда не сталкиваться с Алеком и с его презрением.

– Я честно терпел твои преследования, – прошептал он. – Но давай договоримся, что с сегодняшнего дня ты оставишь их в прошлом. Тем более раз у тебя теперь Узы, – последнее слово он буквально выплюнул, будто оно жгло его язык.

Я смотрела в стол и глотала слёзы. Как я могла пообещать? Ведь я пыталась и не раз! День за днём без Алека. День за днём душила крик тоски, что раковой опухолью росла в душе. Неделю, месяц, пока она не разрасталась настолько, что становилась мной. Где бы Алек ни был, как бы ни прятался, каким-то шестым чувством я знала, где искать. Это было похоже на голод или инстинкт – он сковывал, подчинял, против него не работала воля. Тоска разжимала челюсти, только когда Алек оказывался хотя бы в зоне видимости. Но полностью это чувство не уходило никогда.

Так как я могла обещать что-то, если сама себе не принадлежала?! Неужели любовь всегда такая – голодная, опустошающая, злая?

Адек ждал, и с каждой секундой тишина между нами накалялась. Я смотрела в стол и искала ответ в рисунке дерева, а потом вдруг почуяла, что Алек отдаляется. Его запах слабел.

Он не стал дожидаться ответа. Может быть, потому, что знал его?

***

Следующую пару я просидела, как в тумане, а потом и вовсе сбежала домой, наплевав на все свои планы.

Захлопнула за собой дверь, стянула ботинки, отбросила куртку и упала на кровать. Закрыла лицо подушкой и разревелась со всхлипами и судорожными вздохами, как в детстве. А после заснула, сама не поняла, как. Провалилась в темень да и зависла там на десять часов. Проснулась от настойчивой вибрации мобильника, поставленного на беззвучный режим.

Номер был незнакомый, и я помедлила, прежде чем брать трубку. А нажав на “Приём”, с опасением прислушалась.

В трубке раздался недовольный голос Павла:

– Тина, блин! Сколько можно дрыхнуть! Иди, убери эту козу с порога! И предупреждая вопросы – телефон твой взял в деканате. А теперь поторопись! – Раздались гудки. Павел повесил трубку.

Я вздохнула, сонно впихнула ноги в тапочки и вышла из комнаты в длинный коридор, в конце которого Нина Валерьевна, хозяйка квартиры, в которой я снимала комнату, мужественно не пускала Павла на порог. Нина была козой, (вот уж кому точно облик подходил на сто процентов) да к тому же глуховатой, и с места её так просто было не сдвинуть.

– Аустина правила знает! – наставительно увещевала она, перегородив коридор своей сдобной тушей. Я поморщилась. Не любила полное имя. – Да, знает! Никаких домашних свиданий, пока она снимает комнату в моей квартире! Тем более ночью! На часы посмотри, уже почти полночь. Так что уши мне не заговаривай, я за версту твои похабные мыслишки читаю! А у нас не притон! Нужно будет, Аустина позвонит. Не потеряетесь.

Я дипломатично кашлянула в кулак.

– А-а, вот и Аустина! Твой кавалер? Манер не знает! Молодёжь совсем от рук отбилась, – блеяла она, и вдруг запнулась, захлопала ресницами. – Ох, Аустиночка, ты что ли плакала? Не из-за этого ли грубияна?

Я в испуге отвернулась, пискнула:

– Ой! Извините! – а потом Павлу, чья макушка маячила в коридоре: – Выйду через пять минут. Подожди на улице, – и стремглав бросилась в комнату приводить себя в порядок.

Не удивительно, что Нина Валерьевна что-то заподозрила. Подводка была размазана по щекам, а нос и губы распухли, будто пчёлы покусали. Стыдно-то как. Что про меня Павел подумал? Что я сутки рыдала из-за пары царапин, оставленных Гиенами? Ему-то куда больше досталось!

На приведение “фасада” в норму потребовалось не меньше четверти часа. Так что я немного опоздала, о чём Койот не преминул сообщить, стоило мне оказаться на улице. Я только зябко пожала плечами в ответ, а потом замерла, глядя на соединяющий нас с Павлом… трос.

Называть это нитью не поворачивался язык. Узы теперь были толщиной с палец и светились, как неоновая трубка. Я поднесла руку. Пальцы закололо, словно от сотен незримых иголочек. От удивления даже как-то позабылись утренние неприятности с Алеком. Я вопросительно посмотрела на Койота, надеясь найти ответы в его лице. Но там царила одна лишь озабоченность и усталость. А ещё цвели синяки и ссадины. Особенно яркий фингал красовался под правым глазом. Неудивительно, что хозяйка квартиры так взбеленилась. А ведь если бы не я, Павел бы бед не знал! Хотя вопрос о том, зачем он помог и что попросит взамен, оставался в силе.

Не говоря ни слова, староста развернулся и пошёл во дворы, я двинулась следом. Ветер заунывно шуршал пооблысевшими кронами, заставляя ёжиться и глубже запихивать руки в карманы.

Сегодня Койот пах иначе. Всё так же сухой травой, но пропала едкая нота, от которой хотелось воротить нос. Да и моя лиса больше не выказывала страха, разве что настороженность. За прошедшую ночь между нами многое поменялось. Спохватившись, я сказала в угрюмую спину:

– Э-э, спасибо. Правда, спасибо, что помог вчера. Я бы пропала, если бы не ты.

Койот сделал вид, что не услышал, но уши его дрогнули.

Мы прошли до конца дома и завернули на пустынную площадку для детей. Ночная тишина и тени преобразили её, делая похожей на музей потерянного детства. Забытые игрушки в песочнице. Покосившиеся, облупленные лошадки на ржавых пружинах. Одинокие качели, тревожно колыхающиеся под весом невидимых малышей.

Койот вбежал по железной горке и уселся сверху, свесив ноги и хвосты. Я поднялась по лесенке и села рядом. Сказала:

– Странное место ты выбрал.

– Зато безлюдное.

В этот же момент протяжно заскрипел ржавый флюгер на крыше навеса, и я вздрогнула. Павел скептически покачал головой, буркнул:

– Ветер.

К щекам невольно прилил жар смущения, и я порадовалась, что вокруг темно. Не глядя на меня, староста мрачно сказал:

– Честно сообщу, с этими Узами встряли мы с тобой по-чёрному. В дырявой лодке ты больше не одна, можешь радоваться.

– Что-то не хочется, – ответила я.

– Ты же совсем ничего не понимаешь.

– Так, может, расскажешь?

Койот вздохнул, механически пошарил по карманам. Чертыхнувшись, объяснил:

– Не вовремя бросил курить. Нервы совсем ни к чёрту.

Я терпеливо ждала, когда он приступит к сути. Мне уже настолько опостылело теряться в догадках, что я была готова к любой правде, насколько бы безумной она не оказалась. Вздохнув, Койот начал рассказ:

– Видишь ли, лисичка, есть множество теорий, почему происходит именно так, а не иначе. Это как с зарождением жизни. Никто на самом деле не знает, но из тысячи предположений какое-то оказывается более здравым, и вот его уже печатают в учебниках по биологии. Тут так же. То, что я тебе скажу, просто общепринятая теория среди Зрячих, – он запрокинул голову, глядя на редкие звёзды. – Считается, что эволюция есть не только у физического тела, но и у души. Изначально искра жизни зарождается в мёртвом океане, а тот в свою очередь находится в мёртвом мире. Зародившись, искра стремится пересечь мёртвый океан, чтобы прийти в наш мир. Сначала её сила столь мала, что она способна родиться только насекомым. Но путём перерождений, душа набирает энергию, вроде как наращивая “мясо”. Сначала она множество раз рождается насекомым, потом зверем. А спустя ещё минимум четыре десятка перерождений, приходит в этот мир человеком. Но вот скажи, что отличает нас от животных?

– М-м… Умение строить проблемы на ровном месте? – пошутила я.

– В точку, – хмыкнул Павел. – А штука, которая нас заставляет это делать, зовётся Разум. Так вот, звериную часть души, ту самую, что ты начала недавно видеть, называют Эмон. А человеческую, разумную часть зовут Рамна. И эти две половины вечно спорят и противоречат одна другой. Отсюда раздвоение. У обычного животного такого не бывает, потому что нечему раздваиваться. А вот в человеке борются Рамна и Эмон. Чаще всего разум побеждает. Как итог, человек свою животную натуру отрицает, эмоции подавляет, а на интуицию кладёт болт! Случаются и исключения. В основном у сильных душ… Если Рамна и Эмон в балансе, то и раздваиваться они не будут.

Я задумалась, вспоминая, что так и не смогла рассмотреть человеческого лица Декана. Значит, он находится в балансе со своим Эмоном?

– Н-да, теперь кое-что становится понятней, – пробормотала я. – Значит, нет никакого Рая и Ада?

– Ты расстроена? Ну, если тебе станет приятней, совсем прогнившие души попросту растворяются в мёртвом мире. Навсегда. Никакого перерождения. Не знаю, как именно это работает, но могу подкинуть книжку, если интересно.

– Может быть попозже. Так а почему этих зверей, Эмонов, видят не все люди?

– Могла бы и сама догадаться, почему, – хмыкнул Павел, взъерошивая себе волосы, становясь похожим на разбойника с большой дороги. – Зрячие – это ещё одна ступенька эволюции душ! И ступенька эта наступает далеко не у всех. У Зрячих есть своя собственная иерархия по уровню силы. Есть те, кто просто видят души, есть те, у кого ещё и способности прилагаются. Всё зависит от количества духовной энергии. Вот охотники и занимаются тем, что состригают чужую энергию, усиливая собственную душу. Потому и способности у охотников обычно развиты до крышесносного предела.

– Но почему обо всём этом так мало известно? Если существуют люди, способные иллюзии накладывать, то как об этом не прознали?

– Вот сейчас глупости говоришь. Про ведьм, колдунов и экстрасенсов слышала?

– Да

– А слово “фамильяр” о чём-нибудь говорит?

– Ага. Но разве это не спутник колдуна, вроде животного-помощника?

– Некоторые культуры выделяют Эмона в отдельное существо, отсюда и предания. Колдуны и ведьмы – просто плохо скрывающиеся “Зрячие”. Или шарлатаны, что тоже бывает. Вообще в мире все высшие должности занимают именно прозревшие. Даже существуют особые школы, которые помогают развивать способности и всё такое. Но процент Зрячих невелик, может, около семи-восьми процентов от всего населения Земли.

– То есть примерно… каждый пятнадцатый? Это не мало.

– В общем-то да Но зрячая элита обычно тусит отдельно от обычных смертных. Связано это ещё с тем, что шанс рождения ребёнка с сильной душой гораздо выше в семье из двух сильных зрячих родителей. Обычно везёт первенцу Хотя, по-разному бывает. Прозрение случается в подростковом возрасте, в 14-16 лет. В это время школы прочёсывают Кураторы, выискивая таких детей и просвещая насчёт происходящего.

– А я?

– Ты относишься к запоздавшим. Эскалация в твоём возрасте может произойти по причине сильного потрясения или… упражнений. Но вряд ли ты часами медитировала?

– Конечно, нет, разве что над учебниками. Но и потрясений за последнее время со мной не случалось.

Койот неопределённо пожал плечами:

– Может, ты просто не поняла? Потрясение для души и для тела – разные вещи.

– Ну, допустим, – с сомнением сказала я. – Так охотники напали на меня, потому что я из этих старопрозревших?

– Ага. Дело в том, что если человек не прозрел вовремя, значит его душа не была для этого готова. Слишком слабая. А теперь представь, какая-нибудь женщина средних лет вдруг вместо обычных людей вокруг начинает видеть монстров Что она подумает? Вероятно, попросту свихнётся! Люди теряют разум, потому что их Рамна слаба. Она попросту засыпает. Вожжи берёт Эмон и его звериные инстинкты. А что делает напуганный зверь?

– Защищается?

– Вот именно! Результаты самые плачевные. Помнишь случай с перестрелкой в школе, когда учитель принёс в класс ружьё и расстрелял половину учеников, а потом и себя?

– Боже

– Да уж. И таких случаев немало. Каждый год то тут, то там происходит нечто подобное. Усмирить несчастных без убийства можно только одним способом – оттяпав кусок души. Это лишает истинного зрения. Возвращает в “слепую” стадию. Такие бедняги ещё лет десять проводят в психушках. На мой взгляд, смерть была бы гуманнее. В России за порядком среди Зрячих следит ведомство Эмозор. Надеюсь, тебе не придётся с ними столкнуться – те ещё толстолобые идиоты. Думаю, им там на лапу не слабо отвалили, чтобы закон об охотниках утвердить. Люди есть люди, сама понимаешь. Хотя, кстати, об охотниках немногие знают, даже среди Зрячих. Иначе бы развелось таких охотничков, как нерезаных собак. Единственный способ избежать худшего – чтобы кто-то из уже зарегистрированных Зрячих взял под опеку потенциальную добычу.

– А Узы? – я показала на светящуюся вязь, которая нас соединяла.

– Это тоже подходит. Но, как бы сказать, лучше с таким не шутить.

– Почему?

Павел медлил.

– Ну? – поторопила я.

– Это вроде духовного брака.

У меня отпала челюсть.

– Что? – не поверила я. – Ты опять шутишь?

– Хотел бы, но нет. Честно говоря, сам не пойму, как это вышло. Эти Узы… их абы кто заключить не может. Часто хотят и не могут, а у нас так запросто, я даже икнуть не успел. Знаешь, всё из-за этого твоего словечка!

– Какого? – сощурилась я. Мне не нравился обвиняющий тон, с которым говорил Павел.

– Ты сказала: – “Мы истинные партнёры”. Откуда вообще это взялось? И ещё энергии ливанула. Нафига? Лучше бы с охотниками разобралась, а не меня на привязь брала!

– Так это что, моя вина?! – взбеленилась я, вскакивая и тут же ударяясь головой об навес. Потирая ушибленную макушку, я уже тише спросила:

– Я же об этом понятия не имела.

– Знаю, – буркнул Павел, с обречённым видом поглядывая на Узы. Я разделяла его беспокойство.

– Так что теперь? Чем это чревато?

Койот вздохнул:

– Прежде всего тем, что заключать Узы без любви до гроба попросту опасно. А ещё – запрещено.

Я уже ничему не удивлялась:

– И почему же?

– Ты только не пугайся, ладно? – он выдержал драматическую паузу. – Просто без искренних чувств такая связь в конце концов приводит к тому, что одна душа поглощает другую. И довольно быстро. Но! – Койот жестом остановил мой поток слов. – Не надо паники. Есть способ всё вернуть назад. Тебе повезло, что у меня есть полезные знакомства! Но до того, как я организую наше спасение, нельзя показывать кому бы то ни было, что “Узы” – результат случайности. Если кто угодно из Зрячих просечёт, что между нами никакой любви нет в помине, то или Эмозор накажет по-крупному, или тем же Охотникам дадут отмашку. Мы оба попадём под раздачу.

От количества информации у меня волосы вставали дыбом.

– Иными словами… – медленно выговорила я, – нам нужно притвориться парочкой?

– Не просто парочкой. А парочкой, которая других желаний не имеет, кроме как жить в любви и умереть в один день.

Мне вспомнились утренние обвинения Алека. Так вот что он имел ввиду, когда говорил про “дня хватает, чтобы втюриться”…

– А если нас раскроют, что будет?

– Ничего хорошего, – мрачно откликнулся Павел, поднимаясь и спрыгивая с горки на землю. – Может быть, я когда-нибудь покажу тебе людей, чьи Узы разорвали насильно. Зрелище не для слабонервных. Но у Уз есть ещё одно очень неприятное свойство.

– Боже, и какое? – обречённо спросила я.

– Если чувств нет, они их навязывают.

– Это как?

– Долго объяснять, – тон Павла был самый скорбный. – Но надеюсь, мы разорвём Узы раньше, чем в деталях изучим этот вопрос.

– У меня голова болит от информации, – пожаловалась я, спускаясь к нему.

– Ничего, не лопнет. А если лопнет – так мне же меньше проблем.

– Эй!

– Иди домой. Выспись.

Я подняла ворот куртки, прячась от внезапно осмелевшего ветра.

– А они не вернутся? Гиены.

– Нет. Надеюсь, нет. По идее, Узы лишают их права на охоту. Они такие вещи издалека чуют. А нарушать закон не станут. В любом случае, утром встречу тебя возле универа. Надо заглянуть к кое-кому за консультацией.

Я ещё раз переступила с ноги на ногу. Стопы так окоченели, что я их почти не чувствовала.

– Спасибо, что рассказал мне всё это… Если я как-то могу отплатить…

– Можешь, – мрачно усмехнулся Павел, но прежде чем я успела напугаться, добавил: – …не подхватить простуды! Пили домой, а то и так сопливишь. Жалко смотреть. Давай-давай! Шевели булками!

Ещё раз поблагодарив на прощание, я трусцой побежала домой.

Можно ли верить всему услышанному? Хоть Павел и выглядит мутным типом, не похоже, чтобы задумал что-то против меня. У него уже был шанс, и не один, сделать любую подлость. Но, может, просто выжидает момент? Можно ли ему доверять во всём? Было бы неплохо хоть с кем-то ещё поговорить на счёт этих… Эмонов.

Непонятный духовный брак меня не пугал – просто формальность… Так ведь? По сравнению с шансом лишиться жизни в лапах охотников, Узы казались неплохой альтернативой. Тем более Павел знает, что с ними делать дальше. А вот другое…

“Парочку! Мы должны завтра изобразить парочку!” – в волнении неслось в мыслях. Я же Павла совсем не знаю. Как вообще себя ведут парочки в универе?

“Должно быть, довольно обычно. Просто ходят и разговаривают, ничего такого!” – успокаивала я себя, забираясь под одеяло.

Завтра предстоял сложный день.