Читать книгу Тысячи ночей у открытого окна - Мэри Элис Монро - Страница 4

– Извините за беспокойство, доктор Грэхем…

Джек Грэхем удивленно моргнул, с трудом осознавая, что кто-то называет его по имени. Его внезапно охватил приступ раздражения. Только не сейчас, думал он. Не надо меня беспокоить.

– Доктор Грэхем?

Обреченно вздохнув, Джек бросил ручку на стол, вытер лоб ладонью и посмотрел на молодого ассистента, который мялся у его стола, сгорая от нетерпения. Вот черт, весь ход мыслей ученого был нарушен. А ему казалось, что он уже вплотную подошел к решению никак не дававшегося ему уравнения…

– Да, Роберт, в чем дело? – Его резкий голос был напряженным, как натянутая стальная проволока.

Аспирант смущенно кашлянул, переступил с одной ноги на другую и робко протянул Джеку большой белый конверт, словно в знак перемирия. Все в лаборатории были в курсе, что доктор Грэхем терпеть не мог, если его беспокоили, когда он работал в кабинете, и если кто-то и попадался под горячую руку, пленных он не брал.

– Только что пришло на ваше имя. Ой, – добавил ассистент поспешно, стараясь погасить огонь, пылающий в глазах доктора Грэхема. – Вы же хотели, чтобы вам сообщили, когда соберутся заливать жидкий водород, чтобы охладить магнит. Так вот, думаю, все уже готово. Я имею в виду, в камере. – Он нервно сглотнул и поспешно добавил: – Сэр.

– Дело за тобой, Джек, – произнес доктор Ирвинг Фолк, директор лаборатории, заглянув в дверь. – Ты проверил контакты датчиков? Мы уже начинаем.

Плечи ассистента опустились – он явно расслабился от такого подкрепления.

– Да, спасибо, Ирвинг, – ответил Джек, и старое плетеное кресло заскрипело, когда он откинулся на спинку. – И вам спасибо, Роберт.

Ассистент радостно кивнул и опрометью бросился в лабораторию к смотровому окну большой стальной вакуумной камеры, используемой для испытания космических аппаратов. Камера сверкала в искусственном освещении лаборатории, словно серебряная пуля. А доктор Грэхем в этой лаборатории играл роль одинокого рейнджера, искателя приключений, лихого наемника, единственного, кто может решить сложную проблему, неподвластную остальным.

– Не верю глазам своим, старик, неужели в обратном адресе указано «ЦЕРН»?[3] – спросил Ирвинг. Несмотря на демократичный вид – джинсы и тенниску под белым лабораторным халатом, – вся манера поведения директора лаборатории свидетельствовала о его принадлежности к британскому высшему классу. На самом деле, у него был титул барона или лорда – Джек так и не смог разобраться в сложной иерархии английской аристократии.

– Точно, – ответил Джек, надрывая конверт. Он вытащил письмо и быстро пробежал его глазами.

– Ну, и что там? Что-то под грифом «совершенно секретно» или все же нам, простым смертным, можно удовлетворить свое любопытство?

Джек передал ему письмо и наблюдал, как по мере чтения письма на лице Ирвинга появляется выражение интереса, радости, а затем легкой зависти, что говорило о том, что ничто человеческое ему не чуждо.

– Значит, в ЦЕРНе мечтают тебя заполучить? Потрясающе! Ты же понимаешь, это великолепные перспективы. Однако, как все сейчас быстро делается. Ну, что сказать – можно считать, твое будущее обеспечено. Хотя в этом случае наша лаборатория многое теряет. Не думаю, что теперь мы можем надеяться уговорить тебя остаться работать в институте.

В глубине души Джек испытывал удовлетворение. Но вовсе не из-за предложения престижной работы, а потому, что мечтал присутствовать при обнаружении t-кварка, единственного из шести видов кварков, который еще оставался загадкой. Он проработал несколько лет в Национальной лаборатории ускорителей Ферми в Иллинойсе, как раз в то время, когда научное соперничество между ЦЕРНом и Лабораторией Ферми достигло наивысшего накала. Однако с тех пор финансирование лаборатории сократилось, и эпицентр научных исследований теперь находился в Швейцарии, в Женеве. А теперь Джек вдруг получает предложение там работать. Его просто захлестывали противоречивые чувства. Больше всего на свете он любил разгадывать загадки и решать сложные задачи, а t-кварк являлся главным фрагментом сложнейшей головоломки современной науки, разгадав которую можно было вплотную подойти к созданию Теории Великого объединения[4].

Он поднял голову и улыбнулся Ирвингу, когда вдруг уголком глаз заметил какое-то оживленное движение у смотрового окна камеры. Аспирант Роберт стремглав вбежал в камеру, а остальные сотрудники лаборатории прильнули к окошку. Джек посмотрел, что происходит в камере, и увидел, что находившийся там лаборант в белом фартуке, плотных перчатках и маске развел руками и, пошатываясь, начал отступать назад неуверенными шагами.

Повинуясь инстинкту, Джек вскочил на ноги.

– Черт, наверное, эти растяпы пролили жидкий водород. Ирвинг, срочно вызови врачей! И включите вентиляцию! – крикнул он, вбегая в камеру.

Роберт, который уже находился в камере, поспешив на помощь лаборанту, пребывал в полной растерянности, запутавшись в толстом черном проводе. Джек подбежал к нему, схватил за руку и рывком вытащил из камеры. Небольшая группка сотрудников лаборатории прилипла к окошку, наблюдая за всем происходящим полными ужаса глазами. Джек подтолкнул Роберта к ним.

– Ребята, закройте за мной дверь, но не забудьте быстро ее открыть, когда я пойду назад. Все понятно? И чтобы никто другой носа туда не совал! Что бы ни происходило!

– Джек, ты не можешь туда входить! – воскликнул Ирвинг, хватая его за руку. – Там сейчас совсем не осталось кислорода. Ты же задохнешься!

– И этот парень тоже, – прокричал Джек. – А теперь отойдите! Мы теряем время. И включите, наконец, вентиляцию!

– Да не работают эти чертовы вентиляторы! – воскликнул Ирвинг с красным от волнения и напряжения лицом.

Джек быстро оглядел лабораторию, забитую научным оборудованием, но не обнаружил ни единого кусочка простой веревки. Он схватил ворох перепутанных компьютерных проводов, резким движением вырвал их из приборов и, сделав глубокий вдох, подал сигнал открыть люк и бросился на помощь к лаборанту, который уже потерял сознание и лежал на полу. Джек обвязал компьютерный провод вокруг его ног, в душе благодаря Бога за то, что все детство провел в отряде бойскаутов, где отлично научился вязать узлы, и выбежал из люка как раз в тот момент, когда воздуха в его легких уже не осталось. Ассистент захлопнул за ним люк.

– Так, а теперь вы четверо, – произнес Джек, прерывисто дыша, – встаньте тут и тяните за провод. Готовы? Раз, два, три – открывайте дверь. Тяните!

Четверо мужчин изо всех сил потянули провод и в несколько приемов все-таки сумели подтянуть лаборанта к люку камеры, откуда Джек вытащил его наружу и передал на руки помощникам. И тут, как только захлопнулся люк, все услышали звук внезапно заработавшей вентиляции.

Лаборант, казалось, не дышал, но пульс у него прощупывался.

– Немедленно вызовите врачей! – крикнул Джек, срывая галстук. Затем наклонился над бесчувственным лаборантом и принялся делать искусственное дыхание. Ну нет, в мою смену тут никто не умрет, думал он, стараясь соблюдать правильное соотношение вдохов-выдохов и ритмично надавливая на грудную клетку пострадавшего. Ну же, давай, как там тебя зовут! Джек искренне сожалел, что не потрудился запомнить имя сотрудника. Держись, парень!

Через несколько минут прибыли врачи «Скорой помощи» и, демонстрируя своими действиями уверенность и эффективность, приложили к лицу пострадавшего кислородную маску, столь ему необходимую. Джек стоял рядом, бессильно опустив плечи, и снова задышал в привычном ритме лишь тогда, когда врач поднял вверх большой палец в знак того, что все в порядке. Остальные сотрудники в растерянности толкались рядом, наблюдая, как медики вкатывают носилки с их товарищем в реанимобиль.

Джек, наконец, опустил голову и с облегчением выдохнул, молясь в душе, чтобы клетки мозга молодого лаборанта не были повреждены. Затем он стянул твидовый пиджак с усталых плеч и швырнул его на спинку ближайшего стула. Он надевал ненавистный пиджак только в те дни, когда ему надо было читать лекции.

– Ну как ты? – спросил Ирвинг с беспокойством в глазах.

Джек чувствовал себя абсолютно опустошенным и лишь отмахнулся от всех выражений заботы и сочувствия. Воротник его оксфордской рубашки был мокрым от пота. Он попытался расстегнуть верхнюю пуговицу, но ничего не получалось, поскольку пальцы предательски тряслись.

– Давайте я помогу, – произнесла Ребекка Фоулер – высокая аспирантка с длинными стройными ногами, расстегивая злосчастную пуговицу спокойными уверенными движениями тонких ловких пальчиков.

– Благодарю. – Джек смущенно кашлянул и отступил назад. – Спасибо всем, – уже громче произнес он, обращаясь к кучке взволнованных лаборантов и аспирантов. – Все будет хорошо, ведь вентиляция в камере восстановлена. Вы все прекрасно сработали и спасли положение. Я горжусь вами.

Его слова успокоили сотрудников и через некоторое все погрузились в обычные занятия.

– Ну ты прямо как Бакару Банзай в восьмом измерении, Джек[5]. Пора писать мемуары, пока ты еще жив, – отпустил Ирвинг шутку в адрес друга, подавая ему стакан холодной воды. – А то никто не узнает о твоих героических деяниях.

– Ну, понимаешь… – Джек одни глотком осушил стакан. – Мне сейчас не до мемуаров. Меня мало что интересует, кроме работы. – Он смял бумажный стаканчик и швырнул его в мусорную корзину. – В ней вся моя жизнь.

– Да неужели? – засмеялся Ирвинг, похлопывая друга по плечу. – К чему излишняя скромность? У нас всех есть что рассказать, даже если эти воспоминания не такие уж волнующие.

Джек рассмеялся, а потом отвернулся, и улыбка сползла с его лица. Да нет, не у всех такая хорошая память, подумал он, болезненно поморщившись.

– Что с вами, доктор Грэхем? Вы не пострадали?

Джек поднял голову и увидел подходившую к нему Ребекку Фоулер. Он был высоким мужчиной, но ее глаза оказались почти на одном уровне с его собственными, и девушка заглянула в них, подняла руку и легким, исполненным кокетства жестом, отвела темную прядь его вьющихся волос со лба.

Ребекка была наделена всеми возможными достоинствами: умом, красотой и деньгами. Глядя на ее точеную фигуру, блестящие волосы цвета воронова крыла и искрящиеся голубые глаза, которые сейчас смотрели на него взглядом, полным соблазна, Джек думал, что в ее случае природа, пожалуй, даже перестаралась. Каждый мужчина в лаборатории мечтал оказаться с ней наедине на потерпевшей аварию и изолированной от всего остального мира космической станции.

– Нет-нет, со мной все в порядке, – ответил Джек, отводя взгляд и теряя великолепный шанс на более близкие отношения.

Сейчас он хотел лишь побыть в одиночестве и все обдумать. Реплики Ирвинга пробудили в нем мысли о прошлом, которых он обычно старательно избегал. Он сделал еще один шаг назад.

– Все так перепугались, – продолжала Ребекка, похлопывая его по руке, словно он был неразумным ребенком. Надо сказать, что он находил этот жест скорее раздражающим, а вовсе не соблазнительным. – Почему бы нам не поехать ко мне домой и что-нибудь выпить? Я приготовлю ужин. Вы могли бы… расслабиться…

Ну, это вряд ли. Было совершенно очевидно, что расслабление не входит в задуманную программу, а с него уже хватит приключений на этот день.

– Ребекка, ваше приглашение большая честь для меня, но, к сожалению, я не могу, – ответил Джек. – У меня еще есть дела, которые надо завершить.

Он не стал обращать внимание на ее разочарованно надутые губки и удивленный взгляд Ирвинга и постарался убежать из лаборатории как можно раньше, чувствуя себя совершенно обессиленным.

Говоря о незавершенных делах, Джек имел в виду поиски ответа на вопросы, которые мучили его на протяжении всех тридцати шести лет его жизни. Кто я такой? Откуда я появился? Дело в том, что, за исключением нескольких отрывочных воспоминаний, Джек совершенно не помнил своего раннего детства. Жизнь для него началась с шестилетнего возраста, когда дрожащий от холода брошенный ребенок оказался на ступеньках крыльца лондонского приюта, а на шее у него висела записка. Он был словно выброшенный на улицу никому не нужный щенок.

Джек долго бродил по парку, втянув шею в воротник плаща и сунув руки в карманы. Почему он ничего не мог вспомнить? Что случилось и почему те первые шесть лет в его сознании погружены во мрак? Как он ни пытался сосредоточиться, напрягая все сто пятьдесят шесть баллов своего интеллекта, образы раннего детства ускользали от него. Предполагалось, что родился он в Англии. Когда год назад он вернулся из Америки в Лондон, он подумывал о том, чтобы нанять частного детектива, чтобы раскопать информацию о своем прошлом. На самом деле это и было одной из причин, по которым он согласился принять предложение приехать в Лондон, чтобы прочитать курс лекций и поучаствовать в научных исследованиях. Но теперь, в Лондоне, всегда находились причины, по которым он так и не решился начать свое расследование: то он не мог найти детектива, которому можно было доверять, то был слишком загружен делами, и в конце концов решил, что поиски не имеют никакого смысла.

Однако сегодня эта неопределенность заявила о себе с новой силой. Он вдруг понял, что если бы погиб из-за происшествия в лаборатории, то некому было бы даже сообщить о его смерти. У Джека не было родных и близких. Шагая по парку в туманных сумерках мимо фонарных столбов и слушая звук своих шагов по мокрому асфальту, Джек Грэхем внезапно осознал, как он бесконечно одинок.

В тот вечер он рано лег в постель, поужинав горсткой чипсов и запив их стаканом виски. Несколько часов он беспокойно ворочался, путаясь в простынях и на чем свет стоит проклиная свой неуемный ум. Когда наконец он успокоился и начал погружаться в сон, в голове вдруг на мгновение возник знакомый образ. Это было единственное воспоминание детства, которое преследовало его почти каждую ночь, всякий раз возникая в том странном промежуточном состоянии между сном и бодрствованием. В этом видении какой-то мужчина сильно бил его по лицу. Он уже видел кулак, устремляющийся к нему, но успел вынырнуть из полусна.

Джек открыл глаза и тихо выругался. Ну нет, с него хватит! Он выбрался из постели, включил свет, достал из лотка лежащие там листочки для заметок и принялся их просматривать, пока не нашел то, что искал. Вот: Йен Фарнсуорси, частный детектив. В конце концов, какая разница, на какой кандидатуре остановиться, решил Джек и без дальнейших раздумий точными движениями набрал номер.

Как и следовало ожидать, в трубке раздался голос автоответчика, но Джек оставил краткое сообщение и свой номер телефона и прервал звонок. Он некоторое время смотрел на телефон, потом глубоко вздохнул, вернулся в постель и погрузился в долгожданный глубокий сон.

Следующим утром в квартире, расположенной над той, где мирно спал Джек, Мэдди и Том О’Нил свесились через с перила второго этажа квартиры и захныкали.

– Мам, а теперь что нам делать?

Фэй вытащила руки из ведра, наполненного горячей мыльной водой, и внимательно посмотрела на детишек, слушая их вопросы. Они не давали ей покоя уже целый час. Длинные волосы Мэдди были спутаны, а Том вырядился в клетчатые шорты и рубашку в горошек, что выглядело совершенно нелепо, но он наотрез отказывался переодеваться.

– А вы свои игрушки уже распаковали?

Мэдди закатила глаза и недовольно протянула:

– Да-а-а…

– А как насчет того, чтобы помочь мне на кухне? Ну-ка, берите губки в руки!

Ее слова были встречены громкими стонами, но Фэй лишь крепче сжала тряпку в руке. Она безумно устала: несколько дней распаковывала вещи, закупала продукты и отмывала квартиру до стерильной чистоты. В довершение всего через пару дней ей предстояло выйти на новую работу, а она еще так и не нашла няню, которая бы сидела с детьми в ее отсутствие. Она чувствовала себя выжатой как лимон. Самое время еще развлекать детей, которые никак не хотели угомониться.

– Нам скучно, – хныкала Мэдди тем противным капризным голосом, от которого скрежещут зубами все мамы на свете.

Фэй уже собиралась было повторить детишкам, что она велела им делать, но придержала язык. В конце концов, для них это время тоже было трудным. Им было непонятно, куда можно пойти и что можно делать в этом странном незнакомом доме, наполненном необычными звуками и чужими запахами. Все было новым и незнакомым, а еще приближалось лето, ведь занятия в школе начинались лишь осенью. Больше всего им сейчас нужны были друзья, а сама Фэй была слишком занята, выполняя обязанности одновременно и матери и отца. У нее просто не хватало времени быть им другом.

– У меня идея, – сымпровизировала Фэй. – Смотрите, какой прекрасный весенний день. Почему бы вам не пойти поиграть на улицу?

Рожицы детишек сморщились от разочарования.

– А что мы там будем делать?

– Думаю, вы найдете, чем заняться. Разве могут дети скучать, когда стоит такая прекрасная погода? Ну, идите же! Вы можете вскопать землю. Или выполоть сорняки. Я видела, что в сарайчике на заднем дворе есть лопаты и совки. Не думаю, что кто-то будет возражать, если вы позаимствуете их, чтобы навести порядок в саду. – Она заметила, что ее мысль нашла отклик: глаза детей загорелись, и они явно успокоились.

– А ты с нами пойдешь? – спросила Мэдди, распрямляя спину и резким движением отбрасывая непокорную прядь волос с глаз.

– Вы начинайте, а я к вам присоединюсь, когда закончу убираться на кухне.

– Обещаешь?

– Конечно, обещаю. Идите-идите…

Личико Мэдди оживилось.

– Пошли, Том! – распорядилась она и решительным шагом направилась к двери. Том покорно поплелся за ней.

Фэй не без облегчения наблюдала, как они стремглав выбежали из квартиры. За последнюю неделю она обнаружила множество скрытых дефектов, которые умудрилась упустить при первом осмотре дома, поддавшись его очарованию. Штукатурка на стенах в некоторых местах потрескалась от сырости, вероятно, из-за протекающей крыши, и в комнатах пахло плесенью. Краска в углах облупилась, лампы мигали, когда дети бегали в комнате наверху, а покрытые известковым налетом и ржавчиной краны в ванной и на кухне дрожали, выплевывая жалкие капли воды. Печально, что такой прелестный дом находится в столь плачевном состоянии.

И все же этот дом ей нравился, думала она, обходя комнаты с ведром в руке. Ей даже нравилось стирать пыль со старой мебели из красного дерева, мыть тяжелое створчатое окно, скрести скрипучие деревянные полы. Прошло всего несколько дней, а она уже чувствовала себя тут как дома. Стены словно обнимали ее, нашептывая, что она наконец обрела безопасность и тот образ жизни, о котором всегда мечтала. Действительно, иногда ей казалось, что старый особняк – ее лучший друг в Лондоне.

Фэй вытянула шею, чтобы посмотреть из заднего окна, чем там занимаются дети. Мэдди выкапывала совком сорняки вместе с землей, и вокруг нее уже образовалось несколько отвратительного вида куч, а Том изо всех сил лупил по кусту палкой. Фэй покачала головой – ей было и смешно, и неловко. Она не удосужилась объяснить детям, как работать в саду. Им ведь нужен наставник в жизни, мать, которая могла бы посвящать им больше времени.

На какое-то мгновение ее охватило непреодолимое желание стянуть желтые резиновые перчатки и надеть хлопчатобумажные для работы в саду. Как было бы хорошо чувствовать солнечное тепло на своем лице, видеть радостные улыбки детей.

Но здравый смысл все-таки возобладал – она отбросила ненужные мысли, словно пылинки, и сосредоточилась на ведре с мыльной водой и губке, старательно отмывая жирное пятно в маленькой духовке. Время не ждет, и не важно, кто ты – мужчина или женщина, твердила она себе. Нужно пользоваться моментом и завершить эти хозяйственные дела, пока дети нашли себе занятие, другой возможности может и не предоставиться.

Внизу, в спальне, выходящей окнами на сад, Джек продрал глаза и увидел луч солнечного света, который бил через узкую щель между шторами прямо ему в лицо. Он поскреб голову, слегка зевнул. Издалека с улицы доносились звуки автомобильных гудков, в саду вовсю щебетали весенние пташки. До этого он провел несколько бессонных ночей, ворочаясь с боку на бок, поскольку печальные мысли не давали ему покоя. Но в это утро даже крепкий сон почти до одиннадцати не принес ему желанной ясности мысли.

Словно на автопилоте он сунул ноги в спортивные штаны, натянул поношенный свитер с надписью «Стэнфордский университет» и побрел через холл в огромную кухню. Так как урчание живота заглушало все остальные звуки, Джек схватил первую попавшуюся чашку, на всякий случай ее понюхал, чтобы понять, чистая ли она, налил туда вчерашний кофе и сунул в микроволновку. В ожидании звукового сигнала принялся искать, что бы съесть на завтрак, и в конце концов решил, что зачерствевшие остатки пиццы вполне сгодятся, ведь в них содержатся все четыре основные группы питательных веществ. С трудом затолкав пиццу в рот и сделав несколько глотков горького кофе, он плеснул в лицо холодной воды, пригладил пятерней волосы и счел, что выглядит и чувствует себя вполне прилично. Внезапно до его слуха донеслись оживленные детские голоса.

Безоблачное небо сияло лазурью. Благоухающие лепестки весенних яблонь облетели и теперь усеивали покрытые плиткой дорожки. В дальнем конце сада крошечные светло-зеленые бутончики уже виднелись на побегах глицинии, которые, словно змеи, вились по старым кирпичным стенам. Джек резко остановился на пороге, к своему удивлению, обнаружив в саду двух маленьких детишек, которые увлеченно трудились, как весенние пчелки, пытаясь, видимо, отчистить старый фонтан.

Девочка была старше мальчика года на два и, видимо, руководила процессом. Она восседала на шаткой деревянной лестнице и до блеска начищала лицо бронзового мальчика, одновременно отдавая распоряжения мальчугану, который, вероятно, был ее братом. Несмотря на хрупкость и ангелоподобное бледное личико, она вела себя как заправский сержант-инструктор, при этом, пожалуй, самый эффективный из всех, кого ему случалось видеть.

Мальчик был полной ее противоположностью и казался очень покладистым, безропотно выполняя все ее приказания. Это был худенький бледный ребенок с огромными глазами на бледном лице и взъерошенными волосами, которые торчали в разные стороны, что делало его личико совсем крошечным. Оглядев сад, Джек с удивлением понял, что дети неплохо поработали. На покрытых плиткой дорожках виднелись пятна грязи – свидетельства неравной борьбы между цепкими сорняками и маленькими упрямыми пальчиками. Да, они достигли немалого успеха, но при виде густых зарослей плюща, побеги которого даже кирпич заставляли покрываться трещинами, он вздохнул. Чтобы привести этот заброшенный сад в порядок, надо победить в этой войне с зеленными завоевателями, и победа может быть нелегкой.

Джек улыбнулся, догадавшись, что это, наверное, двое американских ребятишек, по поводу которых так беспокоилась миссис Ллойд, опасаясь, что они поцарапают мебель. Он любил детей и предпочитал общаться с ними, а не со взрослыми. В округе их было не так много, и ему не хватало детских криков и смеха на улице, веселых дворовых игр. Но эти двое вели себя гораздо тише, чем большинство ребятишек. Ему пришлось прислушаться, чтобы понять, о чем они говорят.

– А мальчик симпатичный, – сказала девчушка, по-прежнему протирая лицо бронзовой статуи. – Интересно, кто это?

Джек вышел в залитый солнечными лучами сад.

– Это Питер Пэн, – ответил он.

Девочка ахнула и тут же смущенно отвернулась, проверяя, на месте ли брат. Он стоял у фонтана в застывшей позе, как и бронзовая статуя, а глаза его округлились от страха.

– Вы кто? – испуганно спросила девочка.

Джек старался идти как можно медленнее, боясь напугать их еще больше.

– Я ваш сосед, – сказал он как можно более спокойным голосом. – Меня зовут Джек Грэхем. – Дети молчали. – А как вас зовут?

Девочка наклонила голову, изучая его подозрительным взглядом. Он улыбнулся, чтобы растопить лед недоверия.

Однако подобная благожелательность ее не убедила.

– Мне нельзя разговаривать с незнакомыми людьми.

– Я вовсе не незнакомый, – постарался разрядить обстановку Джек. – Живу на первом этаже. Между прочим, это и мой садик.

Девочка сощурила глаза.

– Мама сказала, что мы можем почистить фонтан. – Она говорила вызывающим тоном, словно провоцируя его на возражения.

– Вы делаете замечательное дело. – Джек продолжал медленно идти по направлению к фонтану, тихонько насвистывая.

– Знаете, – сказал он, указывая на кучу мокрых гнилых листьев на камнях, – там, наверное, полно отличных жирных дождевых червяков. Если вы не собираетесь использовать их как наживку на рыбалке, я, пожалуй, верну их в землю. Червяки очень полезны для сада.

– Правда? – Девчушка повернулась к брату, ухватившись за лестницу покрепче, чтобы не упасть. – Том, – повелительным голосом произнесла она, – иди, перебери эти кучи листьев и вытащи оттуда червяков.

Том нахмурился и покачал головой.

Девочка потерла лоб.

– Совсем забыла. Он боится насекомых. И червяков тоже.

– Черви – друзья человека, – как можно дружелюбнее произнес Джек и, подойдя к кучам листьев, вытащил оттуда несколько отборных розовых червей и бросил их на взрыхленную трудами детей землю. Вытирая руки о штаны, он снова подумал, насколько живописна старая кирпичная стена, полукругом окружавшая сад. В нескольких местах желтые и лиловые крокусы – явно остатки прежнего великолепия, пробивались сквозь сорняки, весело подставляя яркие лепестки весеннему солнцу.

– Понимаете, мне всегда хотелось навести здесь порядок, но я никак не мог найти для этого времени. Всегда слишком занят. Замечательно, что вы за это взялись. Что же вы собираетесь здесь посадить? Надеюсь, помидоры?

– Вовсе нет. Здесь будут цветы. Очень много цветов.

– Мне следовало бы догадаться, – притворно сокрушался Джек. – Просто очень хотелось больших сочных помидоров, которые растут у нас на Среднем Западе. Впрочем, не беда. Цветы будут отлично смотреться рядом с фонтаном. Интересно, – добавил он, касаясь изящной резной чаши фонтана и наклоняясь, чтобы получше рассмотреть трубы, – может, мне удастся сделать так, чтобы эта штука снова заработала. Я ведь мастер на все руки.

Из глаз девчушки исчезло сомнение, и на ее лице расцвела солнечная улыбка.

– Правда? Как здорово, правда, Том!

Том же, напротив, сощурился так, что глаза его превратились в узенькие щелки, всем своим видом изображая недоверие, а затем поспешно спрятался за непомерно разросшийся самшитовый куст. За ветками, покрытыми блестящими листьями, были видны лишь пара грязных кроссовок и костлявые коленки мальчишки.

– Сдается мне, что я ему не очень нравлюсь. – Джек сокрушенно пожал плечами.

– Не обращайте внимания. Он никогда не разговаривает с незнакомыми людьми.

– В любом случае нам надо попытаться это исправить, правда? – Джек подбоченился и некоторое время пребывал в раздумье. – Что надо сделать, чтобы больше не быть для вас незнакомцем? Полагаю, в конце концов нам придется все время друг с другом сталкиваться, ведь у нас один сад на всех. И лето-то уже не за горами.

Девочка прикусила губу.

– Надо спросить разрешение у мамы. Она не хочет, чтобы мы разговаривали с кем-то, кого она не знает.

– А-а, тогда понятно. Похвальная осторожность.

– Конечно. Ей приходится быть осторожной.

– Почему?

Девочка замолчала, крепко сжав губы.

Джек не стал настаивать на ответе.

– А можно мне поговорить с твоей мамой?

Она кивнула, потом подняла голову и, крепко держась за деревянную лестницу, громко прокричала:

– Ма-а-ам!

– Надеюсь, это поможет, – пробормотал Джек. Он оглянулся на Тома, который осторожно выглядывал из-за куста. Но как только их глаза встретились, Том мгновенно снова нырнул в свое убежище. Джек подумал, что это выглядит слишком забавно, чтобы раздражать.

Через минуту из задней двери выскочила женщина. Ее лицо было бледным от страха, с губки, которую она сжимала в руке, стекали мыльные струи. Она была миниатюрной, как и ее дети, с очень светлыми волосами, стянутыми в кривой хвостик. Джинсы ее были закатаны до половины икр, и в целом она выглядела очень по-детски – ненамного старше своей дочки. Сущая серая мышка, но настроенная очень решительно.

Миссис О’Нил обладала изящной гибкой фигуркой, прямым веснушчатым носиком с точеными ноздрями, которые раздувались, как у прекрасной грациозной львицы, которая торопилась защитить своих детей. Казалось, от нее летят искры. О нет, подумал Джек, это далеко не серая мышка.

– Что случилось, Мэдди? – спросила она, ее голубые глаза сверкали, когда она осматривала сад. – А где Том?

Мальчик вышел из-за самшитового куста и стоял, уставившись в землю.

– Мы… мы просто хотели познакомить тебя с нашим новым соседом, – смущенно объяснила девочка. Было очевидно, что она вовсе не желала до такой степени испугать мать.

На лице женщины появилось выражение глубокого облегчения. Она расплылась в улыбке, нежно глядя на детей. Затем заметила Джека, стоявшего у сарая, и настороженность вернулась. Джек подумал, что, судя по ее жесткому подозрительному взгляду, он либо смахивает на серийного убийцу, зарубившего топором нескольких человек, либо его волнистые волосы торчат в разные стороны самым неподобающим образом, и на всякий случай пригладил их пятерней.

– А вы, наверное… – В ее бархатном мурлыкающем голосе слышались почти смертоносные, опасные нотки. Она не была недружелюбной, но и добрососедскими ее интонации назвать было нельзя. Джек вспомнил слова девочки: «Ей приходится быть осторожной».

Протянув ей руку с самым приветливым видом, Джек произнес:

– Я ваш сосед, Джек Грэхем. Живу здесь на первом этаже.

– Понятно… доктор Грэхем, – медленно ответила она. Ему казалось, что он слышит, как ее ум просматривает множество файлов, находит его и пристально изучает данные. Наверное, ему все-таки удалось пройти первый барьер, поскольку напряженность на ее лице исчезла и на смену ей пришло осторожное любопытство.

Он чувствовал, что миссис О’Нил пристально изучает его мускулистую фигуру под мешковатыми спортивными штанами и поношенным свитером и, наверное, удивляется, неужели этот непрезентабельный тип действительно ученый.

Впрочем, нельзя ее за это осуждать. Большинство людей представляют ученых заморенными старцами со сгорбленной спиной и неизменной ручкой в нагрудном кармане. Они должны носить очки в тяжелой оправе и не уметь отличать бейсбол от футбола. Это был устоявшийся стереотип, который вовсе не подходил современным молодым рыцарям науки. Джек знал, что с его высокой стройной фигурой, выразительными карими глазами и густой шапкой непокорных кудрей шоколадного цвета большинство людей в университетском городке скорее принимают его за студента-практиканта, а вовсе не за физика-теоретика с мировым именем.

Однако те, кто удосуживался взглянуть на него более пристально, замечали, что выражение лица скорее было печальным, а не жизнерадостным, в уголках темных глаз прятались мелкие морщинки, выдающие напряженную работу мысли, а жесткие линии вокруг рта говорили о том, что этот человек ищет ответы на тысячи вопросов.

Со смущенной улыбкой на губах Фэй переложила мокрую губку в другую руку, вытерла ладонь о фартук и после секундного колебания приняла его рукопожатие.

– Приятно с вами познакомиться. Мня зовут Фэй О’Нил, а это мои дети – Мэдлин и Том. Дети, это доктор Грэхем.

– Приятно познакомиться, мисс О’Нил. Или я могу называть вас Мэдди? – Он раскланялся в шутливо-церемонной манере. Его усилия были вознаграждены легкой улыбкой на лице девочки.

– Конечно.

– Тогда зовите меня Джек, – добавил он с улыбкой, от которой на щеках проступили симпатичные ямочки.

Мэдди улыбнулась еще шире.

– Том, ну-ка поздоровайся с Джеком.

Том опустил глаза и протянул руку, не произнося ни слова.

– Дайте ему время, – сказала Фэй, подходя к сыну и обнимая его за плечи, словно пытаясь защитить. Том тут же прижался к ней и спрятал лицо в ее фартуке.

Наблюдая эту немую сцену, Джек невольно ощутил волнение. Ему были неведомы такие проявления родительской любви, он отчаянно ее желал и завидовал тем, кому она была дарована.

– Он просто застенчивый и неразговорчивый, – пояснила женщина, гладя волосы мальчика.

– Все в порядке, парень. Но помни, мы больше не незнакомцы. – Джек повернулся к Фэй и добавил: – Вам будет приятно узнать, что никто из них не сообщил ни имя, ни звание, ни серийный номер, как я их ни пытал.

– Ну, понимаете… – Женщина снова насторожилась. – Я действительно учу своих детей быть осторожными. В наше время это не помешает.

Джек сощурил глаза, разглядывая ее бледное лицо, тонкие светлые волосы, пряди которых выбились из взлохмаченного хвостика, мокрую губку, зажатую в маленьком кулачке. На лице Фэй О’Нил застыло напряженно-загнанное выражение человека, подвергающегося большим нервным стрессам. Хотя улыбка ее была весьма приятной, когда она забывала о том, что надо защищаться, и позволяла себе улыбаться. При этом ее глаза освещались внутренним светом, точь-в-точь как у Мэдди. От этого света замирало сердце, но он появлялся лишь ненадолго, и всякому, кто его видел, хотелось сделать что угодно, лишь бы эти глаза зажглись снова.

Однако было ясно, что для этого потребуются большие усилия. Эти трое были замкнутыми и всегда держались настороже, словно члены закрытой банды, к которым было чрезвычайно трудно втереться в доверие.

– Как, вы сказали, его зовут? – спросила Мэдди с лестницы. Она снова усердно полировала лицо бронзового мальчика.

– Питер Пэн, – ответил Джек, подходя к ней.

– Точно. Я о нем слышала. Это ведь фильм, правда?

– Ты угадала. Но сначала появилась книжка. Чудесная сказка об этом умном мальчике Питере Пэне, его волшебном острове Нетландии и трех детях – Венди, Майкле и Джоне. Ты ее читала?

– Нет.

Том сделал один маленький шажок к ним, изо всех сил делая вид, что не прислушивается к разговору.

Однако Джек это заметил и добавил красок своему повествованию.

– Ну, тогда тебе повезло. Самая лучшая сказочница в мире живет в квартире над вами. Ее зовут Венди Форрестер. И ее любимая история как раз про Питера Пэна. Она знает об этом герое даже больше, чем сам сэр Джеймс Барри.

– А кто это? – поинтересовалась Мэдди.

– Человек, который написал эту книгу.

Мэдди и Том одновременно повернули головы и бросили любопытный взгляд на окна на третьем этаже.

– Миссис Ллойд четко дала понять, что мы не должны беспокоить ее мать, – сказала Фэй.

– Ах да, милейшая миссис Ллойд. Советую не обращать внимания на эту сварливую женщину. Если бы она была моей дочерью, я бы тоже прятался на чердаке, – ответил он, с явным сожалением качая головой.

– Так с ней все в порядке? – спросила Фэй. – Я имею в виду, она нормальная?

– Кто, миссис Ллойд? До неприличия нормальная.

– Да нет, – сказала Фэй, весьма удивленная этой фразой. – Я имею в виду миссис Форрестер, которая живет на третьем этаже.

– Вы имеете в виду Безумную Венди? – спросил Джек с нежностью в голосе.

Мэдди тут же отвернулась от начищаемой до блеска статуи и посмотрела на Джека.

– Безумная Венди? – спросила она с блеском в глазах, явно заинтересованная.

Однако Фэй побледнела.

– Умоляю, скажите мне, что она не сумасшедшая.

– Конечно, не сумасшедшая. Я имею в виду, в медицинском смысле. Но она… как бы это сказать?

– Эксцентрична, – с каменным выражением лица произнесла Фэй.

– Вот именно! Нет ничего лучше, чем эксцентричность в преклонном возрасте. Хотел бы я быть таким же невменяемым в возрасте Венди.

– Вот и отлично. – Фэй прошла в сад и присела на перевернутый большой цветочный горшок с усталым видом, покачивая рукой с губкой между коленями.

– Скажите, а что вы имеете в виду под эксцентричностью? Например, целый день сидеть в парке и кормить голубей – это эксцентрично? Или же настоящие эксцентрики бегают голыми по улицам с разделочным ножом?

– Это сложный вопрос, – ответил Джек, поглаживая подбородок. Как ни странно, он наслаждался разговором, хотя, конечно, было бессовестно дразнить такого осторожного человека, как Фэй О’Нил, подобным образом. Перед его глазами стояла внушительная фигура его приемной матери, которая качала головой, приговаривая: «Ах ты, безобразник!» Он сунул руки в карманы и покачался с носка на пятку, как делал в детстве, когда его отчитывали.

– О старушке ходит много разных слухов, – честно заявил он. – Понимаете, люди здесь любят заниматься домыслами. Дело в том, что днем она никогда не выходит на улицу. Появляется только ночью, и то в основном сидит у окна. Некоторые считают, что она беседует со звездами. Но другие злые языки утверждают, что она тайно руководит наркосиндикатом.

Фэй усмехнулась, и они обменялись веселыми взглядами, а потом выражение лица Джека стало более серьезным.

– По правде говоря, разглядывание звезд на небе – это и мое любимое занятие. Знаю, вы скажете, что я делаю это по долгу службы. Иногда я поднимаюсь наверх, чтобы проверить, как там Венди. Сначала я делал это просто потому, что беспокоился. Теперь же я получаю удовольствие от общения с ней. Надо сказать, она довольно много знает о небесных светилах, и у нас подчас случаются довольно занятные беседы.

– Вполне подходящее хобби для пожилой женщины, – ответила Фэй, пожимая плечами. – Ведь это умиротворяет душу и успокаивает нервы. Так что не вижу в этом ничего необычного.

– Совершенно с вами согласен. Приятное, нормальное хобби… Но только для Венди это не совсем хобби. Дело в том, что она дружит со звездами. Разговаривает с ними.

Фэй несколько раз моргнула от изумления.

– Вы имеете в виду… она разговаривает со звездами? И они ей отвечают?

– Ну, как вам сказать? – ответил он, глядя на Фэй. В его глазах, словно звезды, светились веселые искорки.

– Может быть, это просто от одиночества. Ведь многие пожилые люди страдают от недостатка внимания.

– Может быть, и так. Правда, ее родственники живут совсем неподалеку. Дочь, разумеется, та самая Джейн Ллойд. Внуки, даже правнуки. Все дело в том, что они почему-то стараются держаться от нее подальше. Лишь дочь иногда приходит проверить, все ли с ней в порядке. И, разумеется, с домом. Честно говоря, мне часто кажется, что последний интересует ее гораздо больше.

– Сдается мне, что мисс Ллойд не в восторге от этих визитов.

– Откуда нам знать, почему так происходит? Семейные проблемы зачастую имеют глубинные корни. Во всяком случае, – Джек пожал плечами и бросил красноречивый взгляд на окна третьего этажа, – она сидит у окна и с надеждой смотрит на звезды.

– И это все? – спросила Фэй с явным облегчением. – Просто сидит у окна и разговаривает сама с собой? Ну, в таком случае половину женщин в Чикаго можно смело назвать сумасшедшими.

– К тому же, – добавил Джек после минутной паузы, – она все время говорит об этом мальчике. – Он жестом показал на бронзовую статую.

– О ком? – спросила Мэдди, тряхнув головой. – О Питере Пэне?

– А о ком же еще? Она знает о его жизни в Нетландии все, до мельчайших деталей. В этом весь смысл ее жизни. Это ее собственный мир, я полагаю.

– Ну и что в этом ненормального? – Мэдди пожала плечами и снова посмотрела на окна третьего этажа.

– Она верит, что все, как в этой сказке, – сказал он, – с трудом сдерживая улыбку. При виде изумленного лица Фэй он добавил:

– Представьте, бедная старая миссис Форрестер верит в то, что она и есть Венди – подружка Питера Пэна.

Фэй опустила голову, закрыв лоб руками, и кивнула.

– Ну, конечно, – произнесла она с сарказмом. – Вот это точно ненормально.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Мэдди, опасно свешиваясь с лестницы.

– В книге про Питера Пэна Венди Дарлинг – это маленькая девочка, которая вместе с Питером летит верхом на ветре на волшебный остров, который называется Нетландия. В конце приключений она возвращается домой и взрослеет. Наша соседка сверху думает, что она та самая Венди, и каждую ночь сидит у окна в ожидании возвращения Питера Пэна. Она уверена, что он за ней прилетит.

– Прикольно, – вступила в беседу Мэдди. Она была так оживлена, что, казалось, по ее телу течет электрический ток. – А что, если это так и есть?

– Не говори глупости, Мэдлин, – резко одернула ее мать. Мэдди сердито сощурила глаза, глядя на нее с вызывающим видом. – Питер Пэн не существует. Это просто персонаж из сказки.

– Вы уверены? – спросил ее Джек.

– Что? – резким голосом откликнулась Фэй, поворачиваясь к нему и тряся головой. – А-а, понятно… Пожалуйста, не надо шутить на эту тему. Я хочу, чтобы мои дети понимали разницу между реальностью и фантазией.

– А я вовсе и не шучу, а говорю совершенно серьезно. Дело в том, что я каждый день сталкиваюсь с такими вещами. Откуда вы знаете, что Питер Пэн не существует? Или, к примеру, НЛО? Взрослые строят свои утверждения на двух вещах: физический мир и логика. Но в моей работе я все время прихожу к осознанию того, что то, что мы считаем непреложными законами, вовсе таковыми не являются.

– Послушайте, Джек. Я прекрасно знаю обо всех чудесах и странностях современной науки. И хочу, чтобы дети тоже в этом разбирались. В то же время я слишком уважаю Мэдди и Тома, чтобы не навязывать им детские представления, например, о реальности Санта-Клауса.

– Понимаю. Значит, они… – Джек замолчал и с любопытством взглянул на детишек. Видя, что они внимательно на него смотрят, он поднес руку ко рту и прошептал Фэй с заговорщицким видом:

– Они не верят в Санта-Клауса.

Фэй тихо рассмеялась.

– Нет, они не верят в Санта-Клауса, – громко объявила она. – И в пасхального зайца, и в Питера Пэна. Все это ложные образы, созданные, чтобы манипулировать эмоциями слабых людей. Видите ли, я работаю в рекламном бизнесе и прекрасно понимаю силу таких способов воздействия на сознание. Я же воспитываю своих детей таким образом, чтобы они не поддавались влиянию рекламы – или других манипулятивных приемов. В нашей семье мы все решения принимаем исходя из твердой логики и здравого смысла.

Джек выпрямился и посмотрел на нее с легким вызовом.

– А что вы скажете, если я заявлю, что могу доказать вам, что альтернативная реальность существует? Возможно, и Питеру Пэну найдется в ней место.

Фэй закатила глаза.

– Ну вот, удача мне изменила. Я живу по соседству не только со старой леди, у которой не все дома, в квартире на верхнем этаже, но и с безумным ученым на первом.

Фэй повернулась к детям и наклонилась, чтобы взглянуть им в лицо. Взяв их руки в свои, она серьезным тоном заговорила:

– Дети, постарайтесь понять, что я вовсе не желаю критиковать миссис Форрестер. Бывает так, что люди стареют и у них начинаются проблемы с головой. Они путают реальность и свои фантазии. – Она взглянула на Джека, высоко подняв бровь. – Правда, иногда это случается и с вовсе не старыми людьми.

– Осторожнее выбирайте слова. Когда-нибудь вам придется взять их обратно.

Она снова повернулась к детям и потрясла их за руки, чтобы отвлечь внимание от Джека, глаза которого в этот момент сияли не меньше, чем у Мэдди.

– Иногда люди забывают, что происходит сегодня, и живут в прошлом. Именно это и случилось с миссис Форрестер. Эта несчастная старая женщина верит в свои вымыслы по поводу Питера Пэна, но вы не должны проявлять неуважение по отношению к ней. Просто держитесь от нее подальше.

Том слегка нагнулся вперед, опустив лицо, чтобы Джек не мог его видеть.

– А мне нравятся сказки, – еле слышно прошептал он.

– И мне тоже, – резко заявила Мэдди.

– Уверен, ей есть что вам рассказать, – сказал Джек. Фэй посмотрела на него предостерегающе. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на нее с вызовом, совсем как Том.

– Миссис Ллойд предупредила, что дети могут причинить ее матери беспокойство.

– Что за чушь! Она любит детей. Согласитесь, пожилой женщине полезно общение.

– Я сказала, что не разрешаю. – Ее тон был резким и решительным. Она встала перед ним, расправив плечи. Фэй придется поддерживать с ним соседские отношения, но, надо признать, он явно перегнул палку. – Доктор Грэхем, это зашло слишком далеко. Я не шучу, когда речь идет о моих детях. – Затем она опустила глаза и произнесла уже более мягко, но все же в голосе проскальзывали железные нотки:

– Дети, вы не должны беспокоить миссис Форрестер. Надеюсь, вам понятно?

Мэдди и Том кивнули с самым серьезным видом.

Джек почувствовал растущее раздражение при виде явного разочарования на детских рожицах. Он искренне любил детей – ему нравились свойственные юным душам оптимизм и безграничная игра воображения. И ему было невыносимо видеть, как им отбивают желание верить в чудеса. А этих двоих ребятишек явно надо спасать. Надо бы помочь их маме слегка раскрепоститься, решил он. По сравнению с ней даже статуя Свободы выглядит весьма раскованной. А что, неплохая идея! У него самого было нелегкое детство, но он может сделать жизнь этих детей немного веселее. Странным образом, эта мысль в какой-то степени сняла беспокойство, которое Джек испытывал в глубине души. Теперь ему уже не так хотелось нанять частного детектива. Он усмехнулся про себя. На самом деле, эта благородная миссия может оказаться даже приятной.

– Мне пора идти, – сказал он, помахав всем рукой. – Приятно было с вами познакомиться, Фэй. И с вами тоже, Мэдди и Том.

Они распрощались, и он повернулся, чтобы уйти. Однако, уже на пороге, не смог устоять перед искушением обернуться, чтобы, выразительно подняв брови, добавить последний штрих:

– Между прочим, к вашему сведению, я лично верю и в Санта-Клауса, и в неопознанные летающие объекты. И даже допускаю возможность существования Питера Пэна.

После этого он слегка подмигнул детям, словно провоцируя их, что выглядело совершенно по-детски. Глаза Мэдди округлились, а Том, наоборот, сощурился. Джек поднял голову и встретился взглядом с Фэй. Он стояла, прямая как палка, со скрещенными на груди руками и поднятыми бровями, всем своим видом выражая неодобрение, словно школьная учительница, готовая отчитать нерадивого ученика. Джек просто не смог удержаться, впрочем, как и всегда. В его ушах явственно раздавался голос приемной матери: «Вот озорник!»

Подняв уголки губ в лукавой улыбке и глядя Фэй прямо в глаза, с явным вызовом, он подмигнул и ей. При виде ее совершенно растерянного лица он повернулся и медленно пошел прочь, насвистывая веселую мелодию, в полной уверенности, что выиграл первый раунд схватки.