Читать книгу Пепел. Наследие - Мери Ли - Страница 4

Глава третья

Оглавление

Джил

Мы ехали весь день и большую часть ночи. К счастью, нам не встретились не мертвые. Майкл объяснил, что у дома с красной дверью были слабые особи. Те, что не эволюционировали. Обычные. Посредственные. На вопрос Кейт, как же тогда выглядят другие, Майкл рассказал, что они более быстрые и сильные. Попадись они нам у дома, то меня бы снесли ещё до того, как Рик сделал спасительный выстрел.

Но больше этого меня испугало другое.

Майкл говорит, что мутирующие особи как-то могут соединять тела друг друга. Я слышала об этом от мистера Беринара, но из его уст это звучало не так жутко. По словам Майкла, несколько мутантов могут слиться в одного, не как вода из одного стакана в другой. Нет. Немного иначе. Например, монстры могут встать друг к другу спиной, и спины их срастаются, сверху залезает ещё пара и так далее, таким образом три года назад они и попали в Возрождение. Построили живую лестницу из своих тел и перелезли через ворота. Они делали это так быстро и слаженно, что люди, патрулирующие стены, даже не успели поднять общую тревогу. Кроме этого, эволюционирующие твари могут подойти друг к другу и, прижавшись плечами, срастаются воедино, и вот на тебя уже несется не просто измененный человек, а машина для убийства на четырех ногах, с двумя руками с двумя ртами, которые хотят тебя сожрать. Майкл говорит, что их нужно убить до момента слияния, иначе, шанс выжить равняется где-то десяти процентам.

Казалось бы, это невозможно, но такова наша реальность. Ученые, что засели в Возрождении, говорят, что скорее всего к таким феноменальным способностям привела именно мутация клеток мозга. И благодаря этому, твари стали не просто мыслящими, но и опасными. Их мозг способен не только командовать телом, но и каждой клеткой в частности.

Слушая разговор Майкла и Кейт, я ещё плотнее прижалась к Истону, словно он может спасти меня от жутких мыслей. Что случится со мной, если я когда-то встречу эволюционирующего? Я и перед обычным впала в ступор. Я не готова к реалиям нашего мира. Мне было спокойно в Кресте и Подземелье, я всегда знала, что там безопасно. Но сейчас я за пределами мирной жизни. Это сравнимо с неумеющим плавать, выброшенным в океан.

Наконец вдалеке виднеется город. Высоченные стены взмывают ввысь, на смотровых башнях, словно маяки, стоят прожекторы. В ночное время они позволяют просматривать территорию за периметром, и порой помогают случайным путникам найти спокойный оплот среди окружающего ужаса.

Медленно едем по накатанной дороге к воротам Креста. На кого-то это место наводит жуть, но для меня это родина. Даже при виде тысяч крестов, что стоят вокруг городских стен, первое слово, что приходит мне на ум, – дом.

Кресты завораживают. Есть маленькие деревянные, наклоненные в разные стороны. Присутствуют и огромные металлические. При каждом возвращении домой мой взгляд падает на два креста. Они особенные. Особенные для всех жителей родного города. Один маленький и очень старый, а второй огромный и ухоженный. По сути, именно второй крест является монументом веры и молитв горожан. К нему приносят свечи и записки. Люди читают молитвы и сжигают послания для тех, кто больше не ходит по земле.

Есть легенда, что в первый год после появления не мертвых, Преподобный – первый правитель Креста – поставил маленький крест. Это было более шестидесяти лет назад.

Раньше у города не было таких высоких стен, и не все нападения тварей получалось остановить. В первый год погибло очень много людей и особенно детей. Сыну Преподобного – правителя Креста – было всего три года, когда не мертвые растерзали его на глазах у отца и матери. Через пару дней, когда выжившие пришли в себя, Преподобный вышел за пределы разрушенной стены и поставил первый крест. Он долго молился и лил слезы о своём мальчике, которому не суждено увидеть жизнь. Люди подходили к нему и выказывали сожаление, но он никого не слушал и долгие часы разговаривал с маленьким незатейливым крестом. Удивительно, но за всё время, что он читал молитвы, никто не напал на город. После этого данная процедура стала ритуалом, данью памяти детям, что не увидели жизни. К сожалению, жене Преподобного не удалось справиться с потерей единственного ребенка, и через месяц женщина вскрыла себе вены прямо у этого креста.

Шло время, люди погибали, а кладбище разрасталось.

Кресты стали ставить не только в память о погибших детях, но и взрослых. Сам Преподобный умер чуть больше пятнадцати лет назад и Саито Фудо, который был советником среди городов, воздвиг в его честь самый большой крест и расположил его рядом с первым. Говорят, Преподобный верил, что встретит сына и жену после смерти.

Подъезжаем к открывающимся воротам, и я отвожу взгляд от самого большого креста. В мире всегда было место для горя, а апокалипсис и вовсе вознес печаль и утрату на сановный пьедестал.

Оба внедорожника останавливаются, и я сразу же открываю дверь машины. Не думая об остальных, бегу в сторону дома. Никто меня не останавливает и не окликает. Пробегаю по знакомым улицам, поворот за поворотом, дом за домом. На секунду останавливаюсь у отчего порога, и сердце сжимается от ностальгии.

Дом моего детства.

Именно здесь я устраивала пакости и шалости. Ребенком я была куда более храброй и безрассудной, чем сейчас.

Взбегаю по ступенькам, открываю дверь и тут же слышу голос мамы:

– Что тебе непонятно?! Я сказала, собери отряд и отправь его за Майклом! Завтра же!

– Миссис…

– Да заткнись ты уже! – кричит мама, и буквально через мгновение добавляет обманчиво спокойным голосом, – я сказала, ты сделал. Именно так это работает, Гриро.

Оппонент не отвечает, слышу скрип отодвигающегося стула и приближающиеся шаги. В коридор выходит мистер Гриро, друг папы и его правая рука. Увидев меня, темноволосый мужчина выпучивает глаза и улыбается:

– Боже, Джил, каким судьбами?

Обнимаю огромного Гриро и отвечаю:

– Соскучилась по дому.

Друг папы шепчет:

– Твоя мать снова бушует, беги к ней и раздобри сердце мегеры. – Он часто так называет маму, но слово "мегера" в его исполнении – это комплимент.

Улыбаюсь ему и вхожу на кухню. Мама стоит ко мне спиной. Она, как всегда, одета в военную форму. Она говорит, так ей удобнее. Черные штаны с множеством карманов, синяя майка и черные, начищенные до блеска, военные ботинки. Темные волосы собраны в высокий хвост. Она стоит, уперевшись руками в кухонный стол. Вся её поза сквозит напряжением.

Тихо стучу о косяк, и мама поворачивается. Серьезное лицо сразу становится уязвимым. Подходим к друг другу и обнимаемся. Вдыхаю родной запах и ещё сильнее сжимаю маму в объятиях.

Я так скучала.

Какой бы взрослой и самостоятельной я себя не считала, рядом с мамой и папой я всегда маленькая девочка. Ощущаю себя таковой и мне это нравится.

Если бы вы увидели маму, то никогда бы не догадались, что больше девятнадцати лет назад она родила ребенка. Она не выглядит на свой возраст, ей от силы можно дать лет тридцать, то же самое с папой и мистером Хантером. Дрянь, что досталась им от тварей, сохраняет их силу и молодость. Но этого не скажешь о Саманте – жене мистера Хантера, я слышала их с мамой разговоры, и она очень переживает по поводу появляющихся морщин и редких седых волос.

– Ты дома, – говорит мама и, отстранившись от меня, разглядывает моё лицо. – Детка, ты прекрасна. – Улыбка мамы вздрагивает. – Сколько сердец разбила?

О своём молчу и с улыбкой отвечаю:

– Только сердце Истона. Но ты об этом уже знаешь.

Я познакомила родителей с Истоном больше года назад. Это нужно было видеть. Мы сидели за этим самым кухонным столом и всем было до невозможности некомфортно. Папа сверлил Истона холодным взглядом. Кажется, за весь ужин он так ни разу и не моргнул. Мама пыталась вести диалог, задавала Истону вопросы, и на каждый его ответ папа фыркал, как буйвол. Я глупо улыбалась и подливала всем чай. Истон – первый парень, с которым я начала встречаться. Он замечательный, и я надеюсь, что папа это когда-нибудь увидит. Мама говорит, что даже если Святой спустится с небес, папа скажет, что и он недостаточно хорош для его принцессы. Маме Истон понравился. Но она сказала, что главное, он нравится мне, и если папа не пристрелил Истона на месте, то у нас, возможно, и будет будущее.

– Он с тобой? – интересуется мама.

– Я оставила его у машины. Бежала к тебе.

Мы снова улыбаемся друг другу. Мама отступает и говорит:

– Садись за стол. Не думаю, что Майкл останавливал машину для приема пищи.

– Не останавливал, – отвечаю я и сажусь за стол.

– Где он?

– Тоже был у машины, сейчас не знаю. – Складываю руки на столе и задаю вопрос, ответ на который боюсь услышать. – Что с папой?

Спина мамы каменеет, и на мгновение она прекращает накладывать еду в тарелки. Но, спохватившись, снова продолжает своё занятие. Ставит передо мной кашу и стакан молока. Как в детстве. Садится напротив и, смотря мне в глаза, говорит:

– Ты знаешь, что он уехал с Хантером. Но тебе неизвестно, что они уже полгода не выходят на связь. – Мама складывает руки на столе и, перебирая пальцами, продолжает, – мы не знаем, где они и что случилось. Последний выход на связь был с точки на карте, о которой нам ничего неизвестно, но мы полагаем, что там размещён какой-то из объектов Коалиции.

– Почему ты молчала?

– Не хотела тебя расстраивать.

От этих слов я напрягаюсь ещё больше. Отодвигаю тарелку с кашей, немного подаюсь вперед и спрашиваю:

– Тогда почему сейчас расстраиваешь?

Мама смотрит на меня какое-то время, словно раздумывает, что можно мне рассказать, а чего не стоит. Вглядываюсь в её удивительные зеленые глаза, подмечаю крапинки в них, стараюсь хоть как-то успокоить себя созерцанием привычных вещей, но не выдерживаю тишины и прошу:

– Мама, говори, как есть.

– Идем. – Резко отрезает мама и встает со стула. Вместе покидаем дом. Она быстрым шагом удаляется в сторону больницы. Догоняю её, и мы молча входим в знакомые мне светлые коридоры. С нами все здороваются, но на разговоры не останавливаются. Врачи, как всегда, снуют туда и обратно. У них нет времени на пустые разговоры. Никогда нет.

Доходим до бывшего кабинета доктора Макларена и, достав ключ, мама открывает дверь. О, боже! Кругом разруха. Уничтожено всё. Бросаю взгляд на самый дальний стеллаж. Там хранится вакцина для мамы. Он разбит вдребезги. Переступаю порог и под хруст битого стекла иду к шкафу.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Кто-то пробрался внутрь и всё уничтожил, – холодно говорит мама. – Это случилось месяц назад.

Резко оборачиваюсь и почти вскрикнув, спрашиваю:

– Вакцины больше нет?

– Есть. Я нашла три уцелевших бутылька, они закатились под стеллаж. Кровь Майкла, что хранилась в холодильнике, пропала.

– Из-за этого ты кричала на Гриро? Чтобы он поехал за папой? И поэтому отправила Майкла за мной?

Теперь всё приобретает определенный смысл.

– Да. Если… Майкл жив, то он должен знать, что мне осталось всего два месяца, может даже меньше, – говорит мама и подходит ко мне. Её лицо выражает вселенскую любовь, но сейчас я испытываю тихий ужас. Думаю, он отчетливо читается на моём лице. Мама поджимает губы и, словно решившись, заканчивает свой монолог. – И на случай, если твой папа не объявится, я хочу провести эти недели с тобой.

Мороз проносится по коже.

– Он появится, – уверяю я. – Ты же знаешь, папа не допустит… этого.

У меня язык не поворачивается, чтобы сказать "твоей смерти". В груди становится так погано, что хочется вырвать сердце.

– Возможно, – отвечает она.

Вернувшись в дом, я так и не поела. Сходила в душ и переоделась в свою обычную домашнюю одежду. Свободные брюки и футболка. Мокрые кудрявые волосы заколола на макушке и, спускаясь вниз, обнаружила в кухне Майкла, Кейт, Истона и маму.

– Простите, что так сбежала, – говорю я и спускаюсь с лестницы, заправляя выбившиеся пряди за уши.

Истон подходит ко мне и, вглядываясь в глаза, спрашивает:

– Всё хорошо?

Бросаю взгляд на маму, она отрицательно качает головой. Ясно. Говорить о попытке её убийства, а это именно она и была, – нельзя.

– Всё хорошо.

– Истон, Кейт? Я покажу ваши комнаты, – говорит мама и, уводит за собой моих друзей, провожаю их взглядом и повернувшись, ловлю взгляд Майкла.

Смотрю на него, он на меня. Мне так хочется, чтобы он успокоил меня и морально придал сил, но он не обязан этого делать. А я не в праве об этом просить.

Но я обязана кое-что ему сказать. Все мои нападки на него – это чистой воды обида за момент, что был несколько лет назад. Недавний разговор с мамой, встреча с не мертвыми и смерть моего пациента показали, что все мы не вечные и тащить груз обид и недомолвок не нужно. Рано или поздно всё это перестаёт иметь хоть какое-то значение.

– Майкл? – произношу я и если это возможно, то его взгляд становится более внимательным. – Прости меня. Я хочу, чтобы ты был моим другом. Я действительно вела себя как ребенок и искренне прошу за это прощения. Но… Я… я не хочу тебя потерять.

Он молча разглядывает меня, потом отворачивается и смотрит в окно. Я задерживаю дыхание и внутренне напрягаюсь. Секунда. Вторая. Третья. Майкл снова возвращает свой пронзительный взгляд ко мне.

– Я всегда был твоим другом и даже самое ужасное ребяческое поведение этого не изменит. Ничто не в силах этого изменить.

Фу-у-ух.

– Спасибо, – шепчу я.

Думаю, он даже не представляет, как для меня важны эти слова.

– Всегда пожалуйста.

Мама спускается вниз и, подходя к нам, говорит:

– Майкл, я не думаю, что тебе нужно сегодня уезжать.

Так ты снова уезжаешь?

Отвожу взгляд в сторону и понимаю, что новость о его скором отъезде всё же бередит душу. Когда мы увидимся в следующий раз? Увидимся ли вообще?

– Нужно, Джей, – уверяет Майкл.

– Завтра Гриро отправит отряд, и…

Майкл не дает маме договорить, перебивает её:

– Сколько отрядов ты уже отправила? Три? Четыре?

Мама поджимает губы и отвечает:

– Семь.

– Ты же сама понимаешь, что это расточительно. Людей и так немного, и неизвестно, что будет, если Майкл не вернется. Ты должна собрать вокруг себя самых преданных, а не отправлять их на смерть.

Что Майкл имеет ввиду? Для чего маме люди вокруг неё?

– Он вернется! – говорю я, даже в мыслях не могу представить другого варианта. – Папа обязательно вернется.

Но взгляды Майкла и мамы рушат мою надежду. Мне становится так неприятно оттого, что они не верят в папу так, как я. Он ведь никогда нас не подводил и сейчас не подведет.

Мама берет мои руки в свои и сжимает их.

– Надежда – это неплохо, но ты должна быть готовой к любому раскладу. Понимаешь?

– Нет. Я не готова к тому, чтобы потерять вас обоих. Это…

– Джил, ты сильная. – Уверяет мама.

– Нет. – Спорю я. – Я слабая. Мама, я вообще не сильная и никогда такой не была. Я…

Мама улыбается, но улыбка настолько печальная, что я чувствую горечь во рту.

– Детка, ты лучшее, что есть у нас с папой и когда-либо было, но если что-то произойдет, то ты должна держаться рядом с Гриро. Не отходи от него ни на шаг, пока не приедет Майкл.

Бросаю взгляд на парня и спрашиваю у мамы:

– Почему именно Майкл?

– Потому что тебя я доверяю только ему, – уверенно произносит мама и сильнее сжимает мои руки.

Повисает тишина, которую нарушает Майкл:

– Джей, мне пора. Держись тут. – Говорит он и обнимает маму. – На всякий случай я оставляю Истона здесь, пусть присмотрит за Джил.

– Хорошо. – Отвечает мама и слегка прикасается ладонью к его щеке, отнимает руку, и печальная улыбка скользит по губам.

Они выглядят ровесниками, но когда мама была в лапах Сенатора, немного поехавшего правителя Подземелья, то обнаружила маленького мальчика в клетке. Она спасла его и, несмотря на то, что большую часть жизни Майкл прожил в Хелл, он для моей мамы как сын. В их жилах течет разная кровь, но они одни из самых родных друг для друга людей на планете.

– Береги себя, – шепчет мама.

Майкл отстраняется от неё и, посмотрев на меня, говорит:

– Скоро увидимся.

Майкл уходит, а я так и продолжаю смотреть на дверь, что закрылась уже пару минут назад.

Пепел. Наследие

Подняться наверх