Читать книгу Туман - Мери Ли - Страница 4

От громкого визга я практически сваливаюсь с кровати. За окном вопит сирена. Что она означает? Выбегаю в коридор, в этот момент дверь розового ада тоже распахивается, и оттуда выглядывает испуганная Лекса. Идем в гостиную, где обитает мама, а на данный момент на раскладном диванчике расположился Лари.

Сирена продолжает вопить, а я со страхом иду к заклеенному окну. Туман просочился в квартиру, но за окном и вовсе царит ужас. Не видно ничего. Абсолютно ничего, только серое полотно тумана.

– Лекса, включи телевизор, – прошу сестру, а сама не могу перестать смотреть в окно.

Беспроглядно и жутко.

Сестра включает телевизор, я отлепляюсь от окна и сажусь на диван рядом с Лари.

В новостях всё тот же мужчина с белоснежными зубами, вот только теперь он вещает не из студии, а… из дома? Он не причёсан и, видимо, это прямой эфир, ведущий смотрит в экран телефона и снимает себя на другой телефон.

– Если вы услышали сирену, то ситуация в нашем городе критическая, все заводы, магазины, аптеки и прочая инфраструктура пока прекращают свое действие. Единственное, что на данный момент остаётся в рабочем состоянии – полиция, скорая и пожарные. Но убедительно прошу вас, не вызывать никого из этих структур по мелочам. Это очень важно и в случае ложного вызова вам будет выписан штраф в размере от тридцати тысяч долларов.

– Ого, – выдыхает Лари.

Ведущий продолжает:

– Оставайтесь дома, ни в коем случае не покидайте защищенных стен и теперь за новостями можно будет следить только через наш официальный аккаунт. Это последнее вещание через экран телевизора. Власти города и страны стараются разобраться в происходящем и найти пути решения. Мы надеемся, что вскоре всё встанет на свои места, и мы продолжим жить так же, как и до появления тумана.

Мужчина тянется к телефону и вырубает его.

Как всегда, одна вода и никакой конкретики.

– И что мы будем делать? – спрашивает Лекса.

– Сидеть дома, – говорит Лари.

– Будем сидеть, пока есть такая возможность, – подтверждаю я слова Лари. – Лекса, позвони папе, нужно как-то до него достучаться. Лари, когда твоя семья должна вернуться?

– По идее, завтра, – отвечает он. – Я вчера созванивался с отцом, и он сказал, что они остановились в мотеле и будут пережидать туман, так что думаю их прибытие затянется.

– Ладно, нам нужно поесть и… подумать, что ли.

Лари уходит на кухню, а я остаюсь на диване. Что же делать? У нас есть возможность не выходить из дома примерно неделю. Точнее, шесть дней. Потом у Лексы закончится лекарство. И нам придется покинуть квартиру. Или нет? Я могу вызвать скорую. Так сказали по телевизору.

Следующая мысль приходит неожиданно. Нужно собрать вещи. Надо приготовить рюкзаки на случай, если нахождение в квартире станет невозможным.

Что за случай?

Я не знаю. Но нужно подготовиться как следует. Пусть лучше не понадобится, чем наоборот. Заставляю Лексу распаковать свой чемодан с ненужными вещами, такими, как платья, косметика и подобные девичьи радости. Удивлена, но Лекса вообще не спорит, она полноправно признаёт моё главенство в нашей небольшой компании перепуганных подростков.

– Лари, ты на машине? – спрашиваю я друга, который по-прежнему находится на кухне.

– Да, отец мне голову открутит за то, что я вообще её взял.

Не хочу думать о печальном, но есть вероятность, что Лари больше не увидит своего отца. Он может заразиться туманом или же, наоборот, попасть под прицел какого-то зараженного.

В квартире мы проводим два дня. Не выходим за пределы и постоянно проверяем соцсети и окна. В интернете, словно кролики, плодятся ужасающие видео. Теперь я не на шутку боюсь тумана, который уже спустя два дня всё так же непроходимой стеной стоит на улицах нашего города. С каждым часом в Дрим Сити становится тише и тише. Теперь мы куда реже слышим крики с улицы, но каждый вечер в девять часов вопит сирена.

Мама так и не вернулась. Дозвониться до неё я не могу. Надеюсь, с ней всё в порядке. Лекса ведет себя тихо и практически не выходит из комнаты. Лари не отходит от меня ни на шаг. Его семья, которая состоит из мамы, папы и Лари, довольно счастливая, но, кажется, что Лари остался один. Он не показывает мне свою нервозность, но я вижу, с какой частотой он пытается дозвониться до родителей. Безрезультатно. Сотовая связь вообще работает странно, ведь я смогла дозвониться до Билли, и он сказал, что бар закрыт, вплоть до того, пока власти не снимут карантин и сирена не перестанет наводить ещё больший ужас каждый вечер.

– Алекс? – окликает меня сестра.

Иду в её комнату и останавливаюсь на пороге. Лекса поднимает на меня взгляд уставших глаз и говорит:

– Я ошиблась.

– В чём?

– Я ошиблась, – снова повторяет она и хлюпает носом.

Боже, хватит лить слёзы!

Бросаю взгляд на прикроватную тумбочку и вижу её красную аптечку.

– На сколько ещё осталось? – спрашиваю я.

– Не осталось. Я приняла последнюю дозу.

Твою мать!

– Хорошо, – говорю я и быстро ухожу к себе в комнату.

Запираю дверь и сажусь на пол возле неё. Мне словно нечем дышать. Я не хочу выходить из дома. Я боюсь. Мне страшно до ужаса. Пересмотренные видео с нападением людей на людей не способствуют успокоению.

– Алекс, ты там как? – спрашивает Лари из-за двери.

– Всё норм.

– Я пойду с тобой.

Мой дорогой Лари, ты даже не подозреваешь, насколько я рада тому, что ты рядом.

Я не знаю, что делать! Почему я вообще должна что-то решать? Предпринимать и думать? О, Боже! Я не хочу этой ответственности. Где мама? Где папа? Это они должны о нас заботиться! Я злюсь и чувствую, как руки начинают дрожать.

Я не выйду за проклятую дверь!

Мне придётся.

И я не уверена, что вернусь. И это поистине страшно.

В этот раз я не беру рецепт на лекарство, так как уверена, что он не пригодится. Законы жизни отныне другие. С трудом заставляю себя подняться, надеваю ветровку, снова заматываю лицо тонким шарфом и выхожу в коридор. Лари уже ждет меня, он, как и я, спрятал нос и рот под плотную ткань банданы, остались только глаза, но их достаточно, чтобы понять – Лари напуган не меньше меня. Но он со мной, и это важнее всего. Не думаю, что смогла бы выйти за дверь в одиночестве ещё раз.

Лекса стоит рядом с Лари и заламывает пальцы на руках.

– Ты не виновата, – говорю ей я.

– Я должна была знать, что лекарства осталось мало. Я обуза…

– Лекса, прекрати, в тот раз я бы его все равно не достала.

Оставляю Лексе предыдущие наставления. Мы с Лари выходим из квартиры, и я сама не понимаю, как хватаю друга за руку. Лари сдавливает мои трясущиеся пальцы, и мы начинаем медленно спускаться вниз. Туман уже завладел домом. На лестнице практически не видно ступеней, я скорее двигаюсь по памяти и мысленно молюсь не встретить никого из соседей. Что делать, если они заражены? Бежать, Алекс. Ты должна будешь бежать так быстро, как никогда ранее не бегала.

Выходим из дома и оглядываемся по сторонам.

Возле мусорного бака, словно ничего и не произошло, всё так же сидит Стив. Он машет мне рукой, и я киваю, но стараюсь как можно быстрее отойти от него. Слева раздаётся треск стекла, а потом оно и вовсе выпадает. Это соседний дом. Я его не вижу, но по звуку могу определить, где именно квартира лишилась окна.

– Давай на машине, – говорит Лари, и я киваю.

У меня и в мыслях не было идти пешком.

Заходим за дом, и я оказываюсь в машине в мгновение ока. Захлопываю дверь и держу её. Лари садится следом, и пару мгновений мы смотрим в лобовое стекло. Лари заводит машину, но фары не в силах пробить туман. Свет врезается и словно растворяется в серой стене.

– Я не смогу ехать, – говорит Лари.

– Сможешь. Пешком мы не пойдём.

– Я могу кого-то сбить.

– Едь медленно, – прошу его я.

Боковым зрением замечаю, как друг кивает.

Машина выруливает на дорогу, и на капот тут же бросается женщина. Я взвизгиваю, Лари давит на тормоз.

– Какого черта! – кричу я и хватаюсь за сердце.

Женщина в маске, и она неистово рыдает. Глаза красные, а маска, прикрывающая лицо наполовину пропитана слезами и кровью.

– Помогите мне!

– Она просит помощи, – говорит Лари, вцепившись в руль как в спасательный круг.

– Я слышу.

– Моя малышка! Они забрали её! Я не могу… – женщина садится на асфальт прямо перед капотом, – я не могу.

Я проклинаю себя, а точнее мою правую руку, которая тянется к ручке на дверце машины. Щелчок, и я выхожу на улицу. Женщина продолжает рыдать, не вижу её из-за капота, только душераздирающие звуки скорби и безысходности. Лари тоже покидает салон и первым подходит к женщине. Слышу, как сбивчиво она объясняет Лари свою боль.

– Они забрали Габи, они забрали мою малышку, и я не знаю, что делать.

– Кто забрал?

– Мой муж и его мама, они… они заразились, но я заметила это только час назад. Я звонила в 911, но там никто не поднял трубку. И я… я решила уйти. Не знаю куда, но они стали вести себя странно. Рэнди, мой муж он стал… я не могу… помогите мне.

– Где ребенок? – спрашиваю я.

Женщина поднимает на меня взгляд и указывает на дверь дома, что напротив моего. Я не очень внимательна к соседям, но бросить женщину в таком состоянии я тоже не могу. Не настолько моя натура эгоистична. А что, если мне когда-то понадобится помощь? Я хочу, чтобы нашелся человек, который придёт мне на выручку, а не безразлично пройдет мимо.

– Там, на первом этаже, – говорит рыдающая мать, и я вижу на ней кровь.

Её одежда и руки.

– Вы ранены? – спрашиваю я.

Женщина смотрит на себя и начинает реветь ещё сильнее.

– Мне прошлось защищаться, иначе они… они бы…

Лари помогает женщине подняться, и она, спотыкаясь, идёт к двери. Мы с другом переглядываемся и идём следом. И только тут я замечаю в его руке нож. Мой кухонный нож.

– Мы можем уйти, – говорю я.

Лари отрицательно качает головой и шепчет:

– Нет, не можем.

Храбрость, безусловно, достойное чувство, но оно опасно. Тем более сейчас, когда доверять никому нельзя.

Входим в дом и останавливаемся у приоткрытой двери. Единственное, что я слышу, – это детский плач. Малышка рыдает так, что её голос уже давно охрип.

– Там, – говорит уже не рыдающая мать, и Лари, собрав всю силу воли в кулак, распахивает дверь и тихо перешагивает порог.

– Стойте здесь, – говорю я женщине и сглатываю колючий, пропитанный ядом ком.

Иду следом за Лари. Мы безошибочно движемся в дальнюю комнату, откуда и слышится плач.

– Лари, – шепчу я.

Парень оборачивается, и я указываю на белоснежную стену коридора с кровавыми следами. Меня начинает трясти, так сильно, что зубы стучат друг о друга, и я боюсь, что именно этот звук привлечет внимание зараженных домочадцев. Женщина сбегала отсюда, хватаясь за стены и марая их кровью. Даже не представляю, как ей было страшно.

Идём дальше и останавливаемся только перед дверью, за которой плачет девочка.

Лари оборачивается и смотрит на меня испуганным взглядом.

– Алекс, если что беги.

Как бы я хотела сказать, что не оставлю его одного, но я в этом не уверена. Страх настолько сковал меня, что я ни в чем не уверена. Киваю и восхищаюсь собранностью Лари. Как бы ему не было страшно, он идёт вперед. Друг открывает дверь, и я уже готова бежать, но заметив, как руки Лари опускается вниз, заглядываю за плечо друга.

Ужас.

Шок.

Женщина в возрасте лежит в центре комнаты на спине. Её руки и ноги раскиданы в стороны, в животе торчит толстая рукоять кухонного топорика. Недалеко от неё… голова мужчины… а тело в углу. Маленькая девочка сидит на диване, пропитанном кровью, и рыдает, держа в руках маленького плюшевого мишку.

Комната начинает вращаться, и я, не выдержав, спускаю шарф с лица. Меня рвёт прямо под ноги.

Щелчок дверного замка, как залп пушки в тишине.

– И вы хотите забрать мою малышку! – кричит женщина.

Лари хватает меня за руку и затаскивает в комнату с… трупами.

– Это она, – говорит он и запирается изнутри. – Это она убила их.

Стараюсь не смотреть на ужас, что творится в комнате и иду к маленькой девочке. Малышка настолько уревелась, что начала икать.

Первый удар в дверь выбивает у меня почву из-под ног. Второй заставляет планету снова вращаться. Как бы я не старалась не смотреть на тела, но мои глаза сами опускаются вниз, и я замечаю на голых руках женщины круглые укусы… человеческих зубов.

Нет-нет-нет! Она же не кусала их?! Мать девочки решила… я даже не могу додумать мысль.

Глаза сами находят окно. Беру стул, замахиваюсь и бросаю его. Стекло с пронзительным звоном разлетается по комнате. Беру какую-то куртку, что валяется на полу, и ей сбиваю оставшиеся осколки, которые торчат со всех сторон, словно пасть акулы. Перевешиваю куртку через окно и оборачиваюсь.

– Лари, уходим! – кричу я, и мой голос срывается на писк.

– А девочка? – спрашивает он, держа дверь.

– Что нам с ней делать?

– Не знаю, но… но ты только представь, что она может сделать с ребенком?

Озноб проходит по коже, и я, перешагнув голову мужчины, подхожу к девочке.

– Привет, – зачем-то говорю ей я.

Ребенок не реагирует на меня. Она даже не смотрит в мою сторону. Всё внимание малышки приковано к картине на полу.

– Просто возьми её! – кричит Лари, и в этот момент дверь возле его головы прорезается широкое лезвие. Это кухонный топорик. Таким же, который до сих пор покоится в теле бабушки ребенка.

– Алекс! Ну же!

Поднимаю малышку на руки, она даже не сопротивляется. Её мать за дверью вопит, как фурия, Лари кричит, подгоняя меня, а я, что я? Я уже перелезаю через окно. Прижимаю к себе малышку и спрыгиваю на землю. Нога подгибается, и я тут же вскрикиваю от боли в лодыжке. Лари опускается возле меня, забирает из моих рук ребенка и вручает мне нож. А потом мы бежим к машине. Забираюсь внутрь, а Лари уже передает мне девочку, заводит машину, и мы уезжаем в сторону супермаркета.

– Боже, Лари, что это было?

Меня начинает трясти ещё больше, чем минуту назад. Адреналин заставляет тело реагировать на опасность первобытным способом.

– Я не знаю, но стоит опасаться всех. Вот чёрт! Ты это видела?

Да, видела. Прикрываю глаза и откидываю голову назад.

– Она замолчала, – говорю я, кивая на девочку, что сидит у меня на руках.

Лари бросает на нас беглый взгляд и сообщает:

– Она спит.

Неудивительно.

Проезжая по знакомому мне району, замечаю, что туман становится более слабым. Теперь я могу рассмотреть брошенные машины и бродящих людей, которые, к счастью, не бросаются на машину. Изредка встречаются те, которые выглядят нормальными, но я в это слабо верю. Ведь плачущая мать тоже выглядела нормальной, а оказалось мясником в юбке.

О, Боже, да я не могу думать о той квартире и не содрогаться. Все фильмы ужасов, что я видела ранее, не сравнятся с той картиной, что навеки запечатлелась у меня в памяти.

– Алекс, мы приехали, – говорит Лари, и я поднимаю взгляд на супермаркет. Окна выбиты, двери распахнуты, внутри темно, как и на улице. Лари выходит и забирает у меня из рук девочку и укладывает её на заднее сиденье машины. Выхожу из автомобиля и жду, когда Лари запрет машину. Медленно идём к разграбленному супермаркету. Думаю, дела в центре города обстоят лучше, чем здесь. Тут и до тумана были грабежи и нападения.

–Дай мне, – говорит Лари и протягивает руку.

Я и забыла, что держу нож мертвой хваткой.

– Держи.

Идём к супермаркету, навстречу к нам выходят трое. Они не обращают на нас внимания и бегут прочь. Поддаваясь панике, мы тоже ускоряемся и вбегаем в темное помещение. Лари включает фонарик на телефоне, и мы, переступая через пустые коробки и разбросанный товар, идём в сторону аптечного пункта. И тут тоже разбита витрина. Пробираюсь сквозь осколки и разбросанный товар, роюсь в холодильниках, с трудом нахожу нужное лекарство и сгребаю всё в рюкзак.

Выходим в супермаркет, и меня осеняет.

– Лари, – зову я друга, который шагает впереди.

– Что?

– Нам нужна детская еда. Сколько девчонке лет?

– Года два, наверное.

– Что они едят?

– Эммм. Не знаю.

Не сговариваясь, шагаем к полкам в детском отделе. Забиваю оставшуюся половину рюкзака всевозможными банками с детской смесью, Лари набирает чего-то в корзину, и мы выходим из супермаркета.

Запираемся в машине и медленно едем домой. Девочка так и не проснулась.

В крови сбавляется бушующий адреналин, но успокоиться у меня получается только лишь когда я оказываюсь дома и запираюсь в своей комнате. И буквально через минуту меня накрывает ужасом прошедших пары часов.

Вернуться нам удалось без происшествий, но то, что было в той квартире…

Забившись в угол комнаты, я начинаю беззвучно рыдать. Закусываю губу до крови, успокоиться я не могу вплоть до утра. Заботу о девочке взял на себя Лари, Лекса была просто рада нас видеть и не задавала вопросов, даже о чужом ребенке, испачканном кровью.

И всё один и тот же вопрос стучит мне по нервам.

Что мне делать дальше?

Как выжить, когда каждый может оказаться опасным. Даже я.