Читать книгу Добывайки на реке - Мэри Нортон - Страница 4

Они спустились по дранке на площадку и, держась подальше от её краёв, прошли в гостиную, а через неё – в кухню.

– Ну наконец-то! – воскликнула Люпи громким, сочным, «тётушкиным» голосом.

Рядом с ней – пухленькой, розовой от печного жара, в пунцовом шёлковом платье – Хомили казалась ещё более тощей и угловатой – форменная прищепка для белья.

– Мы уж собирались без вас начинать.

Кухня освещалась одной-единственной лампой, роль которой выполняла серебряная солонка с дырочками наверху, из которой торчал фитиль. Воздух был неподвижным, пламя горело ровно, но слабо, и фарфоровая столешница, белая как лёд, тонула в полумраке.

Эглтина у плиты разливала суп по жёлтым раковинам от улиток, вычищенным и отполированным, и Тиммис, младший мальчик, ещё нетвёрдо державшийся на ногах, разносил их. «Как они похожи друг на друга! – подумала Арриэтта. – Оба тихие, бледные и как будто насторожённые». Хендрири и два старших мальчика уже сидели за столом и жадно хлебали суп.

– Встаньте! – шутливо приказала Люпи. – Вы должны вставать, когда в комнату входит ваша тётя!

Мальчики неохотно поднялись и тут же плюхнулись обратно. «Ох уж эти Клавесины, – было написано у них на лицах, – со своими хорошими манерами». Братцы были слишком молоды, чтобы помнить благословенные дни в гостиной большого дома: ромовые бабы, китайский чай, музыка по вечерам, – и, неотёсанные, подозрительные, почти не раскрывали рта. «Мы не очень-то им нравимся», – подумала Арриэтта, занимая своё место за столом. Маленький Тиммис, прихватив раковину тряпкой, принёс ей суп. Тонкие стенки «тарелки» были так горячи, что Арриэтта с трудом удержала её в руках.

Еда была простая, но питательная: суп и варёные бобы с каплей мясного соуса – по одному бобу на каждого. Ничего похожего на роскошное угощение, поданное на ужин, когда Люпи выставила на стол все свои запасы. Казалось, они с Хендрири посовещались и решили спуститься на более низкую ступень. «Мы должны начать так, – наверное, сказала твёрдым, уверенным голосом Люпи, – как собираемся продолжать».

Однако Хендрири и старшим братцам подали омлет из яйца ласточки, приготовленный Люпи собственноручно на жестяной крышке. Приправленный тимьяном и диким чесноком, он издавал восхитительный запах.

– Они сегодня всё утро искали добычу, – объяснила это обстоятельство Люпи. – Выйти можно, только если открыта входная дверь, и бывает, что обратно не попасть. Однажды Хендрири пришлось три ночи провести в дровяном сарае.

Хомили посмотрела на мужа, который уже прикончил свой боб и теперь сидел, уставившись в одну точку, и заметила небрежно:

– Под тоже кое-что добыл сегодня утром. Правда, он ходил не столько далеко, сколько высоко, но от этого живот подводит не меньше.

– Добыл? – удивился дядя Хендрири, да так, что перестал жевать: его реденькая бородка больше не двигалась вверх-вниз.

– Так, кое-что, – скромно сказал Под.

– Но где? – спросил дядя Хендрири, не отрывая от него взгляда.

– В спальне старика. Она как раз над нами…

С минуту Хендрири молчал, затем проговорил, но таким тоном, точно собирался делать выговор:

– Что ж, прекрасно, Под. Но мы должны действовать по плану. В этом доме не так-то много добычи, и разбазаривать её нельзя. Мы не можем все кидаться на неё, как быки на ворота.

Он положил в рот кусок омлета и принялся медленно жевать: Арриэтта как заворожённая смотрела на его бороду и её тень на стене, – а проглотив, добавил:

– Я буду тебе весьма признателен, если на время перестанешь ходить за добычей. Мы знаем здешнюю территорию, так сказать, и работаем своими методами. Лучше мы пока что будем всё вам давать взаймы. А еды на всех хватит, если вам не нужны разносолы.

Наступило молчание. Арриэтта заметила, что старшие мальчики, проглотив омлет, уставились в тарелки. Люпи гремела посудой у плиты. Эглтина с преувеличенным вниманием рассматривала свои руки, а Тиммис переводил удивлённый взгляд с одного на другого, и его широко раскрытые глаза казались ещё больше на маленьком бледном личике.

– Как скажешь, – медленно произнёс Под.

Люпи поспешила обратно к столу и весело сказала, нарушая неловкое молчание:

– Хомили, если у тебя сегодня днём найдётся свободная минутка, не поможешь ли мне с шитьём? Я готовлю летнюю одежду для Спиллера. Буду тебе очень благодарна.

Хомили подумала о неуютных комнатах наверху: так не терпелось за них взяться, – но всё же, выдавив улыбку, сказала:

– Конечно.

– Я всегда заканчиваю шитьё к весне, – объяснила Люпи, – а завтра уже первое марта.

Она принялась убирать со стола, и все вскочили, чтобы помочь ей.

– Но где он сам-то, Спиллер? – поинтересовалась Хомили, пытаясь сложить раковины стопкой.

– Понятия не имею, – пожала плечами Люпи. – Отправился куда-то, какая-нибудь новая затея. Никому не известно, где он. И что делает, если уж о том зашла речь. Что касается меня, каждую осень я шью ему кротовую одежду, а белую лайковую – каждую весну, и он всегда за ней приходит.

Люпи вынула затычку из трубы (как они сами делали в старом доме, вспомнила Арриэтта) и набрала воды для мытья посуды.

– Какая ты добрая! – заметила Арриэтта, наблюдая, как Люпи полощет раковины в хрустальной солонке и ставит рядком сохнуть.

– Всего лишь по-человечески, – сказала Люпи.

– Как ты сказала? «По-человечески»? – воскликнула Хомили, удивлённая и напуганная столь необычным словом.

– В данном случае я имела в виду «отзывчиво, внимательно», – объяснила Люпи, вспомнив, что Хомили, бедняжка, не получила никакого образования, потому что детство её прошло под кухней. – Это не имеет никакого отношения к человекам. Какая тут связь?

– Вот и я спрашиваю себя о том же…

– К тому же Спиллер приносит нам за это разные вещи.

– Понятно, – немного успокоилась Хомили.

– Он охотится, а я копчу для него мясо – здесь, в дымоходе. Часть мы съедаем, часть он забирает. Что остаётся, я вялю и кладу в банки, а сверху заливаю маслом, – хранится в таком виде чуть не год. Он приносит птичьи яйца, и ягоды, и орехи… и рыбу с реки. Рыбу я тоже копчу или мариную. Кое-что засаливаю… А если нам нужна какая-то определённая вещь, надо только сказать Спиллеру – конечно, заранее, – и он добудет её у цыган. Старая плита, в которой он живёт, лежит рядом с выгоном, где они останавливаются. Дайте Спиллеру время, и он принесёт от цыган всё, что хотите. Вот как-то принёс целый рукав от парусинового плаща… очень нам пригодился: мы все в него залезли, когда летом сюда налетели пчёлы.

– Пчёлы? – рассеянно пробормотала Хомили.

– Разве я не говорила про пчёл на крыше? Их больше нет, улетели. Но благодаря им мы запаслись мёдом – на всю жизнь хватит – и прекрасным прочным воском для свечей…

Хомили ничего не ответила, пытаясь скрыть зависть: её ошеломило богатство Люпи, – но наконец, вытерев последнюю раковину, сказала:

– Куда их поставить?

– В плетёный футляр для гребёнки – положи на жестяную крышку и сбрось их туда. Они не разобьются.

– Должна признать, Люпи, ты стала, что называется, хорошей хозяйкой, – заметила Хомили, не скрывая своего удивления, и принялась бросать раковины одну за другой в футляр в форме рожка с петелькой сверху, чтобы вешать на стену, и с вылинявшим голубым бантом.

– Пожалуй, да, если учесть, что я выросла в гостиной и за всю жизнь палец о палец не ударила.

– Ну, росла ты, положим, не в гостиной… – съязвила Хомили.

– Ах, те дни, что жила в конюшне, совсем выветрились у меня из памяти, – беспечно отмахнулась Люпи. – Я была так молода, когда вышла в первый раз замуж, совсем дитя…

Неожиданно она повернулась к Арриэтте:

– А ты о чём мечтаешь, мисс Тихоня?

– Я думала о Спиллере.

– Ага! – воскликнула Люпи и опять рассмеялась. – Она думала о Спиллере. Нечего тебе тратить свои драгоценные мысли на этого оборвыша. Придёт время, и ты повстречаешь кучу воспитанных добываек. Может быть, даже познакомишься с таким, что вырос в библиотеке: говорят, они лучше всех – джентльмены все до одного, прекрасно образованные.

– Я вот о чём подумала… – ровным голосом сказала Арриэтта, стараясь не выйти из себя. – Спиллер в костюме из белой лайки выглядит, наверное, странно.

– Ну, белым-то он остаётся недолго, – захихикала Люпи, – уж ты мне поверь! Поначалу он белый, потому что я шью его из белой бальной перчатки: длинной, до самого плеча, – которую я захватила, когда мы покидали гостиную. Спиллер хочет только лайку и больше ничего… говорит, что она ноская. Конечно, она становится жёсткой, как только намокнет, но он снова её разнашивает. К тому времени его одежда уже всех цветов радуги.