Читать книгу Грозные чары. Полеты над землей (сборник) - Мэри Стюарт - Страница 5

К тому времени как я приняла душ и переоделась, первый мой пыл слегка угас, и теперь мне не терпелось рассказать все Филлиде и – скорее всего – выслушать немало ехидных комментариев в адрес несговорчивого мистера Гейла. Но когда я спустилась на террасу, сестры там не оказалось. Стол не был накрыт толком к ланчу, серебряные приборы валялись на середине скатерти, точно их побросали второпях. Ни Миранды, ни ее матери не было и следа.

Затем послышался стук кухонной двери и быстрые шаги моей сестры через холл к большой гостиной, которую она звала salotto.

– Люси? Это тебя я только что слышала?

– Я тут, снаружи.

Я шагнула к французской двери, но Филлида уже спешила навстречу, и одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы я и думать забыла о своем утреннем приключении.

– Фил! Что стряслось? Ты чудовищно выглядишь. Калибан?

Она покачала головой:

– Дело не в этом. Плохие новости, просто ужас. У бедной Марии утонул сын. Спиро, паренек, о котором я рассказывала тебе за завтраком.

– Фил! Господи, какой кошмар! Но как? Когда?

– Вчера ночью. Он вышел в море на яхте с Годфри, ну, Годфри Мэннингом, и там произошел несчастный случай. Годфри пришел к нам с этим известием буквально несколько минут назад, а мне пришлось сообщить об этом Марии и Миранде. Я… я отправила их домой. – Она поднесла руку ко лбу. – Люси, это было так ужасно! Даже и передать тебе не могу. Если бы Мария хоть сказала что-нибудь, но нет, ни единого слова… Ну ладно, идем. Годфри еще здесь, так что тебе лучше зайти в дом и познакомиться с ним.

Я попятилась:

– Нет-нет, за меня не волнуйся. Я пойду к себе в комнату или еще куда-нибудь. Мистер Мэннинг, наверное, не в том состоянии, чтобы вести светские беседы. Бедная Фил. Мне так жаль… Послушай, может, тебе будет легче, если я уеду до вечера? Могу отправиться в город на ланч, а потом…

– Ой нет, пожалуйста, мне бы хотелось, чтобы ты осталась. – Сестра на миг понизила голос. – Он так тяжело все это переживает, и я, честно говоря, думаю, может быть, ему стоит поговорить с кем-нибудь о случившемся. Ну пойдем же… Боже! Мне необходимо чего-нибудь выпить! Придется Калибану разок это пережить.

Она слабо улыбнулась и повела меня в дом через широкую застекленную дверь.

Salotto представляло собой просторную прохладную комнату с тремя большими французскими окнами, выходящими на террасу, откуда открывался умопомрачительный вид на море. Облепившая террасу глициния смягчала беспощадное солнце, так что в гостиной было сумрачно и прохладно, голубые стены цвета утиных яиц и белый потолок оттеняли совершенство позолоченных итальянских зеркал и мягкое золотистое сияние отполированного деревянного пола. Комната, дышащая миром и покоем, отличалась той благодатной простотой, которую могут обеспечить богатство и хороший вкус. Филлида всегда обладала безупречным вкусом. Я часто радовалась, что это она, а не я вышла замуж за банкира. Мой вкус, с тех пор как я переросла стадию увлечения бутылками из-под джина и кьянти в качестве главных элементов оформления, всегда нес на себе неизгладимый отпечаток того, что я слишком долго прожила в постоянном хаосе всевозможного хлама, приобретаемого по дешевке в лавке старьевщика и переделываемого на скорую руку для очередного спектакля. В лучшем случае эффект получался в духе бедняги Сесила Битона[4], в худшем же – гибридом между декорациями Эммета и Рональда Сирла[5] для постановки «Уотта» Сэмюэла Беккета. Лично я таким образом наслаждалась жизнью, но это вовсе не мешало мне восхищаться несомненной элегантностью моей сестры.

В дальнем углу комнаты находился стол с батареей бутылок. Рядом, спиной к нам, наливая в стакан содовую, стоял какой-то мужчина. При звуке наших шагов он обернулся.

В первый миг мне показалось, будто на лицо его натянута маска ледяного спокойствия, под которым скрывалось какое-то сильное чувство. Но потом это впечатление поблекло, и я увидела, что ошиблась: самообладание было не маской, а частью этого человека, причем порождалось самой эмоцией, совсем как воздушный тормоз включается под действием струи сжатого воздуха. Этот человек принадлежал к совершенно иному типу людей, чем мистер Гейл. Я поглядела на него с интересом и некоторым состраданием.

Он был высок и широкоплеч, каштановые волосы выгорели на солнце. Умное худощавое лицо, серые глаза, усталые и чуть поникшие в уголках, словно он давно не спал. Я бы сказала, что ему лет тридцать пять или тридцать шесть.

Филлида представила нас друг другу, и он учтиво поздоровался со мной, но все его внимание было приковано к моей сестре.

– Вы сказали им? Ну как? Очень плохо?

– Хуже некуда. Ради всего святого, не нальете ли мне выпить? – Она опустилась в кресло. – Что? А, виски, пожалуйста. А как ты, Люси?

– Если в том графине фруктовый сок, то мне его, ладно? А лед есть?

– Ну конечно. – Он протянул нам по бокалу. – Послушайте, Фил, не следует ли мне сейчас пойти и поговорить с ними? Они, наверное, захотят сами о чем-нибудь расспросить.

Отпив из бокала, Филлида тяжело вздохнула и, кажется, немного успокоилась.

– На вашем месте я бы пока воздержалась. Я сказала им, что они могут идти домой, и они не промолвили ни слова, просто собрали вещи и ушли. Думаю, полиция еще приедет туда, чтобы поговорить с ними… Потом-то они, конечно, захотят услышать от вас все до мельчайших подробностей, но сомневаюсь, что сейчас Мария способна вообще что-либо понять, кроме того, что Спиро погиб. Собственно говоря, не думаю, что она и это осознала, – по-моему, она еще не смогла поверить в его смерть до конца. – Филлида поглядела на Мэннинга. – Годфри, я полагаю… полагаю, тут не может быть никаких сомнений?

Он замялся, покачивая виски в бокале и хмуро уставившись на плещущуюся жидкость. Морщины на его лице прорезались глубже, и я начала гадать, не старше ли он, чем мне показалось сначала.

– Ну, в общем, некоторые сомнения еще остаются. Вот в чем весь ужас-то, понимаете? Вот почему я и пришел только сейчас… Обзванивал все кругом, пытаясь выяснить, не мог ли он добраться до берега, сюда или на материк, или… или не нашли ли его. В смысле, не вынесло ли на берег его тело. – Мэннинг оторвал взгляд от бокала. – Но я абсолютно уверен, что не осталось никаких шансов. Я имею в виду, шансов увидеть его в живых.

– А далеко ли вы были от берега?

Он поморщился:

– Примерно посередине пролива.

– Где именно?

– К северу отсюда, за Коулоурой, в самом узком месте. Но там все равно до берега в любую сторону не меньше мили.

– А что случилось? – не удержалась я.

Оба они уставились на меня с таким видом, будто начисто забыли о моем присутствии. Годфри Мэннинг расправил плечи и рассеянно пригладил волосы.

– Видите ли, я и сам толком не понял. Что, звучит невероятно глупо? Но тем не менее это правда. С тех пор я столько раз мысленно прокручивал все случившееся, что уже сам запутался, что именно помню, а о чем лишь догадываюсь. Ну и конечно, бессонная ночь тоже не помогает делу. – Он отвернулся к столу и налил себе еще виски. – А что самое худшее, никак не могу избавиться от чувства, будто мог как-то предотвратить трагедию.

При этих словах Филлида вскрикнула, и я поспешила вмешаться:

– Уверена, что это не так! Простите, мне не следовало спрашивать. Наверняка вам не хочется больше об этом говорить.

– Ничего. – Он подошел к креслу, но не сел, а просто беспокойно притулился на подлокотнике. – Я уже беседовал об этом с полицией, да и Фил тоже вкратце рассказал. Можно сказать, худшее уже позади… кроме того, боже помоги мне, что придется еще разговаривать с матерью парнишки. Наверняка она захочет узнать гораздо больше, чем полиция. – Он залпом выпил виски, словно ему это было совершенно необходимо, и в первый раз посмотрел прямо на меня. – Вы не встречались со Спиро?

– Я приехала только вчера вечером.

Уголки его губ опустились.

– Ну и начало визита. Что ж, он был братом-близнецом Миранды – я так понял, с ней и ее матерью вы встречались? – и работает, а точнее, работал у меня.

– Фил говорила мне.

– Мне с ним повезло. Он был умелым механиком, а в этих краях такого нелегко найти. В большинстве деревень единственные «машины» – это ослики и мулы, и для юнца с наклонностями к механике работы не сыщешь. Так что все они перебираются в города. Но Спиро, конечно, хотелось работать поближе к дому – отец его умер, и он стремился жить с матерью и сестрой. Я приехал сюда в прошлом году, и все это время он работал у меня. Чего он не знал о яхтах, того и знать не стоило, а если я скажу, что даже позволял ему брать на выходные мою машину, вы поймете, что он и вправду был чертовски хорош. – Мэннинг кивнул в сторону окна, где на столе лежала большая папка. – Не знаю, упоминала ли Фил, но я работаю над книгой, состоящей по большей части из фотографий, и даже тут Спиро был неоценим. Он не только наловчился помогать мне технически – с проявкой и так далее, но и позировал для некоторых снимков.

– Они чудесны, – пылко вставила Филлида.

Мэннинг улыбнулся напряженной, бессмысленной улыбкой:

– Хорошие, правда? Что ж, вот таким был Спиро. Конечно, что бы там ни говорила бедняжка Миранда, не воплощенное совершенство. Золотые руки, это да, тут природа его не обделила, но страшный тугодум, а иногда упрям, как слепой мул, но зато решительный, упорный, и вы могли ему смело доверять. И было у него еще одно дополнительное, совершенно бесценное качество, которое для меня дороже всего на свете: на фотографиях он выходил просто сказочно. Перед камерой вел себя абсолютно естественно – хоть нарочно старайся, ничего не испортишь. – Он одним глотком допил остаток виски и наклонился поставить бокал на стол. Стук стекла о дерево прозвучал странным финалом, точно мертвая тишина после надгробного слова. – Что, собственно, и приводит меня к вчерашнему вечеру.

Наступила короткая пауза. Усталые серые глаза снова обратились ко мне.

– Я проводил кое-какие эксперименты с ночной фотографией – рыбачьи шаланды ночью, пейзажи в лунном свете и все в том же роде… вот и решил попытать удачи с восходом над материком, пока еще снег с гор не стаял. И мы со Спиро вышли в море. Задувал легкий ветерок, но никаких оснований для тревоги. Мы направились к побережью. Вы, вероятно, знаете, что к северу отсюда стоит гора Пантократор? Так вот, берег там изгибается и идет под прикрытием горы почти точно на восток. И только когда вы достигаете самого края и выворачиваете через открытый пролив на север, там-то и поднимается настоящий ветер. Мы припыли туда примерно за полчаса до рассвета и свернули напротив Коулоуры – это самое узкое место между островом и материком. По морю шла зыбь, но моряки еще не назвали бы это волнением, хотя ветер с севера начинал потихоньку усиливаться… Словом, я сидел в каюте, возился с камерой, а Спиро был на корме, как вдруг мотор заглох. Я окликнул Спиро, спрашивая, что случилось, а он крикнул в ответ, что думает, будто что-то намоталось на винт, но он в минуту все расчистит. Так что я вернулся к своим делам и только потом понял, что Спиро оставил руль без присмотра – яхту развернуло боком и стало слишком сильно качать. Поэтому я вышел посмотреть, что же происходит.

Мэннинг поднял руку легким, но опять-таки странным жестом, будто в завершение чего-то важного.

– Тут-то все и случилось. Я увидел Спиро на корме – он свесился за борт. Яхту очень сильно качало, и, кажется, хотя точно уже не помню, я крикнул ему быть осторожнее. А в следующий миг нос яхты взлетел на волну, и палуба взбрыкнула, как норовистый мул. Спиро хотел ухватиться за ограждение, но оно было скользким, и у бедняги соскользнули пальцы. Потом я увидел, как Спиро начал падать за борт и еще раз попытался за что-нибудь уцепиться, но промахнулся. Он просто исчез. К тому времени как я сумел добраться до кормы, его уже не было видно.

– А он умел плавать?

– О да, само собой. Но было темно, а яхту сильно несло вперед, в открытое море. Возясь в каюте, я не заметил, как ветер разыгрался не на шутку, и, должно быть, за несколько секунд нас отнесло на много ярдов. Даже если бы Спиро оставался на плаву, его все равно было бы нелегко найти. Впрочем, не думаю, что он сумел вынырнуть или позвать на помощь, иначе бы я услышал. Я сам кричал, пока не сорвал голос, но ответа не было…

Он снова беспокойно поднялся и зашагал к окну.

– Ну вот, собственно, и все. Я выбросил за борт спасательный круг, но яхту довольно быстро сносило вперед, и когда мне удалось завести мотор и вернуться туда, где, по моим представлениям, выпал Спиро, от бедного мальчика не осталось и следа. Хотя, скорее всего, я вернулся на прежнее место, потому что нашел там спасательный круг. Я битых два часа плавал вокруг да около – глупо, наверное, но знаете, в такой ситуации невозможно сдаться и прекратить поиски. Потом недалеко, на расстоянии оклика, проплыла рыбачья лодка. Они стали помогать мне, но все тщетно.

Наступила пауза. Мэннинг стоял к нам спиной, глядя в окно.

– Это ужасно, – дрожащими губами пролепетала Филлида. – Ужасно.

– А на винт действительно что-то намоталось? – поинтересовалась я.

Годфри повернулся ко мне:

– Что? А-а, нет. По крайней мере, я ничего такого не обнаружил. Просто-напросто засорился насос. Я все наладил буквально за несколько секунд. Если бы он догадался сначала проверить там…

Он пожал плечами, не докончив фразы.

– Ну что ж, – Фил старалась говорить как ни в чем не бывало, – честное слово, решительно не вижу, в чем вам себя винить. Что еще вы могли сделать?

– Да нет, не то чтобы я винил себя в случившемся, сам знаю, что это глупо. Труднее всего смириться с тем, что я не сумел найти его. Два часа кряду кружить в черном разыгравшемся море и все время знать, что каждую минуту может стать уже слишком поздно. Прошу вас, поймите меня правильно, но мне было бы гораздо легче, если бы я смог привезти тело несчастного мальчика домой.

– Потому что иначе его мать не сможет поверить, что он погиб?

Мэннинг кивнул:

– Потому что сейчас она все равно будет надеяться, хотя никакой надежды нет, будет сидеть и ждать его возвращения. А когда, то есть если его тело все-таки вынесет на берег, ей придется заново переживать весь этот кошмар.

– Будем надеяться, что тело вынесет на берег поскорее, – сказала Филлида.

– Очень сомневаюсь. Ветер и волны должны были отнести его в другую сторону. А если его найдут на албанском побережье, мы можем об этом даже и не узнать. Она может ждать сына годами.

– Совсем как его отца, – заметила я.

Мэннинг несколько секунд глядел на меня невидящим взором.

– Его отца? О боже, да. Об этом-то я и забыл.

– Тогда, ради всего святого, и не вспоминайте, Годфри! – встрепенулась Филлида. – Не надо растравлять себя еще больше! Ситуация достаточно ужасна и без ваших попыток обвинить себя в том, чему вы никак не могли помочь и что не могли предотвратить!

– Хотелось бы, чтобы его мать и сестра это поняли.

– Ну конечно поймут! Когда первое потрясение уляжется, поговорите с ними, расскажите все так, как сейчас рассказали нам. Вот увидите, они примут случившееся, даже и не подумав никого винить или восхвалять – точно так же, как принимают все, что ни пошлет им судьба. Таков уж этот народ. Крепкий, как скалы его родного острова, и вера его столь же нерушима.

Мэннинг поглядел на мою сестру с некоторым удивлением. Люди, привыкшие видеть Филлиду – капризную, легкомысленную и прелестную бабочку, какой она была в повседневной жизни, – всегда удивляются, открыв для себя ее подлинную суть: надежное, материнское тепло. Помимо изумления на лице Годфри читалась и благодарность, словно он получил отпущение грехов и это было для него очень важно.

Филлида улыбнулась ему:

– Ваша беда в том, что вы не только пережили ужасное потрясение и кошмарный шок, но и боитесь предстать перед Марией и выдержать сцену, и я вас нисколько не виню. – Ее прямота действовала столь же утешительно, сколь и подавляюще. – Но можете не волноваться. Никакой сцены не будет. Им с дочерью вряд ли придет в голову вас о чем-то расспрашивать.

– Вы не совсем понимаете. Ведь Спиро не собирался выходить со мной в море вчера ночью, у него было назначено в городе какое-то свидание. А я убедил его отменить встречу. Его мать до последней минуты даже ничего и не знала.

– Ну так что? Без сомнения, вы, как всегда, собирались заплатить ему сверхурочные, верно? Я, во всяком случае, так думаю… да-да, Мария мне все рассказывала. Поверьте, они были безмерно благодарны вам за то, что вы дали ему работу и с неизменной щедростью платили за нее. Спиро был о вас самого высокого мнения, и Мария тоже. Силы небесные, вам ли тревожиться, что они вам скажут?

– Как вы думаете, я могу им что-нибудь предложить?

– Деньги? – Филлида свела брови. – Не знаю. Надо подумать. Не представляю, что они теперь будут делать… Но об этом пока что рано тревожиться. Я задам им пару деликатных вопросов и сообщу вам, договорились? Но прошу вас, когда пойдете домой, лучше заберите эти снимки с собой. Я не успела их как следует просмотреть, но не хотелось бы, чтобы Мария наткнулась на них в такое тяжелое для нее время.

– Боже!.. Да, конечно, непременно заберу их.

Он взял папку со стола и нерешительно остановился, словно не вполне представляя, что делать дальше. Одна из привычек, вбитых мне моей профессией, – это наблюдать лица и вслушиваться в голоса, а если человек в это время переживает какое-то потрясение или стресс – тем лучше. Как актриса я никогда не достигну высшего уровня, зато здорово наловчилась разбираться в людях. И сейчас в нерешительности и жажде ободрения Годфри Мэннинга я ощущала что-то совершенно ему не присущее. Контраст между впечатлением, которое производил этот человек, и тем, во что превратил его шок, был чрезмерен – все равно что смотреть на фальшивящего актера. Я просто не могла этого вынести и спросила – торопливо и, наверное, не слишком тактично, словно необходимо было любой ценой отвлечь его:

– А это фотографии для вашей книги?

– Часть из них. Я принес на днях показать их Фил. Хотите посмотреть?

Он быстро подошел и положил папку на низкий столик перед моим креслом. По чести говоря, мне не очень-то хотелось сейчас рассматривать снимки, среди которых, скорее всего, были и фотографии погибшего юноши, но Фил не стала возражать, а Годфри Мэннингу, совершенно очевидно, это могло принести хоть какое-то облегчение. Поэтому я промолчала, а он вытащил кипу снимков большого формата и начал раскладывать их передо мной.

На первых фотографиях были главным образом пейзажи: отвесные утесы и ослепительное море, яркие цветы, распластавшиеся по залитым солнцем скалам, крестьянки с их осликами и козами, бредущие между живыми изгородями из цветущих белоснежных яблонь и пурпурного ракитника или склоняющиеся с грудами разноцветной одежды для стирки над каменными купальнями. И море – оно присутствовало почти на всех снимках: обрамленный водорослями край заводи, или гребень бегущей волны, или хлопья пены на мокром песке. И одна совершенно чудесная фотография: узкая бухточка среди скал, посередине которой, улыбаясь и кося на камеру ярким смышленым глазом, качался на волнах дельфин.

– Ой, глядите, дельфин! – воскликнула я, в первый раз вспомнив свое утреннее приключение.

Годфри Мэннинг с любопытством посмотрел на меня, но не успела я ничего добавить, как Филлида уже отложила снимок в сторону и я увидела прямо перед собой фотографию погибшего юноши.

Он был очень похож на сестру: круглое лицо, широкая улыбка, загорелая кожа и копна густых черных волос, жестких и упругих, как вереск. Я сразу поняла, что имел в виду Годфри, называя паренька прирожденной моделью. Крепкое тело и широкая шея, придающие Миранде тяжеловатый, крестьянский вид, превратились у Спиро в классический образец мужской силы, знакомые, намеренно подчеркнутые скульптурные формы. На фоне моря и скал юный грек казался столь же неотъемлемой частью пейзажа, как колонны храма на мысе Сунион.

Я мучительно гадала, как нарушить затянувшееся молчание, но сестра сделала это легко и непринужденно:

– Знаете, Годфри, я более чем уверена, что позднее, когда боль утраты немного утихнет, Мария будет рада получить какую-нибудь из этих фотографий. Почему бы вам не напечатать для нее несколько штук?

– Думаете, ей захочется… А что, пожалуй, идея. Да, конечно, и заключу фотографию в рамочку. – Мэннинг начал укладывать снимки обратно в папку. – Как-нибудь поможете мне выбрать, какая, по вашему мнению, ей больше понравится?

– О, здесь не может быть никаких вопросов, – отозвалась Филлида, вытаскивая из груды снимков один. – Эта. Я много лет ничего лучше не видела, и он так похож на себя.

Годфри бросил короткий взгляд на фотографию:

– А, да. Удачный снимок. – Голос его был совершенно бесцветен.

Я ничего не сказала, завороженно уставившись на снимок.

Там был дельфин, дугой прогнувшийся над бирюзовым морем, черная спина усеяна серебряными каплями. А рядом с ним по пояс в воде, смеясь и протянув руку к дельфину, словно чтобы погладить его, стоял загорелый обнаженный юноша. Его прямое, точно стрела, тело разрезало арку, образованную серебряным дельфином, ровно в точке, известной художникам как золотое сечение. Это было одно из тех чудес фотографии – умение и случай, сошедшиеся вместе, чтобы запечатлеть слияние света, цвета и материи в безупречный миг, пойманный и остановленный навсегда.

– Бесподобно! – выдохнула я. – Иного слова не подберешь! Словно миф, ставший реальностью! Если бы я не видела дельфина собственными глазами, непременно решила бы, что это подделка!

Мэннинг смотрел на фотографию без всякого выражения, но теперь улыбнулся:

– О, какая там подделка. Спиро приручил для меня этого красавца, и дельфин каждый раз приплывал поиграть, когда Спиро шел купаться. Это было крайне общительное и дружелюбное существо, бездна личного обаяния. Так вы сказали, что видели его?

– Да. Как раз пошла на пляж, а он приплыл поглядеть на меня. Более того, скажу вам, сегодня утром вы чуть было не лишились вашего любимца раз и навсегда.

– Чуть не лишился дельфина? – переспросила Фил. – О чем, ради всего святого, ты говоришь?

– Кто-то стрелял в него, – твердо заявила я. – Я как раз примчалась со всех ног, чтобы рассказать, но тут такие новости – все остальное сразу из головы вон. Только сейчас вспомнила. – Я бросила взгляд на Годфри. – Когда я была в бухте, наверху, в лесу, бродил кто-то с ружьем и стрелял по дельфину. Не окажись там я и не отгони дельфина прочь, этот кто-то, скорее всего, убил бы его.

– Но… но это невероятно! – Новость заставила Мэннинга на время позабыть о смерти Спиро. Он нахмурился и уставился на меня. – Кто-то стрелял из леса? Вы уверены?

– Совершенно уверена. И что еще хуже, винтовка была с глушителем, так что это не просто какой-то спортсмен, охотившийся на зайцев и решивший по ходу дела развлечься стрельбой в дельфина. Это была злонамеренная попытка убить именно его. Я сидела под деревьями и думаю, тот тип меня не видел. Но когда я завопила и бросилась в воду, стрельба прекратилась.

– Но, Люси! – пришла в ужас Филлида. – Тебя ведь могло ранить!

– Это мне как-то не пришло в голову, – призналась я. – Я так разозлилась, что думала только, как бы его остановить.

– Никогда тебе ничего не приходит в голову! Вот увидишь, как-нибудь тебя и вправду ранят. – Сестра повернулась к Годфри, то ли возмущаясь, то ли смеясь. – Она всегда такая. На свете есть только одна вещь, из-за которой она совершенно слетает с катушек, – животные. Спасает даже тонущих в ванне ос и пауков, да что там – даже червяков, которые после дождя выползают на дорогу. Что самое смешное, они ее понимают. Как-то раз она взяла гадюку голой рукой, а та ее не укусила.

– Наверное, просто замерзла, – отрывисто произнесла я, смутившись под озадаченным взглядом Мэннинга, как будто меня обвиняли в чем-то противоестественном, и добавила в свое оправдание: – Не могу выносить, когда с кем-то плохо обходятся, вот и все. Так что с сегодняшнего дня стану сама приглядывать за ним, раз уж все равно собираюсь купаться каждый день. Этот ваш дельфин получил личную телохранительницу, мистер Мэннинг.

– Рад слышать.

– Все равно не могу поверить, – сказала Фил. – Кто бы мог бродить по этим лесам с ружьем?

На миг мне показалось, будто Годфри хочет что-то ответить, но он снова принялся собирать снимки и, положив в папку последний, резко захлопнул ее.

– Ума не приложу. – И мне: – Полагаю, вы никого не видели?

– А вот и видела.

Я была вознаграждена: это заявление стало сенсацией. Филлида с тихим вскриком поднесла руку туда, где приблизительно должен был находиться Калибан.

– В самом деле? – быстро произнес Годфри Мэннинг. – Где? Полагаю, вы были слишком далеко, чтобы разглядеть, кто это был?

– В самом деле, в лесу под террасой Кастелло, и я его прекрасно разглядела, он – чудовище! – с жаром продолжала я, пытаясь ответить на все вопросы сразу. – Сказал, будто он сын Джулиана Гейла, и…

– Макс Гейл! – Это Филлида, недоверчиво. – Люси, ты пытаешься уверить меня, будто Макс Гейл бегал по лесу с ружьем, паля во всех встречных и поперечных? Не будь дурочкой!

– Ну, он говорит, что это не он, – признала я, – и успел избавиться от винтовки, так что я ничего не могла доказать, но я ему не верю. У него такой вид, будто он способен на что угодно, а со мной он вел себя возмутительно грубо, причем без всякой причины.

– Вы вторглись в частные владения, – суховато заметил Годфри.

– Даже если и так, все равно это не может быть он! – уверенно заявила моя сестра.

– Пожалуй, да, – кивнул Годфри.

Филлида пристально поглядела на него:

– Что такое?

– Да нет, ничего.

Но о чем бы он ни умолчал, она, очевидно, поняла его и без слов. Глаза ее расширились.

– Но с какой стати?.. – Она осеклась и, как мне показалось, резко побледнела. – О боже, думаю, это и вправду вполне вероятно! Но, Годфри, это же ужасно! Если он доберется до ружья!..

– Именно. И если уже добрался, Гейл, само собой, его покрывает.

– Хорошо, но нам-то что делать? Я имею в виду, если существует реальная опасность…

– Отныне ни малейшей, – спокойно заверил ее Мэннинг. – Послушайте, Фил, все будет хорошо. Если Макс Гейл прежде и не знал, то теперь знает, и ему хватит здравого смысла хранить подобные вещи подальше от старого джентльмена.

– Как? – вскричала Филлида. – Нет, вы ответьте мне – как? Вы когда-нибудь были в этом жутком музее?

– Нет. А что такое? Там есть оружейная комната или что-то в этом роде?

– Оружейная комната! – выразительно повторила Филлида. – Господи, дай мне сил! Оружейная! Да стены Кастелло просто увешаны этими штуками! Ружья, кинжалы, копья, дротики, да что угодно. Клянусь, там есть все, от карабинов до кастетов. Даже пушка перед парадной дверью! Боже праведный, дедушка Лео коллекционировал эту гадость! Да там хоть дюжина кинжалов пропади – никто и не заметит!

– Ну не прелесть ли? – заметил Годфри.

– Послушайте, – настойчиво вмешалась я, – еще минута, и я закричу. Что означает вся эта таинственность? Неужели вы оба говорите о Джулиане Гейле? Потому что если это так, то я в жизни не слышала подобной глупости. Да чего ради ему в ярости слоняться кругом с винтовкой наперевес? Он мог бы, конечно, пристрелить пару театральных критиков – знаю я одного такого, что напрашивается на это вот уже сколько лет, – но не дельфина! Это невозможно.

– Вы с ним знакомы? – Голос Годфри Мэннинга звучал резко и удивленно.

– Никогда не встречалась с ним, он звезда, не чета мне. Но я знаю кучу людей, которые с ним работали, и все они обожают его. Говорю же вам, это не в его стиле. А если спросите, откуда мне это известно, позвольте сообщить вам, что я видела каждую пьесу, в которой он играл за последние десять лет, а если есть род деятельности, при которой человек просто не может скрыть, каков он внутри, что бы он ни говорил и ни делал, то это актер. Согласна, звучит парадоксально, но это чистая правда. И чтобы Джулиан Гейл мог убить живое существо, вышедшее прямиком из греческих мифов, – нет, это совершенно невозможно. Если только он не пьян или не сошел с ума…

Я умолкла. От взгляда, которым обменялись Годфри и Фил, зашкалило бы любой счетчик Гейгера. Наступила такая тишина, что ее можно было ощутить чисто физически.

– Итак? – вопросительно произнесла я.

Годфри неловко откашлялся. Казалось, он не знал, с чего начать.

– Ох, бога ради, раз уж она собирается провести здесь несколько недель, лучше ей знать, – сказала моя сестра. – Почти наверняка она рано или поздно с ним встретится. Знаю, он ездит только к Каритису и в город, поиграть в шахматы с каким-то приятелем, а в остальное время его никогда не оставляют одного, но я сама однажды столкнулась с ним у Каритиса, а Люси может в один прекрасный день встретить его где-нибудь в окрестностях.

– Да, пожалуй.

Филлида повернулась ко мне:

– Сегодня утром ты сказала, что теряешься в догадках, отчего он вдруг исчез после того, как покинул сцену. Тебе известно про автомобильную катастрофу три или четыре года назад, когда погибли его жена и дочь?

– О боже, да. Это произошло ровно за неделю до премьеры «Тигр, тигр». Я видела спектакль примерно через месяц. По счастью для него, это была пьеса с трагическим надрывом, но он потерял пару стоунов веса. Я знаю, что после того, как сэр Джулиан перестал играть в этой пьесе, он долго болел, и поговаривали даже, что он собирается уйти со сцены, но, разумеется, никто в это по-настоящему не верил, а в начале сезона в Стратфорде он выглядел совершенно нормально. Но тут внезапно объявили, что «Буря» – это его последний выход. Так что же произошло? Он снова заболел?

– В некотором роде. Кончилось тем, что он оказался в лечебнице с нервным расстройством и пробыл там целый год.

Я в полном трансе посмотрела на нее:

– А я и не знала.

– Никто не знал, – отозвалась сестра. – Подобные вещи не предают огласке, особенно касательно такой известной персоны, как Джулиан Гейл. Я и сама-то узнала только потому, что Макс Гейл как-то обмолвился Лео, когда они снимали дом, а потом одна подруга досказала мне остальное. Предполагается, что ему уже лучше, и он даже иногда выходит навестить друзей, но с ним всегда кто-нибудь есть.

– Ты хочешь сказать, что он нуждается в присмотре? – безжизненно переспросила я. – Пытаешься объяснить мне, что Джулиан Гейл… – Тут я запнулась. И почему подобные слова так ужасны? Если они и не вызывают в сознании гротескный образ Бедлама, то все равно еще хуже, смягченные синонимы для самого трагичного из всех недугов. – Неуравновешен? – докончила я.

– Не знаю! – Вид у Филлиды был смятенный. – Господи, как не хочется раздувать из этого историю, и, наверное, сам факт, что его выписали – если это подходящее слово – из клиники, должен свидетельствовать, что с ним все в порядке, не так ли?

– Но с ним наверняка все в порядке! Во всяком случае, ты же сама говорила, что встречалась с ним. Как он выглядел?

– Совершенно нормально. Собственно говоря, я влюбилась в него с первого взгляда. Он очень обаятелен. – Она встревоженно покосилась на Годфри. – Но наверное, такие вещи лечатся? Мне и в голову не приходило… даже мысли не было… но если бы я подумала… ведь дети приезжают сюда на каникулы, и…

– Послушайте, – перебил ее Годфри, – вы принимаете все слишком близко к сердцу. Одного упоминания о ружье хватило, чтобы раздуть целую историю и совершенно утратить чувство меры. Он ведь не маньяк какой-то, а не то его здесь вовсе не было бы.

– Да, наверное, вы правы. Как глупо с моей стороны так потерять голову! – Филлида вздохнула и опустилась в кресло. – В любом случае Люси, вероятно, все это просто приснилось! Если она даже этого самого ружья не видела, не слышала его, не… Ой, ладно, давайте забудем, хорошо?

Я не стала настаивать. Это больше не имело никакого значения. Слишком уж свежо и пугающе было то, что я узнала несколько минут назад.

– Жалко, я не была чуть любезнее с мистером Гейлом, – убитым голосом произнесла я. – Должно быть, он пережил тяжелое время. Это для всех настоящая трагедия, но уж для родного сына…

– Солнышко, к чему такой несчастный вид, не надо! – Едва беспокойство Фил рассеялось, она тут же вернулась к своей роли утешительницы. – Скорее всего, мы все ошибаемся и тут вообще нет ничего особенного, кроме того, что старому джентльмену для окончательного выздоровления требуется немного тишины и спокойствия, а Макс заботится, чтобы ему не мешали. Уж если на то пошло, не удивлюсь, что именно Макс настаивает на карантине из своих личных интересов. Он пишет партитуру для какого-то фильма или чего-то в этом роде и совершенно не выходит из дома. Вот отсюда и все эти надписи «В нарушителей будут стрелять без предупреждения», и юный Адонис в роли телохранителя.

– Юный кто?

– Адонис. Садовник.

– Силы небесные! Ну как может человек жить с таким именем, пусть даже в Греции?

Сестра засмеялась:

– О, он-то еще как может, поверь мне!

И она повернулась к Годфри, говоря что-то про Адониса, который, по всей видимости, был близким другом Спиро. Я снова уловила имя Миранды, и что-то насчет приданого, и что теперь, после смерти брата, возникнут проблемы. Но на самом деле я не вслушивалась, все еще переживая из-за только что услышанной новости. Нелегко перенести крушение кумира. Все равно что проделать долгое и утомительное путешествие, чтобы увидеть «Давида» Микеланджело и не найти ничего, кроме разбитого пьедестала.

В памяти моей воскрес, да так живо, точно это было лишь вчера, этот «последний выход» в «Буре» – тихие, сдержанные строки отказа Просперо от темных сил:

Я зашевелилась в кресле, усилием воли отбрасывая в сторону овладевшее мной смятение и снова возвращаясь в salotto, где Годфри Мэннинг тем временем начал прощаться.

– Пожалуй, мне пора. Все собирался спросить, Фил, когда приезжает Лео?

– Может быть, сумеет выбраться на следующие выходные, но не уверена. Однако на Пасху-то уж наверняка, с детьми. Вам правда надо идти? Хотите, оставайтесь на ланч. Мария, слава богу, приготовила овощи – ненавижу сырой картофель! – а все остальное холодное. Так не останетесь?

– Хотелось бы, но надо возвращаться к телефону. Могут быть какие-то новости.

– Ах да, конечно. Вы ведь позвоните мне сразу же, если что-то узнаете?

– Разумеется. – Он взял папку. – Сообщите мне, когда сочтете нужным, что Мария готова повидаться со мной.

Он попрощался с нами и ушел. Мы молча сидели, пока шум мотора его машины не затих за деревьями.

– Ладно, – наконец заговорила сестра, – сдается мне, нам стоит поискать, чем перекусить. Бедный Годфри, как сильно переживает. Надо сказать, даже немножко странно, никогда не думала, что это его так подкосит. Должно быть, он был привязан к Спиро больше, чем показывал.

– Фил, – резко сказала я.

– Мм?

– Это правда или просто очередные твои сплетни насчет того, что сэр Джулиан, возможно, отец Миранды?

Она искоса поглядела на меня:

– Ну… Черт побери, Люси, нельзя же все воспринимать так буквально! Бог его знает, но тут точно что-то кроется, только я не знаю, что именно. Он окрестил девочку Мирандой, а можешь ли ты представить себе корфиота, придумавшего такое имя? А потом муж Марии их бросил. Более того, готова поклясться, что сэр Джулиан поддерживал семью материально. Мария никогда не говорила об этом, но Миранда пару раз случайно обмолвилась, и я уверена, он им помогает. Но почему? Ответь-ка. Не оттого же, что был знаком с мужем Марии во время войны!

– Но тогда раз уж Миранда и Спиро близнецы, значит он отец и Спиро тоже?

– Законы жизни таковы, что так оно и есть, ты права. Ой! – Она вдруг застыла в кресле и обратила на меня взгляд огромных встревоженных глаз. – Ты хочешь сказать… хочешь сказать, кто-то должен пойти и сообщить ему эти новости? – Вид у нее сразу сделался крайне нерешительный и смущенный. – Но, Люси, это ведь только слухи, нельзя же действовать так, словно это всем известно. Подумай, как будет выглядеть, если кто-то отправится туда и…

– Я вовсе ничего такого не предлагала, – перебила я. – В любом случае это не наша задача, Мария сама все ему расскажет. Скоро он все услышит. Забудь. Так где тот ланч, о котором ты говорила? Умираю с голоду.

Направляясь вслед за ней на кухню, я думала, что Джулиан Гейл почти наверняка уже и сам все знает. Со своего кресла, развернутого к окну salotto, я видела, как мать и дочь вместе уходили с виллы Форли. Но не по дороге, ведущей к их домику. Они свернули на ту тропку, которую показала мне утром Миранда, – тропку, что вела только в пустую бухту или в Кастелло деи Фьори.