Читать книгу Грани безумия 2 - Мэри Влад - Страница 3

Увечья создают монстров.

К/ф «Проклятый остров»

Джейсон

Мне одиннадцать

В Нью-Йорке снегопад. Настолько грязное Рождество я вижу впервые. Снег валит и валит, но на улице не так холодно, и он тает под ногами, превращаясь в месиво из воды и грязи. Мне удалось сбежать из дома. Никто не кричит на меня, никто не требует подчиняться. Я хотел прокатиться на аттракционе, но меня не пустили, поэтому я отправился слоняться по городу.

Сейчас я стою на оживлённой улице и ловлю ртом снежинки. Снег падает на лицо, за шиворот. Я опускаю голову и подставляю руки белоснежному потоку, но на коже остаётся лишь вода, и бинт постепенно становится мокрым.

Кто-то толкает меня, а следом летит грубое:

– Глаза разуй, парень! Чего встал на дороге? Куда смотрят твои родители?

Я извиняюсь перед рассерженным мужчиной и отступаю в сторону, представляя, как вспарываю его толстое брюхо. Он мерзкий и вонючий. Здесь таких много. Я забрёл в один из неблагополучных районов. Если я хочу понять людей, нужно начинать с низов человечества и постепенно подниматься выше.

Проезжающая мимо машина обдаёт меня мутной водой. Коричневые ручейки стекают по штанам и куртке. Мэриан будет очень недовольна. Эта мысль вызывает улыбку. Видимо, сегодня состоится незапланированное изгнание демонов. Эта женщина наверняка подумает, что я искал дорогу в ад, чтобы добраться до своих «богов». Джейкоб в отъезде, поэтому моим «воспитанием» сегодня займётся мать. Когда он вернётся, я получу ещё и гору тумаков. Вполне разумная плата за несколько часов свободы. Вряд ли Джейкоб будет сильно зверствовать. На прошлой неделе он сломал мне палец. Так что ещё примерно месяц ограничится профилактическими побоями.

Раньше я старался сгладить углы. Теперь мне нравится их выбешивать. Я получаю удовольствие, видя, как мои предки раздражаются. А ещё я знаю: Мэриан боится меня.

И чутьё её не подводит. Она получит по заслугам, как только придёт время. И тогда ей станет по-настоящему страшно. Я умею ждать. Моя мать ещё пожалеет, что произвела меня на свет. Была бы она умнее, я бы никогда не родился.

Смеркается. А я иду и иду. Нет, я не заблудился. Мне просто нравится идти пешком. В следующий раз обязательно воспользуюсь общественным транспортом, но сегодня я хочу изучить поведение толпы на улице, а не внутри железной банки.

До дома ещё долго. Это хорошо. Прошлые ожоги пока не зажили, так что я не тороплюсь туда, где меня вновь ждёт «очищение огнём». Точнее – воском, но какая разница, если кожа после этого облезает пластами? Я с первого раза понял, что нужно закрывать лицо и тело, чтобы раскалённая жижа попадала только на руки. Они давно обезображены, и я скрываю их под одеждой. Даже в жаркие дни я не показываюсь людям без пиджака или рубашки с длинными рукавами. Ненавижу эту одежду. Когда вырасту, закрою уродство татуировками и буду носить только майки и футболки. Когда я вырасту, всё будет по-другому. Когда я вырасту, Мэриан угодит в ад. Ей там самое место.

Тёмный переулок заканчивается тупиком с вереницей мусорных баков. Я задумался и забрёл не туда. Нужно поворачивать назад. Мои ботинки сырые, а продрогшее тело пробирает озноб, но всё равно я доволен, что нахожусь здесь, а не дома. Трущобы весьма познавательны. Я родился в роскоши, а сегодня впервые увидел другой мир – за пределами моей маленькой вселенной. Тут воняет дерьмом, люди невежественны и грубы, но я ощущаю себя свободным. Чувствовать превосходство так приятно.

– Потерялся, малыш? – раздаётся мне в спину, а в следующую секунду меня толкают лицом к стене и зажимают между мусорными баками. – Ты не отсюда, да? Ишь какой нарядненький. Где мама, папа твои, а, мелочь?

Не успеваю обернуться, как чьи-то лапы нагло лезут в мои карманы. Ничего они не найдут. Я оставил портфель дома. Деньги остались в портфеле. Поэтому я и не смог купить билет на аттракцион. Побег не был запланированным. Я просто увидел возможность и рванул. Захотелось подышать воздухом вдали от места, где я вынужден жить. У меня получилось. В следующий раз обязательно прихвачу рюкзак, кое-что из еды, воду и карту города. Нужно продумать всё до мелочей. Я знаю расписание родителей. Просто раньше никогда не задумывался о прогулках на такие дальние расстояния.

– Что, предки не выдали карманных?

Человек дышит мне в ухо, ожидая ответа, но я молчу. Не хочется разговаривать. Да и как объяснить? Глупые люди никогда не понимают, о чём я говорю. Преподаватели и одноклассники либо высмеивают меня, либо тихо ненавидят и боятся. Моё мнение отличается от общепринятого. Мне одиннадцать. И меня называют либо тупицей, либо вундеркиндом. В общем-то мне плевать. Они никогда не дотянутся до моего уровня, а спорить с тупым стадом и что-то им доказывать – бессмысленно. Поэтому я продолжаю молчать и сейчас. Моё тело прижато к стене, и я не могу пошевелиться.

– Ты немой, да? Замёрз совсем. Сейчас я тебя согрею.

Я читал много историй о педофилах. Я вообще много читаю. Много чего смотрю. Мэриан была бы в шоке, если бы узнала, что я тайком изучаю криминалистику, психологию, психиатрию и анатомию. Она пришла бы в ужас, если бы однажды обнаружила в моём потайном нагрудном кармане нож. Приходя домой, я прячу его под матрас. Мне нравится с ним играть. Он острый, маленький и им удобно препарировать лягушек. Я ловил их прошлым летом, когда мы провели три недели в Европе. Джейкоб арендовал дом у озера. Оно было неглубоким. Теперь я знаю, как сделать так, чтобы лягушки умирали медленно. До этого тренировался на птицах и ещё на кроликах. Интересно, а сколько проживёт человек, если проделать с ним то же самое?

Мужчина отступает на шаг и дёргает мои штаны вниз. Это весомый плюс: я больше не придавлен к стене, значит, доступ к потайному карману открыт. Сегодня мои познания в анатомии расширятся. Я слышу, как он пыхтит, орудуя рукой, торопясь привести член в боевую готовность. Нужно вызвать у него желание подпустить меня ближе. Я должен взять процесс в свои руки, поэтому подаю голос:

– Позвольте, я сам.

Под его довольное улюлюканье я натягиваю штаны, медленно поворачиваюсь и опускаюсь на колени. Его член вялый и морщинистый. Этот орган меня абсолютно не интересует, но я обхватываю его ладонью, чтобы отвлечь внимание от другой руки, а затем наношу чёткий удар в бедренную артерию. Лезвие заходит до упора, и я проворачиваю рукоять. Дикий вой отскакивает от кирпичных стен. Я вытаскиваю нож, легко уворачиваюсь от грязных рук, которые пытаются меня схватить, а затем проделываю то же самое с другой ногой.

Я весь перепачкался в липкой красной жидкости. Мэриан будет в ужасе. Представляю, как она, трясясь от страха, тащит меня к ящику, и от этой мысли по телу разливается удовлетворение.

Мужчина оседает на грязный асфальт. Жаль, что не получится растянуть процесс. Будучи живым, он не позволит «порисовать» на себе, поэтому придётся разукрасить труп. Очень жаль, да. Но когда я вырасту, обязательно куплю себе живой «холст». Возможно, не один. Брызги крови поистине великолепное зрелище.

Мне пятнадцать

Я должен жить. У меня слишком много планов. Не могу я сдохнуть сейчас. И я не сдохну. Выживу назло всем. Назло ему. Назло ей. Эти ублюдки недостойны называться моими родителями. Придёт время – я им отомщу. Всем им. Весь этот грёбаный мир ещё узнает, кто такой Джейсон Харрис. Все те, кто насмехается надо мной, кто унижает, кто избивает и калечит – все они получат то, что заслуживают.

Приподнимаю корпус, держась за ободок унитаза, и сплёвываю кровью на кафельный пол. Хочу подняться, но пальцы проскальзывают, я теряю точку опоры и вновь распластываюсь на полу.

Очередной день в аду подошёл к концу. Я зашёл в туалет, прежде чем покинуть здание академии, и на меня набросились четверо здоровенных старшекурсников. Зачинщиком, как обычно, стал Пол Картер. Он невзлюбил меня сразу. Его отец руководит компанией, которая соперничает с компанией Джейкоба. Мой отец часто играет грязно. Недавно он увёл у Картеров контракт из-под носа, а заодно опорочил старшего брата Пола, повесив на него финансовые махинации. В итоге Алан вынужден был уехать из Нью-Йорка. На прощание Алан взял с Пола обещание, что тот устроит мне «весёлую» жизнь.

Пол и до этого часто затевал драки, нападая на меня без веской на то причины. Просто потому, что я Харрис. Однако раньше это была честная борьба. Но сегодня Пол подошёл ко мне не один.

Говорят, дети не должны отвечать за грехи отцов. На деле это не работает. Меня избили до полусмерти лишь за то, что я сын Джейкоба Харриса. Защитить себя я не смог, потому что неделю назад Джейкоб в гневе сломал мне руку. А теперь у меня, кажется, сломаны ещё и рёбра. Возможно, что-то отбито внутри. Но чёрта с два я сдамся. Хорошо, что у меня высокий болевой порог. Только вот как встать на ноги? Тело отказывается подчиняться.

Я могу проваляться здесь долго. Джейкоб в отъезде, а Мэриан вряд ли станет бить тревогу, если я не приду сегодня домой. Наоборот, будет рада. Она больше не может запихнуть меня в ящик, не может совладать со мной. Я стал сильнее, и теперь Мэриан всерьёз боится меня. Поэтому обрадуется моему отсутствию, если вообще его заметит. Она закрывается в своей комнате, когда я нахожусь в доме.

Эйб – единственный, кто станет меня искать. Но хватит ли у него ума проверить всё здание академии? Я нахожусь на третьем этаже, в самом конце коридора. Вряд ли Эйб додумается, что я зашёл в туалет, который расположен рядом с аудиторией. Он даже не знает, в какой аудитории проходила моя последняя пара. Эйб вполне может подумать, что я ушёл незамеченным и отправился слоняться по городу. Я так уже делал и не раз. Поэтому я правда могу пролежать здесь до утра, если не получится выбраться самостоятельно. Чёрт. Почему я не чувствую ног?

– Джейсон! – раздаётся в коридоре громогласный голос. – Джейсон, где ты, мать твою? Ты должен был сесть в машину сорок минут назад. Я обыскал всё грёбаное здание и территорию. Где ты, мать твою? Выходи, паршивец!

Ох, Эйб, если бы я мог, я бы вышел. Но я ног не чувствую, вот ведь незадача.

Эйб врывается в туалет и поочерёдно проверяет кабинки. До моей ещё далеко, и я слышу, как Эйб материт меня на чём свет стоит, обещая лично оторвать мне голову, если я немедленно не выйду из укрытия. Конечно, он не всерьёз. Это он так беспокоится.

Меня абсолютно не задевает грубоватая манера общения Эйба. Он старше меня всего на пять или шесть лет, поэтому у нас довольно неформальные отношения. Его приставили ко мне в прошлом году. Джейкоб решил, что я недостаточно пунктуален и слишком своеволен, поэтому купил мне сторожевого пса. Только вот Эйб, увидев, как ко мне относятся родители, встал на мою сторону. Я сделал для этого всё, и теперь он служит мне, а не отцу. Разумеется, Джейкоб об этом не знает. Эйб всегда прикрывает меня. Жаль, его не было, когда вломились эти громилы. Иначе это они бы сейчас валялись в луже собственной крови. Эйб – профессионально обученный телохранитель. Он проходил специальную подготовку. Терминатор, а не человек. Думаю, тренировки с ним пойдут мне на пользу. Как только восстановлюсь, обязательно скажу ему об этом. Для меня он всегда найдёт время. Эйб мне предан. Я знаю.

– Чёрт, парень, – выдыхает он, открыв наконец дверь последней туалетной кабинки.

– Я тоже… рад тебя… видеть, – сиплю, попутно сглатывая кровь.

– Твою мать, – Эйб опускается на колени, снимает пиджак и подкладывает мне под голову. – Держись.

Он связывается с кем-то по рации (наверное, с водителем), потом что-то говорит мне, но я его уже не слышу. В ушах звенит, перед глазами всё мутнеет, и я лечу в тёмную пропасть.

Мне восемнадцать

– Пиджак сними, – резко произносит низкорослая шатенка с тоннелями в ушах. – Потом садись вот сюда и говори, что хочешь набить, – она показывает на кресло-кушетку, обёрнутое плёнкой.

Стягиваю ненавистный пиджак и бросаю на кожаный диван, стоящий в углу комнатки. На мне остаётся лишь чёрная майка без рукавов, полностью являя миру мои изуродованные руки. Разумеется, девица сразу же реагирует:

– Чёрт, чувак… Ну и кто ж тебя так? Есть разрешение доктора о том, что по этим шрамам можно бить?

– С собой нет.

– Тогда проваливай, – она распахивает дверь. – Я не возьмусь за это без медицинского одобрения. Считай, я тебе одолжение делаю. Серьёзно. Другой мастер бы просто закрыл на это глаза и содрал с тебя деньги. А я говорю: это может быть опасно. Сначала сходи к врачу и проконсультируйся. Раздобудешь разрешение, тогда и приходи.

– Тебе так нужна эта бумажка? – спрашиваю, еле сдерживая гнев. – Я могу просто купить её, не думала об этом?

– Вот врачей и подставляй. Но не меня. Я не буду рисковать репутацией. Давай вали отсюда.

– Я заплачу столько, сколько скажешь. Вдвое, втрое больше.

– Э, не. Так дело не пойдёт. Если потом что-то случится, ты на меня в суд подашь. Без справки не возьмусь.

Злость ударяет в мозг, ослепляет и отрубает хладнокровность. Я столько лет мечтал о том, как навсегда похороню уродливые рубцы под толстым слоем чёрной краски, а какая-то стерва хочет обломать мои планы. Мне сказали, она лучшая в своём деле. Не сомневаюсь, что это так. И она согласится на мои условия. У меня нет ни времени, ни желания искать другого хорошего мастера. Я хочу, чтобы мне набили татуировки сегодня. Сейчас. И я получу то, зачем пришёл сюда.

В несколько шагов оказываюсь рядом, с грохотом закрываю дверь, затем медленно оборачиваюсь. Шатенка шарахается назад, и я подхожу настолько близко, что ей становится некомфортно. Она отступает ещё на пару шагов и упирается в стену.

– Я подпишу отказ от любых претензий, заплачу в пять раз больше, – цежу сквозь зубы. – Просто набей грёбаные рукава. Ты ведь не хочешь портить со мной отношения?

– У нас нет отношений, чувак. Я не брала у тебя денег, мы друг другу ничего не должны. Проваливай.

– Илона, так ведь? – выуживаю из глубин подсознания имя этой принципиальной хамки. Она кивает. – Так вот, Илона, слушай меня внимательно. Если ты сейчас же не приступишь к выполнению своих профессиональных обязанностей, завтра твоя студия разорится. Я сровняю твою репутацию с землёй, натравлю на тебя налоговых агентов, службы санитарного контроля и полицию. Тебе предъявят огромный список нарушений норм, обложат штрафами, заведут уголовные дела и отберут лицензию. Поверь, найдётся огромное количество желающих подать на тебя в суд. Услуги адвокатов стоят дорого. Но, сколько бы ты им не заплатила, ты всё равно проиграешь. Потому что я перекуплю всех, кто согласится тебе помочь. Ты закончишь свои дни в тюрьме. Выбирай, Илона. Всё в твоих руках.

Маска растерянности и удивления на её лице постепенно сменяется ненавистью и презрением. Илона вскидывает голову, смотрит мне в глаза и уже открывает рот, чтобы вылить на меня поток словесного дерьма, но в следующую секунду её глаза наполняются слезами, а подборок начинает дрожать.

– Зачем ты так? – шепчет она. – Я ведь как лучше хотела. Это правда может повлечь серьёзные последствия. Ты должен сходить к врачу и убедиться, что татуировки не нанесут вреда. Я о тебе же беспокоилась…

Её голос срывается, и Илона плачет уже навзрыд. Не выношу истерики. Да и расстроенный мастер мне не нужен. У неё должна быть твёрдая рука, чтобы сделать всё идеально. Поэтому я привлекаю Илону к себе, обнимаю и глажу по голове, нашёптывая успокаивающие слова. Как бы между делом я начинаю раскаиваться в своём поступке, добавляю ещё пару высказываний о том, что я обижен и зол на весь мир. И ещё о том, что со мной поступили жестоко и несправедливо, поэтому я стал таким мудаком.

Разумеется, это действует. Девушки жалеют мучеников и любят спасать убогих. Рыдания постепенно стихают. Илона шмыгает носом, всё ещё подрагивает в моих объятиях, но больше не перечит и вырваться не пытается.

– Сможешь сделать это сейчас?

– Что сделать?

– Забить мне рукава. Я подпишу отказ от любых претензий и щедро заплачу.

Она отстраняется, поднимает на меня взгляд и вздыхает. Смотрит долго, изучающе, будто хочет прорваться сквозь мою непроницаемую броню. Я никак не реагирую. Просто стою и позволяю себя рассматривать.

– И кто же тебя так обидел? – спрашивает она наконец.

– Не понимаю, о чём ты.

Илона вновь вздыхает.

– Ладно, раз не хочешь рассказывать. Я сделаю то, о чём ты просишь. Но ты напишешь расписку от руки до начала работы.

– Конечно.

Когда все бумажные и денежные вопросы остаются позади, я снимаю майку и сажусь на кушетку. Илона протягивает мне толстую папку с эскизами. Она не нужна мне. Я знаю, что именно хочу набить, поэтому качаю головой, и Илона убирает её на место.

Наблюдаю, как Илона вскрывает флакон с антисептиком, ставит его на столик, затем достаёт упаковку перчаток, салфетки и ещё какие-то запечатанные пакетики.

– Будет больно, – предупреждает она меня, кидая беглые взгляды на мой оголённый торс. Весьма определённые взгляды. – Могу сделать укол анестетика.

– Я не боюсь боли.

– Да, я вижу, – она осторожно касается рубцов сбоку от ключиц. – Здесь тоже закрывать?

– Везде, где кожа деформирована.

Её пальцы проскальзывают ниже, и я ловлю их, сжимая маленькую ладошку. Илона охает, но руку не убирает и взгляд не отводит.

– Что именно ты хочешь набить? Надпись? Рисунок? Какие у тебя пожелания?

– И то, и другое.

Я достаю из кармана листок и протягиваю Илоне. С минуту она изучает его, потом спрашивает:

– Mundus vult decipi, ergo decipiatur… Что это значит?

– Мир желает быть обманутым, пусть же он будет обманут.

– Это латынь?

– Да.

– А вторая надпись?

– Si vis pacem, para bellum. Хочешь мира – готовься к войне.

– Ты странный, – тихо произносит Илона спустя несколько минут. – Эти рисунки… Они… жуткие. Как послание из ада.

– В этом и смысл. Я там был и выбрался. Больше никто не посмеет пойти против меня. А если пойдут, их ждёт страшная участь.

Она кивает, откладывает листок в сторону. Я смотрю на её короткие чистые ноги. Впервые в жизни я разрешу кому-то «порисовать» на мне. И пусть Илона и правда будет лишь рисовать, но для того, чтобы татуировки прижились, нужно вогнать краску под кожу. Илона оставит на мне сотни, если не тысячи, микроскопических порезов. От этой мысли я словно уже чувствую запах крови, и член ощутимо напрягается.

Мне нужно сбросить это напряжение перед началом сеанса, иначе всё может выйти из-под контроля. Я не хочу вредить Илоне. Я даже не заикнусь о своих наклонностях. Она не из тех, кто пойдёт на такое ради денег. Мне не нужна огласка. Я не допущу, чтобы люди признали меня маньяком или невменяемым. Да, у меня есть определённые потребности. И я щедро плачу тем, кто добровольно согласен их удовлетворять.

– Ты рано разделся, сначала я должна нарисовать эскиз, – долетает до меня голос Илоны.

Она стоит передо мной, бесстыже разглядывая мои заметно выросшие мышцы. За пару-тройку лет из тощего ботаника я превратился в мечту всех женщин. Вот что значит упорство и хороший тренер. Эйб всё ещё верен мне. Я в нём не ошибся. Я никогда не ошибаюсь.

Илона делает комплимент моей физической форме, и я любезно улыбаюсь. Её взгляд скользит ниже и останавливается на выпирающей эрекции. Я не в силах обуздать своё возбуждение. Нужно оттрахать её, пока моё желание не переросло в более извращённую форму. Посвящать Илону в свои пристрастия не входит в мои планы.

– Потом разберёмся с деталями, – хриплю я и встаю. – Тебе нужно снять стресс.

Тяну Илону на себя и усаживаю на кушетку. Учащённое дыхание, поволока в глазах и расширенные зрачки давно её выдали. Конечно же, она могла бы посопротивляться ради приличия, но я понимаю, что Илона не из тех, кто стыдится своих фантазий. И она не обижена на меня. Ей по большому счёту плевать. Когда я выйду из её тату-студии, она забудет обо мне как о страшном сне. Или приятном сне. Это уж с какой стороны посмотреть.

Раздвигаю её ноги коленом, вторгаясь в личное пространство, и она сжимает мои бёдра, привлекая ближе. Её пальцы судорожно расстёгивают ремень на моих джинсах, а мои – уверенно задирают короткую юбку.

Через несколько секунд я погружаюсь в горячее увлажнённое лоно и издаю хриплый стон. Где-то на периферии сознания пульсируют отголоски здравого смысла: «Держи себя в руках. Не причиняй ей вреда. Ты сможешь».

Мне двадцать четыре

– Что насчёт Джессики Маршалл? Ты проверил её?

– Да, вот досье, – Трэвис кидает на стол папку. – Ни дома, ни сбережений, лишь паршивая семейка, которая выгнала её на улицу. Идти Джессике некуда, пока живёт у меня. Я могу её использовать. С твоего разрешения, конечно.

– И как она нам поможет?

– А ты фото глянь, – Трэвис усмехается, затем разваливается в кресле. – Ебабельна на все тысячу процентов. Мужики от неё дуреют. Нужно только обучить её, и в твоём распоряжении окажется ещё одна троянская лошадка.

Трэвис замолкает, а я погружаюсь в изучение досье. Джессика Маршалл даже школу не окончила. Наверняка не обременена умом. С одной стороны, это плюс. На чистом холсте рисовать всегда интереснее. Рисовать…

Смотрю на фотографии, и меня окатывает мощной волной чистой кристальной энергии. В Джессике Маршалл столько жизни, столько притягательности. Это считывается даже через бумагу. Желание ярко вспыхивает в теле. О, я бы многое отдал, чтобы заполучить этот «холст» в свою личную коллекцию. Если я так воспламенился лишь от созерцания фотоснимков, то какое впечатление эта девушка производит вживую?

Она нужна нам. Она нужна мне. Уверен, что таланты её многогранны. Нужно лишь помочь ей их раскрыть.

– Под твою ответственность, – произношу нейтральным тоном и закрываю папку. – Если справится, то хорошо. Если нет, просто избавься от неё.

– Она тебя не впечатлила?

Трэвис действительно выглядит удивлённым. Разумеется, Джессике Маршалл удалось меня впечатлить, даже не присутствуя здесь, но Трэвису об этом знать необязательно.

– Посмотрим. Пока рано судить. Установи камеры во всех комнатах. Я хочу видеть подготовку и поведение Джессики.

– В смысле – везде? И в толчке тоже?

– И в туалете, и в ванной, да. Я хочу видеть всё. Когда она будет готова, я дам знать. Если она будет готова. А теперь иди. Джейкоб скоро вернётся со встречи. Не нужно вам пересекаться.

– Есть, сэр, – с насмешкой отвечает Трэвис, поднимается на ноги и выходит за дверь.

Откидываюсь на спинку кресла, вытягиваю сигарету из пачки, прикуриваю и с наслаждением затягиваюсь. Я пристрастился к никотину чуть меньше года назад. Дым меня успокаивает, помогает привести мысли в порядок и справляться с агрессией. Все видят во мне хладнокровного и рассудительного человека. Знали бы они, как порой хочется свернуть шею тем, кто меня бесит. Но я не позволяю себе идти на поводу у мимолётных вспышек гнева. Я просто запоминаю и наношу удар в самый неожиданный момент. Тогда, когда я нахожусь в выигрышном положении, а жертва даже не догадывается о том, что её ждёт.

Тушу сигарету, вновь открываю досье и смотрю на красивое идеальное лицо. В голове начинают складываться пазлы. Это паутина. Долгоиграющий план.

Я хочу эту девушку, но не так, как других. Если бы я хотел использовать лишь её тело, то приказал бы Трэвису незамедлительно притащить её ко мне. Однако это не то, что мне нужно. Джессика Маршалл будет со мной добровольно. Я хочу понять каково это – когда тебя любят. Хочу создать семью. Такую, которой был лишён. Мне это нужно. Можно сказать, это моя идея-фикс в долгосрочной перспективе. Время ещё не пришло, мне сейчас не до этого. Пока что я просто возьму Джесси в оборот. Пусть для начала послужит делу.

Скоро фигуры выстроятся на шахматной доске, и начнётся игра. Какой пешкой ты станешь, Джесси? Сможешь ли ты не проиграть? Сможешь ли ты не влюбиться в меня, когда мы наконец познакомимся?

Мне двадцать семь

– Ты недостоин носить фамилию нашей семьи, ты мне не сын, – злобно чеканит Джейкоб, сверля меня взглядом. – Дьявольский выродок. Отребье. Выметайся отсюда. Пошёл вон, – он допивает виски и швыряет стакан в стену. – Вон, я сказал!

– Есть проблема, отец, – отвечаю спокойно, подходя ближе. – Ты мне больше не указ. Компания потерпела неудачу не из-за моих действий, а из-за твоей истерии. Я предупреждал тебя, что будет, если…

– Эта девка подставила нас, сдала твоего парня. А ты его прикрыл! Теперь все знают, что я связан с грязными делами. Ты опозорил моё имя!

– Я не состою с ним в отношениях, отец. И это было год назад. Всё пошло прахом не из-за неё. И не из-за моих действий. Тогда мы потеряли почти триста миллионов, но потери были обратимы. Всё почти выровнялось, пока ты не решил…

– Молчать! – вновь перебивает меня Джейкоб. – Не смей перечить мне!

Качаю головой и усмехаюсь.

– Не смей усмехаться! Ты живёшь благодаря мне! Без меня ты – никто! Пустое место! Нужно было убить тебя ещё в утробе! Поганый… – Джейкоб осекается.

Он хватает воздух ртом, пучит глаза как рыба, выброшенная на сушу, и оттягивает ворот рубашки.

Агония растянется на долгие, мучительные минуты, я знаю. Я всё предусмотрел. Продумал мельчайшие детали. Я хочу, чтоб он мучался. Чтоб почувствовал каково это – быть беззащитным перед тем, кого ты ненавидишь. Чтоб ощутил на своей шкуре всю гамму боли.

– Что-то не так, отец? Тебе плохо?

Джейкоб оседает на пол, продолжая смотреть на меня в упор и беззвучно шевеля губами. Я опускаюсь рядом с ним на корточки и заглядываю в карие глаза.

– Что ты чувствуешь, папа? Отчаяние? Страх? Ненависть? Что ты чувствуешь?

Разумеется, он не сможет ответить. Джейкоб медленно задыхается. Тело отказывается ему подчиняться. При этом он чувствует острую зудящую боль, которая расползается по телу пульсацией, и ещё – абсолютную, доводящую до исступления беспомощность.

Откуда я знаю? Мне в красках описали, что ощущает человек, выпив этот яд. Глядя на Джейкоба, думаю, они говорили правду.

Большим пальцем я стираю испарину с его лба, вытираю палец о пиджак Джейкоба и выпрямляюсь во весь рост. Человек, который отравлял мою жизнь, теперь корчится у моих ног и мечтает, чтобы мучения закончились. Все мы жаждем любви и сострадания. Но готовы ли мы любить и сострадать?

– Тебе следовало изучить закон причины и следствия, Джейкоб. Не волнуйся, похороны будут грандиозными. Я подниму на уши весь Лос-Анджелес, даже сам напишу некролог. Прикуплю на такой случай какое-нибудь местное новостное интернет-издание. Хорошее вложение денег. У меня есть план, и он сработает. Ты больше не сможешь мне помешать. Я усвоил твой урок. Не беспокойся обо мне, папа. Если мне когда-либо ещё будет грозить опасность, я ударю первым.

Сажусь в кресло и наблюдаю последние минуты жизни Джейкоба Харриса. Когда всё заканчивается, звоню Эйбу и говорю, чтобы Мэриан привели в кабинет и вызвали скорую помощь для Джейкоба и заодно полицию.

Джейкоб был жесток и несправедлив. Такую смерть и получил. Но Мэриан… О, Мэриан не заслужила смерти. Эта женщина достойна вечных мучений. Каждый день она будет просыпаться и засыпать в сущем аду. Она должна понимать, за что ей всё это. И она поймёт. Очень скоро Мэриан на собственной шкуре прочувствует каково это – подвергаться ежедневным пыткам. И я не говорю про пытки физические, хотя и их в её расписании будет достаточно. Я говорю про терзания ума и сознания. Про ощущение бессилия, несправедливости, отвергнутости и разъедающей злобы. Мэриан прочувствует всё сполна. Сотрудники психиатрической лечебницы об этом позаботятся. Я купил их с потрохами. Диагноз Мэриан неизлечим. Она никогда не покинет стены этого заведения. Мэриан сгниёт там, куда всегда хотела упечь меня. Ей уже подготовили палату с глухими деревянными стенами.

Когда она входит в кабинет, то не говорит ни слова, делая вид, что не замечает меня. И лишь спустя несколько секунд крик срывается с её губ. Мэриан падает на колени возле Джейкоба и плачет. Она скулит о вечной любви к мертвецу, которого обнимает, и обсыпает меня проклятьями, виня во всём на свете.

Это продолжается так долго, что мне становится скучно. Наконец Мэриан поднимается с колен и направляется в мою сторону. Я подаю знак санитарам, которые всё это время стояли в дверях. Разумеется, Мэриан не могла их видеть, она вошла в кабинет раньше них.

Если бы Мэриан знала, что её ждёт, то не вела бы себя настолько неадекватно. Но она находится в неведении, поэтому останавливается в нескольких шагах и выставляет вперёд руку, сжимая большой деревянный крест, который всегда носит с собой, так сильно, что белеют костяшки пальцев. Мэриан шепчет молитву, взывает к Богу и Дьяволу и попутно умудряется проклинать меня. Она сейчас и правда выглядит как сумасшедшая. Санитары молча переглядываются, заходят с двух сторон и быстро скручивают её. Мэриан кричит, что они ошибаются. Пытается убедить их, что я опасен. Что это меня нужно упечь в психушку, а не её.

Возможно, они бы поверили ей, если бы вчера не приняли на свой счёт шестизначные суммы. Возможно, они бы вспомнили о совести, если бы она вела себя спокойно и озвучила разумные доводы. Возможно, они бы ужаснулись моему тотальному спокойствию, если бы Мэриан не забирала всё внимание на себя.

Но она забирает. Кричит. Воет. Молит Бога о спасении, а Дьявола – о моей смерти. Мэриан вырывается, борется, молотит руками и ногами и в порыве истерики царапает санитаров до крови. Ей вкалывают успокоительное, которое действует моментально.

Наблюдая из окна, как её грузят в машину, я шепчу:

– Счастливых дней в аду, Мэриан. Не волнуйся, твой урок я тоже усвоил. Кто первым надел халат, тот и психиатр. Кто ведёт себя в соответствии с нормами общества, того и считают нормальным. Сладкой тебе жизни, мама.

Мне тридцать шесть

Я добился своих целей.

Я наказал обидчиков.

Я забрал своё.

Я в очередной раз оказался прав: меня погубила Джессика Маршалл.

Я умер?

Это ад?

Рай?

Чистилище?

Или я всё ещё жив?