Читать книгу Обнаружители Магии. Неприступная крепость - Меркат Зиман - Страница 2

Худощавый светловолосый мужчина, чья бледная щека была разделена на две части зарубцевавшимся шрамом, говорил с Иоахимом. Шрам, давно оставленный вражеским клинком, уродливо растягивался с каждым произнесенным словом и выглядел на лице собеседника чем-то лишним, как трещинка на фарфоровой чашке. Весь остальное обличье говорившего выдавало в нем того, кто полагается на ум, а не на мускулы.

Иоахим повел ухом в ответ на просьбу. Мужчина вздохнул и отпустил Иоахима с рук, позволяя спрыгнуть на пол темной пещеры. Приземлившись на все четыре лапы, Иоахим обернулся.

Воспоминание искажалось и рвалось; из неразборчивой речи мужчины удавалось уловить только несколько слов без контекста. Когда его окликнула тень на границе зон видимости и темноты, он развернулся к ней и ушел, напоследок удостоив Иоахима только легким кивком головы.

Иоахим остался наедине с темнотой, которая вынимала из себя одно воспоминание за другим, словно не в силах решить, какую комбинацию подсунуть ломающемуся от противоречий разуму.

Где я?

Дорога серой линией шла меж двумя половинами густого леса, деля окружающий мир на две зеркально идентичные части. Иоахим сидел в повозке, нарушавшей симметричность окружения.

Женщина, чье лицо тоже пересекал шрам, с тревогой смотрела на него. Лист пергамента в ее сжатой руке превратился в ком.

– Иоахим? – нахмурилась она и, не получив ответа, обернулась на двоих своих спутников. – Я в орденской библиотеке много книжек про магических существ читала, но про вывод фамильяров из шока там точно ничего не было.

– Ты уверена, что он точно… – запнулась сидящая рядом тифлингша, отродье дьявольской крови, – фамильяры же не люди… то есть не принимают форму человека?

– Не принимают, – кивнула первая, – как я раньше думала. Обычно это мелкие инопланары в виде животных или птиц, которых маги призывают в качестве слуг. Они часто разговаривать-то не умеют, только приказы хозяина понимают. Но любое исключение подтверждает правило, особенно если это «исключение» – фамильяр того, кто избран богами.

– Этого еще не хватало, – простонала Октавия.

– О чем вообще речь? – фыркнул рыцарь, эмблема на щите которого показалась Иоахиму смутно знакомой. – Октавия его довела своими разговорами до припадка! Мой друг Иоахим – впечатлительный молодой человек и переживает за отца, а вы, леди Кларимьер, устроили буффонаду!

– Вы, сэр Бивербрук, уже отреклись от своего поэтического слога, – ехидно усмехнулась полудьяволица, – не выпендривайтесь словечками и примите тот факт, что единственный клоун здесь – это вы.

– Не могу согласиться! – осклабился тот. – Сценический псевдоним Трусишка уже крепко занят вами.

После этого выпада рыцарь и дьявольская кровь сцепились в громкой словесной перепалке. Их спутница покачала головой, но не стала вмешиваться. Не разрывая зрительного контакта с Иоахимом, она начала рыться в рюкзаке, доставая мешочек с сушеными травами.

– Надеюсь, эта штука немного приведет тебя в чувство, – пробормотала женщина, приближаясь к Иоахиму.

Когда мешочек оказался сантиметрах в десяти от его носа, Иоахим ударил ее по руке быстрым, но лишенным ловкости движением. Женщина вскрикнула скорее от неожиданности, чем от боли, а он сам, не удержав равновесия, свалился на бок.

Вскрик привлек внимание спорящих и заставил их затихнуть на самом пике громкости.

Полудьяволица задала ему вопрос – риторический и неважный на фоне того, что он увидел. Собственное тело казалось ему тяжелым неподъемным камнем. Скованные мышцы ограниченно двигали конечности, и только сейчас, пытаясь подняться, он понял причину.

Иоахим свел ладони вместе перед собой, упершись ими в пол повозки. Он рассматривал свои руки.

Руки. Человеческие.

– Ты меня пугаешь до усрачки, – пробормотала полудьяволица, – пожалуйста, ответь хоть что-нибудь. Он меня понимает, Агарвейн?

– Спроси что полегче, – тихо ответила женщина, потирая запястье, – возможно, он дезориентирован…

– И что тогда с ним делать?

– Вырубить, – пожала Агарвейн плечами, – пока он не навредил себе или другим.

На этих словах Иоахим так резко повернул голову в сторону говоривших, что они услышали хруст шейных позвонков. Полудьяволица или, точнее сказать, тифлингша вздрогнула и выставила перед собой руки в успокаивающем жесте.

– То есть общее наречие ты понимаешь, – Агарвейн по примеру спутницы показала Иоахиму пустую ладонь. – Мы тебе не враги. Мы твои друзья, помнишь?

У Иоахима не мелькнуло ни тени узнавания, но она сделала аккуратный шаг вперед – скорее проскользнула, чем прошла. Со стороны казалось, что она почти не двигается – ее движения были медленными, контролируемыми, и миллиметр за миллиметром она отвоевывала пространство, как учили в Ордене Великой Охоты. Она словно приближалась не к другу и боевому товарищу, а к незнакомому зверю – так ей велели отработанные суровыми тренировками инстинкты.

Она всмотрелась в Иоахима, в непривычно безэмоциональное и безразличное лицо волшебника. Как она ни старалась увидеть в фигуре напротив своего экспрессивного и иногда чересчур говорливого спутника, рефлексы не давали ей воспринять его как союзника.

– И как, удобно в такой позе? – подала голос Октавия за ее спиной.

Агарвейн замерла.

– Ты с каждой секундой становишься все более жутким. Если это шутка такая, то ха-ха, я посмеялась, давай ты прекратишь себя так вести, и мы поедем дальше. Или вернемся в Лоркон, как ты сам захочешь!

Нутро не просто так заставляло охотницу красться. Она ощущала себя как на охоте, потому что человек перед ней сидел в позе животного.

Иоахим выставил руки перед собой, отвел локти и пригнулся, напряженно втянув шею. Он морщился, елозя коленями по шершавой древесине повозки. Странности прибавляло и то, что по щекам волшебника катились слезы – он смотрел на Агарвейн не мигая, и пересыхающие глаза уже начали краснеть.

– Где Грегор? – спросил он хриплым неровным голосом, привыкая к новым связкам.

Он сощурился, сосредотачиваясь на мыслях незнакомцев. Женщина, сумевшая так незаметно приблизиться к нему, думала о зельях и заклинаниях. Ей не хотелось делать ему больно, и она с досадой вспоминала о далекой жрице, способной усыплять и очаровывать существ без особого вреда для их здоровья. При упоминании имени Грегора в ее голове всплыл знакомый Иоахиму символ – три связанных кольца, в центре пересечения которых находилось распахнутое око. Знак Айун, богини Знания.

Он перевел взгляд на паладина и поморщился. Туман в разуме рыцаря ровным слоем покрывал мысли, пряча их от нежданных визитеров-телепатов. В дымчатой каше всплывали куски разрозненных воспоминаний, которые впоследствии утопали в общей серой массе событий. Читать содержимое головы рыцаря становилось все неприятнее; некая сила превращала окружение в болото и пыталась утянуть Иоахима за собой, поэтому он поспешил переключиться на тифлингшу.

– Где мальчишка? – своим новым вопросом он вызвал у нее бурный вал ассоциаций.

Разобраться в этом запутанном эмоциональном шторме было сложно, но стрелкой компаса послужило само имя Иоахима. Мысль полудьяволицы металась от признания его сумасшедшим к жалости, к грустному воспоминанию о ком-то похожем, к полнейшему непониманию и к злости на расплывчатую фигуру, которую она называла отцом Иоахима.

Отцом.

– Мы не знаем, где твой отец, – ответила женщина, подтверждая его догадку, – но мы обязательно поможем тебе его найти.

Все мышцы в его теле свело больной судорогой из-за одной только мысли о поисках.

Оставалось только спрятаться. И стереть, чтобы никто ненароком не увидел тщательно скрываемого в его разуме.

– Или не поможем, – поторопилась добавить Октавия при виде проступивших желваков на лице спутника, – ничего не будем делать!

Она нервно хихикнула и показала развернувшейся Агарвейн два больших пальца.

– Поедем в Лоркон, вернемся в «Девять кругов Рая», – с панической уверенностью затараторила тифлингша, – там тебя быстро в чувство приведут…

К ее ужасу, упоминание любимого борделя Иоахима никак не повлияло на его состояние. Под его неотрывным взглядом Октавия ощущала странную щекотку под скальпом, будто маленькие щипцы аккуратно перебирали ее нервы. Она хотела было шепнуть об этом Агарвейн, но через мгновение им вдвоем пришлось быстро броситься к Иоахиму, вновь упавшему на пол повозки в припадке.

Глазные яблоки быстро вращались под его полуприкрытыми веками. Множество картин прошлого проносилось перед его зрением, пока он убирал их куда-то глубоко в недра памяти; туда, где их не сможет достать ни одно существо, включая его самого.

В полутьме, в которую он добровольно проваливался, он все еще слышал голоса трех неизвестных. Он погрузился в темную пучину, чувствуя, как оставляет в ней часть себя, но приобретает нечто иное. Иоахим оттолкнулся от дна омута, и при приближении к поверхности голоса становились более знакомыми.

Он заново узнал их имена. Он вспомнил Августа, паладина Ордена Священного Дуба, с которым умудрился подружиться на лесной стоянке, полной дубовых фанатиков-травокуров. Он вспомнил Октавию, дружелюбную тифлингшу, чей бицепс мог по размерам сравниться с его головой. Он вспомнил Агарвейн, храбрую лучницу из Ордена Великой Охоты, пожертвовавшую частью своей человечности в обмен на внепланарные силы для борьбы с монстрами.

Открыв глаза, Иоахим Зальц вернулся к друзьям.

Волк с подозрением принюхивался к свежим следам. Стая, ожидавшая его вердикта, обступала место разведки.

Куропатки и вороны были самой частой добычей в Срединном лесу. Хищники настолько пресытились птичьим мясом, что обычно воротили нос от сброшенных перьев и характерных торопливых мелких следов.

Но трехпалые лапы, продавившие землю на полянке, были намного крупнее, чем обычные лапки ворон. Глава стаи слышал аромат крупной дичи, способной надолго насытить его проголодавшихся собратьев. Все так же держа нос на расстоянии пары сантиметров над землей, он пошел по следам неведомого существа. Усиление дразнящих запахов заставило волка ускориться, а стаю – проследовать за ним, мелькая меж кустов.

Волчьи тени рассредоточились в свете полной луны. Вожак не особо беспокоился о скрытности. Он резвой рысью торопился за обладателем огромных птичьих следов, уходящим вглубь леса.

Когда запах стал настолько интенсивным, что казалось – пихни нос в эти кусты и схвати добычу зубами одним укусом, – глава стаи внезапно завизжал, захрипел, запрыгал на задних лапах. Остальные волки вопросительно переглянулись, приблизились к веренице следов и одновременно чихнули от непереносимого аромата.

С визгом стая устремилась врассыпную. Натужным кашлем они пытались освободить легкие от фейской пыльцы, окружавшей кусты невидимым облаком.

Через пару минут лес вновь стал спокойным и тихим. Роса почесал клюв и со вздохом перевернулся на другой бок, подтягивая лапы ближе к животу. Охранная магия спасала ему жизнь, но не спасала его сон.

Но птицелюду нужно было уснуть. Он не так часто спал и, откровенно говоря, абсолютно не умел это делать. В городе Роса отыскал единственный трактат, который описывал способы засыпания, но рассчитан он был на уже умеющих спать. Хотя бы чуть-чуть.

Очередной вздох, очередной поворот. Возможно, подумал Роса, возможно, стоит заколдовать ближайшую ветку и хорошенько стукнуть себя по затылку. Или собрать сонных трав, выжать как следует прямо в клюв или даже раскурить. Беспокойный разум в беспокойном, вертящемся два часа кряду теле предлагал все больше безумных идей.

Роса уже потянулся к рюкзаку за веревкой, чтобы подвесить себя вверх тормашками (трактат говорил, что приток крови к голове помогает мыслям улечься), но вовремя заметил чрезмерное буйство растительности вокруг.

Лианы сплетались в узоры, будто кружева на столах деревенских бабушек. Фиолетовые цветки размером с раскрытую ладонь покоились на земле без поддержки стеблей. Грибы подмигивали Росе своим таинственным мерцанием и, отращивая маленькие мицелийные ножки, неспешно поднимались из почвы и уходили по своим делам.

Вокруг резко стало светло и ярко, будто кто-то щелчком пальцев зажег солнце. Кусты, скрывавшие Росу от непрошенных лесных гостей, верхними веточками обхватили нижние, как дамы на балу приподнимают свои многослойные юбки. Они разошлись в симметричном танце в стороны, открывая Росе вид на поляну, а поляне – вид на Росу.

– Ты уснул.

Огромное рогатое существо на краю поляны развешивало разноцветное мокрое белье на лианах.

Роса кивнул и поднялся со спальника. Бабочки истошно замолотили крылышками по хаму, принявшему вертикальное положение без предупреждения, но быстро оставили гнев и воодушевленно окружили птицелюда.

Он вышел на центр поляны и огляделся. Место встречи с патроном всегда было ярким, живым и по-миленькому безумным, чего нельзя было сказать о самом Агг’раштаваре.

Несмотря на розовый фартук и присаживающихся на рога ласточек, Агг’раштавар выглядел ужасающе, каждый раз приводя Росу в паническое замешательство. Эта встреча не стала исключением – когда наставник развернулся к нему, птицелюд инстинктивно дернулся, встрепенув оперенными руками.

Патрон улыбнулся шире, обнажая бурую пасть с кривыми острыми зубами, похожими на наспех побеленные колышки.

– Присаживайся на пенек, что ты как неродной, – прогремел его низкий, шипящий голос, в исполнении которого представлялись только угрозы и проклятья.

Роса послушно завертелся, выискивая пресловутый пенек. Тот медленно хромал из-за кустов.

Агг’раштавар довольно цокнул языком, когда птицелюд наконец уселся. Патрон на мгновение вернулся к развешиванию белья, но неудачно ткнул громадным когтем прямиком в середину простынки с разномастными цветочками. Образовавшийся рваный лоскут намекал, что не стоит отвлекаться на дела во время разговора.

– Ничего страшного, – ласково прорычал он то ли Росе, то ли себе, – попрошу Вильниру поставить заплатку. Лоскутные одеяла сейчас в моде!

– Ты помнишь Вильниру? Пикси, фиолетовые волосы, огромные зеленые глаза, крылья в горошек? Нет? – обратился Агг’раштавар непосредственно к птицелюду, снова вжавшему голову в плечи. – Кудесница! Такой ровный стежок еще поискать надо!

– Я здесь ни с кем не знаком, – отозвался Роса.

Добрая насмешка сверкнула в пылающих магмовым огнем глазах Агг’раштавара. Его лицо, испещренное острыми костяными выростами, можно было назвать хитроватым, насколько это возможно для проклятого с рождения существа.

– Какой у тебя вопрос? – внезапно покровитель переменил тему. – Ты пришел сюда не для того, чтобы слушать о моих хозяйственных делах.

– Они долго едут, – заелозил на пеньке Роса, – и я не совсем понял, что мне надо делать.

Агг’раштавар вздохнул. Он склонился, тяжело усаживаясь в позе лотоса напротив птицелюда, и даже так уровень его глаз оставался выше небольшого хохолка на голове Росы.

Птицы с мелодичным чириканьем спикировали на рога Агг’раштавара, как только он начал рыться в нагрудном кармашке фартука. Когда он раскрыл ладонь с семенами и ягодами, пернатые заголосили ниже, налетая на угощение. Иногда они промахивались и клевали костяные шипики на руке благодетеля, из-за чего Агг’раштавар жутковато хмурился.

Он еще и посмеивался, но Росе все равно было не по себе из-за ужасающего оскала покровителя.

– Их задержали, – наконец вымолвил Агг’раштавар сквозь смех, подразогнав щекочущих ладонь птиц, – но вскоре они поедут к форту Колберри. Не забирайся далеко в чащу, сейчас самое время выйти к дороге и явить им свою полезность.

– Как? – Роса склонил голову в непонимании.

– Ну… – Агг’раштавар всеми силами пытался показать, что вопрос не поставил его в тупик, – предложить помощь.

– Какую? – не сдавался птицелюд.

– Творение полезных дел – это сложная задача, Роса. Страждущие нуждаются в руке помощи, иногда даже не осознавая нужды и своего бедственного положения…

– Я тоже не знаю, в каком положении они оказались, – прервал поток мыслей Роса, – чего уж там, я и их-то не знаю. Как их зовут хотя бы?

Агг’раштавар выглядел обескураженным.

– А я не говорил? – робко спросил он.

Роса помотал головой, и его покровитель сник еще сильнее.

– Дырявая моя голова, – вздохнул Агг’раштавар, – совсем замотался. И какой я покровитель после этого?

Наступило неловкое молчание, прерываемое редким жалобным птичьим попискиванием. Все вокруг: трава, простыня, деревья, даже пенек под Росой – грустно посерело, перенимая настрой Агг’раштавара.

Роса притаптывал лапами землю, сперва не решаясь вклиниться в момент слабости. Но драгоценное время безвозвратно ускользало, а покровитель так и не вернулся из пучины нахлынувшей меланхолии. Птицелюду подумалось, что такими темпами он не успеет выйти из леса к дороге.

– Это легко исправить, – наконец произнес Роса, когда спина уже начала затекать от сидения, – вы мне только скажите, как они выглядят и что мне надо сделать.

Агг’раштавар в замешательстве поднял взгляд на последователя, из самобичевания впадая в откровенную тоску.

– Огромная тифлингша, – выдохнул он, – кудрявый парень, лучница с сероватым лицом и пухлый рыцарь-полуэльф. Не пропустишь.

Птицелюд медленно кивнул в надежде, что покровитель сам разовьет мысль и Росе не придется выпытывать подробности. Надежда меркла с каждой секундой грустного молчания, но Агг’раштавар все же заговорил после краткой паузы:

– Побудь рядом с ними и понаблюдай. Помогай сэру Августу Бивербруку в любых начинаниях.

– Сэр Август – это…

– Толстый полуэльф.

– Насколько толстый?

– В полтора обхвата.

Роса кивнул снова, хотя так и не понял, какая помощь может понадобиться толстому полуэльфу. В своем воображении он катил круглого рыцаря по кочкам Срединного леса, а тот недовольно морщился и ругался на эльфийском, когда задевал кусты острыми кончиками ушей. Эльфийского языка Роса не знал, поэтому образ сэра Августа просто говорил слова наоборот.

«Итак янем ееварп, тоиди, ееварп и еертсыб!»

– …быстрее, – услышал Роса перевод, – быстрее, ты слышишь?

Рыцарь-колобок дальше не катился. Реальность вызывала птицелюда обратно.

– Быстрее выбирайся из леса и выходи к дороге, – Агг’раштавар повторил фразу как заклинание. – Я бы и рад с тобой еще пообщаться, но здесь время течет иначе.

Он начал складывать продырявленную простынь. С его размахом рук она выглядела как небольшой головной платок.

– И обязанностей и так по горло, – вздохнул демон и закинул сложенное белье в отдельную пустую корзину.

Цветочки на простынке складывались в гипнотический узор и выходили за пределы розоватой ткани, подползая к Росе ближе. Птицелюд, очарованный их безумной пляской, не успел даже приоткрыть клюв, чтобы попрощаться с покровителем. Калейдоскоп цветов замельтешил перед ним, яркие вспышки заставили его зажмурить глаза, дернуться в сторону…

…и упереться клювом в собственную походную сумку, оставленную в изголовье спальника.

Наяву вспышки оказались лучами солнца, пробивающимися сквозь летнюю листву. Роса долго промаргивался спросонья, но ненасыщенные оттенки Материального плана все же убедили птицелюда, что он вернулся обратно. Трава не пыталась ласково обвить ноги, лепестки цветов были размером с фалангу пальца, а не с целую руку, деревья не улыбались и не спрашивали о самочувствии.

Вскочив, Роса торопливо засобирался. Пора было бежать навстречу толстому рыцарю и его проблемам.

– Выражу надежду, что от твоих гнусных рук ни одно дерево не пострадало.

Октавия сбросила хворост рядом с костром и с гневной усталостью воззрилась на Августа. Счет неприятных комментариев, отпущенных рыцарем в ее сторону, перешел на второй десяток только за последние пару часов.

– Теперь мы на «ты»? – она тяжело села на бревно напротив. – Как мило. Если это был вопрос, то нет, я собирала только упавшее.

Август скривил губы.

– Но с удовольствием вырву какое-нибудь молоденькое деревце голыми руками, когда эти ветки закончатся, – тихо рыкнула она.

Не дожидаясь праведного гнева рыцаря, она сразу же повернулась к Агарвейн:

– Так каков дальнейший план? Мы возвращаемся в столицу?

Охотница задумчиво хрустнула хлебцем.

– Пока привал, – уверенно ответила она, – потом посмотрим. И нам, и нашему другу надо отдохнуть и все как следует переварить… подай-ка мне то яблочко… но мне видится, что в Лоркон нам обратного хода нет.

– Почему?

– Ну, – протянула Агарвейн, – я тебе напомню обстановочку: мы думали, что на Иоахима наложена какая-то опасная магия, и отправились искать решение проблемы у крутых магов в Лорконе. Мы сразу пошли к Ложе Совета Союзных Земель, где нас заверили, что Иоахима обязательно вылечат, и подвязали весь наш отряд на сложное задание по поиску верховной арканистки, пообещав горы золота…

– Тот маг, глава Академии Лоркона, – нахмурилась Октавия, – он сразу провел над Иоахимом ритуал.

Охотница утвердительно кивнула и надгрызла яблоко.

– Получается, этот Эинвен Лентин с самого начала знал, что никакого проклятья на Иоахима не наложено, – тифлингша продолжала размышлять вслух, – но что он тогда сделал с ним? Ничего? Соврал и ему, и нам?

– Боюсь, как бы он чего плохого с Иоахимом не сотворил. Видала, как наш друг чудить начал? Я-то не архимаг, но даже мне понятно, что обычно фамильяры так себя не ведут.

Октавия рассеянно перемешала угли в костре, подгребая ноги под себя, чтобы сноп искр не прожег сапоги.

– Если я правильно понимаю, как это работает, то… – пробормотала лучница после паузы, подбрасывая огрызок в огонь, – эй, ты куда?

Быстро и уверенно тифлингша поднялась и направилась к палатке Иоахима. Она остановилась у тента, охваченная мыслью, что ей нечего сказать. Эта мысль была чужеродна для Октавии, предпочитавшей действовать, а не думать, и потому легко отторглась, лишь ненадолго задержав тифлингшу у входа.

– Я зайду? – спросила она, уже отдергивая полотнище тента.

Иоахим лежал спиной ко входу. Глядя на его плечи, вздымающиеся в ровном темпе, Октавия сперва решила, что волшебник все же уснул. Но через мгновение он поднял голову и обернулся на спутницу.

– Ты уже зашла, – вздохнул он, отворачиваясь обратно, – ты же с братом раньше жила? Он тебя не учил, что заходить без стука в мужскую комнату лучше не надо?

– У нас с братом никаких тайн друг от друга нет, – усмехнулась тифлингша, – чего я только не видела, ты меня ничем не удивишь. Да и деревяшек здесь нет, чтобы постучаться. Все в костер ушло.

После ее натужных оправданий Иоахим хмыкнул и развернулся к ней лицом, что Октавия сочла хорошим сигналом для продолжения разговора. Она решила сразу приступить к делу, больше не разряжая витавший в воздухе накал двусмысленными шутками.

– Кстати, насчет брата…

Ухмылка исчезала с лица Иоахима с постепенным смягчением тона Октавии.

– …когда у него в жизни происходила ужасная дрянь, то он уходил в себя или в умные книжки в библиотеке. Он очень любит трепаться о хорошем, но о плохом молчит, как эфребский партизан. Поэтому мне частенько приходилось из него вытягивать подробности и пытаться разговорить, а то рядом с такой грустной коровьей лепешкой и самой становилось отвратно.

– И сейчас ты хочешь разговорить меня?

Что-то зашуршало снаружи, и в проеме появилась голова Агарвейн.

– Ты как? – напрямую спросила она у волшебника. – Живой?

Октавия одобрительно кивнула лучнице, за Иоахима подтверждая, что он «живой». Агарвейн проскользнула внутрь палатки, явно не рассчитанной на сразу двух гостей.

– Годы жизни с братом сделали из меня очень опытную жилетку для рыданий, так что не стесняйся, если тебе надо пустить слезки, – тифлингша выдержала паузу, но все же не сдержалась и добавила: – Или что там вы, фамильяры, пускаете.

К ее удивлению, он не заорал в ответ, не заявил, что никогда не будет с ней общаться после таких шуток, не ударил, не впал в истерику и не отвернулся с намеком, что разговор закончен.

– Если бы я только знал, что пускать, – грустно улыбнулся он, – и как реагировать.

– Ты не чувствуешь себя по-другому?

Иоахим покачал головой и напоказ ущипнул себя за локоть.

– А должен? Для меня ничего не произошло, кроме приступа, после которого я очнулся у вас на ручках.

– Ты не помнишь, как ты… – Агарвейн поджала плечи и сморщила лицо, по-животному водя носом.

Когда охотница изобразила удар кошачьей лапой, Октавия загоготала во весь голос.

– Я бы счел, что вы надо мной шутите, – тоже хохотнул Иоахим, – но у меня нет причин так считать. Твое исполнение слишком искренне и полно самоотдачи.

Волшебник вылез из спальника, чтобы тоже сесть на корточки и освободить немного места спутницам. Палатка пошатнулась, когда он чуть не завалился на бок, но в итоге выстояла перед напором, скрывая трио от окружающей действительности.

– И нет, я понятия не имею, о чем вы, – сказал он, склонившись к подругам. – Я помню только как вырубился, пришел в себя, а вы на меня с первобытным ужасом смотрите, будто я голову кому-то отгрыз.

– Или был готов на это, – закивала Октавия и получила от Агарвейн локтем в бок.

– Сейчас хотя бы живчиком выглядишь, – охотница прищурилась, вглядываясь в полутьме в черты бледноватого лица волшебника, – а то на привидение был похож. Да и ни слова не произнес, как проснулся, весь день молчал.

«Живчик» попытался снова улыбнуться, но Агарвейн и Октавия увидели странную, расплывающуюся гримасу.

– Опять?! – дернулась тифлингша.

– Нет-нет, я в порядке, – замахал руками Иоахим, – в относительном. Все же кое-что изменилось, и это непривычно. Я знаю, что я… я знаю, кто я. Но я не помню, откуда появилось это знание. Факт, взявшийся из ниоткуда в моей голове, как умение дышать или моргать.

Он шумно сглотнул и осел обратно на спальник.

– Но я не могу принять такое знание, – волшебник отвел от спутниц взгляд, – я знаю, но я не понимаю, как все происходящее возможно. Почему отец ничего не сказал мне? Почему он вообще…

– Иоахим, – Агарвейн придвинулась к нему ближе, – тебе и не надо понимать. Какая разница, фамильяр ты или нет, человек или чудище планарное. Сейчас ты наш товарищ, и иначе мы тебя не воспринимаем, какие бы ты рожи ни строил. Не переживай, все вместе мы что-нибудь придумаем. А коли не придумаем – твоего отца или кто он там тебе из-под земли достанем и все разузнаем.

Охотница на мгновение осеклась, припомнив обстоятельства прошлого припадка волшебника. Она похлопала его по плечу – и для ободрения, и для понимания, насколько ее слова повлияли на друга.

– Ты права, – отозвался он к ее облегчению, – безусловно, права. Про «чудище» немного обидно было, но тут я тоже возразить ничего не могу. Однако у нас возникнут сложности с поисками моего…

Краткая пауза заставила обеих девушек снова напрячься, но волшебник продолжил:

– …моего отца. Я не в силах искать его самостоятельно, потому что в письме он приказал этого не делать. Я теперь понимаю, что это приказ, а не мое невесть откуда взявшееся нежелание, но обойти запрет все равно невозможно. Как будто я вижу кипящий котел и умом убеждаю себя, что внутри холодная вода, но рефлексы не позволяют сунуть туда руку. Думаю, мой недавний приступ случился именно из-за попытки обойти приказ.

– Ты не умеешь слушать, – раздался зычный бас где-то над головой Иоахима, – с чего ты решил, что будешь искать отца сам?

Громадная тень, казавшаяся изнутри палатки тенью дерева, внезапно зашевелилась. У «дерева» появилось вполне отчетливое пузо, которое «оно» с удовольствием почесало «ветками».

– Подслушивать нехорошо, сэр Август, – скривилась Октавия.

– Нехорошо обсуждать планы отряда без члена отряда, – парировал рыцарь. – Я рассчитывал, что у вас хватит благоразумия вылезти из палатки к костру и известить меня о дальнейших действиях. Но, к моему великому сожалению, вы так и продолжаете прятаться и шептаться, не советуясь со мной!

– Мы не прячемся, – твердо и громко ответила Агарвейн.

– Вот и славно, – едкости в тоне Августа не убавилось, – тогда слушайте мой план: мы едем в Синий Предел, я завершаю свой поход, а потом помогаю Иоахиму найти отца!

– Ни в какой Синий Предел я не поеду, – прорычала Октавия, – ваш план плохо попахивает, сэр Август. Я бы даже сказала, что он воняет, как и вся история с вашим Орденом Священного Дуба.

– Если вы чувствуете запашок, то вам следует задуматься над приемом внеочередного душа, а мой план надежен и продуман. В Синем Пределе на меня снизойдет благодать Дуба, и я преисполнюсь настолько, что в два счета решу проблему Иоахима! Не о чем переживать, мой друг, уверуй в святость моего похода, и тебе воздастся!

«Воздать» Август решил почти моментально, опрометчиво попытавшись по образцу Агарвейн похлопать Иоахима по плечу с той лишь разницей, что между ним и волшебником была ткань палатки. Под вопросительное ойканье лучницы и яростные рыки тифлингши палатка сложилась прямо на троицу внутри.

Три палаточных горба сперва сидели неподвижно. Самый большой из них задрожал первым:

– Сэр Август, – нарочито елейно проговорила Октавия, – если вы хоть раз натянете вожжи в сторону Синего Предела, то я клянусь, что сложу вас так же, как вы эту палатку.

– Без обид, сэр Август, но по-твоему мы уже разок сделали, – глухо произнес голосом Агарвейн второй горб. – Не то чтобы я не любила внезапные приключения и отстрел загадочных тварей, но в Змеиной Горе я чуть ноги не протянула. Пора пробовать другие варианты, а не путь Дуба.

Охотница ловко разгребла выход на воздух и себе, и компаньонам. Выбравшись на волю из тканевого плена, Октавия гневно фыркнула на Августа, но дальнейшим разборкам воспрепятствовал Иоахим.

– Тогда в форт Колберри за артефактом для поисков леди Элидии? – со странной натужной бодростью спросил он. – Не то чтобы у нас был выбор. Разыщем леди Нэш, а уж она точно сможет мне помочь и с приказами отца разобраться, и с его розыском, и вообще со всем происходящим. Заодно и денег получим от Ложи Совета, и доброе дело сделаем для Союзных Земель, найдя их главную арканистку!

– Поясни-ка мне одну вещь, – задумчиво протянула Агарвейн, – ты реально хочешь ввязываться в эту историю? Искать великую волшебницу, у которой все всегда шло по плану, а тут она как под землю провалилась, и ее днем с огнем не сыскать? Хочешь продолжать, несмотря на свое состояние и пропажу мужа леди Нэш, который тоже отправился по ее следам и умудрился пропасть среди трех сосен в Срединном лесу?

– Ты же сама хотела помо… – недоуменно шепнула Октавия, но охотница не глядя и с размаху заткнула ей рот ладонью.

Волшебник подбоченился, с ироничным недоверием смотря на собеседницу.

– Таков и был план, – сделал он ударение на последнее слово, – мы и должны были изначально ехать в форт Колберри, а не отвлекаться на выслеживание сэра Кассиля в чаще. Быстрее заберем из форта артефакт – быстрее вернемся в Лоркон и быстрее найдем леди Нэш.

– Не-а, – неожиданно Агарвейн замотала головой так быстро, будто Иоахим только что сморозил невероятную глупость, – нет, нет, нет. Стремный гном Вилвикен, главный шпик Ложи, сказал нам сперва поискать сэра Кассиля. А вот ректор академии Лоркона как раз хотел, чтобы мы поехали в форт сразу. Ты даже про поиски леди Нэш говоришь его фразами!

– Ох, дьяволы Девяти кругов, – промычала Октавия, все же освобождаясь от ладони Агарвейн, – я поняла.

– А я не понял, – скривился Иоахим, – разъясните мне, идиоту, потому что идиотом я очень не люблю быть.

– Ты хочешь в форт Колберри? – Охотница сложила руки на груди. – Или тебе сказано туда ехать? Сказано человеком, с которым по какой-то причине у тебя ментальный контакт, как с твоим отцом?

Треск костра заглушил тихий ответ волшебника. Уголки губ моментально опустились вниз, придавая его лицу обиженное выражение – обиженное то ли на прозорливую охотницу, то ли на непрозорливого себя, то ли на…

– Ну и слизень сидит в кресле главы академии, – сплюнула Октавия в сторону, – мы же и так согласились искать Элидию за золото.

– Вот тебе и помощь от сильнейших магов континента, – Агарвейн развела руками с таким видом, будто хотя бы раз в неделю один из ее друзей оказывался фамильяром, – своего они не упустят. Небось он сразу все про Иоахима понял и решил его перепризвать как собственного фамильяра. Ты б у него уточнил, как это работает?

– Не могу, – простонал Иоахим, – не могу, Агарвейн. Теперь я припоминаю, как он запретил говорить с ним, пока мы в Срединном лесу. Я даже пикнуть не смогу по ментальной связи. Боги, у меня сейчас мозги вскипят.

– Мы что-нибудь придумаем, – взгляд Октавии стал настолько растерянным, что волшебник сильно засомневался в ее способности придумывать.

Громкое ржание вернуло тифлингшу из раздумий. Конь, ведомый Августом за уздцы к центру лагеря, чуть не вступил в костер из-за невнимательности хозяина. Август одной рукой держал поводья, а второй торопливо натягивал штаны. Оба действия могли назваться успешными, если бы целями рыцаря были одна одетая нога и чуть подкопченная конина.

– Вы придумывайте, а я буду действовать, – пропыхтел он, поворачиваясь к Октавии задом якобы в попытке влезть в штаны второй ногой, – собирайся, мой друг, мы едем избавлять тебя от этой напасти.

– В Лоркон? – удивленно воскликнул Иоахим.

– Нет же, – фыркнул Август, раздраженный недогадливостью друга, – прочь из Срединного леса. Пусть наши прелестные спутницы останутся в лагере, пока мы отбудем на границу леса. Ты свяжешься с заколдовавшим тебя магом и дашь ему понять, что обо всем догадался.

– И что это даст?

– Будь мастер Лентин человеком чести, он тут же развеет заклятье!

– Я и есть заклятье. Лучше меня не развеивать.

– Я не знаю, как ваша магия работает. Вы колдуны, вы в этом больше разбираетесь, – прокряхтел рыцарь, наконец справляясь со штанами, – я же мыслю категориями долга и чести, мой друг, и готов решить все твои проблемы. Садись на моего коня и поехали навстречу решению!

– Да, могущественный маг по просьбе фамильяра просто так возьмет и сделает его свобо… – полувысказанная мысль казалась Октавии настолько очевидной, что она сперва не поверила глазам. Иоахим покорно запрыгнул на коня, словно магические приказы ему отдавал не Эинвен Лентин, а сэр Август Бивербрук.

– Будь что будет, – сказал волшебник в ответ на немой вопрос в ее глазах, – я не могу сидеть сложа руки после произошедшего. Август прав, мне надо дать понять мастеру Лентину, что добровольной марионеткой я быть не собираюсь.

– Но готов стать недобровольной.

– Агарвейн недавно продемонстрировала, что мы способны отличить приказ от моих личных желаний, – грустно усмехнулся Иоахим, вглядываясь в выжидающую неизвестность леса, – и я надеюсь, что делать из меня совсем бессознательного болванчика ему будет невыгодно. Вряд ли я тогда отыщу леди Нэш.

С этими словами он похлопал Августа по плечу, уведомляя о своей готовности. Рыцарь пришпорил коня и унес на нем волшебника в темноту.

Сэр Бивербрук, несмотря на все его природолюбие, подгонял отягченное двумя всадниками животное так, будто все дьяволы Девяти кругов дышали ему в спину. В свете звезд и лунного серпа Иоахим различал только посеребренные верхушки деревьев, качающиеся от ветряных порывов, которые, как казалось ему из-за быстроты езды, выходили из-под копыт коня Августа.

– Нам еще долго? – спросил волшебник у друга, но тот чересчур увлекся дорогой и то ли не услышал вопроса, то ли счел его бессмысленным. Иоахим был готов поставить на второй вариант все содержимое своего кошеля, значительно похудевшего после лорконского борделя.

Волшебник держался за бока впереди сидящего Августа и пытался не скатиться с коня, на котором из-за рыцарских объемов оставалось слишком мало места для второго всадника.

Сейчас ездовую тряску Иоахим воспринимал как божественное благословение – дорога не давала волшебнику времени на подумать, и это был тот редкий случай, когда думать ему абсолютно не хотелось.

Только обрывки воспоминаний об отце настойчиво всплывали в его голове. Когда конь чуть сбавил шаг и маг перестал беспокоиться о падении, ему поневоле пришлось искать в памяти хоть что-то, что сделало бы его нынешнее состояние менее тошнотворным.

Его отец по многим меркам мог называться (и многими людьми назывался!) странным. Расскажи Иоахиму кто-нибудь о причудливом фамильяре-человеке, волшебник в первую очередь прикинул бы, насколько такая магия сложна и безумна по шкале от нуля до Грегора Зальца. С горестным унынием Иоахим отметил, что подобная придумка вполне в стиле отца – безусловно, могущественного, но замкнутого мага, предпочитавшего светскому обществу компанию книг и единственного сына.

Теперь с новоприобретенным знанием Иоахиму казалось, что подсказки о его природе были разбросаны везде: в отсутствии людей вокруг Грегора, в поведении родителя и в строгости его воспитания. В сухом отчитывании за кляксу на переписанном заклинании, в пренебрежительных отзывах о дамах из «Девяти кругов Рая», в легких подзатыльниках за нецензурную брань в детстве, в назначенных переработках из-за замеченной в лавочных счетах недостачи, которую Иоахим уже даже не помнил, на что спустил, – возможно, на тех же дам.

В пробивающемся сквозь дверные щели свете одинокой свечи, вечной спутницы отца при его ночных работах над… чем-то. Он никогда не рассказывал, а Иоахим никогда не спрашивал. Краем уха волшебник слышал, как отец объяснял Библиотекарям очередное придуманное заклинание для целей богини Знания и щедро приправлял рассказ теорией магии. На памяти Иоахима это был единственный раз, когда Грегор снизошел до объяснений ордену Айун. В будущем такого не повторялось, потому что отцу не понравилось «распинаться перед кучей остолопов с оловянными глазами», а Библиотекари справедливо решили, что раз магия работает, то разбираться в ее механизмах им совершенно не обязательно.

Нет, подумал Иоахим, ничего из этого не предвещало беды. Она застала его врасплох – волшебник ждал ее в Лекмантриме, когда взбудораженный Грегор ворвался в комнату и сказал сыну-подростку сиюминутно собрать все вещи в дорожную сумку, чтобы уже через день оказаться на корабле, державшем курс на Эфребис. Иоахим ждал беды, когда красный дракон сжег одним залпом дыхания целый квартал Лоркона неподалеку от их лавки, а культ драконьей богини Тиамат шел с факельным шествием по улицам столицы Союзных Земель, и ничто не могло его остановить.

Плохое всегда было снаружи, и когда оно оказалось внутри, в самой сущности ничего не подозревавшего Иоахима, волшебник спасовал.

Он вспомнил последнюю встречу с отцом, единственным человеком, придававшим ему уверенности в наступлении завтрашнего дня.

«Вернешься домой – обсудим твое поведение», – холод в голосе Грегора был способен заморозить воды Светлого океана.

Причиной для приступа отцовского гнева стали последние слова самого Иоахима. Волшебник пожалел, что вспомнил и их тоже. Сколь многое могло пойти по-другому, подумай он тогда прежде, чем ляпнуть.

Быть может, ничего бы из последующих событий не произошло, и он был намного счастливее, не осознавая реального положения дел. Он чувствовал бы себя увереннее и устойчивее, чем…

…чем пассажиром на коне, шагающем с дороги на обочину, а с обочины в лес через заросли кустов.

– Ты куда нас везешь? – прошипел волшебник.

– Все туда же, – глухо ответил Август, – прочь из Срединного леса. Но нам надобна небольшая остановка.

Иоахим, определив для себя вероятную причину, спорить не стал и спешился вслед за рыцарем. Но тот неожиданно дернул коня за уздцы, вынуждая животное сесть, а затем и сам тяжело опустился рядом с ним на корточки.

У сэра Бивербрука было много причуд. За неполные два месяца пребывания рядом с паладином Иоахим уяснил, что главными особенностями Августа являются непостоянство и непредсказуемость. До недавнего времени рыцарь не говорил и считался немым, поэтому заинтересованность волшебника в изучении жестового языка сильно поспособствовала начинающейся дружбе. В Лесной Заставе у Августа прорезался голос, но слог его был настолько высокопарен, что у Октавии от каждого произнесенного рыцарем слова проступали желваки от ярости. После приключений отряда на Змеиной горе речь Августа подрастеряла былой благородный лоск, причем изменения произошли за десяток минут ритуала у Священного Дуба.

Поэтому Иоахим молча отвернулся. Раз Августу надо сделать свои дела так и никак иначе, то долг волшебника – принять чудачества друга и не мешать ему самовыражаться.

– Садись, – сказал рыцарь за спиной волшебника.

– Я не хочу, спасибо.

– Садись, говорю.

– Не втягивай меня в это.

– Прекращай упрямиться, нас заметят!

– Кто тебя тут заметит? – все же огрызнулся Иоахим, но вскоре понял, что зря.

Рыцарь утянул друга за кусты, прежде чем огонь факелов выхватил силуэт волшебника из темноты.

Конный отряд из двух десятков всадников промчался по дороге. На их скорости наверняка невозможно было что-либо разобрать даже при дневном свете, но волшебник и паладин предпочли не проверять это предположение. От стука множества копыт Иоахиму казалось, что его самого слегка потрясывает, а металлический отблеск доспехов и оружия навевал неприятные ассоциации с городской стражей. При свете факелов развевающиеся багровые плащи виделись огромными языками пламени, сжирающими пожаром лес по мере продвижения по дороге.

Конница исчезла за поворотом, как солнце за горизонтом, унося с собой цветность окружения. Иоахим и Август вновь очутились в темноте и тишине, и единственным нарушителем спокойствия был недовольно посапывающий конь, чьи челюсти оставались сжаты рыцарем.

– Патруль? – неуверенно спросил Иоахим.

– Мало ли какие вооруженные отряды могут ездить по ночным дорогам, – со знанием дела произнес Август и наконец отпустил морду коня, чтобы тот с фырканьем опустил ее к негустой траве под ногами. – Будь они хоть трижды стражниками, во тьме даже для праведной души таится множество искушений. Особенно когда такой отряд сильно превосходит встреченных путников количеством.

– Они серьезно вооружены, – поежился маг, – ты прав, лишний раз испытывать судьбу не хочется. Но ты видел красные плащи?

– Видел, – брезгливо поморщился рыцарь, – небось снова эти отщепенцы, прислужники мертвого любителя дварфов. Тем лучше, что мы с ними не столкнулись, иначе я бы за себя не ручался.

Прошлая короткая, но запоминающаяся встреча с Багровой Стражей в Срединном лесу закончилась благополучно благодаря Иоахиму и его навыкам магического убеждения. Загадочный орден людей в красных плащах сперва увлек сэра Бивербрука своими идеями о сосредоточении власти над континентом в одних руках – предпочтительно в тех, которые будут принадлежать кому-то похожему на тирана Овирина Фрэйна. Расположение Августа к Багровому Ордену быстро сошло на нет, когда Иоахим рассказал ему о нелюбви тирана к эльфам и, что еще хуже, о его союзе с дварфами, коих рыцарь считал основными виновниками страданий природы.

– Это большой отряд, – нахмурился Иоахим, все еще всматриваясь в деревья у поворота и силясь увидеть хотя бы блик факельных огней, – я и не думал, что Багровая Стража так многочисленна.

– Стадо, – фыркнул Август, – ведомое стадо. Видишь ли, мой друг, люди часто счастливы принимать на веру глупейшие идеи на свете и идти по ложному пути. Будь у них хоть толика рассудка, они носили бы зеленые плащи вместо красных!

Рыцарь похлопал коня по загривку, и ужинавшему животному не оставалось ничего иного, кроме как оторваться от трапезы, чтобы вновь повезти двух путников на окраину Срединного леса.

– Их долго нет.

Агарвейн неопределенно повела плечами на очередную попытку Октавии начать разговор. Тифлингша битый час придумывала, как бы ей добиться ответа от охотницы, и отступать от своего была не намерена.

– Интересно, что глава Академии скажет Иоахиму, да?

– Угум.

Эту реакцию Октавия восприняла как маленькую победу.

– Даже и подумать не могла, что он фамильяр.

– Угум.

– Выглядит совсем как человек!

– Угум.

– Он был таким грустным, когда говорил об отце.

– Ага.

Фантазия Октавии резко кончилась. Завернувшаяся в спальник Агарвейн внимательно наблюдала за тлеющими лучинками в костре и так и не перевела взгляд на спутницу.

– Ничего, он справится, – неожиданно сказала охотница после паузы. – Плохо, конечно, когда живешь с человеком бок о бок много лет, а потом он свое истинное-то личико все равно показывает. Или ты сам выясняешь. Даже не знаю, что хуже.

Мурашки пробежали по спине тифлингши. Агарвейн говорила так, будто знала.

Во время путешествий с Обнаружителями паранойя Октавии сильно поутихла, несмотря на встречу с посыльной от семьи в Лесной Заставе. Однако сейчас тифлингша услышала прямой намек, расцененный ею как издевательство.

Мать вполне могла запутать следы. Например, сперва прислать к ней немощную девку за пару десятков золотых, чтобы усыпить бдительность, а потом нанять профессионального охотника, способного втереться в доверие…

– Говоришь со знанием дела, – ядовито ответила Октавия.

Агарвейн наконец с удивлением повернула к ней голову.

– Да у всех такое было, кого в ордене моем ни поскреби. Скажешь, что не было, – соврешь.

– У тебя тоже? – Тифлингша сложила руки на груди. – В Синем Пределе? Может, я слышала что-то об этом?

– Ага, в Синем Пределе. И не, вряд ли слышала.

– Слушай, если считаешь меня назойливой и не хочешь разговаривать, то просто скажи об этом вслух. Я в курсе, что умею донимать, но границ иногда не вижу.

– Я так не считаю.

Охотница медленно моргнула. Так медленно, что Октавия уже успела принять ее за спящую.

– Время позднее, а наши товарищи укатили в ночной лес разбираться с могущественным магом ровно в тот момент, когда мы должны были отправляться на боковую. Я спать хочу, Октавия. Твои разговоры очень здорово помогают не уснуть, но сил отвечать у меня уже нет.

В подтверждение своих слов Агарвейн так сладко зевнула, что нижнюю челюсть Октавии свела судорога. Тифлингша удержалась от того, чтобы последовать ее примеру, – остатки ярости, тлеющей, как их походный костер, сдерживали любое проявление эмпатии.

– Спи тогда. Тебе незачем их ждать.

– Еще как есть зачем! – Следующий зевок Агарвейн прикрыла краем спальника. – Одно из правил Ордена Великой Охоты – на привале должны быть все, чтоб отдых и дежурства были равномерными. Да и коль они не вернутся через час – значит, заплутали или встряли в передрягу. Придется их искать, а спросонья я мало какие следы разгляжу. Проще не спать.

Охотница не замечала перепадов настроения Октавии, и та постепенно успокаивалась от рассудительности ответов собеседницы.

Предположение о работе Агарвейн на Кларимьеров теперь казалось тифлингше невероятной чушью. Легкий укол вины чуть не заставил Октавию извиниться за свои додумки перед ничего не подозревающей спутницей.

– Заплутали – их проблемы, а твой сон важен конкретно для тебя, – с грубоватой заботой в голосе сказала она, – спи.

Агарвейн все же покорно прикрыла веки. Октавия, в этот момент будто получив разрешение пялиться, уставилась на умиротворенное лицо охотницы. По наблюдениям тифлингши, ее напарница умела проваливаться в сон моментально. Со стороны это выглядело жутко, а слышалось еще хуже – из-за приобретенных в Ордене Великой Охоты мутаций дыхание и сердцебиение Агарвейн почти останавливались во время отдыха, что заметил Иоахим во время первого совместного привала. Запаниковавший волшебник, в свою очередь, сделал все, чтобы это заметили и остальные Обнаружители, и разбуженной охотнице пришлось долго доказывать, что она все еще жива и такая физиология нормальна для членов ее ордена.

В попытках расслышать ее тихое сопение Октавия придвинулась ближе, но даже колыхание травы в ночном лесу было громче спящей Агарвейн. Сама того не осознавая, тифлингша склонилась над охотницей. Сперва она всматривалась в края шрама, зарубцевавшегося в окружении россыпи еле заметных на сероватой коже веснушек, но затем ее внимание привлекли уголки темных губ.

Несмотря на исцеление от яда твари, обитающей в недрах Змеиной горы, Агарвейн все еще восстанавливалась после подземных приключений Обнаружителей. Как и сейчас, Октавия подмечала, что изредка недовылеченное отравление все же дает о себе знать, проявляясь как случайные точечные позеленения на коже.

Октавия хмыкнула. Зеленоватые разводы у губ выглядели не страшно, а забавно, будто перед сном охотница съела пару килограммов клевера.

Ресницы Агарвейн задрожали, и тифлингша с запозданием поняла, что чересчур увлеклась – лицо охотницы находилось в десятке сантиметров от ее лица.

– И чего тормозим? – необычайно бодро для вырванного из сна человека спросила Агарвейн.

Прежде чем Октавия успела отпрянуть и пробормотать оправдания, а заодно и понять смысл вопроса, охотница ловко вылезла из спальника и одним ударом ноги по котелку с водой потушила костер.

– Уф, копченым теперь вонять будет, – пробормотала она, накидывая спальник на шипящие угли, не давая дыму и треску разлететься по округе, – остается надеяться, что они не успели увидеть огонь.

– Кто?

– Мне почем знать? Но едут они шумно!

Теперь и Октавия услышала грохот со стороны дороги, словно по ней передвигался целый кавалерийский полк. Обе девушки замерли, ожидая затишья, которое наступило через несколько мгновений.

– А ты молодец! – одобрительно покивала Агарвейн. – Ты очень внимательный, но не очень расторопный дозорный, да?

– Не без этого.

Больше Октавии нечего было сказать. Чтобы подтвердить случайно полученный статус внимательного дозорного, она начала всматриваться в лес, пока Агарвейн оценивала масштабы повреждения подгорелого спальника.

– Ну, я спала и в худших условиях, – цокнула языком охотница.

– Можешь воспользоваться моим спальником.

– Жарень сейчас слишком сильная стоит, чтобы спать вместе. Вся ткань потом пропитается. Была б сейчас поздняя осень – без проблем приняла бы предложение, как раз в холод надо тепло сохранять.

– Вместе? – до Октавии не сразу дошел смысл сказанного.

А когда он дошел, то уже было поздно и слишком неловко уточнять, что тифлингша собиралась просто отдать свой спальник и сама поспать на лежанке. Ей только оставалось наблюдать, как Агарвейн отдирает со своего спальника отпадающие куски опаленной ткани и укладывается обратно.

До тех пор, пока они вдвоем вновь не услышали лишние звуки в лесу.

Иоахим тяжело сел на поваленное бревно и до побеления костяшек сцепил пальцы в замок перед собой. Со стороны казалось, что волшебник очень интенсивно молится.

Август раскурил трубку, добавляя сцене лишней сакральности. От запаха дубового табака волшебнику стало еще более тошно, но при этом знакомые ароматы подбадривали его начать разговор с мастером Лентином как можно быстрее, чтобы закончить пытку пассивным курением.

Они действительно сидели на краю Срединного леса. По крайней мере, так считал сам Иоахим, свободно восстановивший ментальную связь.

«Я знаю».

Он вперил взгляд в извилистую дорогу. Она змейкой уходила в далекие холмы, которые перерастали в низкие горные склоны. Где-то там, в толще природного камня, в зазоре между несколькими крупными скалами находился форт Колберри, и эта мысль не давала Иоахиму покоя.

Союзные Земли считались тихим и мирным местом, а их столица Лоркон – тем более. Катаклизмы, восстания злобных культов и прочие суматохи, требовавшие вмешательства солдат из отдаленных гарнизонов, происходили не настолько часто, чтобы жители Эфребиса запомнили хотя бы парочку низкоранговых генералов.

Форт Колберри стоял на отшибе материка. Спрятанный горами от дварфов на севере и отделенный Срединным лесом от всех остальных, форт словно существовал сам по себе. Как и любой горожанин, Иоахим мало что знал об этом месте.

Но его тянуло туда. Сейчас он знал, что это не его собственное любопытство, поэтому волшебника пугало это влечение к поселению, которого он раньше даже на карте не видел.

«Знаешь что? – в бодром голосе (мыслях?) ответившего слышалась насмешливая игривость. – Рецепт яблочного пирога? Тайны вселенной? Или в какие преисподние провалилась Элидия со своим рыцарем без страха и упрека?»

Мастер Лентин был вдрызг пьян, как и днем до этого.

«Нет, – чудом Иоахиму удалось побороть накатывающую волну страха, – нет, кое-что другое. О себе».

На том конце ментальной связи воцарилась тишина. Тревожное воображение волшебника нарисовало сцену: он слышит приказ, противостоять которому не в силах, и поворачивается к мирно попыхивающему трубкой Августу. Его рука самовольно загорается магическим пламенем, чтобы сжечь свидетеля тайных деяний главы Академии…

«Что-то интересное?» – наконец «произнес» мастер Лентин.

«Я знаю, кто я».

«И кто же?»

«Фамильяр».

«Мх-хм, – выдавил собеседник, – понятно».

Еще с минуту Иоахим вслушивался в собственные мысли, ожидая сигнала с той стороны, но собеседник продолжал молчать.

Это молчание подсказывало волшебнику, что он на верном пути.

«Ничего не хотите мне сказать?» – осмелел он.

«А что я тебе скажу? – неожиданно яростно огрызнулся голос в его голове. – Я не понимаю, чего ты от меня ждешь. Подтверждения? Да, я в курсе. Старейшина Лесной Заставы написал об этом в письме к Элидии и попросил тебя перепризвать».

«Зачем?» – выпалил Иоахим, опешив от внезапной искренности.

«Очень уж ты понравился старикану-эльфу. Когда ты, э-э-э, развоплотился после смерти в башне, он попытался вернуть тебя своими силами, но их не хватило для, э-э-э… обеспечения стабильности твоего существования. Поэтому в письме он в красках описал, какой ты хороший парень и как ты помог Лесной Заставе с их кренийской проблемкой. И он сдал тебя Элидии и, соответственно, мне со всеми потрохами».

Уверенность волшебника в собственной правоте быстро улетучивалась.

«Я…»

«Ну и какой у меня мотив, спросишь ты? – Мастера Лентина несло дальше. – Я же не Элидия-мать-твою-Нэш, чтобы помогать всем несчастным и обездоленным. Да, у меня есть свой шкурный интерес, Иоахим. Ты даже не представляешь, сколько дерьма на меня скинули. Как только я вступил в должность главы Академии, Элидия пропала, и на меня навесили все ее дела. Все, понимаешь? Ты вот знаешь, как много всего делает верховная арканистка Ложи? А сколько делает глава Академии Лоркона? А теперь представь, что этим занимается один человек!»

«Я не…»

«А тут звезды сошлись, и я получил помощника, который беспрекословно будет делать то, что я говорю, а не упираться рогом, как Фруг! „Да ладно, Элидия сама вернется“, „Что-то ее давно нет, но наверняка все в порядке“, „Тебе что, сложно рассмотреть эту кипу прошений“ и прочие байки от господина Вилвикена!»

«Мастер Лентин…»

«Я хочу найти Элидию, и я бы с удовольствием сбежал прочь от всего этого, сам бы отправился… – глава Академии осекся, – но я не могу. И тут на пороге появляешься ты! Я говорю тебе искать Элидию, и ты действительно отправляешься на поиски, но даже с приказом умудряешься заехать не туда и потерять драгоценное время!»

Иоахим оставил надежду вклиниться в словесный поток. Он хотел было что-то сказать в возникшей паузе, но она длилась слишком мало.

«Делай что хочешь, – с надрывом выпалил мастер Лентин, – слышишь? Вот так тебе приказываю поступать. Поступай, как тебе заблагорассудится, как сам решишь, как твоя душенька пожелает, что тебе сердце велит делать и так далее. Понял? Хочешь – возвращайся в Лоркон, сиди здесь и жди Грегора! Я обещаю никому не рассказывать о вашем секрете и без проблем отдам тебя обратно!»

Головная боль отдала взрывом фейерверка в черепной коробке волшебника. Он на физическом уровне ощущал, как расплывчатый приказ хаотично расставляет новые связи в его мозгах.

«Я полагал, что у нас с тобой взаимовыгодное сотрудничество! Да, возможно, мне стоило поставить тебя в известность, но разве это так важно? Это что, изменило твою природу? Или как-то повлияло на мою, заметь, добровольную помощь? Пока ты не успел сделать ни-че-го, связанного с Элидией, и не отплатил никаким другим образом за предоставленную тебе услугу, так что твое нынешнее состояние возможно благодаря моему жесту доброй воли. Но раз тебе настолько неприятна мысль о возвращении долга, то что тут поделать? Кто я такой, чтобы тебе приказывать?»

Иоахим был готов вырубиться от перенапряжения прямо на бревне, не доезжая обратно до лагеря, но в ушах снова зазвенел голос главы Академии:

«И да, я извиняюсь, мне очень жаль и все такое, я сильно сожалею о произошедшем! Я не должен был так поступать, но я все исправил! Пойду отдохну от нашего разговора и желаю тебе того же!»

– На обратном пути сядешь спереди, – проговорил Август и выдул дым прямо в лицо волшебника. Тому пришлось срочно приходить в себя, чтобы отмахаться от назойливого запаха.

Рыцарь молча встал. Удивительным образом сэр Бивербрук чувствовал момент, даже не получая никаких подтверждений, что внутренний диалог Иоахима закончен.

По дороге назад им встретился только сидевший посреди нее козодой, вспорхнувший при приближении коня. От таинственных всадников в красных плащах не осталось ни следа.

Дело шло далеко за полночь, и Иоахим, которого догнала скопившаяся усталость, боролся с накатывающей дремой. Он старался следить за окружением, но обволакивающая темнота и утомившие разум события последних дней играли против бодрости.

Полусонный, он безропотно слушался Августа и следовал за другом без лишних вопросов, поэтому поездка прошла для волшебника быстро. Он очнулся только при виде знакомого костра и двух спутниц возле него.

– Не тряси ты его так, – вздохнула Агарвейн, – он же ничего не сделал.

– Кроме подглядывания? – рыкнула в ответ тифлингша. – Ага, конечно, верю, что он просто так пялился на нас из кустов. Еще раз спрашиваю: кто тебя нанял, пернатый? Чего ты тут своим клювом вынюхивал?

Нечто в руках Октавии, что Иоахим и Август сначала приняли за большой темный мешок, зашевелилось и задергалось, махая растопыренными оперенными конечностями. Сама девушка добавляла «мешку» движений, встряхивая его над костром. Черные перья полетели вниз, и когда они исчезли в пламени, по лагерю разнесся аромат подпаленного курятника.

– Будешь продолжать играть в молчанку – гузном тебя на угли посажу, – намерения Октавии были серьезны, и всем своим видом она показывала, что готова привести угрозу в действие.

– Что за варварство?! – возмутился Август. – Леди Кларимьер, вы в своем уме?

– О, снова на «вы»?

– Из-за вашего поведения мне хочется немедленно отказаться от знатного имени. Невыносимо иметь нечто общее с якобы знатью из Синего Предела, которая выражается подобным образом!

– Вперед и с песней, сэр Август, – хмыкнула Октавия, – я буду только за, если у нас не будет ничего общего.

Отвлеченная на перепалку с рыцарем, тифлингша ослабила хватку. Птицелюд медленно, сантиметр за сантиметром, пополз прочь из своей накидки, оставляя ее в руках разъяренной леди Кларимьер. К моменту, когда Октавия обратила внимание, что держит тряпки без наполнения в виде пернатого существа, птицелюд успел добежать до Августа и обнять его.

– Несчастное животное ищет моей защиты! – торжественно заключил рыцарь, пока создание, выглядящее как огромная ворона с зарослями мха у клюва, хлопало по его кольчуге руками.

– Это не животное, сэр Август, – Агарвейн нахмурилась, – это кенку, они разумные. Раса такая, на птиц похожи.

Кенку раскрыл руки-крылья и обхватил Августа с другой стороны. Сэр Бивербрук, уперев руки в боки, выпятил грудь навстречу несчастному животному, но после второго раунда объятий птицелюд отошел на шаг назад.

– В полтора обхвата, – быстро закивал он.

Зычный хрипящий голос донесся из его клюва. Иоахим оглянулся в поисках другого источника звука, но никого, кто мог бы издать настолько по-демонически утробное рычание, вокруг не было.

– Кенку копируют чужую речь, – объяснила Агарвейн, – и услышанное мне не очень нравится.

Она чуть присела перед полутораметровым птицелюдом, тревожно встрепенувшим крыльями в ответ на ее приближение.

– Раз ты все же заговорил, то давай представимся друг другу. Я Агарвейн-охотница, а тебя как звать?

– Агарвейн-охотница, – ответил он ее же голосом.

– Да, это я, – Агарвейн ткнула себя пальцем в доспех, а затем показала на кенку, – а ты?

– Агарвейн-охотница?

– Говорят, если курице отрезать голову, то она еще бегает без нее целых десять минут, – ухмыльнулась Октавия. – Интересно, его отпиленная башка тоже будет повторять твое имя как заведенная?

Птицелюд нервно задергался и снова замахал руками. Разговоры про отрубленные части тела его явно пугали.

– Помогай сэру Августу Бивербруку в любых начинаниях! – панически заверещал он голосом, звучание которого должно заставлять панически верещать других.

– Что-то я не припоминаю никого подобного со стоянки Ордена, – прошептал Августу Иоахим, – и вряд ли бы я такое пропустил.

– Со старейшиной Муком ты тоже не был знаком, – парировал рыцарь и наконец повернулся к кенку: – Приветствую тебя, волшебный зверь! Я сэр Август Бивербрук из Синего Предела, паладин Ордена Священного Дуба, защитник лесов, полей и рек и их обитателей! Скажи же, кто прислал тебя ко мне в подмогу?

Кенку неловко потоптался на месте и вместо ответа потянулся к походной сумке. Несмотря на грозный оклик «Без фокусов!» от Октавии, он медленно вытянул кусок пергамента. Когтистой лапой птицелюд подцепил отскочивший от костра уголек и, ловко перекинув его себе в ладонь, начал рисовать.

За неимением лучших вариантов Обнаружители обступили загадочного визитера и сгрудились над ним, наблюдая, как на пергаменте появляется смазанный черный круг. Птицелюд завозил углем, и у круга появились толстые ноги, громадные бугристые руки и относительно небольшая голова. Добавив голове по штриху с двух сторон, кенку приподнял лист над головой, показывая рисунок остальным.

– Похоже на козу, – пробормотал Иоахим.

– Какую козу? – усмехнулась Октавия. – Ты где коз на двух ногах видел?

– Похоже на козу, стоящую на двух ногах.

– Огромную козу, стоящую на двух ногах?

– С чего ты взяла, что она огромная? Слушай, ты… кенку, да. Подрисуй-ка себя еще рядом.

Птицелюд послушно изобразил фигурку с черным треугольником-клювом на голове. Октавия торжествующе хлопнула в ладоши.

– Я же говорила!

– Да, огромная коза, твоя правда, – вздохнул волшебник.

– Не хотел бы намекать вам на неправильность ваших выводов, но намекну, – фыркнул Август. – Изображенное этим зверем есть не что иное, как дуб.

Рыцарь тяжело склонился над рисунком и ткнул пальцем в идущие от черного круга отростки.

– Ветви его настолько громадны, что неверующие легко теряются в тени, – сказал он и побыстрее встал, чтобы не свалиться лицом в землю из-за перевешивающего живота, – следовательно, ко мне этого птицелюда направил сам Священный Дуб!

К неудовольствию Августа, остальные отнеслись к его предположению скептически. Птицелюд в задумчивости грыз уголек, придумывая, каких бы еще опознавательных черт добавить нарисованному монстру.

– А не демон ли это? – выдала Агарвейн после недолгих раздумий.

Птицелюд сначала закивал, но потом кивки постепенно перешли в отрицательные мотания головой, а затем он и вовсе пожал плечами.

– На балора похож, – продолжала напирать охотница, – вон рога какие. И даже зубищи ему подрисовал, смотри-ка.

Атмосфера накалялась, и птицелюд явно чувствовал перемены. Теперь и прежде расположенная к нему лучница скрестила руки на груди на манер своей спутницы. Кенку торопливо стер огромные зубы нарисованного существа и накалякал на том месте широкую улыбку.

Стало только хуже – теперь у монстра вышел совсем уж звериный оскал. Новая картина довольно точно передавала восприятие ужасающего покровителя самим птицелюдом. Кенку спохватился, вспомнив, что в его задачи не входило достоверное изображение патрона.

Более того, сам вид Агг’раштавара не способствовал внедрению Росы в отряд.

Птицелюд сделал несколько взмахов углем, и у демона появились поварешка в руках, передник на талии и куча бабочек, цветочков и феечек вокруг. Увлекшись процессом, художник штрихами добавил на задний план волшебный лес. Из-под одного из пеньков даже выглядывал любопытный мухомор.

Несуразная ворона вызывала у Октавии противоречивые чувства. Тифлингша прыснула со смеху, когда птицелюд то ли в припадке вдохновения, то ли в паническом приступе начал вырисовывать нечто умопомрачительное на фоне гигантской туши, которую теперь и сама Октавия признавала демоном.

Но эта смешная оскалившаяся рожица – точнее, та тварь, суть которой пряталась за грубым угольным рисунком, – один ее вид выводил Октавию из себя.

Безглазая черная голова развернулась к ней. Две пылающие точки возникли на угольном лице, жерла двух проснувшихся вулканов, готовых испепелить любое живое существо на своем пути. Огонь перебирался в самое нутро монстра, разжигая его давно потушенную ненависть и заставляя багроветь темные мускулы, заключенные в невидимые оковы…

– Твой покровитель – фея? – предположила Агарвейн, развеивая дремотную галлюцинацию Октавии. – Демон и фея? Демонофея?

Кенку упал на спину прямо в землю и уже в лежачем положении показал охотнице большой палец. На угадайку они потратили ценные ночные полчаса, и весь отряд все эти минуты неистово тер глаза, чтобы оставаться в сознании на момент раскрытия личности таинственного угольного пятна с передником.

– Все, теперь спать, – глухо пробормотал Иоахим, пытаясь подавить очередной зевок.

– А с ним что делать? – спросила Агарвейн и показала на распластавшуюся тушку птицелюда.

– Пусть расстилает свой спальник или что там у него. Я его к себе не пущу.

– Феи и демоны – опасные существа, Иоахим, – покачала головой охотница, – и я знаю, о чем говорю. Нас в ордене как раз на такое натаскивали.

– На такое? – махнул волшебник рукой в сторону кенку.

С сомнением Агарвейн глянула на пришлого ворона. Тот был в процессе подъема с земли и, отвлекшись, чтобы помахать охотнице рукой, чуть не подпалил себе хвост об костер.

– Не совсем.

– Сдается мне, что вы упускаете из виду важную деталь, – вмешался Август. – Этот, как вы его называете, кенку был прислан непосредственно ко мне. Стало быть, разрешать или запрещать ему присоединяться к отряду должен я!

Все три компаньона Августа были готовы поспорить с его выводом, поэтому рыцарь тут же обратился к птицелюду:

– Мое решение будет взвешенным и аргументированным, без домыслов и предубеждений. Однако тебе нужно убедить меня в своей полезности, волшебная птица. Как ты можешь помочь моему священному походу против врагов природы? Кем ты себя видишь в нашем отряде через несколько месяцев? Есть ли у тебя рекомендации от других паладинов Ордена Священного Дуба? На какое вознаграждение ты рассчитываешь? При ответе учти, что истинно следующий по пути Дуба должен довольствоваться малым.

Кенку смущенно потупил клюв.

– Вероятно, я задал слишком высокую планку, – с деланным разочарованием проговорил Август. – Позволь тогда хотя бы оценить твои боевые способности. Что ты умеешь?

На последнем вопросе птицелюд заметно оживился. Он завертелся на месте, высматривая потенциальную цель для демонстрации. Парень в рубашке выглядел слишком хлипким, тифлингша – слишком агрессивной, лучница – слишком увертливой, а показывать свои умения на непосредственном нанимателе кенку не решился. Он закатал рукава, потер дрожащие ладони друг об друга и свел их вместе, словно стараясь удержать тающий комок снега.

Шарик голубоватой энергии быстро раздулся от размера пуговицы до хрустального шара. Прерывистое гудение и дребезжание заклинания заставили кенку сомневаться, что он все делает правильно, хотя он часто проделывал подобное в прошлом. Как бы он ни пытался показать, что все идет по плану, окружающие уже начали догадываться о его сомнениях.

Придав себе самый уверенный вид из всех возможных, птицелюд бросил шар в сторону леса. В полете шар сплющился и резным диском ударился о ближайшее дерево, заставив его разлететься в щепки.

– Август, спокойно… – затараторил Иоахим, когда лицо друга исказилось, не в силах передать весь спектр эмоций паладина.

– Теперь я за то, чтобы птица осталась! – через смех и слезы выдавила Октавия.

Птицелюд в недоумении посмотрел на результат своих трудов, а потом на вскипающего сэра Бивербрука. Щит с эмблемой Ордена Священного Дуба, изображающей, собственно, огромный дуб, намекнул кенку, что он кое-что упустил из виду.

– Цветет роза́, доится коза́… – хрипло пропел он начало присказки, с которой мужики в его родной деревне шли на сенокос, и приставочным шагом придвинулся ближе к пораженному дереву.

Под внимательным взглядом рыцаря, уже готового выхватить меч и порубить кенку как мясник курицу, птицелюд все с тем же напевом положил руки на оскольчатый пень. Песня из понятных слов и мотивов превратилась в неразборчивый магический наговор.

Маленький росток вылез из глубины пня, разрастаясь до миниатюрного деревца. С каждым прибавленным сантиметром его роста Август становился все спокойнее.

– Неплохо, – сквозь зубы произнес рыцарь, – но больше не стоит оскорблять природу. Разрушения придется отрабатывать перед ней очень долго.

Кенку согласно закивал и пробормотал слова того же заклинания над ближайшим ореховым кустом. Вытянувшаяся на добрый метр новая ветка нанесла ему неожиданно мощный апперкот, и только чудом птицелюд остался на ногах.

– Не стоит зря тратить силы. Искупишь свою вину посредством помощи Ордену Священного Дуба.

Таков и был изначальный план, подумал кенку, но не стал ничего уточнять. Несмотря на затухающую злость, рыцарь выглядел крайне довольным, навязав «новые» условия визитеру.

– Засим откланяюсь, – полузевнул, полухрюкнул паладин, – после столь насыщенного дня медитация будет особенно приятной.

– Медитация, – злобно хихикнула Октавия, но уже сильно после исчезновения Августа внутри тента, – с невероятно убаюкивающей мелодией.

В подтверждение ее слов из палатки знатного рыцаря действительно раздался по-знатному громкий храп.

– Сумеешь заснуть? – кивнула тифлингша птицелюду, уже расстилавшему спальник. – Мы-то знакомы с ночными выступлениями сэра Августа, а тебе с непривычки наверняка сложно будет.

Кенку неопределенно повел плечами. Сразу выдавать новым спутникам то, что ему не нужен сон, он побоялся. По своему опыту он мог сказать, что людей напрягало наличие рядом вечно бодрой птицы, особенно если эта птица с немигающим взглядом нависала над ними во время пробуждения.

– Так как тебя звать? – не унималась Агарвейн.

– А…

– Только попробуй сказать букву «г», – осклабилась Октавия.

– …А… арвейн-охотница?

– Признаю, тут ты меня уел.

– Роса, – сдался кенку после неловкой паузы, – Роса-Роса.

– Роса так Роса, – пробормотала тифлингша, не ожидав такой результативности, – спокойной ночи тогда.

Она ругнулась себе под нос, наконец заметив, что щепки от браво уничтоженного Росой дерева засыпали ее спальное место. Махом широкой ладони она сгребла крупные куски древесины и подкинула в тлеющий костер, но оставшиеся острые опилки обещали сделать ее ночь незабываемой. На помощь тифлингше пришла Агарвейн, начавшая упорно собирать мелкие щепки по одной штуке.

– Как ты сразу поняла про демона? – спросила Октавия, пока они вдвоем пытались не поставить себе кучу заноз.

– Роса криво накалякал, но правильно. Ну, ты же ведь узнаешь человека в палке, палке и огуречике? Вроде схемы, которая сразу понятна тем, кто либо в книжках много про балоров читал, либо видел их своими глазами. Я отношусь к первому типу, а наш новый товарищ, похоже, ко второму. Никогда бы не подумала, что встречу еще одного выжившего после встречи с балором…

– Еще одного?

– У нас в ордене много интересных личностей, – хмыкнула охотница, – а балоры те еще кровожадные твари. Даже среди демонов они считаются одними из самых сильных и опасных монстров. Многие из них даже руководят целыми легионами на Войне Крови. Это когда на нижних планах существования демоны и дьяволы сражаются, чтобы…

– Да, очень познавательно, – неожиданно резко прервала ее Октавия, – кажется, мы почти закончили с опилками. Спасибо, дальше я сама разберусь.

Агарвейн без лишних вопросов пожелала тифлингше приятных снов и удалилась к себе. Октавия чувствовала внутреннюю необходимость извиниться, но решила оставить разговор до утра.

Ее мутило. Ком тошноты подошел вплотную к горлу до появления кислого привкуса во рту. Будь Октавия дома, она бы посреди ночи растолкала брата, чтобы он сделал что-нибудь для выздоровления любимой сестрицы. Но она не хотела давать слабину здесь, среди хоть и приятных, но малознакомых людей, перед которыми она старалась держать созданный образ.

«Поспи, и все пройдет», – вспомнила она слова брата. Провалиться в сон казалось хорошей идеей – так промотается время, и, возможно, сильный организм тифлингши сам как-нибудь разберется со своим самочувствием.

Холодный пот пропитывал шершавую и колкую ткань спальника, прилипшую к телу на манер ежовой шкуры. Октавия только наполовину осознавала, что находится во сне, поэтому лежанка казалась приложенным к пояснице теплым желе.

В каменном мешке, который она сейчас видела перед собой, это липкое ощущение в совокупности с отсутствием хоть какого-то движения воздуха добавляло тревожности. Октавия оглянулась, но здесь со всех сторон ее окружал сплошной камень.

Она стукнула ладонью по стене. Никакого – ни звонкого, ни глухого – звука не последовало, словно все пространство заполнил вакуум. Ей стало страшно, но страх, как часто с ней случалось, сменился нарастающей злостью. Тифлингша вслепую замолотила по стенам, отгоняя от себя каменный капкан.

Эта вспышка ярости ни к чему не привела. Ободранные кулаки больно саднило, пот лился не струйками, а ручьями, в мышцах появилась нездоровая усталость, но стены были непоколебимы. Октавия в гневе задействовала и ноги, пиная все вокруг, однако не изменилось ровным счетом ничего. Появилась только боль от растянутой связки.

«Беспомощность», – всплыло слово в голове Октавии. Она ощутила дрожь, захватывающую контроль над ее телом. Совсем как тогда, в родном доме, где она увидела что-то, что не должна была увидеть.

«И трусость», – рявкнул хор из голосов сэра Николаса и сэра Августа, лишний раз напоминая ей о побеге из особняка.

Октавия упала на колени. От смеси ярости, ужаса и удушающей грусти ей стало нечем дышать, и она жадно вдыхала нескончаемый, неосязаемый воздух каменной камеры. Спрятавшийся за громкостью ее паники тихий шепот из темноты сперва показался тифлингше галлюцинацией, но этот голос она узнала бы из тысячи.

И сейчас он звал на помощь. Он повторял ее имя как мантру, молил прийти и спасти его. Его отчаяние было настолько заразительно, что слезы сами покатились из глаз Октавии. Ослабленная, она встала на ноги, чтобы продолжить бить стены и звать его в ответ. Она пыталась успокоить его, убедить, что обязательно придет, но он не слышал и продолжал кричать в испуге. Его крики становились все более душераздирающими, подгоняя Октавию и вынуждая ее стирать кулаки до кости в попытках прорваться через чертов камень.