Читать книгу Твоя вина - Мерседес Рон - Страница 15

Я отвез их в аэропорт. Отец попрощался дома, он торопился на работу. Печально было проводить свои последние часы с Ноа вот так, когда Раффаэлла прислушивалась к нам, устроившись на заднем сиденье, но мне пришлось проглотить и это.

Теперь я не мог говорить с Ноа начистоту здесь, в машине. Мне совсем не нравилась поездка, я уже успел много раз высказать Ноа свое мнение, но ничего не мог поделать.

Я покосился на девушку: она молчала и о чем-то задумалась. Она настояла на том, чтобы взять с собой чертова котенка, и сейчас рассеянно гладила его, глядя в окно. Я взял Ноа за руку и подвел ее ладошку к рычагу переключения передач. И вдруг почувствовал пустоту в груди. Мне совершенно не понравилось это ощущение. Черт, практически месяц, почти бесконечность! С каких пор я стал настолько зависимым?

Это невозможно! Я сходил с ума от мысли, что не увижу ее несколько недель. Я хотел как-то успокоиться. Нам предстояло серьезное испытание, и я не представлял, как мы справимся. Я снова посмотрел на Ноа, и она улыбнулась, хотя я и заметил печаль в ее глазах.

Я оглянулся. На лице мачехи появилась широкая улыбка, она явно была довольна. Почему для нее не является проблемой быть вдали от мужа? Я не понимал и бессознательно еще крепче сжал руку Ноа.

Когда мы прибыли в аэропорт Лос-Анджелеса, я припарковался и достал чемоданы. Раффаэлла искала тележку. Ноа бросилась ко мне и поцеловала в губы.

– Что ты делаешь? – спросил я, стараясь казаться собранным, хотя это было не так.

– Целую тебя, пока мама не вернулась, – ответила она.

То есть пока мамочка была рядом, она не хотела меня целовать?

Я промолчал, зная, что буду целовать Ноа столько, сколько захочу – и где захочу.

Через полчаса мы уже сдали багаж, Раффаэлла настаивала на том, что надо попрощаться. До вылета оставался целый час, но эта женщина, похоже, сгорала от нетерпения и не хотела ждать ни секунды.

– Мама, ты иди, а мне нужно побыть с Николасом наедине, – сказала Ноа.

Вместо ответа Раффаэлла нахмурилась.

Она посмотрела на меня, потом на Ноа и, наконец, на котенка, причем настолько сердито, что во мне проснулся родительский инстинкт.

Это наш кот.

Наконец, она попрощалась со мной и ушла, оставив нас наедине.

Я погладил Ноа по плечу и притянул к себе. Чмокнул в макушку, и мы медленно побрели к паспортному контролю.

– Нам не следует сильно грустить, Ник, – призналась она.

Я пристально посмотрел на нее. А ведь она права! Мы не должны быть такими унылыми, это же только месяц… наверняка есть пары, которые не видятся целый год. Не хотелось, чтобы Ноа тосковала, не хотелось видеть, как она страдает, тем более из-за поездки, которая должна сделать ее счастливой. Я упрекнул себя в том, что был резок. Если бы я поддержал затею с путешествием с самого начала, вероятно, теперь не был бы настолько потерян – и не ощущал бы такую безнадежность.

– Не надо, Рыжая, – сказал я и обнял ее. Н раздраженно мяукнул, сжавшись между нами. – В Испании очень тепло, а Эйфелева башня прекрасна, она тебе точно будет по вкусу, – заверил я, и на ее лице появилась робкая улыбка. – Мы увидимся через несколько недель. Когда ты вернешься, я буду ждать тебя вместе с черной бестией, – добавил я, указывая на Н.

– Пожалуйста, позаботься о нем, Николас, не забывай кормить и больше не давай ему вина, ради бога! – взволнованно попросила она.

– Это было только раз, и Н понравилось, – возразил я, съязвив.

Она закатила глаза и прижала котенка к груди.

– Не урони, – сказала Ноа, отдавая мне звереныша.

Я схватил котенка одной рукой, а другой взял Ноа за подбородок и приблизил губы к ее рту.

– Я люблю тебя, – прошептал я, целуя Ноа последний раз в этом месяце.

На ее глазах выступили слезы.

– Я люблю тебя больше.

Я смотрел, как она уходит, и чувствовал комок в горле. У меня скрутило живот. Ее длинные волосы собраны в высокий хвост, бедра обтянуты шортами… Она сведет с ума всех парней, что встретятся у нее на пути. Я судорожно вздохнул. Теперь были только Н и я.

Как только я вошел в пентхаус, меня накрыло. Я оставил котенка делать все, что ему заблагорассудится, и с тоской осматривал гостиную. Я понятия не имел, что буду делать целых четыре недели без Ноа, знал только, что жизнь изменилась невообразимым образом, и даже не мог вспомнить, каково быть совсем одному.

Это словно смотреть сквозь мутное стекло: жизнь до и после Ноа Морган.

Пентхаус был безупречен. Ноа не являлась чистюлей, но за день до отъезда стала немного истеричной и прибрала все, что лежало не на месте. Она наводила порядок только тогда, когда на нее накатывал настоящий стресс, за последнее время я в этом убедился.

Я психовал, понимая, что между нами тысячи миль. Сейчас ее борт наверняка приближался к Нью-Йорку, а оттуда Ноа и ее мать направятся в Италию. Я никогда не боялся полетов, трудно даже вспомнить, сколько я налетал! Но теперь, когда любимая девушка была там, наверху… мне было страшно, воображение рисовало чудовищные картины, а в голове крутились плохие мысли.

Например, что самолет сломается и упадет посреди океана или случится теракт… и так до бесконечности. Я никак не мог усмирить страх, который поселился в моей душе и стеснил грудь.

Пять часов спустя телефонный звонок разбудил меня от тревожного сна, в который я погрузился, даже не осознавая, что отключаюсь. Я не понимал, где нахожусь.

– Ник? – сказал голос Ноа.

– Вы прилетели? – спросил я, пытаясь сосредоточиться.

– Да, мы в аэропорту. Он огромный, мне очень жаль, что я не могу посетить город, а там наверняка потрясающе.

Ноа казалась довольной, и это меня немного взбодрило, хотя я уже истосковался по ней.

– Подарите мне Нью-Йорк[4], – сказал я.

Ноа рассмеялась.

– Что? – спросила она, и я услышал шум в телефоне. Я представил аэропорт: мужчин в деловых костюмах и с портфелями, прибывающих в город, который никогда не спит, матерей с плачущими, раздраженными детьми… а вот зале звучит женский голос, говорящий из динамиков и обращающийся к опоздавшим, что они вот-вот пропустят рейс…

– Я хочу показать тебе Нью-Йорк, я это имел в виду, – поспешил уточнить я, встав с дивана и направившись в кухню.

– Обещай, что мы вместе туда поедем, Ник, зимой, когда выпадет снег, – возбужденно воскликнула Ноа.

Я улыбнулся как идиот, представив себя с Ноа в Нью-Йорке. Мы будем гулять по улицам и перекусывать в кафе… Мы бы выпили горячего шоколада, и я бы отвез ее к Эмпайр-стейт-билдинг, и как только мы окажемся наверху, я бы целовал ее до обморока.

– Обещаю, дорогая, – прошептал я.

Кто-то издалека позвал Ноа. Очевидно, ее мать.

– Ник, мне пора, – поспешно бросила она. – Позвоню тебе, когда мы будем в Италии. Я люблю тебя!

Прежде чем я успел ответить, она уже дала отбой.

Ноа благополучно прибыла в Италию. Мы поговорили буквально несколько секунд, по ее словам, если бы мы продолжили, это стоило бы целое состояние. Я хотел сказать, чтобы она не беспокоилась о счете за телефон, но Рыжая настаивала, что позже мы пообщаемся по «Скайпу», когда она подключится к сети отеля. Проблема заключалась в том, что разница во времени была огромной, поэтому, когда я спал, у нее был день и наоборот.

Время шло, и звонки по «Скайпу» превратились в короткие отбивки о том, чем мы занимались накануне. Я был измотан, когда Ноа была на связи, поэтому мы не разговаривали дольше пяти минут. Как все-таки ужасно быть настолько далеко от нее! Я не мог прикоснуться к ней, не мог болтать часами, но я пообещал себе не портить Ноа каникулы. Поэтому я всегда говорил с ней веселым голосом, даже если в душе и проклинал тот день, когда отпустил ее.

Я тратил большую часть времени на то, чтобы ходить в спортзал и заниматься серфингом, а по выходным навещал мою младшую сестру Мэдисон. В субботу, через неделю после того, как Ноа покинула меня, я завел машину и рванул прямо в Вегас. Лион присоединился ко мне, и, поскольку мы не виделись несколько дней, я был рад, что он рядом. Мэдди знала моего лучшего друга, и они очень хорошо ладили между собой.

– Не знаю, как ты собираешься продержаться еще три недели без Ноа, – заметил Лион, когда мы ехали по шоссе.

Наступил вечер, поэтому я решил, что увижусь с Мэдди утром. Мы уже забронировали номер в отеле «Цезарь»: да, я собирался повидаться с шестилетней сестренкой, однако мы с Лионом захотели повеселиться – наведаться в казино и пропустить пару коктейлей… Мы ведь в Вегасе!

Я смерил его взглядом, когда он напомнил мне о мучительном времени, которое ждало меня впереди.

– Ну что тебе еще сказать? – добавил Лион, поднимая руки. – Позавчера Дженна отправилась в дурацкий круиз вместе с родителями, я уже на стенку лезу, а впереди еще пять дней.

Она впервые уехала отдыхать без Лиона. В прошлом году мы все неплохо потусовались на Багамских островах, и, к слову сказать, Дженна навещала родителей в Хэмптонсе только по выходным. Похоже, сейчас предки сговорились и украли наших подруг.

– Не могу дождаться, когда Ноа переедет ко мне. Когда это случится, глупости закончатся, и мачеха будет более серьезно смотреть на наши отношения, – сказал я, крепко сжимая руль. В Лос-Анджелесе было три часа дня, поэтому Ноа, вероятно, спала. Как бы я хотел оказаться в постели вместе с ней!

Лион загадочно промолчал, и я с любопытством покосился на него.

– Что с тобой? – спросил я, видя, что настроение парня совсем ухудшилось. Да уж, мы не могли друг друга подбодрить.

Он уставился в окно.

– Я бы тоже был не прочь жить с Дженной, ну… знаешь, в каком-нибудь нормальном месте, а не в той дерьмовой хибаре, в которой обитаю, – заметил он наконец.

Я был искренне удивлен. С тех пор как мы познакомились, больше пяти лет назад, я никогда не слышал, чтобы Лион вот так жаловался или ныл. Мы из совершенно разных миров: у меня есть банковский счет, а в фирме я зарабатываю очень хорошие деньги. Мне никогда не приходилось беспокоиться о насущных вопросах, меня воспитывали в роскоши, я вырос, имея сразу все, однако осознавал, как трудно что-либо получить, если у тебя нет отца-миллионера, готового предоставить тебе любые блага.

Когда я переехал к Лиону, то понял, что не все падает с неба, а люди могут жить по-настоящему плохо и экономить, чтобы найти деньги хотя бы на еду. Друг вкалывал в мастерской, доставшейся ему от отца. Он не мог рассчитывать на родного брата, ведь тот уже дважды отправлялся в тюрьму, поэтому Лион взял на себя ответственность за все и платил за жилье и за мастерскую.

Я участвовал в автогонках, боях, в чем угодно, поскольку, помимо того, что мне это нравилось, я помогал Лиону. Мы были как братья, хотя порой различие между нами становилось очевидным.

– Ты же знаешь, что Дженне плевать, где ты живешь, Лион, – сказал я, ощутив тревогу. Лион не должен проходить через все это, он не должен так думать. В мире нет никого более достойного нормального спокойного существования, чем он. Кроме того, Дженна никогда не являлась для парня обузой: разумеется, у девушки имелся счет в банке. Когда ей исполнится двадцать один, она сможет использовать капитал, как ей вздумается. Боже, ведь ее отец нефтяной магнат…

– Мне все равно. Думаешь, я не в курсе, к чему она привыкла? – упрекнул меня Лион, повышая тон. – Я не способен дать даже половины из того, что ей нужно.

– Не все в жизни измеряется деньгами, – сказал я.

Лион расхохотался.

– Заявил богатенький мальчик.

Да, он перегнул палку, и в любой другой раз я бы послал парня к черту, но понимал, что сейчас Лион откровенен как никогда. Друга что-то сильно угнетало и тревожило.

Я не ответил, и он умолк. Мы продолжили путь в тишине, слушая музыку, и не остановились даже, чтобы перекусить.

По прибытии наше настроение изменилось: невозможно было не чувствовать влияния атмосферы Лас-Вегаса и людей, приехавших просаживать свои деньги в казино. «Цезарь» был впечатляющим отелем, напоминающим город, с бутиками лучших брендов модной одежды… Девчонки здесь сходили с ума. Это, конечно, не Италия, однако стоящее место, нужно признать. Наш номер находился в западном крыле. «Цезарь» оказался огромным, нам понадобилось изрядное количество времени, чтобы добраться до комнаты.

– Что будешь делать? – спросил Лион, выходя на террасу и закуривая сигарету.

– Давай выпьем, – ответил я. Мне не хотелось признаваться, но всякий раз, когда я собирался к Мэдисон, мое настроение немного портилось, мне жутко не нравилось, что сестренка живет так далеко от меня, я не мог этого выносить.

Мы спустились в лобби и заглянули в один из баров отеля, тот, который располагался рядом с казино. Лион хорошо играл в карты, и я был уверен, что он захочет проверить свои навыки, прежде чем мы опять поднимемся в номер. Уже стемнело, поездка утомила меня, но несколько порций выдержанного рома постепенно усмирили мою нервозность, и настроение снова улучшилось.

– Хочешь сыграть? – спросил Лион через полчаса, когда мы оба были уже порядком навеселе.

– Иди ты, а я лучше останусь, – ответил я, доставая мобильник и проверяя, нет ли сообщений от Ноа.

Незадолго до этого я послал Ноа наполовину шутливое сообщение с вопросом, нужно ли отправить особенное послание, чтобы она вспомнила обо мне. Мы не разговаривали почти два дня, если я не ошибаюсь, она должна была уже прилететь в Лондон.

Ноа ответила мне.

Хранить что-то в своем сердце, чтобы помнить тебя, было бы признанием, что я могу тебя забыть.

Я закатил глаза и отправил ей новое сообщение.

Может, еще процитируешь Шекспира, чтобы поболтать со мной? Как тебе такая идея?

Через секунду на экране появились три точки. Ноа печатала. У меня внутри разлилось тепло, которое я чувствовал только тогда, когда дело касалось Рыжей.

Я здесь только два часа, но уже впитала всю культуру этой страны, и если тебе не нравятся мои романтические сообщения, я перестану их отправлять, дурак.

Послание сопровождала куча сердитых смайликов. Я усмехнулся и начал набирать ответ.

Я дам тебе кое-что более ценное, чем романтические сообщения, когда ты вернешься из поездки. Ни один мертвый писатель не понадобится. Мы с тобой сами – поэзия и любовь.

Я и понятия не имел, как прожить без Ноа еще несколько недель.

Наутро я встал пораньше и принял душ, пытаясь хорошо выглядеть при встрече с сестренкой. Я заберу ее, привезу сюда и вместе с Лионом решу, что делать.

Наконец я покинул туристическую зону этого сумасшедшего города и вскоре добрался до богатенького района, где жила моя мать. Вылез из машины и надел солнцезащитные очки, сожалея о выпитом накануне алкоголе. Я совсем расклеился, а ведь мне следовало держать себя в руках и быть уверенным в том, что жизнь не подкинет мне никаких неприятных сюрпризов, поэтому, когда я увидел женщину, которая держала Мэдди за руку и направлялась ко мне, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и напомнить себе о главном.

Мэдисон – шестилетняя девочка, не стоит прятаться в машине и уезжать без оглядки.

Но высокая светловолосая женщина была моей матерью и последним человеком, которого мне хотелось видеть.

– Ник! – крикнула сестренка, отпуская руку матери и бросаясь ко мне.

Я приложил все усилия, но не подал виду, что от ее пронзительного крика (а его может издавать только Мэдисон) у меня едва не заложило уши. Как только малышка приблизилась ко мне, я взял ее руки.

– Здравствуй, принцесса! – поздоровался я, обняв ее и не обращая внимания на мать, которая остановилась рядом.

– Привет, Николас, – сказала мать робко, но держась прямо, как всегда. Она не слишком изменилась с тех пор, как я видел ее в последний раз, около восьми месяцев назад, когда она и ее муженек недосмотрели за дочерью, и Мэдди угодила в больницу из-за диабетического кетоацидоза.

– Что ты здесь делаешь? – прошипел я, осторожно опуская Мэдди на землю.

Моя сестренка тут же встала между нами, схватив мою ладонь и потянувшись к матери.

– Наконец-то мы втроем! – воскликнула Мэдди, полная иллюзий.

Не знаю, сколько раз сестра умоляла меня приехать в гости, сколько раз настаивала на том, чтобы я поиграл вместе с ней в детской. Она приглашала меня на любые праздники. У всех просьб была одна цель: чтобы мы с матерью находились в одном помещении.

– Я хотела поговорить с тобой, – ответила мать, напрягаясь, но стараясь не подать виду.

Я смерил ее взглядом. Она была превосходно одета, короткие светлые волосы увенчивала нелепая диадема или нечто в этом роде. Мать была такой же, как все женщины, которые окружали меня сызмальства, а их я ненавидел и презирал за то, что они были такими примитивными. Благодаря ее внешности любые мужчины, которых она когда-либо встречала, относились к ней, как к пчелиной матке: боготворили и хотели трахнуть.

– Ничто из того, что ты хочешь сказать, меня не интересует, – процедил я, стараясь, чтобы она не заметила, как сильно меня влекло к ней и одновременно было неприятно ее видеть.

Воспоминания о детстве пронзали разум: мама укладывала меня спать и защищала от отца, пекла мне блинчики по воскресеньям… но эти воспоминания быстро сменили другие, которые я никогда не желал возрождать.

– Пожалуйста, Ник… я…

– Ник! – прервала ее Мэдисон. – Мама хочет поехать с нами, правда! Она мне сказала.

Я посмотрел на мать, на эту светловолосую женщину, и, думаю, взгляд, который я кинул на нее, внушил ей страх, потому что она поспешила возразить:

– Мэдисон, лучше вы поедете вдвоем, а мне нужно в салон красоты, милая. Увидимся вечером. – Она наклонилась, чтобы поцеловать дочь в макушку.

Мне было странно видеть ее отношение к Мэдди. Полагаю, часть меня ожидала, что мать будет холодна или просто равнодушна, что угодно… но меня озадачивала та нежность, которую она проявляла по отношению к девочке.

Мать могла быть милой, но и стервой тоже.

Мэдди промолчала и посмотрела на нас. Я хотел убраться отсюда как можно скорее, мне пришлось призвать все самообладание, когда мать сделала шаг вперед и чмокнула меня в щеку. Что она себе позволяет? Что еще задумала?

– Береги себя, Николас, – сказала она, развернулась и удалилась.

Я больше не уделил ей ни секунды. Присел перед сестренкой на корточки и расплылся в улыбке.

– Каким китайским пыткам ты меня сегодня подвергнешь, принцесса? – спросил я, заключив ее в объятия и сажая на плечо.

Мэдди захихикала, и вся тоска, которая только что переполняла мою душу, бесследно исчезла. Со мной сестренка никогда не будет грустить, мысленно пообещал я себе, вспомнив, что подумал то же самое много лет назад, когда впервые увидел ее.

Лион ждал нас у дверей отеля, и у парня явно было такое же сильное похмелье, как и у меня: я не мог не расхохотаться, когда Мэдди бросилась обнимать его и что-то верещать адски пронзительным голосом.

Лион сгреб ее в охапку и перевернул вниз головой. Я смеялся, а сестренка завопила как одержимая. Только безумцу могло прийти в голову оставить малышку двум варварам вроде Лиона и меня.

– Куда отправимся, мисс? – спросил Лион, аккуратно поставив на землю маленького монстра с огромными голубыми глазами и светло-золотистыми волосами.

Мэдди взволнованно озиралась по сторонам и поглядывала на меня. Она никак не могла решить, что ей хочется. Наши возможности были безграничны, мы ведь в мировой столице веселья.

– Можно посмотреть на акул? – воскликнула она, прыгая на одном месте.

Я вздохнул.

– Опять? Мы уже тысячу раз туда ходили!

Тем не менее моя сестренка, в отличие от любой девочки ее возраста, любила наблюдать за хищными акулами и осмеливалась дразнить их, стоя перед стеклом.

После обеда мы отправились в океанариум. Сестренка была довольна и бегала туда-сюда. Пока Лион следил за ней, и они оба дурачились перед белой акулой, которая, пожалуй, их испугалась, я вытащил телефон, чтобы узнать, не прислала ли Ноа что-нибудь, но ничего не обнаружил.

Тогда я решил использовать безотказный козырь.

– Эй, гном, иди сюда!

Мэдди уставилась на меня.

– Я не гном, – возмутилась она.

«Как скажешь», – подумал я.

– Давай сфоткаемся для Ноа.

Ее глаза загорелись, когда я упомянул о Ноа. Наверное, такое же выражение лица бывает у меня каждый раз, когда я упоминаю о своей девушке или нахожусь с ней рядом.

Я включил камеру и обнял Мэдди, чтобы сделать селфи.

– Высунь язык, Ник, вот так! – велела мне маленькая умница, одновременно высунув свой язычок.

Я рассмеялся, но сделал, как она велела.

Фотографию я отправил Ноа вместе с сообщением.

Скучаю по тебе, Рыжая, и мелкий монстр – тоже. Я тебя люблю.