Читать книгу Создание музыки для кино. Секреты ведущих голливудских композиторов - Мэтт Шрадер - Страница 2

Часть 1
Дэвид Арнольд
композитор

Оглавление

ИЗВЕСТЕН ПО ФИЛЬМАМ:

День независимости: Возрождение (2016), Шерлок (2010–2016), Квант милосердия (2008), Типа крутые легавые (2007), Казино «Рояль» (2006), Степфордские жены (2004), Умри, но не сейчас (2002), Образцовый самец (2001), И целого мира мало (1999), Годзилла (1998), Завтра не умрет никогда (1997), День независимости (1996), Звездные врата (1994)

НАГРАДЫ:

Премия «Грэмми» за лучшую композицию для кино или телевидения – День независимости

Номинация на BAFTA, награда имени Энтони Асквита за лучшую музыку к фильму – Казино «Рояль»

Номинация на «Грэмми» за лучшую песню, написанную для кино и телевидения – You know my name, Казино «Рояль»


Поскольку вы как композитор ограничены в сроках, что является ключевым в создании музыки, которой вы можете гордиться?


Я думаю, поиск совершенства является бесплодным, потому что все время ты только и делаешь, что пытаешься сделать невозможное. Я могу говорить только за себя. Когда садишься что-то писать, мысли по поводу того, каким великолепным будет твое творение, очень редко совпадают с тем, что ты получаешь в итоге.

Тебе необходимо быть самокритичным. Тебе приходится искать ошибки. И я думаю, большинство композиторов, как и писателей, вероятно, справедливо сомневаются относительно того, что они делают, если они честны сами с собой. Опять же, я не могу говорить за других, но, когда вы показываете проделанную работу людям, не похоже ли это на угождение вашим родителям?

Знаете, режиссер приобретает что-то отеческое. И вам не хочется расстраивать его, вы желаете убедиться, что он счастлив, что он получил то, что хотел, а фильм в какой-то мере получает то, что хочет сам фильм.

Фильм – это такое кроткое существо, оно как бы нависает над всеми. А режиссер – укротитель львов. Он тот парень, который просит это существо попытаться, он надеется, что, когда он щелкнет кнутом, это существо будет стоять на месте и не решит уйти и заняться чем-то другим. И, развивая эту метафору, я думаю, что мы все – часть этого цирка. И мне кажется, что, если вы начинаете верить в то, что вы сможете достичь чего-то наподобие нирваны, это конец.

После выхода фильма у вас появляется шанс пересмотреть то, что вы сделали, и понять, было это хорошо или нет. Я не знаю ни одного человека, который после премьер не думал бы о том, что мог бы сделать все немного по-другому или лучше. Частью работы, к счастью, является то, что, когда ты переходишь в новый проект, каждый раз стараешься быть все лучше и лучше, и у тебя это получается. Я думаю, если ты начнешь стараться достичь совершенства, то не факт, что когда-нибудь сможешь сказать, что у тебя это получилось.


Много ли вы знаете о том, что хотят услышать зрители?

Знаем ли мы? Нет. Мы делаем предположения, основываясь на нашей собственной любви к жанру. Я думаю, что когда ты вовлечен в производство киносериала, который выходит постоянно, в некоторой степени ты должен знать, чего желает аудитория. В известной мере я ставлю себя на позицию зрителя, того, кто был бы большим фанатом Бонда еще до того, как у меня появилась возможность писать музыку к этим фильмам. Я всегда знал, что мне хотелось услышать и в какой момент фильма. Так что, когда я смотрю фильм в первый раз, и мы выбираем, где в ход вступит музыка, и что нужно сделать, я всегда в какой-то мере действую так, как будто я нахожусь в зрительном зале. И тогда я чувствую, что нам что-то нужно в конкретном месте: где-то нам нужно добавить главную тему или что-то более активное, а где-то что-то спокойное и нежное. И я подхожу к этому со стороны зрителя, я смотрю фильм так, как смотрел бы его любой другой человек. Но я не думаю, что можно сказать, чего хочет зритель или чего он не хочет, пока не покажешь ему фильм и не почувствуешь, как он реагирует на то, что происходит на экране.

Тестовый кинопоказ нужен, нравится вам это или нет. Я думаю, что некоторые фильмы определенно выиграли от предварительного показа зрителям, потому что с помощью него можно получить представление о том, что происходит. Возможно, некоторые элементы немного невразумительны, возможно, нужно вырезать некоторый отрезки, а некоторые расширить, что-то стоит сделать быстрее. Вы понимаете, о чем идет речь. То же происходит, если вы делаете комедийное шоу. Если вам кажется, что вы написали отличную шутку, но никто над ней не смеется, возможно вам стоит ее переосмыслить.


Вы принимали участие в нескольких фильмах о Джеймсе Бонде. Каково это быть частью такой долгоиграющей франшизы?

Я писал музыку для пяти фильмов. Каково быть частью этого? Я до сих пор чувствую, что я часть этого.

Тебе приходится быть в контакте с продюсерами, особенно с Барбарой [Брокколи] и Майклом [Дж. Уилсоном] – двумя самыми замечательными продюсерами, с которыми мне приходилось работать – я думаю, мы с ними друзья. И они заботятся о тебе с таким большим вниманием. Неважно, работаешь ли ты над фильмом или нет: ты всегда окружен вниманием. И это по-настоящему редкая вещь. Лично я считаю, что это большая честь и привилегия, когда тебя зовут поработать над фильмом, особенно если это происходит пять раз, а после ты все равно поддерживаешь отношения, неважно, происходит что-то или нет. Идет ли речь о выступлениях на публике или отмечании юбилеев, ты по-прежнему в деле, тебя до сих пор просят о всякой всячине.

Это то, что навсегда остается частью твоей жизни. Ты навсегда останешься парнем, который делал фильм о Бонде. И эта правда касается всех: актеров, продюсеров, режиссеров, это всегда будет выделяться в вашем резюме.

Но особенно это актуально для саундтрека, потому что Джон Барри изначально создал прекрасную музыку. В какой-то мере мы по-прежнему копаемся в той же самой песочнице. И никто не будет способен сделать музыку к фильму о Бонде так, чтобы ее не сравнивали с музыкой Джона Барри.

Но и любого актера так же будут сравнивать с Шоном Коннери.


Что дала вам франшиза о Джеймсе Бонде в вашем профессиональном росте как творца звука?

Мне кажется, когда тебе 8 лет, ты понятия не имеешь что такое франшиза. Я просто смотрел фильм, и он по-настоящему сорвал мне крышу. Мне было 8 лет, и я жил в Лутоне. Моя спальня выходила на завод и автостоянку.

Я смотрел «Живешь только дважды». Он начинается с Шона Коннери, который играет Джеймса Бонда. После ночи любви его застреливают, затем его тело сбрасывают в океан и гигантский космический корабль проглатывает маленький корабль и спускается в вулкан.

А потом песня You Only Live Twice и тема Джеймса Бонда, и шаттл в космосе, и в течение 10 минут у тебя есть все самое гениальное, что есть в Джеймсе Бонде, сокращенное до этих 10 минут.

И я подумал: «Ого, такие места существуют». Я об этом не знал. Я думал, что весь мир заключается в фабричной автостоянке и школе. Это все, что я видел. У меня не было журналов о путешествиях. У меня не было Интернета. Неоткуда было узнать о том, как выглядит мир. Так что каким-то образом Бонд познакомил нас с разными культурами и разными местами.

Вот и все. Было что-то большее в ощущении музыки, и это ощущение соединялось с фактом, что этот персонаж может делать все, что он хочет, когда он этого хочет и без всяких последствий. И если ты 8-летний мальчишка, ты хочешь жить именно такой жизнью, не так ли? Делать все, что ты хочешь, и не вляпываться в неприятности?

И чтобы потом тебя одобрительно хлопали по спине за это.


Ранее вы говорили о стратегическом использовании музыки в повествовании. Расскажите о решении удержать знаменитую заглавную тему бондианы в фильме «Казино «Рояль».

Главная идея удержания заглавной темы бондианы в «Казино «Рояль» состоит в том, что заглавная тема не просто так заглавная тема. Она говорит, что перед вами Джеймс Бонд. Если нам нужно поверить в то, что Дениэл Крейг – это Джеймс Бонд в «Казино «Рояль» еще до того, как он стал самим собой, будет странно, если эта музыка заиграет в течение фильма. Тогда вы не признаете того, что в повествовании есть какое-то развитие. Я думаю, что это был разумный подход. Может быть, он и не был направлен на удовлетворение зрителя. Когда вы смотрите фильм про Бонда, одна из вещей, которую вы ожидаете услышать, – это главная тема.

Но это был перезапуск, так что нам пришлось вернуться в точку отсчета, нам надо было поверить, что он убил Драйдена и получил свой первый статус «00». Это зарождающийся Джеймс Бонд, и он еще не стал тем Бондом, которого мы знаем, ожидаем или хотим, чтобы он был. И я думаю, что главная тема никаким образом не сделала фильм лучше, но Sony очень волновались за нее: они понимали, что, если музыка не прозвучит нигде, зрители не будут воспринимать этот фильм как часть франшизы.

Так что я просмотрел все от начала до конца, и мы подумали, что нужно посадить семена главной темы, ДНК этой темы по всему фильму в те моменты, которые этого заслуживают: когда фильм показывает нам, зрителям, что-то, что мы узнаем как нечто особенное, относящееся к Джеймсу Бонду.

Когда он в первый раз выигрывает «Астон Мартин» в карты. Когда он впервые надевает смокинг в ванной комнате. Когда он смотрит в зеркало и видит себя, а мы видим его. Когда он летит на свое первое место локации на гидроплане. Все эти вещи как бы сеяли семена того, чем является главная тема «Джеймса Бонда».

Также песня You Know My Name по-своему высеивает ДНК главной темы. Что-то вроде блуждающего баса. В какой-то момент вы подходите к концу фильма, и он впервые говорит слова: «Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд», и вы видите черный экран, в этот момент врывается главная тема. Вам кажется, что весь кинотеатр воодушевляется. Вы с облегчением чувствуете, что он на месте. Вы уже как будто видели все это, и эти вещи росли, росли, росли, росли и в конце вы знаете, что он просто несет эту винтовку, и что на нем есть костюм, и что он просто смотрит на этого парня и говорит те самые слова, а потом появляется темный экран, и все содрогается. Это было потрясающе. Это и было главной причиной удерживания главной темы. Это очень интересно, когда вы удерживаете эту тему, потому что в «Умри, но не сейчас» у нас было чертовски много главной темы. Это был 40-й юбилей, там было до невозможности много того, в чем прослеживалась связь с вещами, которые случились перед сценой в комнате Кью, которого играл Джон Клиз, вплоть до фильма, где была Роза Клебб с лезвиями в ботинках. «Из России с любовью» – чемоданчик с ножом внутри. Все, что там могло понравиться, отсылало к предыдущим фильмам. А Дениэл, очевидно, сильно отличался. Мы подумали, что просто сократим тему, так как мы начинали историю сначала.


Как вы опишите вашу любимую музыку к бондиане, если говорить об инструментах?

Для меня альтовая флейта, басовая флейта и арфа. Я бы хотел вернуться к «Шаровой молнии», правда, к подводным сценам в «Шаровой молнии». Я помню как смотрел его в первый раз в кинотеатре, и я чувствовал, как он выдыхает пузырьки из своего дыхательного клапана. И этот оранжевый гидрокостюм, и вся сцена с подводной дракой в «Шаровой молнии». Мне всегда нравился такой темный ритм. Он мне кажется очень человечным. Он кажется каким-то внутренним – чем-то вроде музыкального пульса, музыкального сердцебиения. Буквального сердцебиения. Это не просто ритм. Для меня это было похоже на эхо из работ Джона Барри. Я не так часто использовал этот прием, раз или два, но в Night at the Opera в «Кванте милосердия» это было очевидно.

Такая раскручивающаяся музыкальная фраза говорит мне «Бонд». И она говорит «Бонд», потому что Джон сделал ее «Бондом». Точно так же он заставил партии духовых и трубы в разных комбинациях кричать «Бонд». Так что это всегда воспринимается как живое, ритмичное, человечное, пульсирующее сердцебиение. Но оно очень музыкальное, оно дает почувствовать, что это мир Бонда, и мы знаем, что туда можно безопасно войти.


Что привнесло в мир киномузыки введение джаза?

Я думаю, что стиль Джона для бондианы был очень тесно связан с его любовью к джазу и Стэну Кентону, и звучанию биг-бенда. Сама главная тема и аранжировки, которые он к ней писал, звучали невероятно, несмотря на то, что у него в наличии был совсем небольшой состав.

У него было мало музыкантов, и все равно это звучало как биг-бенд. И это было так круто. Главным в биг-бенде было то, что он крутой и он качал. И вся бибоповая партия в теме Бонда показывает, что этот парень может все. И это голос, который Джон вручил персонажу. Без сомнения, это достигло своего пика в исполнении Шона. Вы просто соединяете эти две вещи вместе, и это уже не остановить. Так что я думаю, изначальная идея использования джаза – это изысканные 60-е, они добавили гладкие, стильные, качающие, дьявольские аранжировки в тему Бонда. И если двигаться к «Из России с любовью», он развил это в, возможно, более симфоническую версию того же самого, и я не уверен, что к тому моменту уже было что-то подобное. Так что такая комбинация сделала что-то по-настоящему уникальное. И его выбор инструментом был очень особенным.

Следует учитывать тот факт, что эту музыку бесконечно пародируют. Факт того, что ни в одном фильме про шпионов и секретные службы вы не сможете не услышать отсылку к бондиане. Я говорю и о последних годах, «Шпион» с Мелиссой Маккарти или «Кингсмен». Они все связаны, они все снимают шляпу перед музыкой Джона к бондиане. Это примерно то же самое, что сделал Морриконе со спагетти-вестернами, я так думаю. Это новый жанр музыки.


Расскажите мне о встрече с Джоном Барри. Дал ли он вам какие- нибудь советы относительно последующих записей к Бонду? Помогал ли он вам получить работу следующего за ним композитора?

Я встретил Джона в Air Studios в Лондоне, нас познакомил Джордж Мартин. Я думаю, он был польщен тем, что я трачу кучу времени своей жизни на работу над материалом, почти полностью вышедшим из-под его руки, и готовлю эту работу для нового зрителя, другой аудитории.

Да, мы сошлись прямо с самого начала. Но я полностью уверен, что он не подходил к Барбаре и не говорил: «Вам нужно работать с Дэвидом». Я уверен, что такого не было. Я знаю, что ходят такие слухи.

Он очень хвалил то, что я делал. Он был очень добр ко мне. И я, конечно, знаю, что он поддерживал постоянный контакт с Барбарой. Они близко дружили семьями. Может быть там что-то и было, но вы знаете, мы просто встретились, поговорили, он послушал мою музыку, и ему это понравилось.

Возможно, большее на что я мог тогда надеяться, это чтобы он не говорил не брать меня.


Раньше вы говорили, что Джон Уильямс, несмотря на то что он американец, производит на вас впечатление более британского композитора. Почему так?

Я думаю, что в Джоне Уильямсе есть своеобразная саркастическая британская черта. И мне кажется, что он, похоже, всегда был настоящим йоркширцом. А к этому прилагается некоторый багаж. Это похоже на старое клише: он говорит обо всем так, как он это видит. За все время, пока его знаю, он ни капельки не изменился.

Он вообще не терпел дураков. И если он чем-то думал, то говорил это прямо. Он делал такую музыку, которую хотел, и работал в таких фильмах, в которых хотел. И делал он это так, как сам хотел. И это не менялось.


Какова, по вашему мнению, разница между американскими и британскими композиторами и музыкантами?

Я думаю дело в точке зрения. Очень сложно это точно определить. Очень сложно на самом деле разобраться в чем разница и сказать, чем отличаются британские сессионные музыканты и сессионные музыканты в Америке. Все они технически блестящие. Но есть небольшая характерная разница в стиле исполнения между британским оркестром и американским. И это не значит, что один лучше другого. Но есть абсолютно точное ощущение, что разница есть. И я не совсем уверен, что это конкретно: культурная вещь, вопрос воспитания или тот факт, что у нас в Англии в принципе более музыкальная культура. Возможно, Америка – вообще культура кинематографа, если говорить о самых влиятельных культурных моментах, которые каждая страна внесла в общую копилку. Я не думаю, что сказать, что все эти вещи, вероятно, правдивы – большое открытие. Возможно, по этой же причине в американских фильмах часто парни из Англии являются плохими парнями. Почему так? Да много почему.


Откуда вы берет идеи? Многие композиторы говорят, что идеи у них появляются во время прогулки или принятия душа. У вас так же?

Честно говоря, я беру их отовсюду. Думаю, большинство композиторов скажут то же самое. Если у вас появилась какая-то мысль, это значит у вас просто появилась мысль. Иногда она приходит после недельного сидения за фортепиано, вымучивания ее и работой над ней. Иногда она приходит, когда вы просыпаетесь, а у вас что-то крутится в голове.

Иногда это случается в душе или во время прогулки, или за рулем. Я думаю большинство композиторов готовы получать вдохновение, когда они находятся в рабочем режиме. Когда я занимаюсь музыкой, я совершенно не могу делать практичные вещи. Идея заниматься обычными, нормальными вещами становится совершенно бесперспективной. Ты кладешь свои вещи в холодильник в конце дня. И делаешь разные странные вещи, потому что ты вообще не думаешь, что происходит с твоим физическим состоянием. Все только в голове. Ты существуешь только в этом. Но если на вас начинают давить те дела, которые вам нужно делать по практическим причинам, вдохновение начинает вторгаться в ваше подсознание. И даже если тебе кажется, что ты не думаешь об этом, ты все равно думаешь об этом.


Ходят слухи, что вы услышали музыку к «Дню независимости» во сне.

Я был в Лос-Анджелесе. Я снимал квартиру и работал в отеле. В номере отеля я хранил все свое оборудование и снимал квартиру вниз по улице от отеля, чтобы можно было по крайней мере на два часа вечером отстраняться от своей работы.

Мне приснилось, что я был в L. A. Guitar Center, там я покупал разные программы и синтезаторы, когда вышел молодой парень и сказал: «У меня есть этот новый классный синтезатор, и в нем стоит демо с музыкой, похожей на вторжение инопланетян».

А я ответил: «Господи, это отлично, потому что я пытаюсь придумать что-то для вторжения инопланетян».

Я сказал: «Нажимай кнопку». И заиграла эта музыка.

Я продолжил: «Это очень даже неплохо». И проснулся. Я встал и на маленькую кассету напел, что было во сне. У нас были кассетные аппараты, и я ее напел. Было примерно 6 утра. Я снова погрузился в сон, снова проснулся в половине 8, прослушал запись и подумал: «Блин, это неплохо».

Я убедился, что не слышал этого у кого-то другого, и подумал, окей, попробуем эту мелодию в фильме. И я попробовал и начал ее использовать. Беззастенчиво.


Считаете ли вы, что эта музыка – ваша заслуга? Или что она просто пришла к вам во сне?

Ну, я не знаю. На ней стоит мое имя. Но чувствую ли я себя ответственным за нее? Нет.

Но тогда я не уверен, был ли я по-настоящему ответственен за все, что я делал, потому встает вопрос о том, как ты пишешь музыку и что такое вообще музыка? Существует множество экзистенциальных вопросов о том, что есть музыка. Написанная, она всего лишь набор команд, так ведь? Это ведь не музыка? Потому что она просто написана строчками на бумаге. Это не музыка.

Если ее сыграли хорошо, то значит у вас есть отдельные исполнители, которые следуют инструкциям, прописанным на бумаге, и они что-то делают со своими инструментами так, что получается звук. Это музыка? Партия одного исполнителя – это музыка? Или комбинация всех партий – это музыка? Является ли музыка тем, что появляется, когда ее играют, или она просто висит в воздухе? Это ряд философских вопросов о музыке.

Это странно, потому что моя работа заключается в написании инструкций для людей, их нужно проиграть в определенном порядке, чтобы создать нужный шум, который каким-то образом вплетается в историю, которую рассказывает кто-то другой. И это помогает вам, зрителям, понять, что же происходит там, на экране. Странная работа, не так ли?


Было ли у вас так, что вы не были способны написать достойную музыку для фильма, за который вы взялись?

Да, такое со мной было. Нужно было написать музыку для фильма Роджера Мичелла с Харрисоном Фордом в главной роли. Фильм назывался «Доброе утро». И мне нужна была нежная музыка для истории зарождающейся любви, которая была в фильме. И я начал пробовать обычные для себя вещи. Ты всегда берешь то, что тебе знакомо, потому что где-то в глубине сердца ты надеешься, что первое, что ты должен сделать – это быть великолепным, и не нужно по-настоящему тяжело трудиться для этого.

Тогда я думал, что я просто сыграю что-нибудь, и это будет хорошо. А потом так не происходит, и ты думаешь: «Бог мой, мне придется хорошенько поработать». Потом ты пробуешь еще что-то, потом еще, а потом проходит неделя, а у тебя по-прежнему ничего нет. У тебя не получается ничего сделать. Так что я буквально начал действовать так, как будто ничего не получается. Я просто положил пальцы на клавиши. И только в этом небольшом промежутке клавиш, куда упали мои пальцы, я играл каждую ноту отдельно, и это начало походить на начало музыки. Потом в течение 10 минут вся мелодия практически написала себя сама. Я имею в виду, это совсем не сложная музыка, не поймите меня неправильно. Но иногда это нужно услышать в нужное время. Такое вдохновение приходит очень редко. Я имею в виду, что мы уделяем особое внимание таким случаям, когда говорим о своей работе, но честно, это происходит крайне редко. По большей части это похоже на откалывание фрагментов от куска мрамора, пока ты не обнаружишь правильную форму внутри него.

Но да, такого рода вещи не часто случаются. Но я всегда очень благодарен, когда такое происходит. Но иногда музыка – продукт твоих полуторанедельных размышлений только о ней. Даже если ты не сидишь за фортепиано или не держишь в руках гитару или что угодно. Ты ничего не делаешь на самом деле. Например, если я смотрю телевизор, на самом деле я его не смотрю. Как будто да, но на самом деле нет. Ты крутишь в голове одно и то же по кругу.

В тот момент, когда твои пальцы ложатся на клавиши, ты вытаскиваешь все, что ты надумал во всех возможных комбинациях и что-то отбрасываешь. Ты думаешь о концепции. Ты думаешь об инструментах. Ты думаешь о тоне. Ты думаешь о цвете.

Когда ты действительно садишься за тяжелое, требующее усилий написание саундтрека к фильму, за разработку музыкальной концепции фильма, ты всегда думаешь о том, какой будет эта музыка. Она будет тематической? Мы ведь должны писать музыкальные темы. А может надо обратить внимание на тоны? Нам ведь нужно сконструировать звук. Работа начинается с того момента, как меня просят написать музыку к фильму, и длится до того момента, когда мы заканчиваем сведение. Самая сложная задача – соотнести музыку с тем, что тебе дают. Но как только кто-то произносит: «Хочешь этим заняться?» в моей голове создается ячейка, которая начинает работать над тем, какой будет эта музыка. И написание музыки является конечной целью этого путешествия, этого невообразимого множества процессов обработки информации за довольно большой промежуток времени. Но если вы будете смотреть на меня со стороны, вам покажется, что я просто сижу и ничего не делаю.

Но то же самое произойдет, если вы снимете на пленку того, кто пишет книгу, так ведь? Или пишет стихи или пьесу. В конечном счете, речь здесь идет только о мышлении. А потом что-то из своих размышлений вы заносите на бумагу. Все это – мыслительные процессы, креативные мысли, выбор их направления, формирование мыслей, их остановка прежде, чем они станут чем-то размытым, и превращение их в конкретные вещи.

Создание музыки для кино. Секреты ведущих голливудских композиторов

Подняться наверх