Читать книгу Праздник любящих сердец - Мейси Ейтс - Страница 5

Возможно, Элоиза поставила себе целью удивлять его. Он ждал от нее двух вероятных линий поведения. Либо она будет кричать и называть его негодяем, прежде чем капитулирует и подчинится, либо начнет флиртовать с ним, принимая его подкуп. Она не стала делать ни того ни другого. Элоиза просто взглянула на него и искренне ответила, что готова ему помогать. Сейчас она, скорее, напоминала ту девочку из детства, чем женщину, закрутившую роман с его отцом. Ему подумалось, не изменилась ли она. Или, может, он сам изменился? Эти мысли выбивали из колеи. Даже теперь, взойдя на борт его частного самолета, со множеством помещений и удобств высочайшего уровня, Элоиза не выглядела скучающей, словно обстановка была для нее привычной. Наоборот. В ее взгляде сквозили удивление и восторг. Может, и не восторг, но искреннее восхищение. И оно не казалось алчным, как он мог ожидать от женщины ее типа. Нет. Все, что он видел, – это живой интерес. Будто ее это развлекало.

В ее поведении была какая-то чистота. Его это выбивало из колеи, ибо чистота и Элоиза Сент-Джордж казались ему несовместимыми качествами.

– Ты хочешь что-нибудь сказать? – спросил он, устраиваясь поудобнее на мягком кожаном диване.

– Он довольно большой, – ответила Элоиза, – твой самолет.

– Мне нужно все иметь под рукой, когда я в дороге. Так же, как в домашних условиях.

– Ну естественно, – усмехнулась она. – Видимо, путешествия для тебя тяжкое бремя. Что до меня, я в жизни мало куда выбиралась. Хотя, конечно, моя мать нередко путешествовала с твоим отцом, и иногда они брали меня с собой. Твой отец крайне щедр, – добавила она с ядом в голосе. – Брал с собой не только ассистентку, но и ее дочь. Но, помнится, его самолет отнюдь не столь шикарен.

– Это правда, – ответил Винченцо.

Он не до конца понимал, что за игру затеяла Элоиза, и это его немного смущало. Беспокойство было для него посторонним чувством. Равно как и неспособность понять, что у человека на уме.

Винченцо многое знал об Элоизе. Всего через неделю после того, как она явилась в его комнату и пыталась соблазнить (признавалась в любви к нему, целовала), выяснилось, что она любовница его отца.

А он… Он считал себя святым из-за того, что отослал ее из своей комнаты, притом что очень хотел поддаться искушению. Желание овладеть ею было подобно зверю, рвавшемуся из клетки. Но даже тогда он понимал: Элоиза слишком молода. А самое главное, совсем не знала жизни вне дворца. Они вместе росли, и в каком-то смысле оба стали одиноки. Она думала, что влюблена в него, потому что была слишком невинна.

Потому он ответил ей отказом. Ответил, что им не стоит этого делать.

Каким же он был глупцом! И еще большим глупцом, потому что страдал, узнав, что она никогда его не любила. Просто хотела заполучить королевскую особу. Любую.

Но он выучил урок и научился быть жестоким.

– Выпей что-нибудь, – сказал он.

Стоило ему это произнести, как возле бара материализовалась стюардесса.

– Что пожелаете? – спросила она.

– Если можно, минеральной воды, – ответила Элоиза.

– Минеральной воды? – повторил он. – Прошу, не стесняйся продегустировать что-нибудь посерьезнее.

– Я нечасто пью.

И снова она его удивила. Он представлял другое. Женщины, которую он рисовал себе, похоже, не существовало. Он воображал Элоизу с фигурой ее матери, с ярким макияжем и изысканным вкусом по части одежды. По его мнению, во время полета она станет изображать смертельную скуку, активно поглощать содержимое его бара и требовать, чтобы он детально расписал, как именно ей оплатят потраченное время.

Но она выглядела иначе. Разговаривала иначе и вела себя совсем по-другому. Винченцо редко в чем-то ошибался, но с ней ошибся.

– Если ты пьешь только по особым случаям, то сейчас случай как раз особый. Мы с триумфом возвращаемся в Ариосту, разве не так?

– Не уверена, что возвращение в Ариосту можно назвать триумфом.

Винченцо дал знак стюардессе, и та наполнила шампанским два бокала. Она принесла их на подносе. Винченцо взял бокалы и один передал Элоизе.

– Ты не чувствуешь триумфа, Элоиза? Ты садовод. У тебя есть дом. Ну, по крайней мере, в чьем-то представлении это дом. Разве ты не довольна собой?

Винченцо поймал себя на том, что ему не терпелось узнать о ней больше. Он не провел детального расследования относительно ее жизни, прежде чем отправился ее искать, что ему было несвойственно. Обычно он всегда и ко всему готовился заранее, чтобы знать все ответы. Владеть ситуацией. Но не сомневался, что Элоиза Сент-Джордж не способна его удивить. Что она как мать. Яблоко от яблони. Так зачем что-то о ней узнавать?

– Мои достижения вряд ли способны внушить моей матери чувство гордости, – ответила Элоиза и пригубила шампанского.

Она будто бы удивилась вкусу напитка, и Винченцо подумал, что она либо правда очень хорошая актриса, либо действительно редко пьет. Он полагал, что дело все-таки в актерском мастерстве.

– Ты знаешь, какого я о ней мнения, – сказала она.

– Думал, что знал, – ответил он. – Но я думал, что и тебя знаю.

– Я никогда не лгала тебе, Винченцо, – мягко произнесла она. – Что бы ты ни думал.

Ее взгляд был искренним, и эта женщина, сидевшая напротив него, совсем его не удивляла. Он создал образ Элоизы, надеясь изгнать из памяти девушку из своего прошлого. В воображении он сравнивал ее с ее матерью. Но если бы той ночью, когда она поцеловала его, на миг оказавшись в его объятиях, прежде чем он велел ей уйти, если бы тогда он попытался представить себе, кем она станет в будущем, то с легкостью увидел бы женщину, сидящую сейчас напротив него.

Он тут же задавил в себе эту мысль. Она была приятной, но все же мыслью, и не более. И он прекрасно знал, как мастерски умеют некоторые люди дурачить других. И хотя никогда не отождествлял себя с этими «другими», однажды Элоиза уже обвела его вокруг пальца. Больше такого не случится.

– Ложь или правда… Теперь все едино.

– Не для меня. Я не хочу общаться с человеком, который презирает меня.

– Тем не менее ты согласилась мне помочь. Зачем согласилась, если не хотела ехать? И если так меня ненавидишь.

– Я не сказала, что ненавижу тебя.

Его взгляд будто пронзил ее, и Элоиза покраснела.

– И напрасно, – произнес Винченцо.

– Почему? Потому что ты меня ненавидишь? Прости, что не отвечаю тебе взаимностью.

– Я не ненавижу тебя, Элоиза. Если бы ненавидел, то обошелся бы без твоей помощи. Но мне хотелось бы знать, каковы твои мотивы.

– Мне всегда казалось, – произнесла она, глядя поверх бокала, – что мы с тобой похожи, Винченцо. – Ты всегда был так же безразличен своему отцу, как я своей матери. Мы оказались пешками в их играх. И потому стали друзьями. Я, девочка из Америки, не знавшая прежде, что принцы бывают вне сказок. И ты, наследник трона своей страны. Ты был мне не безразличен. Именно дружба с тобой помогла мне выжить. А потому сейчас я с радостью готова побыть твоим другом.

Эти слова укололи подобно кинжалу.

– Другом, – повторил он.

– Только прошу, не вгоняй меня в краску, – попросила Элоиза. – Не будем говорить о том случае.

Вот теперь он был просто в ярости, и еще ему было немного стыдно. Он не такой. Он не из тех людей, что идут на поводу у эмоций. Он не такой, как его отец. И все же он не мог сдержаться.

– Ты имеешь в виду нашу последнюю встречу, когда я заплатил тебе? Или ту ночь, когда тебе было восемнадцать и ты…

Он взглянул на стюардессу и жестом велел ей уйти.

Женщина удалилась в помещение для обслуги.

– Ту ночь, когда ты так бесстыдно накинулась на меня?

– Ну конечно, я была такой бесстыдницей, – сказала она. – С моим-то огромным опытом обольщения. Поцеловала тебя, расплакалась и сказала, что люблю.

Отчасти Винченцо был удивлен, что она это помнила. Но на самом деле так и было. Впрочем, он в любом случае упомянул бы тот вечер. Так что, наверное, она просто решила идти в атаку первой.

– Я почти этого не помню, – солгал он. – На меня бросались многие женщины, Элоиза. Ты всего лишь стала одной из них.

Ее это явно задело, и на миг Винченцо пожалел о сказанном. Боль в ее взгляде не казалась поддельной. А если была неискренней, то Элоиза очень искусная актриса.

– Тогда все к лучшему, – ответила она, вновь пригубила шампанского и откинулась на диване, плотно сдвинув колени. На ногах ее были белые кроссовки, она ссутулилась так, будто хотела стать меньше. Закрыться в себе.

Минуту он пристально смотрел на нее. Голова ее была повязана красным платком, а волосы закручены в старомодный пучок. Светлая голубая рубашка с пуговицами была стянута в узел на животе, что ярко подчеркивало ее аппетитные формы и узкую талию. Брюки были красными, одного оттенка с платком. Она выглядела, как девушка из рекламы пятидесятых годов, в любой момент готовая к тому, что ею овладеют. Все, что ему нужно было сделать, – это расстегнуть ее рубашку. Вне всяких сомнений, она обладала внушительным бюстом. Так жаль, что рубашка застегнута.

И эти мысли смущали Винченцо. Смущало то, что он сидел напротив нее, пытаясь прикинуть в уме, сколько пуговиц нужно расстегнуть, чтобы увидеть ее грудь во всей красе. Элоиза казалась скромницей. На ней не было макияжа. Но кожа ее была чистой, а глаза – небесно-голубыми. Губы бледно-розовые. Пухлые. Верхняя чуть закруглена и немного полнее нижней.

Все это он помнил. Цвет ее глаз. Форму рта. Но лицо ее в те дни было худощавым. Теперь оно округлилось. Высокие скулы, но не излишне выдающиеся. Ему нравилось то, каким стало ее лицо, и вряд ли оно могло не понравиться любому мужчине.

Правда была в том, что она стала дивным созданием. Он вполне мог бы устоять перед девушкой, которую ожидал увидеть. Но он не ожидал встретить ту женщину, которой она стала в реальности. Хотя и это могло быть уловкой.

– Расскажи мне о своих нынешних связях.

– Моих… связях?

– Любовниках. Работодателях.

– Я садовод. Хотя сейчас в поиске нанимателя.

– В поиске нанимателя?

Винченцо не был уверен, какой именно смысл она вкладывала в эту фразу.

– До прошлого месяца я работала на большом участке. Но владелец продал его, и… – Она с болью прикрыла глаза. – Теплицу, которую я обслуживала, решили ликвидировать. Я вложила в нее столько труда! Там были прекрасные растения, и теперь все исчезло. Потому что кому-то захотелось новый бассейн. У меня были деньги. Достаточно, чтобы не искать работу сразу. Пришло на ум создать собственную теплицу. Пока не успела. Но у меня остаются планы на этот счет.

Винченцо не мог удержаться. Не мог не спросить.

– Почему? – Он пытался вспомнить, испытывала ли она какую-то особую тягу к цветам и растениям прежде, когда он ее знал. Но ничего такого на ум не приходило. – Почему садоводство? Почему у тебя возник интерес именно к этой профессии?

– Мне нравится выращивать растения. Нравится делать мир чуть более красивым. Я вовсе не хочу быть скандальной знаменитостью. И знаешь, даже если я ею стану, все равно это не важно. Обо мне очень быстро забудут. Я просто вернусь к своему саду. Я хочу жить по собственным правилам. Знаю, ты, вероятно, не веришь мне. Но это так. Моя мать контролировала все в моей жизни. Мои мысли, мои действия. Что я ела и что носила. А мне нравится быть собой. Нравится что-то давать миру, а не только брать.

Похоже, Элоиза не собиралась отвечать на его вопрос. Интересно, не был ли ее любовником владелец особняка, в котором она работала прежде. Такое вполне вероятно. И она не просто потеряла работу, а ей дали отставку. И что нового богача она еще просто найти не успела. Ее, похоже, мало заботили деньги, и хотя Винченцо знал, что его отец дал ей какую-то сумму и она якобы зарабатывала на жизнь сама, но вряд ли этого ей хватило. Особенно на тот образ жизни, к которому она привыкла.

И все же, глядя на нее, он не мог до конца понять, какой именно образ жизни она вела. Ту одежду, в которой она сейчас, брать в расчет не стоило. Это одежда для сада, и едва ли сей наряд мог отражать ее истинное финансовое положение. Кроме того, то, что женщине нравится копаться в грядках, не означает, что она не может быть полна сюрпризов.

– Ты допила шампанское?

– Полагаю, что да.

– Тогда пойдем примерять наряды.

– Наряды?

– Я же говорил, мы подгоним под твою фигуру платья.

– Ах да, но я…

– Вся одежда у меня в кабинете. Портной уже ждет.

– Я даже не знаю, что сказать. С меня в жизни не снимали мерки на высоте тридцати тысяч футов.

– Мы пока только набираем высоту.

Элоиза улыбнулась:

– Ты прав.

Он поднялся и протянул ей руку. Она взглянула на него, словно на акулу.

– Ты не должна бояться, когда я касаюсь тебя. Тебе стоит привыкнуть.

Ее глаза округлились.

– Привыкнуть?

В этот миг Винченцо казалось, что Элоиза просто над ним подтрунивает.

– Чтобы выглядеть естественно, – пояснил он.

Прищурившись, она взяла его за руку, и прикосновение к ее мягкой бархатной коже было сродни удару под дых. Как бы ему хотелось оказаться в объятиях этих рук! Ее наряд мог показаться безвкусным, но, как опытный мужчина, он отлично понимал, какое прекрасное женское тело скрывалось под одеждой. Сколь божественной будет ее нагота.

Элоиза не была безвкусной. Она была воплощением сексуальности. И он хотел заняться с ней сексом. Очень хотел. Его это бесило. Раньше он полагал, что у него к ней иммунитет. Не сомневался в этом. Он цеплялся за воспоминания. О том моменте, когда узнал, что она была с его отцом. Это поможет ему держать дистанцию. Нельзя упрощать ей задачу. Позволять себе хотеть ее. И нельзя позволить себе забыть.

Они вошли в кабинет, и она глазам не поверила.

– Невероятно! – произнесла она. – Я понятия не имела, что частные самолеты могут быть такими… Это же дворец!

– Да. Как уже сказал, я часто летаю.

Ее взору предстала гардеробная рейка с платьями, и элегантный мужчина, готовый приняться за дело. Винченцо прошел к своему столу и опустился в кресло.

– Приступайте, Лучиано, – сказал он.

– Ты ведь не думаешь, что я стану раздеваться в твоем присутствии? – возмутилась Элоиза.

Отчего она так скромничает? Ей ведь приходилось залезать к нему в кровать. Лежать на нем, оседлав, как всадница. Целуя его. А теперь не готова раздеться при нем?

«А ты хочешь, чтобы она разделась?»

– Можешь не волноваться, – ответил он. – Вон там есть ширма. Переодевайся за ней. Но я буду оценивать каждое платье. Так что в комнате я останусь.

Вся процедура оказалась чистой воды пыткой. Винченцо вовсе не намеревался одевать ее в скромные наряды. И ни одно из платьев не отличалось избыточной скромностью. Блестящие позолотой, яркие и узкие. Фасоны, подчеркивающие талию, и разрезы едва ли не демонстрировавшие те части тела, которые следовало видеть только любовнику.

– Я… – Элоиза смотрелась в зеркало, шокированная отражением.

На ней было платье с золотым шитьем и глубоким декольте, которое подчеркивало округлую форму ее груди. Сзади вырез оставлял открытыми две ложбинки, и Винченцо знал, что находятся они прямо над ягодицами Элоизы. Мысль об этом вызывала у него эрекцию.

– Оно слишком откровенное, – произнесла Элоиза.

– Тебя это смущает?

– Конечно.

– По-твоему, ты плохо выглядишь? – Винченцо ощутил необходимость ее утешить, и сам толком не мог понять, что именно сейчас к ней чувствовал. Неуверенность в себе никогда не являлась его стезей, а потому он чувствовал себя гнусно. Просто не мог принудить себя быть жестоким с ней. По крайней мере, сейчас.

– Женщины с такими талиями, как у меня, не носят платья такого фасона, – сказала она.

– Почему это?

– Начнем с того, что на мне этот туалет может затрещать по швам. Это одна из проблем. Вторая заключается в том, что все это явно сшито на женщин модельной внешности. А не… таких, как я.

– Мир моды сейчас меняется. Может, ты не заметила.

Элоиза густо покраснела, и он подумал, не сказал ли чего-нибудь лишнего. В его понимании перемены были к лучшему. Он был мужчиной, любившим разнообразие. С его точки зрения, все менялось в лучшую сторону.

– Не важно, что там меняется, – парировала Элоиза. – Пока это нечто новое, а не общепринятое. Я буду находиться в одной комнате со своей матерью и выглядеть, как…

– Как ты будешь выглядеть? – У себя в саду она казалась такой уверенной и счастливой. Тут же согласилась помогать ему. Но сейчас вдруг менялась на глазах, как будто перспектива встречи с матерью лишала ее уверенности. Винченцо полагал, что Элоиза лжива и что ложью является вся ее жизнь. Их дружба, ее отношения с матерью… Ее чувства к нему. Но что, если хотя бы часть всего вышеупомянутого было правдой?

– По-моему, очень агрессивно, – заметил Лучиано. – Даже свирепо.

Элоиза поморщилась.

– Благодарю вас, но я вовсе не чувствую себя свирепой. Я чувствую себя… круглой.

– Ты говоришь так, будто в этом есть что-то плохое, – возразил Винченцо.

– Не нужно притворяться, – сказала Элоиза. – Ты прекрасно знаешь, что кости таза куда более модная вещь, чем таз как таковой.

– Я понимаю, что это мнение твоей матери, но оно имеет мало отношения к реальной красоте. Красота намного шире. На мой взгляд. И потом, на кого ты пытаешься произвести впечатление? На свою мать? Ты сама все сказала. Ее преференции нам ясны. Но я намерен показать тебя миру. И обещаю, твоя сексапильность будет замечена всеми.

– Люди будут сравнивать и комментировать.

– Возможно. Но твой любовник я, – ответил он. Собственные слова тут же вызвали у него приятное напряжение ниже пояса. – И на мой взгляд, ты великолепна. Не будь здесь Лучиано, я бы сорвал с тебя платье и овладел тобою прямо на полу.

Все должно было выглядеть фарсом. Игрой на публику. Но теперь ее притяжение казалось слишком реальным. Он приблизился к ней, хотя и не собирался. Ощутил ее запах. Тот самый, который помнил. Та юная девушка. Винченцо вспомнил ее прежнюю. И хуже того, он вспомнил себя прежнего. Молодого юношу.

Он склонился, провел рукой по ее шее и обнаженному плечу и прошептал ей на ухо:

– И максимум через тридцать секунд ты начала бы выкрикивать мое имя. Вот о чем я думаю, глядя на это платье.

И тут время остановилось. Он обо всем забыл. Забыл, зачем они здесь. Забыл, что должен соблюдать дистанцию. Дистанция между ними исчезла.

Элоиза густо покраснела. Казалось, до самых корней волос.

– Просто мне кажется… можно достигнуть той же цели, не выставляя все напоказ.

– У меня есть идея, – сказал Лучиано.

Он снял с вешалки изумрудного цвета платье и протянул ей. Элоиза скрылась за ширмой, а когда снова появилась, то казалась еще более прекрасной. Бархатное платье с открытыми плечами с точностью повторяло каждую линию ее тела, но в то же время не демонстрировало лишнего. Узкое до самых колен, дальше оно расширялось.

– Вот это мне нравится, – призналась она.

– Оно подойдет, – согласился Винченцо. На этот раз он держал дистанцию. – Но и предыдущее нужно подогнать. И еще, используйте ее мерки для повседневного гардероба.

– Мне нравится стиль ретро, – заявила Элоиза.

– Я получил хорошее представление о том, что может вам подойти, – вступил в разговор Лучиано. – Оба платья будут готовы, когда мы приземлимся. Остальные будут доставлены в течение суток. Я позвоню в студию и велю своим людям приниматься за работу.

– Благодарю, – сказал Винченцо. – Можешь одеваться.

– Правда? Могу?

– Конечно.

– А могу я воспользоваться ванной комнатой? – спросила она, исчезая за ширмой.

– Особого разрешения тебе здесь ни на что не требуется.

– Как раз в этом я не была до конца уверена.

Через минуту Элоиза вышла, снова одетая, затягивая полы рубашки в тугой узел. Винченцо захотелось обойти стол, развязать узел и расстегнуть все пуговицы. К сожалению, Лучиано все еще находился в комнате. Кроме того, он никогда не притронется к ней. Не иначе как на публику, для спектакля.

«Будет нелегко», – подумал он. И этого следовало ожидать. Он королевская особа. Для него существует мало запретов. А потому прекрасный спелый плод, к которому нельзя прикасаться, ему хотелось отведать, как никогда.

Элоиза вышла из кабинета. Винченцо поблагодарил Лучиано и вышел следом. Она воспользовалась ближайшей уборной, и он ждал ее снаружи. Выходя, она едва не столкнулась с ним и снова покраснела.

– Позволь, я покажу тебе твою комнату. Ванная там удобнее, чем здесь.

– Мне кажется, и эта недурна.

– Ты сможешь принять ванну.

– Неужели?

– Да. Ты намерена сердиться на все удобства, что я предлагаю? Смею напомнить, ты поехала добровольно.

– Да, – ответила она. – Потому что не хочу, чтобы кто-то снова контролировал мою жизнь. Не выношу этой мысли. Поэтому и согласилась. Так было проще. И лучше. Лучше, чем… альтернатива.

Его будто пронзило чувство вины. Непривычное для него чувство. И воспоминание. Винченцо вновь сомневался. И хуже того, все, что он знал об Элоизе, казалось, не имело значения. Он все равно хотел ее.

Стиснув зубы, Винченцо указал на дверь из красного дерева, дальше по коридору, и сказал:

– Тебе сюда.

Он открыл дверь, и взору Элоизы предстала великолепная комната с огромной мягкой кроватью. Он точно знал, что роскошная удобная ванна тоже понравится ей. Винченцо также знал, что если зайдет следом за ней, то может не устоять и предложить ей немедленно принять эту ванну вдвоем.

Ему не нравилось то, как он себя ощущал. Выбитым из колеи. Он не мог себе этого позволить. Не сейчас.

– Думаю, нужно, чтобы ты рассказал мне, чего именно ты хочешь, – сказала она.

Элоиза выглядела беззащитной, молодой. Выглядела не такой, какой являлась на самом деле. И она совсем не казалась дочерью своей матери.

Вот так все и происходит? Так женщины вонзают в мужчин свои коготки? Нет, это неподходящее сравнение. Ибо ее мать вонзила свои коготки в его отца ничуть не глубже, чем его отец вонзил в нее свои клыки. Они были вместе по взаимному согласию. Два ядовитых змея. И в то время, как Крессида Сент-Джордж причиняла страдания его матери, его отец с радостью причинял боль им обеим.

– Отдохни, – сказал Винченцо. – До Ариосты нам лететь еще пять часов. И сначала мы отправимся в мою квартиру, а уже оттуда во дворец.

Элоиза кивнула:

– Хорошо.

– И еще будет задействована пресса.

Ее это напугало, и испуг казался искренним.

– Тебе не нужно ни о чем беспокоиться, – заверил он. – Просто следуй за мной и делай все, как я тебе скажу. А еще смотри на меня с обожанием. Будто я солнце, луна и звезды. – Он помедлил. – Когда-то у тебя получалось.

– Да, – сказала она, и глаза ее вдруг наполнились слезами. – Но ты ведь ту ночь не запомнил. Тогда я вернулась с небес на землю, и с тех пор уже не пыталась дотянуться до звезд.

Сказав это, она закрыла перед ним дверь, и он остался в коридоре, с тяжестью в груди.