Читать книгу Среда обитания - Михаил Ахманов - Страница 4

Гуляю!

Когда у человека есть пять сотен, а в перспективе – выгодный контракт, можно и погулять. Правда, монеты еще не в моем обруче, но для веселья и гульбы хватит прежних накоплений. Веселюсь я скромно, так как деньгами швыряться не привык; все, что мне нужно, – посидеть с парой приятелей в Тоннеле, поговорить и оттопыриться, свернуть кому-нибудь челюсть, ну и, само собой, наведаться в Колонны Развлечений. Не вниз, где пляски и всякие зрелища для недоумков, а к одалискам, на самый верх.

После той грудастой блондинки, которую я сплавил диггерам, дома я их больше не держу. Надоедает с одной и той же, да и места нет. Криоблок большой, но оборудован под биота, а при моих занятиях Пекси гораздо полезнее, чем десять кукол для постели. Кукол я найду, притом с гарантией, что новая будет получше старой, а с Пекси все наоборот. Мы с ним привыкли друг к другу, и, хоть считается он тварью неразумной, я его отлично понимаю. Не звуки, конечно, а движения – как он дергает крыльями, когда устал, или вытягивает хоботок, ежели пришла пора кормиться. С биотом из общественной конюшни такой контакт не установишь, а с одалиской – нет проблем. Была бы монета, и никаких тебе сюрпризов.

Живу я в Алом секторе, в той части леса, что поближе к Центру, так что Пекси пришлось потрудиться, пока мы добрались домой. Я скормил ему банку нектара, оставил в рабочей зоне патмента и завалился спать. Первую четверть проспал (все же лазать по стенам – дело утомительное!), после принял душ, привел броню в порядок, сменил батарею в нагрудном щитке и решил, что загляну в Колонны, а пировать отправлюсь к Африке, в Тоннель. Надел хламиду попросторнее, нацепил браслет, сунул нож за голенище, потом пошел будить шмеля.

Он дрых у шлюза. Манера у него такая: если утомлен, то тычется под стенкой, где криоблок, и подергивает крыльями, если раздражен, выписывает по полу восьмерки, а если лезет к шлюзу, значит, собирается в полет. Это совпадало с моими планами, и, растолкав Пекси, я навьючил на него седло. Потом раскрыл диафрагму шлюза.

За шлюз приходится платить отдельно, как за нестандартное устройство в патменте. Но мне не хочется держать шмеля в конюшне на ярусе биотов – я ведь не подданный, тружусь в любое время суток, и транспорт всегда должен быть поблизости. Без шлюза, получается, не обойдешься, а это сорок три монеты в год. Плюс, разумеется, налог за охотничью лицензию и плата за жилье и сверхнормативное потребление, плюс транспортный сбор, плюс остальное-прочее… Когда я служил в Охране Среды и пользовался льготами, расходы были, конечно, поменьше, зато доходы… В общем, на жалованье комеса не разгуляешься.

Ствол, в котором я живу, считается довольно респектабельным. Жильцы – из подданных Первой Алюминиевой, Треста Цветных Металлов и других могущественных фирм, все больше – старшие партнеры, а кроме того – чиновники ВТЭК и ОБР, не крупное начальство, но и не крысиная моча. Есть кое-кто и посолидней: прямо подо мной – магистр Ганг из Службы Эвтаназии, а под ним – еще один магистр, почтенный Сенегал из ГенКона. У этого роскошный патмент с галереей и через день – гулянки; бывает, слетается столько гостей, что на балконе от биотов тесно. Но звуковая защита у Сенегала хорошая, и писк одалисок меня не тревожит.

Надев широкий пояс, я пристегнулся ремнями к седлу, и мы порхнули вниз с четырехсотого яруса. До купола – рукой подать, а до земли – не меньше километра; пропасть, а на самом дне, за сетью безопасности, текут дорожки, окрашенные в алый цвет, поблескивают купола и шпили, мелькают яркие огни и тянутся, пересекаясь и ветвясь, воздушные улицы да переходы. И всюду – народ, народ, неисчислимые громады!.. Велик Мобург и многолюден, хотя и не самый гигантский из куполов – в Хике, Фрисе или Норке жителей побольше. Но больше и свар, поскольку в этих городах расположены королевские резиденции. Дело известное – где короли, там драки! Лично я предпочитаю жить в местах спокойных и драться подальше от собственного патмента.

Как все шмели, Пекси любит летать высоко, на уровне скафов и авиеток. Движение тут не слишком интенсивное: скафы – транспорт грандов и коммунальных служб, а что до авиетки, то с ней не каждый управится. Она в отличие от биота неживой предмет, поглядывать нужно, куда летишь, а если не разглядел, свалишься в сеть. Что в зависимости от последствий может улыбнуться штрафом или каторгой у диггеров. Это уж как Вершители посмотрят!

Мы обогнули соседнее здание и понеслись в редком потоке жужжащих биотов. Слева – шмель, справа – шмель, впереди – три шмеля и авиетка… Внизу мельтешат пчелы и осы, под ними поблескивает сеть, и кто-то в ней уже барахтается, у перехода из сто двадцатого в сто девятнадцатый ствол. На том шмеле, который справа, – девушка в передничке, раскрашенная золотым и синим, слева – рыжий парень, разодетый в шелк. Видно, щеголь из богатых: пояс наездника сияет радугой, трико в обтяжку, куртка с разрезными рукавами и бляха какой-то неведомой фирмы. Девица заметила меня, сдвинула маску, стрельнула глазами туда-сюда и поманила пальчиком… Улыбнувшись в ответ, я покачал головой. Не люблю раскрашенных, предпочитаю натуральные оттенки. Опять же – многовато золота, сверкает и слепит, не разберешь, какие у девчонки груди и есть ли что-то вообще на положенном месте.

Ну, гниль подлесная, обиделась!.. Насупила брови, резко опустила маску, стукнула по панцирю шмеля… Тот зажужжал сильнее, заработал крыльями и пулей ринулся от нас, а мы с Пекси неторопливо повернули в Бирюзовый сектор и пронеслись над улицей-мостом, соединяющим два ствола с открытыми террасами. Приметные такие здания, не круглые, как большинство жилых стволов, а собранные в виде многогранных призм. Жилище подданных «Тригоны», одной из Компаний Армстекла… Эти не из моих кормильцев, так как друг с другом почти не воюют: рынки поделены и производственные квоты расписаны на сотню лет вперед.

Дорожки внизу сменили алый цвет на бирюзовый, попетляли среди оснований стволов и разбежались, огибая хрустальный овал Большой Арены с бушующими толпами. Гул и рев, словно под люком воздуховода, и на трибунах черным-черно – не иначе, травля крыс! Но кровь, похоже, не лилась, и, приглядевшись, я понял, что развлечение сегодня мирное – тараканьи бега.

За Ареной, на границе сектора и городского Центра, высились здания ОБР, стоявшие тесным квадратом: Службы Вершителей Правосудия и Охраны Среды, Службы Эвтаназии и Медконтроля, Службы Ремонта и Службы Диггеров. Эти стволы массивней и шире жилых и связаны через десять ярусов крытыми галереями; внизу – шлюзы и шахты, ведущие к уровню коммуникаций, вокруг – зона отчуждения, а по ее периметру – блокпосты, стационарные излучатели и огнеметы. Крепость, цитадель! Но я здесь не трудился, я был комесом в филиале, в Лиловом секторе.

Световые столбы по периметру зоны упирались в купол, но Пекси к ним не приближался – биоты не любят сильного света. Оставив крепость позади, мы понеслись над магистралью, что разделяла Центр и выходившие к его границе сектора; с одной стороны тянулся лес жилых колонн, с другой – открытые пространства площадей, Смольной и Сенной, Дворцовой и Красной, с огромными зданиями ратуши и ВТЭК, Музейного комплекса, Криобанка и сотней стволов, где размещались фирмы, компании, лиги, союзы, ассоциации и тресты. Цоколь каждой колонны Центра был украшен и отделан по-особому, в виде фантастических сооружений с арками, лестницами, башнями и разноцветной росписью стен; над этой причудливой архитектурой вставали полупрозрачные призмы и цилиндры из армстекла, сиявшие яркими огнями.

В других куполах, где я бывал, центральные зоны тоже выглядят странновато, и в каждом городе странности свои: в Паге, скажем, масса шпилей и остроконечных крыш, а в Норке, Фрисе и Лоане цоколи стволов – огромные прямоугольники из стеклянных пластин в стальных и алюминиевых переплетах. Зачем это сделано древними? Загадка! Что означают названия улиц и площадей, такие, как Пикадилли в Доне или Сенная в Мобурге? Тоже загадка! Мадейра, мой приятель, утверждает, что эти слова пришли не из Эпохи Взлета, а с более ранних времен и что они имеют некий таинственный смысл. Возможно, имена богов, героев или названия пещер и шахт, в которых жили предки… Впрочем, Мадейра – блюбразер, и хоть достойный человек, но склонен привирать и фантазировать.

Я почесал шмеля под челюстью, мы развернулись и ринулись вниз, лавируя среди других биотов. Ветер засвистел в ушах, огни на ближнем здании слились ало-желто-зеленой лентой, купол вдруг подпрыгнул, будто стволы, вырастая, толкнули его в сияющую высь, плотная туча пчел под нами разредилась, и мы скользнули сквозь нее к отверстию в сети. Пекси на мгновение завис, громко жужжа и подогнув брюшко, камнем упал в отверстие, затормозил, расправив крылья, и плавно спустился к переходу меж двух Колонн.

Меня всегда поражало изящество, с каким биоты маневрируют, и их волшебный дар запоминать дорогу. По словам Мадейры, им помогает древний инстинкт, усиленный в процессе генной реконструкции, – способность перемещаться в стае и ощущение гнезда. Не буду спорить – тут Мадейра, вероятно, прав. Мне кажется, что Пекси в самом деле воспринимает купол как свое огромное гнездо, где есть маршруты для прогулок и поиска еды и есть безопасное место для отдыха. Как и другие биоты, он помнит любую дорогу, в конце которой его накормили, и я не изменяю этому правилу.

Подскочил знакомый служитель в пестрой упаковке Лиги Развлечений.

– Банку нектара для моего шмеля. – Я потрепал Пекси по загривку. – Что у нас новенького, Дублин?

Тот осклабился:

– Для вас, дем Крит, новье всегда найдется. Хотите маленьких и желтеньких? Или эксклюзив из Линна?

– Нет, не хочу. Пробовал! Желтые тощие, а у линнских кукол отвислые зады.

– Черные есть, из Кайры. Большая редкость, спецзаказ для Третьей Алюминиевой! Лишнюю партию сделали… так, нелегально… для нас… Ах, какие груди… и зады!.. – сообщил он громким шепотом и закатил глаза.

Спецзаказ, большая редкость… Купол вам на голову! Чего не придумают, моча крысиная, лишь бы монету содрать! Но вслух я одобрительно хмыкнул и зашагал к ближней Колонне.

Их два десятка, этих Колонн, и основания их оформлены как башни, квадратные или круглые, с проходами, арками, декоративными шпилями и звездами на них. От башни к башне тянется стена со множеством зубцов, огораживающая довольно большую территорию: парк аттракционов, лавки, оттопыры, допинги – словом, все, что нужно клиентам для счастья. Цвет стены и башен красный, и потому, должно быть, площадь перед этим комплексом так и зовется – Красная. На другой ее стороне торчат здания ГенКона, пять зеленоватых стволов с длинным общим цоколем – точно подпирающая купол пятерня.

Сейчас, в середине второй четверти, площадь была пустынной, и лишь у генкомовской пятерни виднелась россыпь крохотных фигурок. Там всегда кто-нибудь маячит и требует чего-то отменить либо добавить: то капсули, которым подавай дешевых одалисок, то сексуальные меньшинства, то танкисты с хоккеистами или блюбразеры – те выступают против насилия над человеческой природой. В этот раз, похоже, были феминистки из «Сопротивления», бабы скандальные и злые. Кукол-мужчин им захотелось! ГенКом бы рад, да не выходит – делали, пытались и не добились ничего. Проблемы с эрекцией, гниль подлесная!

К счастью, у меня таких проблем пока что нет. Свидетелей тому – орава; само собой, не безголосые одалиски, а любая из моих подружек, прошлых или нынешних. Эри, Кама, Атланта, Ява или Одда…

Поднявшись к трехсотым ярусам, я изучил экспозицию. Час разглядывал, не меньше, гуляя по залам с высокими сводами; кукол в них не счесть, а я – клиент разборчивый. Были там маленькие и покрупней, рыжие, блондинки и брюнетки, с желтой, розовой и смуглой кожей, тощие и пышные, с разнокалиберной кормой, грудями и остальным хозяйством, с имитацией пупка, с раскраской и с татуировкой. Черные тоже нашлись, и Дублин не соврал: правда, спецзаказ! В ГенКоме черных лепят без затей, меняя при клонировании пигментацию кожи, но эти были натуральными: волосы колечками, губастые и плосконосые. Сразу виден редкий генетический материал, какой, пожалуй, только в Кайре и остался.

Я выбрал рыжую с зелеными глазами и одну из черных, стройную, высокую и в теле. Рыжая умела ахать и хихикать и обошлась мне в две монеты, а черная – так в целых пять! Но стоила того. С ними я позабыл о Джизаке и щеляках, убитых мной, которых, надо полагать, уже перемололи на компост. Забыл и о времени. Чтобы забыть, монет не жалко; монеты – прах, а вот дурные мысли… Впрочем, нельзя сказать, чтобы меня терзала совесть – трупов я повидал и понаделывал немало, к тому же Джизак был, несомненно, мерзавцем. Ну, а пятьсот монет – это всегда пятьсот монет… Однако я крови не люблю, и если уж пришлось в ней искупаться, стараюсь поскорей расслабиться. Лучший способ – широкая постель и пара одалисок плюс «веселушка» или еще какая оттопыровка… ну, хорошая еда, приятели, беседа… Еще бы ребра посчитать кому-нибудь или заехать под дых…

Кончалась третья четверть, когда я покинул Колонну с чувством приятной усталости. Пекси, деловито жужжа, влился в поток шмелей и авиеток, который стал заметно гуще, так же как и толпа на дорожках под нами: рабочее время истекло, и подданные разбредались по домам. Не все, конечно, – многие летели в Центр, намереваясь развлечься и встряхнуться. Ну, а мы уже встряхнулись… Самое время к Африке, в Тоннель!

Он расположен в Бирюзовом секторе и тянется километровым зигзагом от леса и секторального инкубатора до первых стволов подлеска. Само собой, примерно – на самом деле никто не скажет, где тут первые стволы, а где вторые. Граница, однако, есть, незримая, но реальная; рубеж, за которым законопослушность жителей Мобурга падает в таком же быстром темпе, как их доходы.

Тоннель проложен в ярусе коммуникаций, а для чего и почему – погребено во тьме веков. Может быть, тут находилась база диггеров или стоянка их машин – полости и штреки в стенах Тоннеля весьма для этого подходят. Теперь в них масса заведений: десяток допингов и оттопыр (в одной даже пузырь подают), конторы агентов – вербовщиков и перекупщиков, множество различных лавок и даже тупичок, в котором обосновались блюбразеры. Есть места и вовсе экзотические, с бракованными одалисками о четырех грудях или же с манки, хотя я сомневаюсь, что манки настоящие – скорее куклы с шерстью на лице. Еще есть галереи с коллекционными вещицами из дерева и всяким барахлом, какое пачкуны таскают из Отвалов: древние компьютерные чипы, битая посуда, картинки, украшения, огромные диски из перламутра и пластиковые книги Эры Взлета. Читать их никто не умеет, но стоят они выше купола. Большая редкость!

Мы опустились на площадке у конюшни, рядом с изящными хрупкими осами и парой толстых пчелок. Пекси недовольно загудел – ос он не любит, и причина этой неприязни для меня загадочна. Возможно, осы кажутся ему таким же суррогатом шмелей, как одалиски – суррогат обычной женщины? Эта мысль заставила меня улыбнуться. Загнав шмеля в конюшню, я пошарил в сумке за седлом, вытащил банку нектара, скормил ее Пекси и велел ему спать. Криоблок тут уютный, не хуже, чем в нашем патменте.

У конюшни, встроенной в цоколь инкубатора, движущаяся дорожка разбегалась: налево – к жилым стволам, направо – в соседний сектор, прямо – под арку и вниз, к Тоннелю. Народа здесь – не протолкнешься, большей частью капсули и Свободные, Черные Диггеры, наемники, торговцы, однако встречались и подданные. Кое-кто с охраной, в паутинном шелке и при маске – коллекционеры-богачи, любители шарить по галереям да шопам. Другие попроще, группами, татуированные, размалеванные – эти приехали повеселиться в допингах и оттопырах, на манки поглазеть и посчитать у одалисок груди. Еще попадались типы из Лиги Развлечений, всякие инверторы и диззи, танкисты и хоккеисты; кто голышом и тоже размалеванный, кто в фантиках от Пармы или в голографических обертках. Глядя на них, я вспомнил о Парагвае, потом про трупы в Крысиной Щели и помрачнел.

Дорожка под ногами надломилась, сделавшись ступенькой, и наша компания поехала вниз. Богачи и капсули, танкисты и торговцы, наемники, диггеры, частные стражи… Запахи пота и «веселушки», «писка» и «стук-бряка», разгоряченных женских тел и парфюмерии… Еще не давка, но уже теснота… Какой-то раскрашенный ублюдок прижался ко мне, пытаясь сунуть руку под мою хламиду. Я двинул его протезом в ребра и спросил:

– Любишь Охотников, моча крысиная? Погоди, спустимся, я тебя покрепче приласкаю!

Ублюдок икнул и исчез. Спуск закончился. Ступеньки движущейся лестницы одна за другой уходили в узкую щель, выбрасывая в пространство Тоннеля шеренгу за шеренгой. Ораву за оравой… Сорок-пятьдесят орав – громада, население ствола… Толпы людей под ярко светящимися сводами, шум и гам, выкрики и смех, шарканье ног, ровный гул воздуховодов… Тысячи глаз, тысячи лиц, тела под легкой тканью или краской, чьи-то спины, чьи-то локти… Суета, толкучка!

Однако не успели мы дойти до первого зигзага, как народ рассосался. Вроде невелик Тоннель, а емкость не меньше, чем у Колонн Развлечений, и каждому хватает места, даже капсулям. Есть и пить им не на что, но побродить по улице и выпросить подачку не возбраняется – тоже Свободные, как-никак.

Сразу за зигзагом – тупичок блюбразеров, а по другую сторону – «Подвал танкиста». В тупичке было тихо и темно, а из «Подвала» доносились топот, стук и протяжные завывания – кажется, читали стихи. Проскользнув мимо тупика, я сунулся в узкую щель и, спустившись по ступенькам, попал в извилистый и темноватый коридор, от которого слева и справа отходили проходы – к соседям-блюбразерам и к винной лавке Факаофо. Стены тут были из голого камня, шершавого, почти не обработанного, но пол гладкий, не споткнешься. Держась за стену, я миновал коридор и очутился в допинге Африки. Собственно, у него не допинг и не оттопыра, а настоящий шалман с отличной кухней и залом, разделенным стенкой: в одной половине пачкуны сидят, в другой – Охотники и прочая публика. Так сказать, черви отдельно, и фрукты отдельно… Но в остальном помещения схожи: освещены скудновато, и в каждом по восемь длинных столов, скамейки и раздаточный автомат. Рядом с ним прилавок и окошко в кухню. На кухне Африка – толстый, в белой хламиде с сальными пятнами; лохмы свисают до плеч, глаза навыкат, а между сизых щек торчит огромный хобот-нос. Жуткая рожа, но не думаю, что он ее когда-нибудь изменит – говорит, привык за сотню лет.

– Урр! Комес! – зарокотал Африка, поводя огромным носом. – Еще живой? И даже целый?

Он всегда зовет меня комесом, как в те годы, когда я у обров служил. Уважает!

Подтвердив, что цел и жив, я сел и осмотрелся. Клиентов вроде бы немного: в одном углу компания вербовщиков, в другом – трое подданных с девицами, и кто-то еще подальше, у самого входа, – в сумраке не разглядишь. А за моим столом – знакомые фигуры: Хинган, Мельбурн, Толедо и Микатарра. Хинган – Охотник в зрелом возрасте, давний мой приятель, Мельбурн и Толедо – наемники у «Зелени», а Микатарра крутится туда-сюда среди наемников и Охотников. Хорошая малышка! Я с ней раза три покувыркался.

Мы стукнулись браслетами.

– Откуда, корм крысиный? – полюбопытствовал Хинган.

– От одалисок, не видишь, что ли? С лица спал и еле на ногах стоит, – пояснила Микатарра. Голографическая обертка на ней переливалась радужными красками, в такт мерцавшему на шее ожерелью.

– Ты голопроектор выключи, – отозвался я. – Выключи, и поглядим, что у меня стоит и как.

– Пригласишь к себе, выключу. Но боюсь, что толку от тебя не будет.

Я перестал храбриться и подтвердил со вздохом:

– Сегодня не будет. Что пьем?

Пили грушевое винцо, а Микатарра пробавлялась «писком». Так себе оттопыровка, не «разрядник» и не «отпад». Тем более не «шамановка» – от этой сразу улетаешь.

Африка высунул в окно лохматую башку:

– Жрать будешь, комес? Свиные котлетки есть, грибы, соевый бифштекс и…

– Мясных червячков давай, с капустой, – перебил я. – Мидий, студень из улиток, крем-икру, джем из бананов и фрукты. А вместо грушевки – пунш… Медовый!

Хинган одобрительно хмыкнул, Мельбурн в восторге закатил глаза, а Микатарра облизнула губки и придвинулась ко мне поближе. Ее призрачный наряд на мгновенье растаял, явив упругую грудь и точеные плечи. Я шлепнул ее пониже талии.

– Гуляем! – завопил Толедо и грохнул кружкой по столу. Вербовщики оживились, троица подданных тоже проявила интерес, и я на всякий случай уточнил:

– Сюда подавай, Африка, на этот стол. Но приготовь с запасом – может, кто из наших подойдет.

Те, кто не наши, увяли. Хинган поглядел на них, ухмыльнулся и спросил:

– Выгодный контракт, э? Партнер не нужен?

– Не нужен. Сам справился. Вчера.

Мельбурн с Толедо переглянулись, Хинган почесал шрамы на шее, Микатарра прижалась ко мне коленкой и нюхнула «писка», но никаких расспросов не последовало. Обычай такой – не спрашивать. Вот ежели в партнеры пригласят… Это в фирмах и компаниях партнерство номинальное, чтоб подданных уважить, а у нас, Свободных, партнер роднее брата и сестры. Тем более что их не сразу и найдешь, сестер своих и братьев, а партнер – тут, рядом, искать его не нужно…

Лет двенадцать назад мы с Эри были партнерами. Я с сабирской заварушки возвратился – с той, где панцирь раздобыл, – вернулся, значит, и выправил лицензию Охотника. А у нее лицензия уже была – у Фиджи, отца своего, отучилась, и он расщедрился ей на лицензию. Редкий случай по нынешним временам! Ну, сделались мы партнерами… и не только… Потом разбежались. Бывает… Было и прошло.

Африка метнул из окна контейнер с пуншем, потом холодные закуски и начал жарить червячков. Упоительные ароматы! Под них мы умяли крем-икру, мидий и студень, и Хинган, чтоб скрасить ожидание, поведал, как охотился на крыс, но не в мобургских Старых Штреках, не в Яме Керулена, а в Мокрой Полости под Фрисом. Полость была одним из первых куполов, разрушенных землетрясением, и с Фрисом до сих пор ее соединяют ходы и тоннели. Можно было бы их завалить, однако гранды Оружейного Союза откупили Полость и ездят туда развлекаться с гостями, щелкать крысюков. Опасное занятие! Против крысы ни пуля, ни разрядник не помогут, только огнемет…

Хинган подробно описал, как эти милые зверюшки съели Ольберга, магистра из Цветных Металлов, слопали с броней, костями и четырьмя охранниками, а пятому, который жив остался, чуть не откусили голову. Тут и наши червячки сготовились. Африка выплыл из кухни с огромным подносом, шлепнул его на стол, вытер лапы о хламиду и принюхался. В самом деле, пахло соблазнительно. Мы выпили за удачу – все же Хинган и был тем пятым с чуть не откушенной головой – и приступили было к червякам, но тут мигнул экранчик на моем браслете.

– Кого еще несет… – пробормотал я недовольно, но вызов принял. Не исключалось, что меня желает видеть Лима – с приятным сообщением о сумме нового контракта.

Это оказалась Эри. Надо же! Недавно вспоминал…

Я уменьшил изображение. Ее головка размером с ладонь повисла у моего плеча.

– Крит? Ты где, Крит?

– У Африки в Тоннеле. Ем червяков.

Пауза. Затем она сказала:

– Встретиться бы надо, Крит.

– Так приезжай! Черви еще не остыли.

Она нерешительно опустила взгляд. Совсем несвойственное ей выражение!

– Лучше… лучше если ты придешь. Не позабыл еще, где я живу? Тут допинг есть, на третьем ярусе… «Сине-Зеленый»…

К себе не приглашает, отметил я. Ну, что ж, в допинг, так в допинг… Не тот ли, про который мне Парагвай толковал, щеляк-хоккеист?

– Приду, но не сегодня. Я, понимаешь ли, не один.

Микатарра, хмурясь и ревниво поджимая губы, разглядывала Эри, остальные поглощали червяков и не прислушивались к нашей беседе. Народа по соседству стало больше. Явился бизибой в шелках, с двумя охранниками, понюхал воздух и тоже соблазнился червячками. Вербовщики, кроме одного, ушли, а к этому подсели десятка два наемников, то ли отметить сделку, то ли договориться о чем. Подданные с девицами хихикали, шастали к раздаточному автомату, а после тихо оттопыривались у себя в углу. Тип, сидевший за дальним столом, сосредоточенно жевал, склонившись над тарелкой.

– Сегодня не стоит, – сказала Эри. – Поздно. Он спит.

– Кто – он?

– Дакар. Завтра приходи.

– В начале последней четверти, – предложил я, соображая, что трех часов мне хватит, чтобы разделаться с «Хика-Фруктами».

Она кивнула и отключилась.

– Красотка! – вымолвил Толедо и причмокнул. – Я бы с ней…

Хинган проглотил кусок и ухмыльнулся:

– Заткнись, крысиные мозги! Эта красотка из тебя ремней нарежет и бантиком завяжет. Если останется что завязывать…

Они с Эри знакомы. Когда-то Хинган был партнером Фиджи, ее отца. Фиджи погиб лет восемь назад, в Буэносе, во время драчки между Компаниями Стволов. Пустяковый конфликт, однако для него последний.

Мы доели червяков, выпили пунш и закусили банановым джемом с фруктами. Я несколько отяжелел. Микатарра, обхватив меня за шею и обдавая сладким запахом пунша, зашептала:

– Ну, как? К тебе поедем или ко мне?

– В другой раз, малышка.

Поднявшись, я окликнул Африку, сунул обруч ему под нос и рассчитался. Хорошо посидели, на девять монет. Теперь бы кости поразмять… Но подходящих кандидатов не было, а задираться первым я не привык.

Хотя, если выбраться в Тоннель…

Шагая по темному узкому коридору, я думал о разговоре с Эри и вспоминал, кто же такой Дакар. Имя как будто знакомое… Ее приятель, очевидно; что-то она толковала про этого Дакара год или два назад. Вроде он из Лиги Развлечений, но не какой-нибудь младший партнер, а диззи или инвертор, то есть парень состоятельный. Однако с причудами! Какие причуды, я не помнил: может, по щелям таскается, как Парагвай, может, дрыхнет под сонную музыку две четверти из четырех. С этими, из Лиги, всякое бывает… есть такие, что творят во сне, а в промежутках хлещут вино да нюхают «шамановку».

В этот момент я вдруг сообразил, что слышу тихие шаги. Очень тихие и осторожные, будто кто крадется за спиной… Секунда, и я уже катился по полу, а надо мной с шипеньем проносились молнии: одна, вторая, третья… Стреляли из разрядника, не очень мощного, но мне бы без брони хватило. Сожгли бы или поджарили – если б, конечно, попали. Но попасть в меня непросто. Даже после крем-икры, мидий, пунша и тарелки с червяками.

Стащив хламиду, я швырнул ее вверх и потянулся к ножу за голенищем. Сверкнул разряд; в призрачном голубоватом свете моя обертка походила на черную фигуру, что ринулась в атаку на противника. Снова выстрелы, хищное шипение, слепящий блеск разрядов… Запахло паленым, и я, приподнявшись, метнул клинок. Что-то булькнуло в темноте, заклокотало, закашляло, потом раздался хрип – очень знакомые звуки, когда протыкают глотку ножом. Не медля, я вскочил, сделал семь шагов, споткнулся о мягкое, рухнул на колени и, нашарив чьи-то пальцы, вырвал из них разрядник. Пальцы были еще теплыми, но вялыми. Хрипы и бульканье стихали.

Слева – проход в тупик блюбразеров, справа – к лавке Факаофо… Мгновение я размышлял, куда затащить мертвеца, потом ухватил его за ноги, направился к левому проходу, бросил на пол обмякшее тело и возвратился за своей хламидой. Она была пробита в трех местах. Неплохие результаты! Ничего не скажешь, работа профессионала…

Я выдернул нож, вытер его об одежду убитого, почувствовал гладкость дорогого шелка под ладонью и холод металлического значка. Поднял разрядник, выпалил в потолок. Сверху посыпалась пыль. Фиолетовые молнии разорвали темноту, света хватило на секунды, но больше и не надо – трупы я осматривать привык. А еще – помнить одежды и лица.

Рыжий парень в трико и куртке с разрезными рукавами – тот, сидевший у входа, тот, которого я видел на шмеле… При нем имелся обруч без эмблемы и бляха с лаконичной надписью: «Каир». Не знаю такой корпорации, фирмы или лиги и совершенно не помню, какие у меня с ней счеты! Надо полагать, что никаких. Считывателя с собою нет, личность рыжего не установишь, а обруч, надо полагать, поддельный… Браслеты без клейма мне никогда еще не попадались.

Но все же я забрал значок и обруч. Оставив труп рыжеволосого во мраке у каменной стены, я быстро выбрался из Тоннеля, разбудил шмеля, поднялся в воздух меж засыпающих стволов, мерцавших тусклыми огнями, и полетел домой. Одна-единственная мысль мучила меня: не подослал ли убийцу Борнео, гранд из «Хика-Фруктов»?

Конечно, бывают и случайности, бывают и ошибки, тут ничего не поделаешь. Но я недоверчив и не люблю ошибок, которые касаются моей персоны. Тем более когда мне обещали деньги, да еще не заплатили.

Все-таки пятьсот монет – сумма немалая, а должник всегда наполовину враг.