Читать книгу Катапс - Михаил Алексанянц - Страница 3

Я сидел и стоял. В смысле: сидел в машине, а стоял в пробке. Я тогда работал менеджером по продажам фальшивых лекарств бабушкам по телефону за сорок тысяч баночка в бизнес-центре Плаза, что на Красносельской. Водил я Фордфокус и вот на нем выехал с парковочки и встал. Впереди была эстакада, а чуть дальше – Сокольническая высотка бизнес-класса с бассейнами на крыше, видовыми квартирами с окнами в пол и пентхаусами с персональными лифтами на последних этажах. Еще лет пять – и можно прикупить там квартирку в ипотеку.

Вечерний боковой свет делал здания оранжевыми, как в той песне, а небо ванильным, как в том фильме.

Но этот выхлопной газ, но эти грузовики, но эти резкие и всегда неожиданные, хоть и постоянные, взвизгивания сигналов соседних машин, но эта жара, но этот непомогающий кондиционер, потом-таки помогший, но заморозивший меня. И никуда не пробиться. И никуда не добраться. Как я это ненавижу. Сколько раз в порыве я этому городу желал сгореть в адском пламени. Потом, конечно, раскаивался, вспоминая сколько чудесных людей здесь живет, особенно пенсионеров, – это только тех, что я знаю. А скольких чудесных людей я не знаю? А зря. А знал бы, квартирка ближе бы была, моя квартирушка, хотя бы однушечка, пусть даже с видом на выхлопные газы дорожные, зато поближе куда-нибудь к пентхаусу, может, под ним прямо, авось встретишь в лифте Человека: «Как ваше не хочу?», посмеетесь, а там и дальше до чего дойдет, а если дамочкой окажется с ножками, как эта в Лексусе рядом? А, ну да, у них же отдельный лифт, забыл… А эта в Лексусе небось туда и едет, сучка с надутыми губами. Она поймала мой взгляд снизу (лексус – джип) и презрительно отвернулась, как будто попробовала лимона, и у нее вскочила оскомина.

И вот. Раскаивался. Но в следующей пробке опять я срывался. Никуда не пробиться, никуда не сорваться. Ненавижу этот город. Ну, это я уже рассказывал.

И тут мои саморефлексирующиеся, как говорится (психологами), вернее раньше говорилось (психологами), мысли прервались. Я увидел сквозь лобовое стекло второе солнце.

Аж шею свело. Но это действительно: в небе что-то ярко светилось, так же ярко, как солнце, даже, может ярче, чем солнце, ну, или почти так же ярко, как солнце. Я пригляделся. У второго солнца был малозаметный, то пропадающий, то сызнова возникающий – такой, в желтых тычинках – хвост.

Что? Комета? Так близко? Я не мог уверовать в свои глаза. Я, было, включил радио, чтобы послушать, не говорят ли чего про нее по нему. И тут она посинела, потом стала фиолетовой, потом стала красной, потом стала желтой, потом стала зеленой. Потом, будучи уже опять белой, сорвалась со своего места на небе и резко упала вниз, на Землю. И воткнулась прямо в мою блестящую стеклянную Сокольническую высотку.

У меня только успела смекнуться мысль: «Выскакивай из своего Фордфокуса!!» Но я ничего не успел. Взрывная волна за долю секунды дошла до меня.

Вот что я увидел.

Это было последнее, что я увидел – в общепринятом смысле слова «увидел». После этого я, конечно, тоже много чего видел, но уже не теми глазами.

Высотка крошится на маленькие блестящие кусочки и сдувается вбок, как пыль одуванчика. Вместе с ней выкорчевывается дорога вместе с насыпью и превращается в асфальтовые огрызки, которые тоже улетают в сторону. Следующей срывается с устоев эстакада, которая уже ближе ко мне. У нее – та же участь: уже в воздухе, летя, она атомизируется в пыль вместе с машинами, которые были на ней. И вот дошло дело до меня. Сиденье вырывает у меня из-под задницы вместе со всей машиной. Я ловлю взглядом один кадр: машина надо мной висит в воздухе, ее корежит, выкручивает винтом, рвет. В последний момент успеваю заметить, что руль уже торчит где-то снаружи этого металлического месива, как круглая дверная ручка, прикрученная к куче дерьма, и следующий момент – ее уже нет, тоже – в пыль, которую унес ветер.

Я стою на земле с задранной вверх головой и вижу, как расчищается небо от всей этой пыли и становится чистым-чистым-чистым и таким синим, что в глазах режет. Такое синее небо я видел только раз в детстве, после того как отчим, после того как я вышел из больницы, после того как он наказал меня, купил мне билет на самолет. И то не такое. Я посмотрел вниз, на ноги. А они – босые и стоят не на асфальте, а на зеленеющих прозрачных на свету травинках. А на месте той высотки не котлован изуродованных коммуникаций, как полагалось бы, а нетронутый густой лес круглыми вязаными шапочками.