Читать книгу Правда о лжи - Михаил Барщевский - Страница 3

Зима в тот год была лютая. Морозы трещали, словно дрова в костре. Снежные шапки покрывали деревья полуметровым слоем.

На стареньких скрипучих качелях сидела Ольга, Петр раскачивал ее. Ольга смеялась:

– Петь, давай еще выше!

Петр с умилением смотрел на девушку, не переставая улыбаться счастливой детской улыбкой. Он просто млел от ее смеха, голоса, сияющих глаз под светлой челкой, которая задорно выбивалась из-под вязаной розовой шапки.

– Да куда же еще выше, бесстрашная ты какая, Олька! Слезай давай. Холодно.

– Крылатые качели летят, летят, летят, – напевала девушка.

Рядом на скамейке курил Глеб. Петр отпустил качели, подошел к нему:

– Глеб, тебе письмо с географического пришло?

– Да, вчера. В апреле у них День открытых дверей. Надо ехать. Но ехать не на что, денег совсем нет. Отцу и матери зарплату за последние три месяца выдали ватманом в рулоне. Охренели! Говорят, закроют скоро наш родной НИИ.

Петр вздохнул:

– Да, я это тоже слышал.

Глеб закурил вторую сигарету:

– Брошу завтра, – он задумчиво посмотрел на пачку, – бабла много курево сжирает. – Глеб помолчал, потом добавил: – Говорят, Зураб открывает казино в Доме культуры. Мать хочет туда посудомойкой. А ей нельзя с паром. У нее астма. Да и вообще. Не допущу, чтоб моя мать котлы мыла за всякими… Кандидат наук моет котлы! Приехали. Доперестраивались.

– А ты откуда про Зураба знаешь? – осторожно поинтересовался Петр.

– Слышал… – Глеб глубоко затянулся и бросил окурок в снег.

К ребятам подошла Ольга и по-хозяйски засунула замерзшие руки в карманы пальто Петра. Петр поцеловал ее в нос.

– Озябла совсем. Говорю, не сиди на холодном. Да и домой тебе уже пора, давай мы тебя проводим.

Петр и Глеб встали со скамейки, подхватили девушку с обеих сторон и пошли в сторону мрачных пятиэтажек. Оля, смеясь, поджала ноги и стала раскачиваться на крепких мужских руках, как на качелях.

Молодость брала свое…

– Петь, Ольку проводим, давай потом ко мне. Батя опять, видать, нажрется, на лестнице упадет, поможешь мне его дотащить.

– Так он же в завязке был, – удивился Петр.

– Да сколько он там был-то? Недели две. Опять сорвался.

Ольга внимательно посмотрела на Глеба, выпрямила согнутые ноги, моментально посерьезнела.

– Да, тяжело дяде Гоше. Всю жизнь посвятил науке, главный инженер НИИ был, переживает после сокращения.

– А твои-то как? – поинтересовался Глеб. – Занялись чем-то дельным?

– Ну, думаю, да. Мои предки молоды душой. Хотят осветить весь мир. Открыли ООО, общество с очень ограниченной ответственностью, поскольку отвечать нечем. Завтра подписывают контракт с китайцами. Первую поставку фейерверков ждут на следующей неделе. – Ольга явно гордилась своими родителями.

– Твои молодцы, перестроились. В хорошем смысле этого слова. Быстро адаптировались. Трудно, правда, начать свой бизнес. Фейерверки – продукт специфический. Тут разбираться надо. С кондачка не подойти. – Глеб достал пачку сигарет из кармана, посмотрел на нее, положил обратно.

Петр открыл перед Ольгой дверь подъезда. Она обернулась, посмотрела на Глеба:

– Пока, Глеб.

Глеб молча помахал. Петр и Ольга скрылись в подъезде.

На лестничной площадке Петр нежно поцеловал свою любимую.

– Приходи ко мне завтра, предки уйдут с самого утра. – Петр настойчиво раскрывал полы пальто Ольги.

Ольга отстранилась, чмокнула юношу в нос, достала ключи из кармана, открыла дверь, обернулась, послала Петру воздушный поцелуй и скрылась в квартире.

Глеб ждал друга у подъезда.

– Красивая она у тебя. И предки оказались смышлеными, так быстро снюхались с китайцами, бизнес по фейерверкам замутили.

– Да, они молодцы. Олькин отец обещал после свадьбы меня в долю взять, – произнес Петр с гордостью.

– А ты потянешь?

– Да я вроде бы все просчитал, бизнес может прибыльным оказаться. А Олькин отец хоть и хорохорится, но один в таком деле не сдюжит. Ну а мать – она же женщина. В бизнесе человек бесполезный, – Петр на секунду задумался, – я так думаю.

Глеб помолчал. Закурил.

– А ты потянешь, что ль?

– И я не потяну. Я тебя возьму в долю. Без тебя никуда. Ты будешь осваивать новые рынки, а я прибыль считать. – Петр похлопал друга по плечу.

– Прибыль прибылью, но держать на территории Зураба бизнес – это стремная история. Помнишь поджоги осенью? С Зурабом надо в долю входить. Он крышует хорошо. Если правильно с ним договориться.

– Да боюсь я Зураба. Говорят, он зверюга. И руки по локоть в крови.

– А ты не боись. Со мной не страшно. И с Зурабом можно договориться. Если очень нужно.

– А ты откуда знаешь?

Глеб помолчал.

– А я все знаю. Хочешь жить – умей вертеться. – Он нахмурился.

– А я думал, хочешь жить – умей считать, – улыбнулся Петр.

– Это когда есть что считать. Пока у нас с тобой считать нечего. Но я все придумаю. И никакие Зурабы нам не будут страшны. Я тебя всегда защищал. Помнишь, как тебя в детстве дразнили очкариком?

Петр снял свои роговые очки, протер их.

– Да как это забудешь… Ты даже додумался до того, чтоб Мишкину кошку повесить на устрашение. – Петру явно не нравились эти воспоминания.

– И правильно сделал. Зато весь двор боялся подойти к тебе. За версту обходили. Так что, брат, вместе мы сила! – Глеб по-дружески толкнул Петра в плечо.

Мать Глеба Елизавета Юрьевна хлопотала на кухне.

– Мам, а папа-то где? – поинтересовался Глеб.

Елизавета Юрьевна обернулась, обрадовалась:

– Глебушка, Петенька, проходите скорее, у меня и картошечка сейчас дожарится, и оладушки. Котлеты вот даже.

– Котлеты? А мясо откуда? – по-хозяйски, деловито поинтересовался Глеб.

– Да какое мясо по нынешним временам? Котлетки кручу из картошки да морковки. Вон яйца сегодня давали по талонам. Два часа на морозе стояла за десятком. Зато теперь шикуем!

– Мам, все-таки где папа? – повторил Глеб.

– Сынок, да сама волнуюсь. Он как с утра ушел, так и не возвращался. На рынке его видели. Говорят, с медалями деда стоял.

Глеб резко обернулся:

– Как с медалями? Я же запретил ему притрагиваться к орденам деда.

– Да кого он слушает-то! А уж тебя подавно. Ты для него еще маленький сыночек. Он считает, что обязан тебя обеспечивать.

– Обеспечивать?! Продаст, чекушку купит там же на базаре, – окрысился Глеб.

Елизавета бросила котлеты, села на стул, устало закрыла лицо руками. Плечи ее начали подергиваться.

– Мам, ну мам, ну прекрати.

– Больно мне видеть, как он спивается. Ну вот где он сейчас? Мороз-то какой на улице. Знаешь что… пойди поищи отца. Он же сейчас как ребенок малый. Растерянный, не нужный никому. Только мы у него и остались. – Голос Елизаветы Юрьевны дрожал.

– Да пойду, пойду, найду его. Успокойся уже.

В коридоре у двери стоял Петр. Он слышал разговор.

– Петь, батя у меня пропал, на рынке днем еще видели. А сейчас 10 вечера уже. Пойдем поищем. Варежки держи. Мороз.

– Разумеется, пойдем, – с готовностью в голосе решительно отреагировал друг.

На улице завывала метель. Глеб и Петр продирались сквозь плотную снежную пелену темного города.

– Папа! Папа! – звал Глеб.

– Дядь Гош! Дядь Гош! – кричал Петр.

Глеб периодически останавливался, подносил замерзшие ладони ко рту, пытался согреть их дыханием. Заглядывали в подъезды домов: вдруг он там, да заодно хоть чуть-чуть и самим погреться. Так прошло часа два. Отца нигде не было.

– Глеб, уже долго ходим. Весь район обошли. Брат, какие еще варианты? – Петр, при его субтильном телосложении, уже изнемогал от усталости и холода.

– Давай к НИИ дернем, – предложил Глеб без особой надежды в голосе.

– Так закрыто там давно. Неделю не открывается. Нет там никого, – возразил Петр.

– Пойдем посмотрим, может, есть кто. – Глеб не мог вернуться к матери ни с чем.

Дорога до института, в обычное время потребовавшая бы минут десять, в пургу отняла все полчаса. Дошли уже совсем окоченевшие.

Глеб шел вокруг здания, Петр за ним. Глеб добрался до парадных ступенек. Они были скользкие, заледеневшие, вокруг – темнота. Фонари, естественно, не работали. Глеб скользил, падал, поднимался, вновь карабкался вверх. Петр попытался идти за ним, но, упав несколько раз, остановился.

Прошла минута или две… Петру показалось – вечность. Вдруг он услышал отчаянный истошный крик.

– Глеб! Глеб! Ты где? – Петр рванул наверх, удивляясь невесть откуда взявшимся силам.

Заскользив по ступенькам, он попытался подсветить зажигалкой, но она выпала из рук. Петр чертыхнулся. Наконец, увидев что-то темное впереди, побежал туда. У парадного входа в НИИ сидели два человека. Рядом с окоченевшим телом отца, бывшего главного инженера НИИ приборостроения, обнимая его, сидел Глеб.

– «Скорую» вызови, – пробормотал он Петру.

– Глеб, не слышу, что? – Петр наклонился поближе, дыхание Глеба было настолько горячим, что очки Петра сразу запотели, он перестал видеть.

– «Скорую»… «СКОРУЮ»! – заорал Глеб, перекрывая завывания ветра.

Через неделю, рано утром 9-го, поминального дня, на пока еще пустынном кладбище Глеб стоял перед свежей могилой отца:

– Пап, ну как же ты так. Ты ж всегда таким сильным был. Я гордился тобой. Пап! Ну зачем ты…

Глеб зарыдал. Он был один – мог позволить себе не сдерживать эмоции.

– Пап… и что мне теперь делать-то… Как теперь без тебя… Мама болеет… Денег нет… Пап… Я боюсь… Я не справлюсь…

Глеб взял пригоршню снега и вытер лицо. Потом бросил снег на фотографию отца.

– Ты всегда жил как хотел! Науку свою двигал, ученый деятель! А мы с мамой были тебе по барабану! Ты только для себя жил и для науки своей гребаной, и что она тебе дала?! Ненавижу! Ненавижу тебя! Как я теперь один! Я не хочу к Зурабу! Не хочу! Мне страшно, отец!

Глеб упал на колени, застыл на минуту. Потом поднялся, отряхнул колени. Слез уже не было.

– Пап, прости меня. Я справлюсь. Я к Зурабу пойду, я решил. Маму не оставлю. – Глеб пальцами погладил фотографию отца. – Папочка, прости, что не уберег тебя. Я люблю тебя. Ты, если видишь меня сверху, замолви там словечко. Помоги мне, пап. Не на кого мне больше надеяться…

Зураб осмотрел выстроившихся в полукруг членов своей банды. Взгляд остановился на самом щупленьком «братке», больше похожем на недоростка-старшеклассника, чем на серьезного бандита. «Железо» он не тягал, не курил, не пил. Но зато информацию добывал не хуже ФСБ. Сначала у него была кликуха «обмылок», но как-то раз Зураб назвал его Энштеном, без двух «й», и с тех пор так и повелось – «Энштен», причем с ударением на «Э».

Энштен по долгому взгляду понял, что от него ждут информацию. Она была, но не больно-то приятная. А Зураб не любил плохие новости.

– Фейерверки платить отказались.

– Да ну? – нарочито удивленно отозвался Зураб.

– Но прикол в том, что они мусорами пригрозили.

Толпа засмеялась. Причем искренне, даже как будто по-детски. Ну надо же, такую глупость сморозить! Ментам платить – в их городе?! Их ментам!

Зураб только криво ухмыльнулся. Но глаза… глаза совсем не сулили ничего хорошего.

– Глеб, – Зураб посмотрел на стоявшего с самого края новичка, – ты разберешься.

Утром родители Ольги упаковывали чемоданы в просторный багажник вазовской «четверки». Ольга наблюдала за ними из окна квартиры. Она не хотела уезжать – слишком внезапно, слишком скоро. Да и Петю оставлять… Но отец был настойчив: им нужно срочно переехать, в городе зверствуют бандиты, бизнес надо спасать, да и свои жизни тоже. Внезапно раздался звонок. Ольга бросилась к телефону. Через секунду она уже стояла на балконе и кричала отцу:

– Папа, склады горят!

Отец не слышал. Он уже сидел в машине, прогревал двигатель. Ольга бросилась вниз.

Склады с продукцией горели уже минут двадцать. Загорелись упаковочные коробки. Пламя лизало картон, который мгновенно скукоживался и растворялся в огне. Огонь подбирался к палетам, где лежали китайские салюты. Еще несколько минут – и рванет! Двое рабочих суетились у телефона, вызывали пожарные расчеты. Отец Ольги схватил огнетушитель и бросился внутрь помещения. За ним вбежала мать Ольги.

За углом в черном гелендвагене сидел Глеб и наблюдал за пожаром.

Внезапно раздались взрывы. Пламя добралось до палет… Джип Глеба рванул с места…

Через две недели Глеб сидел на скамейке с Петром.

– Глеб, как мама?

– Завтра увожу ее в Москву. Кладу в клинику. Зураб договорился с доктором. Светило какое-то, – ответил Глеб.

– Ты до сих пор с Зурабом? – Петр внимательно посмотрел в лицо Глеба.

– А куда ж я от него? Это теперь навсегда, – усмехнулся Глеб, – кровью общей мазаны.

– Ты о чем? – удивился Петр.

– Да так… Ни о чем. Ольга как?

– Продала квартиру, в Москву уехала, – вздохнул Петр.

– А ты чего?

– А мы после гибели ее родителей только один раз и встретились. Я навещал ее в больнице. – Петр закурил.

– Ты ж не куришь. – Глеб показал на сигарету.

– Она беременна была. Мы никому не говорили. Пожениться хотели.

– Как – беременна? – поперхнулся Глеб.

– Вот так. После того как родители погибли на пожаре, она ребенка потеряла. Выкидыш. Врачи сказали, от стресса. – Петр закурил еще одну сигарету.

Глеб ошарашенно смотрел на друга:

– Брат, а теперь что?

– Да ничего. Она никого видеть не хотела, продала квартиру и в Москву уехала. Вот и все.

– И мы уедем, брат, точно уедем, – Глеб обнял Петра, – я теперь тебя никуда не отпущу, ты без меня не сможешь.

– Не смогу… Куда ж я без тебя… Кому нужен-то… – Петр прислонился головой к Глебу.

– И матерей наших перевезем, в институт поступим, работа точно будет, у Зураба связи везде. Он поможет…

Через год Глеб женился на Ольге, убедив себя, что таким способом искупит вину за то страшное морозное утро. Петр не возражал – он не вспоминал бывшую. Ольга сама сделала свой выбор в пользу Глеба. А куда денешься? Ей нужно было как-то жить, а жить она за год успешной коммерции родителей привыкла хорошо. Глеб мог ей это дать. А Петр – нет.

В том же году Глеб с Петром стали студентами МГУ: Глеб поступил на географический факультет, Петр – на экономический. Освоившись на факультете, перецеловав всех симпатичных и не очень симпатичных однокурсниц, попробовав себя в географической экспедиции – одной ему хватило, чтобы понять, что этой романтики мокрых палаток и песен под гитару у костра ему вовсе не надо, – Глеб взял академ и приехал обратно в родной городок. Перед отъездом тихо, без скандала развелся с Ольгой, а затем вместе с Зурабом, который к тому времени стал теневым хозяином города, Глеб расширил масштаб своих амбиций: он приватизировал несколько убыточных предприятий области, подобрал для империи Зураба все, что валялось на земле бесхозным или лежало на боку. А этого добра было предостаточно. Теперь были нужны бизнес-мозги. Глеб умел захватывать, но не управлять. Получив добро от Зураба, Глеб отправился в Москву, где нищенствовал студент Петя, предъявил ему «котлету» долларов – аргумент серьезный, особенно на голодный желудок, и забрал друга в родной город. Вместе с Зурабом, у которого оказались недюжинные амбиции и крышуюшие чиновники высокого ранга, Глеб, как Петр I, открывал окна в регионы России, где десятками простаивали, превращаясь в декорации для фильмов ужасов, некогда градообразующие предприятия. Петр всегда был рядом. Глеб показывал пальцем точку на карте страны, Петр что-то считал, Зураб договаривался… К окончанию пятого курса университета, где Глеб и Петр продолжали не только числиться, но и успешно «сдавать» сессию за сессией за копеечные, по их меркам, суммы – профессора, правда, считали совсем иначе, – друзья стали вполне успешными молодыми предпринимателями.

Зураб умер. Ожидаемо неестественной смертью. Бандитская разборка, пулевое ранение. Глеб привез из Москвы лучших хирургов. За жизнь Зураба боролись трое суток – и не зря. Утром на четвертый день Зураб пришел в сознание и сразу стал выяснять: как да что, кто помогал, кто сдрейфил и ушел в тину. Выяснилось, что именно Глеб возглавил борьбу за жизнь Зураба, он же контролировал бизнесы и весьма жестко объяснил всем испугавшимся, что их ждет в случае предательства. Но более всего Зураба повеселило, что заказчика покушения нашли на городской свалке, с перерезанным горлом и членом во рту. А исполнитель, стрелявший в Зураба, обнаружился на пороге отделения полиции, и тоже с членом во рту. Причем, как установили эксперты-криминалисты, во рту заказчика находилась половая гордость исполнителя, а у того – заказчика. Зураб по достоинству оценил это остроумное решение. И хотя ему было трудно смеяться, он, хрипя и кривясь от боли, издавал свистящие хлюпанья минут пять.

Затем потребовал нотариуса и переписал на Глеба все свои активы. В одночасье 21-летний Глеб Георгиевич Игнатов стал одним из первых подпольных российских миллионеров.

Так началась славная эпоха компании «Бегемот». Название Глеб взял из своей любимой книги «Мастер и Маргарита». Он всегда восхищался вершителем судеб Воландом. Но замахиваться на величину такого масштаба в названии собственной компании не рискнул – остановил выбор на обаятельном хулигане и затейнике, коте Бегемоте.

Зураб же из больницы не вышел. Совсем было все хорошо, московские врачи давно уехали, но дура медсестра ввела идущему на поправку пациенту что-то не то. Не то настолько, что у Зураба остановилось сердце.

Шум поднимать никому не хотелось. Глеб настойчиво и убедительно предложил прокурору дело замять, что тот с радостью и сделал. Потом служителю Фемиды об этом незначительном эпизоде напоминало шикарное охотничье ружье, подарок нового хозяина города.

Допустившая досадную оплошность медсестра, которой давно уже пора было на пенсию, наконец перебралась из коммуналки в аварийном доме, построенном еще в XIX веке каким-то промышленником для рабочих его фабрики, в чистенькую однушку хрущевской застройки. И каждое 15 мая, в праздник святого мученика Глеба, не скупилась на самую толстую свечку за здравие своего благодетеля Глеба Георгиевича.