Читать книгу Один человек (сборник) - Михаил Бару - Страница 4

Sandiegan[3]

Оглавление

Калифорния

так далеко от дома

что уже близко


Саше Хвату и Владе Руденко, с любовью и признательностью

Презумпция невинности

© «Геликон Плюс», СПб, 2002

Мы веками жили в старой доброй Европе, глазея с галерки то на римские заговоры, то на крестовые походы, и совершенно не подозревали о существовании за морем одного небольшого, но гордого континента… Но вот Колумб поплыл и приплыл, хоть не туда, куда собирался, и ватаги искателей приключений ринулись через океан по протоптанной, простите оксюморон, дорожке, и на тамошней контурной карте стало появляться всё больше канцелярских штампов «Америка. Открыто».

А к началу двадцатого века подтянулись и наши соотечественники, и каждый спешил поделиться впечатлениями, кто о «городе жёлтого дьявола», кто о «домах невозможной длины», а время шло, превращаясь из легкого парусника в атомный эсминец, поток информации из-за океана рос, как снежный ком: газеты, книги, фильмы, потом интернет, циклы телепередач «Америка со мной», и как-то само вышло так, что изображение «Чуден Бродвей при тихой погоде» стало нам ближе и привычнее, чем панорама родного садового товарищества в пору уборки картофеля.

Однако и по сей день обозреватели, комментаторы, собственные корреспонденты и независимые источники зачастую притягиваются, как магнитом первой величины, к одному из двух основных полюсов. Для одних характерно истерическое равнение на Звезды и Полосы, восхищённое придыхание в конце предложений, нескончаемые периоды сравнительной риторики «КАК У НИХ» и «как у нас». Другие, клинические нонконформисты, напротив, гневно обличают, судят и подписывают приговор Стране Чистогана, Мировому Жандарму и Самодовольным Американцам.

Взгляд автора, которого я предисловлю, приятно независим от политической и любой другой конъюнктуры.

Кстати, два слова об авторе. Михаил Бару живёт в простом русском городе Пущино-на-Оке и занимается простой русской наукой химией. Кроме того, он – автор нескольких книг стихов и иронических миниатюр, дипломант Всероссийского конкурса хайку и главный редактор интернет-альманаха «Сирано».

Совсем недавно Михаил провел полгода в городе Сан-Диего, где учил аборигенов правильному обращению с химическими реакторами и другим техническим премудростям. А в свободное время не забывал записывать в блокнотик впечатления о своем открытии Америки.

Лирично. Тонко. Иронично. Так кратко можно охарактеризовать стиль книжки, которую вы сейчас держите в руках. При прочтении мне сразу вспомнились очерки Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Одноэтажная Америка». Михаил Бару продолжает традиции классиков, удачно минуя искушения стёбом и морализаторством. Его заметки отличает любопытство путешественника, неожиданный порой взгляд на известные вроде бы вещи и столь приятная нам, читателям, рефлексия.

Колибри, китайская луна, байкеры и влюблённые, американская природа и объявления в русских газетах населяют эту замечательную книжку, при чтении которой вы будете часто улыбаться и, может быть, совсем чуть-чуть грустить.

Игорь Петров

Вместо предисловия

Это не рассказ о Соединённых Штатах Америки. Это не рассказ о городе Сан-Диего, в котором, так уж получилось, я теперь живу и работаю (честно говоря, рассказ о том, как может получиться не так у российского научного сотрудника, я бы сам с огромным интересом и, что греха таить, завистью послушал). Это не рассказ о том, какие они богатые и бездуховные, а мы бедные и духовные (мне пока не бросилось в глаза ни второе, ни четвёртое, в третье просто отказываюсь верить, а первое… ну, есть такой недостаток у племянников дяди Сэма, но… нам ведь ничего не стоит простить их великодушно, правда?). Тем более это не рассказ о судьбах русской эмиграции (тогда уж надо писать о «Судьбах Русской Эмиграции» или, на худой конец, о «Великой утечке Учёных Мозгов»). Упаси меня господь от подобных эпических полотен. Для них нужны загрунтованные холсты, тяжёлые подрамники, дорогие масляные краски, палитры, огромные мастерские, подмастерья, молоденькие обнажённые натурщицы, которых… которые… терпеть не могут затянувшихся предисловий. И правильно делают.

* * *

Все с чего-то начинают осваиваться. Вот и я начал осваивать бывший когда-то диким Запад с покупки самого необходимого – туалетной бумаги. На рулоне написано «Angel Soft». И ведь не врут. Достаточно попробовать, чтобы убедиться. Я понял: наждачная – это «Devil Soft».

* * *

Прорва китайских товаров. Крошечную надпись «Made in China» можно обнаружить в самых неожиданных местах. Более того, многие американцы и американки выглядят так, как будто их самих сделали в Китае.

взгляни попристальней

на жёлтый круг луни —

ты видишь? Видишь?!

надпись «Made in China»

ещё заметней…


* * *

Второй раз покупаю кефир. Первый был на вкус отвратителен. Попробовал второй. Да… зря я выбросил первый. Зато на упаковке есть что почитать. Читаю. «Так легко подарить ненужный вам автомобиль детям. Сделайте детскую мечту реальностью (действительно, а о чём ещё мечтать детям, в особенности американским?), а мы освободим вас от налога». И подпись: «Благотворительные жертвователи». И приписка: «Wonderful Satisfaction». Без этого никак нельзя. Не по-американски получится.

* * *

А вот надпись на пакете с сахаром: «Professional grade». Мне бы для чая (даже и с лимоном) и любительской квалификации сахар подошёл, ну да ладно. Читаем дальше: «Секрет, которым годами пользовались профессиональные пекари и шеф-повары, теперь стал доступен и вам, на вашей кухне!». И вспомнился мне такой случай. Еду я как-то в электричке в Москву. Время горячечно-перестроечное. Само собой, по вагонам коробейники шастают. Заходит один – с зубной пастой. «Много лет эта зубная паста была секретной разработкой нашего военно-промышленного комплекса. Ею пользовались наши космонавты и разведчики. И только теперь, с началом перестройки, она стала доступна и нам – простым российским гражданам. Вы спросите, почему её нельзя купить в магазинах? Отвечу. Американские и международные монополии специально не пускают эту зубную пасту на наши прилавки, чтобы расчистить место своим аквафрешам и колгейтам. Мы вынуждены выпускать эту пасту ограниченными спецпартиями. Не упустите уникальную возможность купить её. Она не только чистит зубы, но и лечит от целого ряда болезней». (Списка болезней не помню, но если мне не изменяет память, то как минимум противораковыми, противозачаточными и противоперхотными свойствами паста обладала.) Но вернёмся к американскому сахару. Последняя фраза в его рекламе тоже хороша: «And it’s easy to use». Кто бы мог подумать? Многие вообще не верили…

* * *

Своими глазами видел надпись на поваренной соли «С пониженным содержанием натрия». Впрочем, ничего удивительного. Удивительно то, что на ней не было написано «С пониженным содержанием жира». Или сахара. Я так думаю, что мечта американского производителя выпустить, скажем, сахар с надпечаткой «Sugar free». Потребители его будут трескать большими ложками и нахваливать.

* * *

Они – вежливые. Это аксиома. За это, как говаривал один мой знакомый, мы их ненавидим (да и не только за это). Впрочем, и американцы дают волю чувствам. В музыкальном магазине крошечная темнокожая девчушка у кассы таким тоном сказала мне непременное «приветкакдела», что я сразу понял (мы по этой части понятливые) – нас много, а она одна. Странное дело – мне почему-то стало чуть менее одиноко. Может, потому, что домом повеяло?

* * *

Они – патриоты. И это тоже аксиома. По количеству флагов на один автомобиль, дом, штаны, овощ или фрукт, душу населения… эх, да что там перечислять… Да, за это мы их тоже почему-то недолюбливаем. Покупаешь, к примеру, помидоры. Круглые, красные, с зелёными веточками – как на картинках. На каждый помидор наклеен крошечный бумажный овальчик не больше ногтя на мизинце. На овальчике, само собой, гордо реет. Хорошо хоть они кисловатые на вкус. Это помогает легче переносить нелёгкое, ох и нелёгкое чувство… Ну да бог с ней, с нелюбовью – всё равно её рационально не объяснить. Но иногда случается и на нашей улице праздник. Прохожу как-то мимо небольшой фирмы по ремонту квартир. Над входом, как водится, висит звёздно-полосатое полотнище размером с многоспальную кровать, а под полотнищем название фирмы, а уж под названием написано… до боли знакомое измученному ремонтами российскому квартировладельцу словосочетание «Европейское качество». Ошиблись? Недосмотрели? А может (ну, может?!) комплексуют, как мы? Да разве ж они признаются? Мы бы точно не признались.

* * *

Кроме океана, пальм, авокадо и прочих радостей здесь ещё и ПМЖ колибри. Рядом с работой в огромном кусте с красными цветами целый колибрятник. Доверчивые. Была бы у меня толика цветочного нектара – мог бы кормить их с руки. Аборигены их называют «жужжащая птица». И правда, когда летят – жужжат басом, как советская электробритва «Харьков». Крыльев почти не видать – так шустро они ими машут. Размером с крупную муху-переростка. Залетит такая в подмышку – защекочет насмерть. Таких здесь называют колибри-убийцы. Лучше их не злить.

* * *

Посетил с друзьями ирландский паб. Официантка, приняв заказ на пиво, немедленно попросила документы, удостоверяющие, что мне больше двадцати одного года. Конечно, некоторые из нашей компании выглядели молодо, но я-то, с сединой в бороде и бесом в ребре… Я не удержался и спросил: «Это комплимент?» Без тени улыбки она ответила: «Извините, но это наша обязанность». Такие вот обязанности у калифорнийских официанток. А ведь ещё и курить в помещении запрещено. В пабе – ни облачка. Не то что топор – перочинный ножик не повиснет. Сидишь, пьёшь свой «гиннес» и думаешь о набитой трубке в кармане. Как и сколько выпил – не помню. Зачем, спрашивается, ходил?

* * *

Сегодня к нам во двор въехал крошечный грузовичок с надписью «Watch children». Грузовичок был весело и затейливо украшен картинками, в нём играл рэгтайм. Продавал грузовичок мороженое, сникерсы, жвачки и прочие необходимые для счастливого детства предметы. Поездил он, поездил по двору и… уехал. Не пришли к нему детишки. Видать, у них и так счастливое детство. Я-то хотел прийти, но постеснялся. Глупо поступил, вернее, не поступил. Уж в моём-то возрасте можно перестать стесняться. А грузовичок всего этого не знал, конечно. Потому и уехал.

* * *

Приобрёл массажную щётку. Дома разглядел на ней надпись «Sexy Hair». Интересно, что ей расчёсывают?

* * *

Улетал в Чикаго на выставку. Первый пилот, обращаясь с приветствием к пассажирам, сказал, что он нас любит, что весь экипаж нас любит, что компания «Trans World Airlines» нас любит, что самолёт, на котором мы полетим, нас любит, что каждый болт этого самолёта нас любит. «А почему бы и нет, – разомлев, подумал я. – Ведь мы же хорошие ребята». Стюардессы мило улыбались. За две недели до одиннадцатого сентября.

* * *

В Чикаго, в выставочном центре, за порядком присматривали сотрудники фирмы «Armageddon security Inc.». Именно так было написано на их униформе. Стоит на входе негритянка весом эдак центнера полтора и мило тебе улыбается. Полный армагеддон.

* * *

Даунтаун Чикаго напоминает домоизвержение, вернее небоскрёбоизвержение. Он больше похож на природное явление, нежели на творение рук человеческих. Чикагские архитекторы, по-видимому, так любят строить дома, что не дожидаясь, пока старые хоть чуть-чуть обветшают, строят на их месте новые. Делается это так быстро и незаметно, что со стороны кажется, будто новый дом прорастает из старого, сбрасывая кору прежнего фасада, которую немедленно растаскивают муравейные рабочие. Красота Чикаго на закате, со стороны озера Мичиган, с палубы прогулочного катера в винных парах словесному описанию практически не поддаётся.

* * *

Нищенка на чикагской улице Огайо, сидя на ступеньках методистской церкви, сосредоточенно читает какую-то толстую, как и она сама, книжку. Время от времени она нехотя от нее отрывается, протягивает к прохожим пустой кокакольный стаканчик и строгим голосом требует помочь ей материально. Повторив свое обращение пару раз (для тех, кто засунул руку в карман, а обратно с кошельком вытащить забыл), она теряет к этому неблагодарному занятию интерес и вновь углубляется в книгу. Рядом с ней лежит что-то вроде вещмешка, из которого торчат ещё несколько книжек. Надолго, наверное, пришла.

* * *

Чикагский музыкальный магазин «Virgin». Среди дисков, примыкающих к разделу классики, нашёл удивительный с названием «Хэй-хо! Моцарт. Любимые диснеевские мелодии в классическом стиле». Рядом такие же, но в бетховенском, баховском и в прочих стилях. Композиторы современные идут навстречу пожеланиям трудящихся, а композиторы классические, пусть и таким, мягко говоря, извилистым путём, приходят в их, трудящихся, дома. Такая вот встреча на Эльбе. Такой вот второй классический фронт. «Георг Фридрих Гендель. Вариации на тему песни крокодила Гены из мультфильма “Крокодил Гена и Чебурашка”».

* * *

Ещё о рекламе. На жёлтом боку чикагского такси: «Bob Patterson. America’s #3 Self-Help Guru». Завет Бетховена «Человек, помоги себе сам» – в жизнь! Вот только от словосочетания «Self-Help Guru» почему-то отдает самообслуживанием. Особенно в сочетании с #3.

* * *

У входа в выставочный центр, где проходила конференция американского химического общества, было на разных языках написано «Добро пожаловать». Среди прочего и на русском, но… как-то с акцентом.

* * *

Заповедник в Паломарских горах, неподалёку от Сан-Диего. У крошечного прудика, заросшего камышом, на столбике прибито объявление: «Просьба лягушек и головастиков не беспокоить и не вредить им». Действительно, давайте не беспокоить. Ну, давайте же! Вовсе необязательно дружить домами, но хотя бы не беспокоить и не вредить – разве это так трудно?

* * *

На вершине горы Паломар (той, что с огромным телескопом) гнездо байкеров. Они туда слетаются (сказать «съезжаются» язык не поворачивается – мимо нашей машины они хоть и низко, но пролетали) на своих харлеях и судзуки. Тусуются на площадке возле единственного маленького ресторанчика «Мамина кухня», блестят хромированными гайками, космонавтскими шлемами, попукивают выхлопными трубами. Администрацию заповедника они, честно говоря, достали. Она (администрация) в приступе вежливой американской ярости написала обращение к «друзьям с мотоциклами», каковое прикнопила к деревянной стене ресторанчика. Среди прочего, байкеров просили (очень) не тусоваться перед ресторанчиком (hanging out), не газовать без нужды и не толпиться перед женским туалетом (sic!). Собственно, за этими тремя занятиями мы их и застали.

* * *

Поверхность Аризоны с самолёта напоминает какую угодно, но только не земную. Планетных поверхностей я видел немного, поэтому мне довольно трудно сравнивать. Но уж земную-то от аризонской отличу. Когда разглядываешь из самолётного окошка бесконечные, идущие из ниоткуда в никуда дороги посреди пустыни, построенные трудолюбивыми служителями Американского Дорожного Культа, то начинаешь понимать, что здесь они носят скорее религиозный, нежели светский характер.

* * *

Секретарша начальника, разговаривая с Москвой по телефону, сказала: «Извините, я сейчас прервусь ненадолго – ко мне в комнату колибри залетел». Не знаю, что уж там ей ответили, но что подумали – могу себе представить.

* * *

Рулят аборигены как дышат. Сложно встретить американца, который просто ведёт машину, держась за руль двумя руками. Сослуживец рассказывал, что видел девушку, которая красила ресницы за рулём, смотрясь в зеркало заднего вида.

«Брехня», – подумал я. Недолго я так думал. Уже через день увидел тётку на фривэе, которая перелистывала за рулём журнал. Наши машины какое-то время ехали рядом. Скорость была – миль 60–65. Бреются, едят, пьют – живут, одним словом. Намедни ехал домой с работы. По соседней полосе – раздолбанный шевроле, размером с лёгкий танк. Внутри два мексиканца. Один что-то пел, размахивая руками, а второй, тот, что сидел на водительском месте, аккомпанировал ему на губной гармошке. Я не заметил, чтобы кто-то из этих двоих держался за руль. Хорошо, что они ещё не на заднем сиденье сидели. А впрочем, лучше бы и сидели – на заднем безопасней. Иногда я думаю, что Настоящая Американская Машина – та, которую лучше за руль не трогать. Достаточно ласково попросить её и сказать куда – сама довезёт. А уж до дома-то – вообще без разговоров. Между прочим, я слышал, что бывают случаи, когда машины, отбуксированные чёрт знает куда за неправильную парковку, сами возвращались домой, к хозяину. Врать не буду – сам не видел. Так ведь и машины, существа пугливые, когда сами по себе, без хозяев, ночами к дому пробираются.

* * *

Кружим над Сент-Луисом перед посадкой. До чего же хороша Миссисипи. Конечно, и океан хорош, но река… Ока вспомнилась. Совершенно некстати. Никто её и не просил об этом.

* * *

В аэропорту Сент-Луиса есть курительные комнаты. Не Калифорния, однако. Немедленно посетил такую комнату. Сидим. Курим. Один из курильщиков, бомжеватого вида мелкий мужичок с огромными усищами и замусоленным сигарным бычком в зубах, докурил, встал с кресла, по-артиллерийски оглушительно пукнул (такой маленький, а поди ж ты – откуда что берётся…) и неторопливо вышел. Кажется, только один я смутился, хотя большинство присутствующих были дамы разных возрастов. Никто и ухом не моргнул… Что значит культурная публика – умеют не заметить, в случае чего.

* * *

После небоскрёбов Чикаго даунтаун Балтимора выглядит просто как даун без тауна. Небоскрёбы типовой застройки, за редким исключением. Попахивает плесенью и большим количеством неумытых афроамериканцев. Но… идёшь по улице и вдруг упираешься взглядом в здание, на котором написано «1896». В замечательный, немного обветшавший дом, с лепниной вместо гладкого бетона, с потемневшими деревянными рамами вместо алюминиевых, с зеркальными стёклами, у себя-то мы избалованы такими старичками – и не замечаем вовсе. Подумаешь – конец позапрошлого века. А здесь – подумаешь! Здесь такие дома на каждом углу не валяются. Здесь конец позапрошлого века как мезозой. Здесь старую кирпичную стену хочется рукой погладить. Здесь такой дом почти что земляк. Дай ему бог здоровья, этому балтиморскому дому.

* * *

Вечером пошли в какую-то балтиморскую ресторацию заморить червячка лобстером. Какая-то балтиморская ресторация оказалась, зараза, жутко дорогой и фешенебельной. Официанты в бабочках, бабочки в мини-юбочках, свечечки на скатёрочках, булочки с маслицем вообще бесплатные. Музычка тихая, бархатная, пищеварительная. А стенки все завешаны картинами в тяжеленных золочёных резных рамах. А картины-то и не картины вовсе, а… фотографии с чемпионатов по рэгби. Нда… Я, собственно, о другом. За ужином (между устрицами, белым вином и лобстерами) зашла речь о приготовлении украинского борща. Уж так мы устроены. Обсуждали достоинства разных рецептов. Само собой, поругались. Чтобы не было скучно американскому сотруднику нашей фирмы, Биллу фарли, и его втянули в эту склоку. Самым трудным оказалось объяснить Биллу, что такое пампушки. После нашего сбивчивого и не вполне английского пятнадцатиминутного спича о пампушках, о пресном тесте, о толчёном чесноке слегка очумевший Билл расплылся в настоящей американской улыбке и сказал: «Ребята, я всё понял. Пампушки – это просто. Пампушки – это маца по-украински». А ведь казался таким Биллом…

* * *

Под утро в небоскрёбных каньонах улиц Балтимора птицы щебечут оглушительно. Ещё оглушительней воют сирены пожарных машин. Обычно они летят небольшой стаей в две-три машины. Летят ночью. Большие, красные, с блестящими гайками, горластые железные птицы. Странное дело, я никогда не слышал, как они возвращаются. Всё время в одну сторону – на пожар. Может быть, они одноразовые? А что? Вполне может быть. Америка страна богатая.

* * *

Лечу из Балтимора в Питтсбург. Передо мной сидит пожилой мужичок с девушкой. Лиц я их не вижу, зато вижу, что на лысине у мужичка растут пересаженные волосы. Как говорится, нервных и малокровных просим не смотреть. Волосы высажены на пустырь квадратно-гнездовым способом пучочками по десять-пятнадцать штучек. Как будто бы массажная щётка вдруг проросла, но ещё не заколосилась. Не приведи господь так омолодиться.

* * *

Цены в магазинах никогда не бывают целыми – одна, две, три девятки в них всегда есть. Аборигены шутят, что при таких ценах пора чеканить девятицентовые монеты.

* * *

Пивной ресторан «Карл Штраусс» в Сан-Диего. Варят пиво хозяева сами, не надеясь на бадвайзеров, хайнекенов и прочих гиннесов. И правильно делают – пиво у них получается отменное. Может быть, потому, что сам Карл Штраусс – Карл Штраусс, а не Самуэль Адамс[4]. Но речь, как это невозможно догадаться, о другом. О ресторанном туалете. Само собой, о мужской его половине. Ещё точнее – о школьной доске с мелками, которая висит непосредственно над писсуарами. Простое мудрое решение. Хочешь что-нибудь написать – написа… то есть напиши, а стены оставь в покое. Разумеется, я стал читать написанное. Простые надписи, вроде «Хочешь приятно провести время – звони Юджину по телефону…» не вдохновляют и некоторым образом настораживают. А вот над надписью «Где же находится конец вселенной?» задумался и машинально опустил глаза. Струя упёрлась в красный пластмассовый кружок с отверстиями, на котором было написано: «Say NO to drugs». Ещё там был написан адрес сайта, по которому можно было ознакомиться с продукцией компании, производящей писсуары (что-то вроде «писсуар. com»). А кроме того, какая-то полезная информация для покупателей или производителей не упомню чего, но… всякий процесс приходит к своему завершению, а стоять просто так, придерживая… читая… при наличии живой и нетерпеливой очереди… Один вопрос меня мучает – в женском туалете тоже есть доска или прекрасный пол бессовестным образом дискриминирован по половому признаку? Не может такого быть, чтобы конституция Самой Свободной Страны это допустила.

* * *

Воскресенье. По какой-то причине я не на работе. Некогда вспоминать по какой – надо срочно отдыхать, поскольку при здешнем темпе жизни понедельник может наступить в любую минуту. Едем с друзьями в Бальбоа-парк, названный так по фамилии испанского конкистадора, Кортеса местного разлива. Парк чем-то напоминает блаженной памяти ВДНХ, с множеством павильонов разных стран, музеев, оранжерей и открытых концертных площадок. Плюс пальмы, плюс кактусы, плюс прудики с разноцветными рыбками и диковинными кувшинками размером с сомбреро, плюс конные полицейские в широкополых шляпах, плюс оркестр военных моряков в белоснежной форме («их» моряков в «их» форме), плюс всё, что не минус, уйти из аэрокосмического музея, с его самолётами и вертолётами в натуральную величину, совершенно невозможно. То есть можно попытаться выйти, но мимо стенда с образцами одежды стюардесс на американских авиалиниях за последние полсотни лет и фотографиями стюардесс в этих костюмах может пройти только принципиально незрячий. Впрочем, на то и товарищи, чтобы увести. Увели меня в кактусовую аллею. Есть там что посмотреть, но не потрогать. Через полчаса исколотые, но довольные мы вклинились в заросли безобидных, бесколючечных и лопоухих опунций. Безжалостные туристы вырезают своими длинными кривыми ногтями, размером с небольшой перочинный ножик, на безответных опунциях немудрящие надписи типа «Сэм + Шэррил», или «Роза + Альберто», или… совершенно всё равно, поскольку все эти надписи равняются тому, чему они всегда и везде равняются. Лишь одна надпись на чистом русском языке ничему не равнялась – она просто оповещала, что «Здесь были Миша и Кека. 1998 год». Добрались-таки мужики. А мы-то уж почти и надежду потеряли.

* * *

О местной русскоязычной прессе писать нечего – она сама за себя напишет. Просто берёшь сито и просеиваешь:

…салон красоты «Малина»…

…европейский массаж лица… (представляю себе массаж лица по-русски… где-нибудь в тёмной подворотне, после того как массируемые и массирующие приняли на грудь грамм по семьсот…)

…работаю натуральным продуктом из Швейцарии… (интересно, есть такие, кто, прочитав фразу о «натуральном продукте», подумают не о дерьме?)

…по желанию обслуживает аккордеонист с электроорганом…

…морозильник Freezer, годовалый… (практически только что из пелёнок)

…чудотворная цыганка из России Мария Павловна…

…крупно бюджетная лента блистающего секса с удивительными пиротехническими эффектами… (не иначе как с членовредительством)

…русская суперпорнозвезда ХАЯ ХАКИМ… (это, можно сказать, жемчужина коллекции, найденная в навозной куче газеты «Курьер» Сан-Диего).

* * *

На дворе осень. Та, которая по календарю. На другую здесь надеяться не приходится. Редкие упавшие листья сожжены солнцем так, что при порывах ветра не мягко шуршат по асфальту, а скребут, как кошки на душе. Наступишь на такой, и он разобьётся на тысячу мелких кусочков. Пальмам наплевать на осень – зеленеют как ни в чем не бывало. Вообще многим растениям наплевать. Некоторые даже нахально цветут. На небе, как всегда, ни облачка. Все уплыли на север – закрывать последние голубые прогалины где-нибудь над Чикаго или Нью-Йорком. По вечерам, однако, стало холодать. Октябрь, как-никак. Температура опускается до плюс пятнадцати. Мёрзну. Наверное, я уже акклиматизировался.

* * *

Сегодня целый день пасмурно. Редкий, между прочим, здесь случай. Наконец-то холодно. Пока шёл по улице, с удовольствием продрог. Эвкалипт за окошком (как странно это звучит по-русски – «эвкалипт за окошком») кору к зиме сбрасывает. Становится голым и бело-розовым. От этого смотрится, как в исподнем. А с листьями не хочет расставаться. Ну и дурак. Кто же к зиме кору сбрасывает. Я бы не стал. К зиме хорошо нагулять толстую кору, чтобы потом ею уютно потрескивать в мороз. Да кто здесь в этом понимает…

* * *

Объявление из «факта» – калифорнийского рекламного русскоязычного журнальчика:

«Еврейский хор Михаила Турецкого выступает в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско и Пало-Альто с новой программой под названием “В эти трудные дни мы здесь, мы вместе с вами”». Молодцы ребята. Они мужественно здесь вместе с нами, в Калифорнии. Не смалодушничали. Не отсиделись где-нибудь в Сыктывкаре. Впрочем, если честно глянуть в зеркало…

* * *

Ещё объявление. «По многочисленным просьбам свои сеансы в Калифорнии проводит Верховный Шаман Сибири Оюн-Батыр. После триумфального выступления в Нью-Йорке на Брайтоне Оюн-Батыр возвращается». Отзывчивый. Мог бы и не вернуться. Мог бы и бубен на всех положить. Особенно после брайтонского триумфа.

* * *

Разные бывают обычаи. Бывают красивые, бывают добрые и христианские, а бывают языческие и жестокие. Иногда среди этого обычного разнообразия встречаются трогательные. Нельзя сказать, чтобы часто, но всё-таки. Американский обычай ставить скамейки в память об умерших, наверное, из таких (конечно, может, в других странах эти скамейки самое обычное дело, но в других странах я почти не был и дальше Калифорнии никуда из своего Подмосковья не выезжал). Так вот. Стоит в одном из калифорнийских парков, среди прочих деревянных скамеечек, гранитная, с бронзовой литой табличкой «В память Дорис Перл, сестры, мамы, жены, бабушки и друга всем, кто в ней нуждался. Для родных, друзей и тех, кто просто придёт сюда». А ты ещё только вышел прогуляться, ещё и не устал ни капельки, ты ещё, может, и трусцой пробежишься, но… попробуй не присесть на такую скамеечку хотя бы на полминутки, попробуй и увидишь, как не получится. Кто её знает, эту Дорис Перл – может, она и вправду была такой, как пишет её сестра Кэрри, скамейка в память которой стоит недалеко отсюда, буквально в двадцати метрах, на соседней аллее.

* * *

Маленький магазинчик в Ла Хойе, районе Сан-Диего. «Старый моряк» называется. Под «Старым моряком» приписано: «Морские сокровища». Открываешь дверь с медным колокольчиком и видишь – не врёт вывеска. Всё по-честному – на прилавках, на полу, подвешенные к потолку, прикреплённые к стенам – сокровища. Якоря, модели парусников и пароходов в бутылках и бутылки с записками потерпевших кораблекрушения, ракушки, штурвальные колёса высотой в человеческий рост и крошечные золотые штурвальчики в виде запонок. Купишь корабельный телеграф за пятьсот долларов – имеешь полное право взять к нему в виде бонуса бесплатный секстант или пару-тройку толстенных палубных гвоздей. Глобусы обычные, глобусищи на подставках из полированного дерева и совсем карманные, практически наручные глобусики. Настоящий (не вру ведь – настоящий!) испанский золотой дублон шестнадцатого века с какого-то утонувшего галеона. Он, между прочим, и стоит полторы тысячи новыми деньгами, и лежит на бархатной подушечке под толстым стеклом. А подзорные трубы… Открываешь коробочку из дерева ценной породы, обитую изнутри не менее породистой кожей, достаешь трубу, отполированную задубевшими от бризов и пассатов ладонями морских волков, раздвигаешь, подносишь к глазам… и, присмотревшись, видишь возле окуляра микроскопическую надпись «Made in China». (Иногда кажется, что в здешнем климате эта надпись может завестись на чём угодно, как заводится плесень или тараканы). Ну, да бог с ней, с этой узкоглазой трубой. В дальнем углу, среди вороха старых карт, полёживает себе простенькая шкатулочка, полная разнообразных, уже порядком проржавевших, ключиков. Душевная, мечтательная вещь. И отдают-то всего за пятёрку. (Оставили б себе, конечно, но деньги хозяину позарез нужны – на ремонт яхты с любовницей он чисто конкретно потратился. Нам продавщица открылась). А ещё, если не шуметь и не топать ногами, можно услышать, как тоненько поёт ветер в снастях, как поскрипывает деревянная палуба, как шипит вода в шпигатах. Понятное дело, что все эти звуки записал на магнитофонную плёнку хитрющий хозяин магазина с целью раскрутить нас на покупку хоть шкатулки с ржавыми ключами. Капиталист проклятый, ты таки добился своей цели!

* * *

Что такое религиозная терпимость? Когда в местном кафе под названием «Кабул-Вест» полный улыбчивый афганец с торчащими вверх смоляными усами к отличным кебабам предлагает большой набор кошерных фруктовых соков – это она и есть.

* * *

Если приехать на площадь La Jolla Village, подняться на второй этаж торгового центра, зайти в магазин «Tower Records», пройти мимо бесконечных полок с попсой, роком, кантри, джазом, саунд-треками к кинофильмам и чёрт знает с чем, то в дальнем углу, среди музыки разных народов, можно найти табличку с надписью «MAWHNA BPEMHN». От неё тепло.

* * *

Американец простых вещей не любит и, что гораздо важнее, не любит их приобретать. В списке Настоящих Американских Слов о Главном слово «прибамбас» занимает одно из самых почётных мест. Человек, желающий купить простой бутерброд с сыром, автомобиль в заводской комплектации, носки без подогрева или соковыжималку с оперативной памятью меньше гигабайта, вызывает у продавца недоумение, замешательство, жалость и желание помочь. Поэтому когда я увидел в магазине кровать, которая выгибается, прогибается, складывается, раскладывается, подогревает, чешет пятки, то немедленно изобразил на лице понимание, чтобы меня не приняли за иммигранта, нелегально проживающего в стране… Собственно говоря, предыдущие четыре сложносочинённых предложения были преамбулой. Амбула заключается в том, что на кровати, точнее в инструкции к её ЦУПу было написано: «ПРОБАЕМАY2К УЧТЕНА».

* * *

Гуляем по набережной в порту Сан-Диего. Навстречу идут люди, одетые в разноцветные футболки и шорты. Ноябрь на носу и сандалики на ногах, у нас и широты-то такой отродясь не было (всё больше долготы да волокиты). Зато у нас есть кальсоны с начёсом и ботинки на размер больше для одевания на тёплый носок. Про такие вещи здесь даже люди с университетским образованием и слыхом не слыхивали. Нет, зависть не гложет, но хочется, очень хочется крикнуть: «Повод принять для сугрева у вас отсутствует как класс! Вашим девушкам не стать румяными от мороза! А уж отогреться вам точно не светит…». Да что толку кричать? Не поймут граждане субтропиков. Плюнешь незаметно в уголок, насупишься и дальше пойдёшь.

* * *

Рядом с моим домом стоит мормонская церковь. Белокаменная. Она выстроена, как говорит один мой сослуживец, в стиле диснеевской готики. Может, поэтому снаружи и кажется, что в этом храме поклоняются Белоснежке и семи гномам, оленёнку Бэмби и Аладдину. Впрочем, проверить это никак невозможно, потому как внутрь никого не пускают, кроме самих мормонов. Сразу после окончания строительства какое-то время пускали всех желающих на экскурсии, а потом полы в церкви перестелили и по ним стали ходить только последователи Джозефа Смита. Узкие стрельчатые окна как будто специально приспособлены (чем чёрт не шутит) для обороны мормонов от представителей других конфессий. Окошки эти и вся церковь по ночам подсвечиваются. Зрелище (особенно в тумане), надо сказать, не для слабонервных. На верхушке мертвенно-бледного шпиля вовсе не крест, а позолоченная фигурка архангела Гавриила с трубой. Это уже вторая фигурка, поскольку в первую, по легенде, ударила молния во время строительства. На самом деле молния действительно ударяла, и об этом писали местные газеты, но пусть будет по легенде. Здесь их так мало. Пусть на одну будет больше.

* * *

После трагических событий 11 сентября в гавани Сан-Диего встали два авианосца. Они стоят хмурые, недовольные мелководьем, воротят носы в открытый океан и охраняют нас от арабских террористов, протаранивших в Нью-Йорке небоскрёбы самолётами, а теперь ещё и разославших сибирскую язву в почтовых конвертах по городам восточного побережья. Власти реагируют. Своеобразно, если не сказать неадекватно, но с истинно американским размахом.

* * *

В старом городе, в магазине с красивым и непонятным названием «Каса де Педрорена де Альтамирано», с 1869 года торгуют геологическими и зоологическими редкостями. Всего за три сотни с небольшим можно приобрести настоящий клык какого-нибудь плотоядного звероящера с полностью оформленным паспортом, визой и зубной страховкой. Мелкие акульи зубы для бусиков, серёжечек и кулончиков просто идут на вес. Выгодный товар, между прочим. Полкило хватает на полное украшение жены, и её маме ещё останется, чтобы сходить к дантисту со своим материалом. Ну, американцы народ рачительный, у них всё в хозяйстве пригождается. Тут нам за ними и гоняться нечего. Есть на прилавках и экзотика, специально для настоящих ценителей. А как ещё назвать окаменевшие экскременты черепах эоценового периода кайнозойской эры, привезённые с острова Мадагаскар? Такие фигурные перевитые столбики (черепахи как будто специально тужились на заказ) по шестнадцать баксов какаш… штучка. Цвет благородный, серый со стальным отливом. Хорошо окаменели. Можно украсить, к примеру, каминную полку из светлого мрамора. Интересно, по какой статье мадагаскарская таможня брала пошлины на вывозимое?.. Без взяток, поди, не обошлось. А сколько стоило замирение возмущённого мадагаскарского народного хурала? «Эти янки совсем обнаглели! Вывозят наше национальное достояние! Нарушаются права черепашьих национальных меньшинств!..»

* * *

Школьный музей или, точнее, музей школы образца 1856 года в старом городе. Первым делом тщательно осмотрел парты на предмет надписей типа «здесь сидел…». Увы, эти парты стараниями администрации полностью превращены в образцовые музейные экспонаты. Конечно, туристы, оставленные без присмотра, стараются как могут, но надписи «Милан, 1998» или «Мелисса была здесь» утешают слабо. Интерес представляли только три загадочные буквы «БАМ», нацарапанные кириллицей, но кто этот «БАМ», откуда он и зачем… Положение спасли инструкции для учителей и прейскурант наказаний для учеников 1872 года издания. Серьёзные документы. «После десяти часов преподавания в школе учитель должен проводить оставшееся время за чтением Библии или других хороших книг». «Каждый курящий, пьющий алкогольные напитки в любой форме, играющий в азартные игры в публичных местах учитель даёт повод сомневаться в его достоинстве, намерениях, честности и порядочности». Как раз эти-то пункты из морального кодекса строителя коммун… то есть американского учителя мне понятны. Проходили. Без Библии, правда, и «других хороших книг», но с историей КПСС. А вот изумление вызвало уравнивание (по степени порочности) курения и пьянства с невинным бритьём в парикмахерской. Впрочем, и оно прошло, когда в следующем пункте я прочёл, что «учитель, выполняющий свои обязанности ревностно и безупречно в течение пяти лет, может рассчитывать на прибавку к еженедельному жалованию в двадцать пять центов». С такой прибавкой бриться у парикмахера – всё равно что вести чудовищно разгульный образ жизни. Список типовых ученических прегрешений, за которые ученики расплачивались ударами розгой, состоял из почти трёх десятков пунктов. Поиграли девочки с мальчиками вместе – по четыре удара каждому участнику игры. Подрались – по десять ударов. Наученные горьким опытом мальчишки решили: «Пасмотрим (толька пасмотрим!) как играют дифчонки, а сами… с ними… ни в жисть!» – по три удара каждому зрителю. Глупые девчонки заявились к мальчишкам с ответным визитом… те же три удара без скидок на пол (пол вообще здесь ни при чём – на скамье раскладывали и пороли). Умный мальчик, зарёкшись играть с девочками, сделал качели и стал на них качаться – семь ударов за несанкционированное строительство качелей. Соврал, сказал, что качели сделал сын шерифа – опять семь ударов. За обрызгивание друг дружки водой, длинные ногти, грязные руки и общую чумазость полагалось всего по два удара. Перекинулся в картишки с товарищем – десять ударов. По результатам игры обозвал его нехорошим словом (а товарищ просигнализировал куда следует) – три удара. На правеже по делу о нехорошем слове сказал в глаза бывшему товарищу, что он лжец, – четыре удара. Устал от такой жизни и, размышляя о неправильном мироустройстве, пошёл пошататься вокруг мельницы или на речку – шесть ударов… Самым безопасным, с точки зрения нетронутости мягкого места розгами, было лазание по деревьям на небольшую высоту. Залез на высоту выше трёх футов – получи по одному удару за каждый дополнительный фут. Что тут скажешь… Конечно, учителю многое запрещалось, и ещё больше запрещалось строго. Порой он приходил в школу мучительно трезвый, обчитавшийся «Библии и других хороших книг», весь в порезах от самостоятельного неумелого бритья и неописуемо злой, НО! Возможность отвести душу на этих маленьких мерзавцах у него таки БЫЛА!

* * *

Во дворе шумят дети. Слов не слышно, только гул. Почему-то кажется, что они шумят по-русски. Мне-то понятно, почему кажется. А детям – нет. Потому и шумят они по-английски.

* * *

Давным-давно, когда деревья и Советский Союз были большими, армянское радио вещало на кухне многих советских людей. Как-то раз у него (у радио) спросили: «Должен ли член партии платить налоги со взяток?» Ответ на этот вопрос и напоминать не стоит – его помнят даже беспартийные. Нет в Соединённых Обетованных Штатах ни армянского радио, ни членов той самой партии (во всяком случае, в количествах, заметных невооружённым взглядом), но есть государственное казначейство, которое испускает инструкции с разъяснениями о том, как законопослушные граждане должны платить налоги. Так вот, в инструкции с интригующим названием «Instruction for Form 1040A» на странице 23, где описывается порядок уплаты налогов с чаевых (которые, конечно, не взятки, но для нас слова практически однокоренные), читаем буквально следующее: «Обязательно укажите все полученные вами чаевые в соответствующих формах, если вы получили их в сумме более чем 20 долларов в месяц и не сообщили об этом своему работодателю». Армянское радио уходит, как говорится, на заслуженный отдых. Даже подумать страшно, что было бы, если наше родное государство до такой степени нам доверилось.

* * *

Стою я как-то на набережной в Балтиморе и смотрю на прогулочные кораблики. И курю. И на воду плюю. И подходит ко мне чумазый бомж-нег… то есть бомж-афроамериканец, и обращается с речью на предмет получения материального вспомоществования. Это была именно речь. Он простёр ко мне правую руку с зажатой в ней засаленной спортивной шапкой (чуть не написал «кепкой») и кратко, но с выражением рассказал о том, как трудно ему живётся. Заметив на моей майке надпись «Pink Floyd. The Wall», он немедленно признался в том, что страстный поклонник этой группы («Как и вы, сэр»). Мало того, он был в Берлине в момент падения Стены и имел счастье присутствовать на концерте Уотерса. «Сэр, – сказал он, – это было незабываемо! Я сейчас всё расскажу!» Перспектива «всё услышать» меня не очень вдохновляла, поскольку сигарету я докурил, слюна для плевания на воду давно закончилась, да и, честно говоря, это был уже третий нищий за день, просивший у меня подаяния в этом богоспасаемом городе. Изобразив на скорую руку поиск мелочи в карманах, я ответил: «Нет наличных». «Извините, сэр. Спасибо, сэр», – ответил мне поклонник «Пинк флойда» и с достоинством отошёл порыться в мусорном баке, стоявшем неподалёку. Искусство достойного перенесения отказа – это большое искусство. Немногие могут его продемонстрировать. Доллар, который я всё-таки дал ему, в сущности, был гонораром.

* * *

В конце месяца народ завлекают в магазины распродажами. К примеру, ювелирный магазин «Дэвид и Сыновья, фамильные драгоценности» предоставляет «большие скидки на бриллианты россыпью и бриллианты для свадебных нарядов невест». (За объявление таких скидок, к примеру, в моём родном Серпухове могли бы и магазин от злости поджечь.) В частных картинных галереях Сан-Диего тоже распродажа. Со скидкой дают рисунки Матисса или, скажем, Шагала. Между прочим, можно сэкономить приличные деньги. На Матиссе в конце месяца до нескольких тысяч можно сэкономить. Берёшь не за сто пятьдесят семь тысяч по старой цене, а всего за сто пятьдесят три по новой. В местном продмаге «Воне» надо несколько жизней подряд покупать сосиски с макаронами, чтобы такую скидку набрать, а тут… К тому же сосиски, в отличие от Матисса, надоедают.

* * *

Сегодня в супермаркете не обнаружил своих любимых хрустящих сухариков с чесноком и сыром. Долго пялился на витрину Обошёл её со всех сторон. Нет их. Ладно. Отошёл к полкам с конфетами, потом вернулся. Они не появились. Почему? Уже десять минут прошло. Они же всегда были в этом месте. Всегда! По два с половиной доллара за упаковку. Хрустели и пахли чесноком с сыром. Оставляли масляные следы на пальцах. Просто полный рот слюны. И витрина, на которой они должны быть, есть. А их нет! Вместо них другие – итальянские с помидорами, с укропом, с луком, с чёрт знает чем, но не с сыром и чесноком. Как такое могло случиться? Как?! Не насушила пекарня? Ерунда. Как она могла их не насушить, когда она всегда их насушивает? у них работают мексиканцы, которые отца родного высушат – лишь бы их не отсылали обратно в Мексику. У пекарни договор с магазином о поставках сухарей с чесноком и сыром, подписанный двадцатью юристами и их поверенными с обеих сторон, на бумаге с водяными знаками и печатями. Не привезли вовремя в магазин? Ну, это уж полная чушь. Этого даже и представить себе невозможно. Сломаться грузовик не может. Шофёр заехать в пивную, к тёще, по своим делам… нет, это всё совершенно из другой жизни. Я здесь, в этом чёртовом магазине, уже двадцать минут. Я пришёл за сухарями с чесноком и сыром. Я исправно плачу федеральные налоги и налоги в казну штата Калифорния. Где мои любимые сухари, я вас спрашиваю?!

Вот так, исподволь, совершенно нормальные в прошлом люди АМЕРИКАНИЗИРУЮТСЯ.

* * *

Ночью шёл дождь. А я его проспал. Разминулись мы с ним. Теперь уж до февраля не встретимся. Этот-то, ноябрьский, был внеплановый. Дождь-шатун. Хорошо, что хоть немного тучек от него на утро осталось. Ненадолго, правда.

* * *

Хеллоуин. Карнавальное шествие по Пятой авеню в даунтауне. Два прыщавых подростка в костюмах сперматозоидов кокетливо виляют белыми пластиковыми хвостиками. Крупная девица с намалёванными конопушками в микрохалатике медсестры-вампирши так виляет, так виляет (и ведь есть чем!)… не дай бог вывихнет. Плакат в зале пивной «Последнее пристанище» – «Просьба на столах не танцевать». Местная рок-группа «KGB», с адским грохотом канающая под «KISS». Существо в костюме «прохожего без головы» ставит её (голову) на стойку бара, чтобы расплатиться за кружку пива. Огромная счастливая улыбка на личике крошечной китаянки-колобка в костюме Клеопатры. Мужик, сидя спящий на тротуаре, с табличкой на груди «Я хочу нажраться. Помоги, брат».

* * *

Мой сослуживец говорит: «Наполовину я русский, наполовину – хохол. А ещё на четверть – еврей». Такая вот занимательная арифметика. Или нелинейная алгебра?

* * *

У соседей перила балкона увиты гирляндой искусственных цветов. Смотрятся почти как… ни крути, а всё равно искусственные. Поутру прилетел к гирлянде зелёный колибрик и давай засовывать крошечный пинцетик своего клюва в ярко-красные цветочки, потом в ярко-синие, потом… потом басовито прожужжал крыльями непременное американское «ши-и-ит» (у него получилось «жи-и-ит» с птичьим акцентом) и прочь полетел.

* * *

Если пристально посмотреть на аборигена, то он непременно улыбнётся фальшивой американской улыбкой и неискренне скажет «Привет!», вместо того, чтобы с честно перекошенным от злобы лицом и неподдельным интересом спросить: «Хули ты уставился-то, а? Вали давай отсюдова».

* * *

Над нашим кварталом низко-низко летит маленький моторный самолётик. К его хвосту привязано огромное полотнище, на котором ещё более огромными буквами написано: «Дженни! Ты выйдешь за меня замуж?» И ещё было нарисовано сердце и поставлена подпись: «Энтони». Вспомнилась фраза Ильфа из его записных книжек: «Отдаться мало».

* * *

Распродажа в книжном магазине. На огромных столах Диккенс вперемешку с Карнеги и вездесущим Гарри Поттером. Бродим вдоль столов, роемся в развалах, вытаскиваем, листаем и кладём обратно. Рядом шуршат страницами молодой человек с девушкой. Вдруг молодой человек со счастливой улыбкой выхватывает из кучи и протягивает своей спутнице какую-то упитанную, страниц эдак на четыреста-пятьсот, книжку: «Смотри, Лиз!» Заодно и я смотрю, раз уж рядом оказался. На книжке написано «Как управлять собственным членом» и нарисовано жизнерадостное самизнаетечто при галстуке и в шляпе. Девушка некоторое время смотрит на обложку, потом поправляет на курносом носике очки и тихим, усталым голосом произносит: «Риччи, ну зачем тебе эта книга? Она же написана для женщин».

* * *

Музыкальное кафе «Панникин» в Дель Маре. Для тех, кто пришел со своей кружкой – любой из двух десятков сортов кофе, на десять процентов дешевле. Здесь играют джаз. Гитара, контрабас, саксофон и ударные превращают неподвижное сидение за столиком с чашкой кофе в непростое занятие – ноги из-под столика всё время убегают, пританцовывая. Молоденькая, индейского вида официанточка снуёт между посетителями, принося, унося, прибирая и, кроме того, постоянно подтягивая свои чудом держащиеся на бёдрах штаны. Из-под штанов, точнее из пункта «пониже спины» под штанами, навстречу короткой маечке ползут по смуглой коже синенькие затейливые змейки-татушки. Стоит девчушке замешкаться и не подтянуть вовремя штаны, в окружении змеек не меньше чем наполовину показывается верхняя часть большого холста – скрипичного ключа. Вот что значит настоящее музыкальное кафе.

* * *

Смотрел какой-то ужасный американский боевик про любовь. Он и она гибнут. О чём думали сценарист и режиссёр? Ну, я понимаю, давным-давно, когда ещё не придумали Брюса Уиллиса или там Шварценеггера, многие фильмы плохо заканчивались. Герои и героини гибли во множестве. Их некому было спасти. Но сейчас-то, сейчас?! Это же дикость просто. Ещё Голливуд называется.

* * *

Надпись «Fat free» здесь относится к разряду религиозных (вроде нашей бывшей надписи «Слава КПСС»), и её можно увидеть где угодно. В отличие от надписи «Made in China» сама по себе не заводится, поэтому её культивируют. В основном на продуктах. Покупаешь какие-нибудь солёные огурцы в банке, а они непременно «Fat free», не считая того, что кошерные. Сахаром «Fat free» для подслащивания чая сам пользовался. И действительно – на поверхности чая ни капли жира. Вообще, напрямую никогда не скажут, сколько в продукте жира содержится. Это всё равно что написать в поздравительной открытке: «Поздравляю тебя, дорогая, с пятидесятилетием». Надпись «два процента жира», к примеру, на йогурте в переводе на американский выглядит так: «на девяносто восемь процентов свободен от жира». Один мой сослуживец даже о своей прекрасной половине выразился именно таким образом. «Ну, Мэгги-то, – прошептал он с опаской, – процентов… ну… на двадцать от него свободна».

* * *

Сейчас удивляться «их» бытовой технике просто неприлично. И к нам её завезли наконец-то. Не всю, однако. Вот некоторые образцы из списка незавезённой: электрические машинки для заплетания тоненьких косичек девочкам (а может и мальчикам – кто их теперь разберёт), для выбривания волос в носу и в ушах (устрашающего вида инструмент, напоминающий хирургический), для очистки языка (полезная вещь, особенно для сквернословов). И ещё зеркало с подсветкой и пятикратным увеличением со специальными светофильтрами, имитирующими утреннее, дневное, офисное и вечернее освещение. Для чего? Те, кто не удивляются – пусть сами догадаются. Тем, кто ещё не утратил способность удивляться, скажу – для облегчения нелёгкого женского труда по умакияживанию.

* * *

Ходил в гости. В гостях оказалось холодно. Что ни говори, а декабрь есть декабрь – если вечером забыл сменить шорты, в которых ходил днём, на брюки, то мёрзнешь. Решили по такому случаю затопить камин. Хозяин достал бревно, которое купил в магазине. Бревно было упаковано в красивую бумагу. Я вообще сначала подумал, что это буханка хлеба. На обёртке были нарисованы разные картинки. Эти картинки и подписи к ним представляли собой подробную инструкцию. Жёлтые стрелочки указывали места поджигания специальными каминными спичками той же фирмы. Только этими спичками гарантировалось безопасное и качественное поджигание. Ещё нам сообщалось, что бревно будет гореть четыре часа синим и оранжевым пламенем (цвета горения были указаны для этого типа брёвен). В конце инструкции, которую, теряя остатки терпения, мы всё же дочитали, было написано, что наше бревно и не бревно вовсе, а прессованная древесная пыль (получающаяся при производстве карандашей), пропитанная воском. Зато во время горения оно дает на восемьдесят два процента меньше угарного газа, чем обычное дерево, а в конце горения на шестьдесят пять процентов. И всё это за те же самые деньги. «Surprise!», как любят здесь выражаться. Наконец мы его подожгли. Никаких сюрпризов. Как обещали – так оно и горело. И пламя было именно тех цветов, что были указаны в инструкции. Впрочем, что-то было не так. Долго не могли сообразить что, пока нас не осенило – бревно не потрескивало при горении. Быть такого не может, подумали мы, чтобы не продавались брёвна с треском в самой капиталистической из всех капиталистических стран мира. Принесли из кладовки новое бревно. Нашли на упаковке адрес интернет-сайта компании-производителя, включили компьютер и через считанные секунды узнали, что брёвна с натуральным потрескиванием («natural crackling sound») продаются – просто они стоят немного дороже. Ещё мы узнали, что есть специальные брёвна для использования на открытом воздухе, для барбекю, для каминов, для кухонь, для битья по голове… брёвен все же не производилось. Все брёвна имели специальные зарегистрированные торговые марки. Мы просмотрели небольшой рекламный клип о работе исследовательской лаборатории по созданию новых типов брёвен. Восхитились каминным залом в средневековом стиле, со множеством каминов, снабженных часами, для определения продолжительности горения брёвен. Над каждым камином висело по несколько пар часов. После недолгого, не очень трезвого (мы согревались комплексно – не только при помощи камина) спора мы решили, что эти часы показывают время горения в разных часовых поясах, поскольку компания имеет филиалы в разных странах, на разных континентах. Когда наше бревно стало догорать – я понял, что обещанные в инструкции четыре часа истекают, и откланялся. По своим часам даже и проверять не стал.

* * *

Решили полюбоваться океанским закатом и поехали компанией в маленький курортный городок Дель Мар, примыкающий к Сан-Диего. На крутом берегу, среди пальм, стоят скамейки, на которых рассаживаются созерцатели. И мы расселись с бутылкой сухого калифорнийского, предусмотрительно завернутого в бумажный пакет. На соседней с нами скамейке в промежутках между объятиями и поцелуями любовались закатом юноша и девушка. В руке, которой она обнимала его, была роза. Закатное солнце настойчиво поджигало рыжие волосы девушки, они вспыхивали и… ну что, что я могу сделать, если всё было именно так, как пишут в дешёвых дамских романах? Написать, что обнимались небритые мужики, а в руке одного был шприц с героином? Что они кололись на брудершафт? Будет больше похоже на «правду жизни»? Так ведь роза была. Красная. В руке рыжеволосой девушки, которая обнимала юношу, которые обнимались, любуясь закатом и друг другом, сидя на скамейке, которая стояла на берегу океана в маленьком курортном городке Дель Мар неподалёку от Сан-Диего.

* * *

День перед католическим Рождеством. На работе администрация решила нас отпустить на два часа раньше. И вообще – завтра законный выходной. Все приглашают друг друга на рождественские вечеринки. Моя сослуживица, Анна Шифрина, спрашивает у своей подруги, Марины Абдурахмановой: «А ты к кому сегодня вечером праздновать идёшь?» «Мы с мужем приглашены к Коганам», – отвечает та.

* * *

Посетил зоопарк. Тигров с носорогами – как собак нерезаных. Возле вольера с носорогом предупредительная надпись: «Зона обмачивания – 20 футов» и нарисован писающий носорог. Понятное дело, в «зоне» толпилось некоторое количество любознательных детишек с родителями, ожидающих начала процесса «обмачивания». Носорог долго собирался, задумчиво жевал губами, переступал с ноги на ногу и… собрался. Наблюдателей как волной смыло. Оказывается, надписи иногда не врут. Ну, а в павильонах, где львы с обезьянами, – целый лес тропический с лианами, пальмами и водоёмами. Иду я по дорожке, клеток-то, по современной моде, и не видать вовсе, а откуда-то сверху как чирикнет кто-нибудь басом, а слева захрюкает недовольно, а справа залопочет жалобно, а снизу зашуршит таинственно. А надо всем этим могучий львиный рык, не прекращающийся ни на минуту. И чем дальше продвигаюсь в глубь зоопарковых джунглей, тем рык громче и звук собственных шагов тише. Однако иду вместе со всеми и попкорн от страха жую всё быстрей. А в конце пути, у края дорожки, стенд стоит красочный, на котором про львов всё написано и три кнопочки внизу. Первую кнопочку нажмёшь, заработает встроенный магнитофон – услышишь, как шипит львица, вторую – как львята мяукают, третью – как сам грозным рыком права на подведомственную территорию заявляет. Сломана была третья кнопочка, оттого и заявление это передавалось постоянно, как выпуски экстренных новостей. А сам лев дрых неподалёку в каменном гроте. По всему видно – немолодой лев. А уж глухой – это как пить дать. Среди вольеров, где сидели представители мелких кошачьих, нашёл того, кого и не ожидал встретить. Соотечественника. «Кот сибирский» было написано на табличке возле маленького вольерчика. Сам соотечественник где-то прятался в кустах, и видно его не было. На наше русское «кис-кис» он и не думал откликаться. Использование американского «китти-китти» тоже не помогло. Даже на имя своё исконное, видовое – «Васька», подлец не отозвался. Мелькнула только на миг в зарослях откормленная полосатая морда, и больше ничего. Конечно, может, у него уже не обычная рабочая виза как у меня, а гринкарта, и администрация зоопарка ходатайствует о предоставлении гражданства… Ну, тогда понятно. Что ж ему со мной-то… А только всё равно обидно.


Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу

4

политик, пивовар, брат второго американского президента Джона Адамса.

Один человек (сборник)

Подняться наверх