Читать книгу Страсти обыкновенные (сборник) - Михаил Башкиров - Страница 2
Повести застойных времен
Чудотворная, или Страсти обыкновенные
Оглавление1
Гражданин возвращался из отпуска с иконой.
Лето гасло.
Тусклые краски ползли вдоль тракта, и не верилось, что через неделю-другую густо закипит резвая осень.
Автобус покачивало и трясло на выбоинах.
Сластенов то и дело поправлял рукой обшарпанный чемодан, а тот, как нарочно, раздув бока, отползал назад или прибивался к соседнему креслу.
Икона лежала в чемодане, завернутая в старую газету.
Одним углом почти чудотворная деревяшка зарылась в толстый свитер домашней вязки, другим углом тупо стукалась о поллитровую банку с вареньем.
На икону мягко наседали грязные скомканные рубахи, майки, носки.
Снизу икону подпирали сломанный фотоаппарат и толстенная книга по специальности, так ни разу и не открытая за время отпуска, да журнал с частично разгаданным кроссвордом и первыми главами свежего английского детектива.
Сластенов смотрел мимо дремлющего соседа на обочину.
Поправлял непослушный чемодан.
Вспоминал парное молоко, творог, сдобренный сахаром и сметаной, терпкий мед.
Снова смотрел на обочину.
Вспоминал и про лихо закрученный детектив.
В первой же главе сразу четыре трупа, исчезнувшая реликвия и ни одной улики… Туман, кровь, недоеденный пудинг и уверенная походка сержанта полиции… А как спалось в дождь на сеновале под толстым одеялом… Было слышно, как возятся свиньи, блеет овца и бдительно ворчит пес… Надо будет обязательно купить продолжение… Как спалось… Бедный сэр Чарльз…
Сластенов задремал и пришел в себя, когда автобус въехал в город.
Чемодан, покрытый ровным слоем пыли, уполз далеко назад, под ноги парней, которые, как и шесть часов назад, резались в карты.
За всю дорогу Сластенов ни разу не вспомнил об иконе.
Когда ехал с автовокзала в переполненном трамвае, не вспомнил.
И войдя в подъезд, заново покрашенный за время его отсутствия, не вспомнил.
Отомкнув дверь, сбросил прямо у порога кроссовки, расстегнул пиджак, пихнул чемодан под зеркало, уронил мятую кепку на пол и плюхнулся на низкий пуфик.
Наконец-то дома… Чем-то вкусным тянет с кухни… Сейчас бы тарелочку борща…
– Кирилл, это ты?
Жена выглянула в прихожую, думая, что вернулся сын, и застыла, держа на весу руки, белые от муки.
– Ваня!..
– Решил последнюю недельку дома отсидеть. А то и не заметишь, как на работу выходить… И опять ящик на балконе останется неотремонтированным, да форточку надо подогнать – сама же говорила…
– Знала, что сбежишь, с утра чувствовала, – жена ушла на кухню, вернулась с вымытыми руками. – Пришла с работы – и сразу за блины.
– Фаршированные?
– С мясом и рисом.
Жена задвинула чемодан в угол, подняла кепку, нацепила на вешалку.
– Твои любимые!
Поцеловала мужа в небритую щеку.
– Я тебе, Машунчик, варенья привез – клубничного.
Сластенов поднялся.
– Каждую ягодку своими руками собирал, на четвереньках ползал.
– Вижу, вижу! Загорел, поправился!
Жена у входных дверей нагнулась, взяла кроссовки и поставила их рядом со своими туфлями.
– А тетя Катя все такая же шустрая?
– Кстати, она же мне свитер толстущий связала.
Сластенов шагнул к жене и запнулся об угол чемодана.
– С магазинскими не сравнить. Может, Кириллу подойдет?
– Обойдется! Ты и так отдал ему венгерские подтяжки. Сколько раз говорила – не балуй парня. Весной купили тебе джинсы, а он их все лето протаскал!
– Но я же не виноват, что сынуля меня по размеру догнал.
– По размеру-то догнал, а по уму скоро перегонит, учти.
– Машунчик! У тебя на кухне ничего не пригорит?
– Иди-ка лучше прими ванну и не забудь побриться.
– Слушаюсь и повинуюсь!
Чмокнул жену в шею ниже уха – мельхиоровая сережка царапнула щеку – и пошел в спальню.
Там разделся возле трехтумбового шифоньера, зевнул, глянув на широкую, как всегда, аккуратно застеленную кровать, влез в линялое трико…
2
Сластенова подхватила сковородку, вылила ловко тесто на раскаленный металл.
Как удачно получилось, что именно сегодня занялась блинами…
Через стену было слышно, как шумит душ.
Сластенова перевернула блин.
Только бы подольше мылся… Конечно, можно разогреть вчерашнее пюре… Чай надо заварить свежий… Должны остаться сливки, если Кирилл не выпил…
Сластенова перекинула блин на стол.
Теперь через стену пробивался голос мужа.
Он что-то напевал.
Бульканье и плеск воды, срывающийся голос – казалось, там кипит ведерная кастрюля.
Сластенов перестала вслушиваться в столь знакомые звуки водных процедур.
Нет, как хорошо, что подгадала сорваться из конторы и заняться стряпней…
Тесто получилось ни густым, ни жидким, в самый раз.
Блины снимались легко.
Надо бы достать варенье из чемодана, а то Ваня обидится… Привез издалека… Старался наверняка весь день… Собирал ягодку к ягодке… Попробуй по солнцепеку на четвереньках поползай… Клубника полевая – это не с дачной грядки… Водянистая, безвкусная, крупная… Настоящая клубника пусть и мелкая – зато аромат изумительный…
Сластенова отставила сковородку в сторону, вышла в прихожую, посмотрела на пыльный чемодан под зеркалом.
Тетя Катя наверняка варенье на меду варила… Это ее фирменный рецепт… От такой клубники еще никто никогда не отказывался…
Это где столько пылищи чемодан успел нахватать?..
Сластенова вернулась в кухню, смочила тряпку, а потом долго терла раздутые бока, потускневшие замки, гнутую ручку.
Добившись нужной чистоты – с пятнами и царапинами ничего не сделаешь, – перетащила чемодан в комнату на тахту.
3
Сластенов растерся махровым полотенцем, влез в то же линялое трико и провел указательным пальцем по запотевшему настенному зеркалу.
В ясной, чистой полоске удалось разглядеть лишь покрасневшие глаза – не надо было кемарить в автобусе – и пол-уха, из-за которого выпирал клок волос.
Сластенов торопливо снял с крючка над раковиной массажную щетку и принялся усиленно драть металлическими шипами затылок.
Полоска на зеркале постепенно затянулась влагой.
Сластенов отложил щетку.
На шипах остались волосы.
Скоро голова станет, как колено… Бороду, что ли, отпустить для солидности…
Открыл дверь, вытер напоследок лицо, швырнул полотенце на змеевик.
Хотел сразу проскочить на кухню, но заглянул в большую комнату и остановился.
На паласе вздрагивала от сквозняка мятая старая газета – краешек ее скреб о ножку стола.
Перед тахтой на коленях стояла жена, сцепив руки.
На тахте – раскрытый чемодан и прислоненная к подушке икона.
– Ванечка, миленький, совершенно прелестно… Что же ты сразу не сказал! Понимаю, сюрприз… Я недавно такую же штуковину по телевизору видела!
Жена поднялась и осторожно кончиками пальцев тронула икону за верхние углы.
– Куда же мы ее повесим?
– Надо же, совсем забыл!
Сластенов перешагнул через старую газету.
– Это же почти чудотворная икона. Мне скотник ее за спиннинг всучил.
Сластенов сдвинул чемодан, сел на тахту.
– Видок у иконы действительно солидный, правда, закопчена, как стены в черной бане. Фактически одни глазища видны, а вокруг еле заметные картиночки, ну прямо как на выпуклой фотографии… Тетя Катя говорила, мол, страсти господни! За спиннинг…
– Давай повесим ее вместо японского календаря? Надоели эти девицы раздетые – похабщина сплошная. Конечно, если хочешь, можно календарь на кухню перенести, все равно там стена голая – а лучше давай соседу его подарим.
Жена подержала икону на вытянутых руках, ласково покачивая, и прижала к груди.
– Знаешь, на той неделе по телевизору многосерийный фильм показывали про иконы. Так там из-за одной, вроде нашей, сплошные драки, в каждой серии не меньше двух, и с ножами, и с пистолетами – ужас… А наша икона ведь настоящая? Чудотворная?
– Ну, это вряд ли!
Сластенов извлек из чемодана журнал с началом детектива.
– За спиннинг наверняка какую-нибудь дешевку впарил скотник.
– Заладил одно и то же – за спиннинг, за спиннинг… Для меня эта икона будет самой чудотворной из всех чудотворных!
– Я разве против?..
Сластенов листанул журнал.
– Сэр Чарльз, сэр Чарльз…
– Главное, что она к нам в дом попала. Это же… Вань! Это знак свыше!
– Кто-то вроде обещал накормить?..
Сластенов продолжал искать в журнале нужную страницу.
– Блинами!
– Потерпи чуток, дай наглядеться на красотищу.
– Вот она!
Сластенов нашел недочитанную страницу.
– А меня тут четвертое по счету загадочное убийство.
И не слыша ответной реплики супруги, ошалевшей от самой обыкновенной иконы, принялся за классический английский детектив.
В запертой комнате обнаружили труп…
Сластенов мурлыкнул от предвкушения очередной жертвы.
Древко алебарды торчало из груди старого слуги…
Сластенов присел на край тахты.
Рядом с трупом на ковре – перевернутый старинный поднос и разбитые чашки…
Сластенов увлекся перечислением улик.
Сержант полиции только что позвонил начальству и теперь продолжал осмотр угрюмого, со множеством комнат, особняка…
– Бедный сэр Чарльз!
Сластенов засунул журнал обратно в чемодан, поднял газету, скомкал.
– Похоже, самый верный слуга предал хозяина и был убран как ненужный свидетель.
– Вань, дались тебе эти зарубежные страшилки…
Жена бережно прислонила икону к подушке.
– Лучше бы про родную милицию читал.
– Я по ящику-то не могу на отечественные рожи благостные смотреть. Следователи гении, преступники, асоциальные элементы и полные идиоты…
– Кстати, в одной из серий антикваров пропесочили… Мне в том фильме одна иконка понравилась, такая же невзрачная, темненькая… Вот не думала не гадала, что ты додумаешься привезти… А там какой-то уголовный тип в эту икону вцепился, ну паук пауком… И что удумал… Хотел ее под чужим паспортом за границу вывезти. Привязал к спине, да его вовремя накрыли… Уголовника играл тот самый артист, ну помнишь, что в картине про рыбаков ухлестывал за женой капитана. Как раз перед твоим отъездом показывали…
– Бедный сэр Чарльз…
4
Вскоре заявился с тренировки Кирилл.
Долго крутил икону, поглядывая то на сосредоточенную мать с кружкой в руках, то на разомлевшего отца, затем достал шестикратную лупу и заперся у себя в комнате.
Сластенов вытер губы, сполоснул пальцы и хотел прошмыгнуть между женой и тахтой к спальне, но потерял шлепанец, замешкался.
– Ты хочешь оставить меня одну в такой ответственный момент?
Жена села на тахту рядом с распахнутым чемоданом.
– Ну что может сообщить нам юный Шерлок Холмс?
Сластенов пристроился по другую сторону чемодана.
– Опять насочиняет с три короба.
– А помнишь, в том году? Зимой…
Жена оправила фартук.
– Соседка принесла старинный рубль, и Кирилл посоветовал ей сходить с ним в какое-то там общество, где за один рубль она получила целых сто… Я сама видела десять новеньких червончиков!
– Кому везет, кому то – нет…
Сластенов достал из чемодана фотоаппарат.
– Вот, сломался, паразит, в первый же день! Шторки полетели!
Подержал на коленях, ощущая ладонью потертый шершавый футляр, сунул обратно в мятые рубахи, встал и неслышно подошел к двери.
Через матовое стекло было видно расплывчатое пятно настольной лампы и неподвижную тень Кирилла.
Жена не выдержала напряженного ожидания, удалилась в кухню, загремела в раковине посудой.
Сластенов бросил пост у дверей и вернулся на тахту.
Под звяканье ложек и журчание воды задремал – и повалился набок, столкнув локтем чемодан.
Грязные носки, скрученные майки посыпались на палас, журнал накрыл шлепанцы, фотоаппарат, подскакивая, закатился под стул.
– Что, барахло убрать некому?
Сластенов пнул мятую красную рубаху.
Нестиранная вещь, описав дугу, отлетела к окну – один рукав с белой пуговицей обнял нежно гнутую ножку стола.
– Целый день в автобусе трясся, как проклятый, вонючую пылищу глотал! Спасибо, встретили! Одна с кухни не вылазит, другой заперся!..
Жена вошла в комнату.
– Сам виноват!
Подняла фотоаппарат, положила на стол и начала сваливать вещи в чемодан.
– Просили тебя икону привозить! Хватило бы для счастья и варенья клубничного.
Захлопнула крышку и сверху придавила коленом.
– Убери пока в стенной шкаф, завтра разберу!
– Что за шум, а драки нету?
Кирилл подошел к столу, отодвинул фотоаппарат и приставил икону к тяжелой хрустальной вазе с осыпающимися астрами, положил рядом лупу.
– Значит, так, уважаемые родители… Во-первых, обратная сторона исследуемого мной объекта носит явственные следы раскаленного круглого предмета, скорее всего, сковородки.
– С чем сковородка-то была?
Сластенов подошел к столу, взял за ручку лупу – к ободку прилипло два свежих лепестка.
– С глазуньей или с картошкой?
– Прошу сохранять полную серьезность… Готовьтесь, братцы-кролики, к тяжелой жизни… Теперь нам без сигнализации не обойтись, и надо срочно заказывать вторую дверь, желательно бронированную, с электронным замком, и решетки покрепче на окна… Этой иконке цены нет – Андрей Рублев или Феофан Грек! На лондонском аукционе такая фанерка пойдет за миллион долларов, не меньше, фирма гарантирует!
– А я-то ее на спиннинг выменял…
Сластенов наклонился, поднес лупу к иконе – сплошные темные чешуйки – убрал стекло – из глубины всплыли два гневных скорбных глаза.
– На спиннинг? Так он же у тебя ерундил.
Кирилл поправил икону, чтобы отцу было лучше рассмотреть детали.
– Тормоз прошлым летом сорвали.
– Да говорил я скотнику про тормоз, а он уперся. Настырный мужик.
Сластенов отдал лупу сыну.
– Не мог я ему отказать, он же тете Клаве машину сена достал… А икона-то наша вряд ли на миллион потянет. Вряд ли…
– С миллионом ты, Кирюшка, загнул.
Сластенова поспешно смела в ладонь узкие лепестки.
– Тоже, эксперт выискался… Без рентгена определил!
– Вы можете хоть на минутку представить себе, что у нас дома бесценная икона, дикий раритет! Сенсация года! Нам предлагают колоссальные суммы все музеи Советского Союза, а мы берем – и просто, с присущей нам скромностью, дарим уникум государству, и наши цветные фотографии обходят всю страну: бесценный дар простой советской семьи… Впрочем, лично мне можете не верить, не обижусь, плевать… Но есть идея! У моего тренера умопомрачительные связи и грандиозная хватка. Он только глянет на наше приобретение – и сразу выдаст нужную информацию.
– Тренер?
Сластенов завел руки за голову, зевнул и, отстранив жену плечом, двинулся в спальню.
– Давай завтра тренера!
– Хоть бы подсказал, куда чудотворную спрятать до выяснения!
Сластенов не обернулся на раздраженный голос взволнованной супруги.
– Мам, только в холодильник прятать не вздумай – контрастные температуры шедевру времен татаро-монгольского ига повредят.
Кирилл налил кружку чаю, положил в тарелку фаршированных блинов, отнес к себе и, приладив стереонаушники, включил магнитофон.
Сластенова осталась один на один с иконой…
5
Поздно вечером, когда сын и муж давно спали, Сластенова достала из серванта новую простыню, завернула в нее икону и отнесла в спальню.
Включила торшер, вытащила из шифоньера коробку с зимними ботинками, дубленку, запакованную в полиэтиленовый мешок, пронафталиненный узел с мехами – и положила на самое дно, к задней стенке, тугой сверток.
Муж что-то невнятно сказал и, натянув на себя одеяло, затих.
Вернула узел и мешок на место, сверху поставила коробку, подравняла строй платьев – они свисали с плечиков, темные и молчаливые, как уставшие колокола.
Разделась, легла и долго смотрела в потолок, и потолок мерещился ей огромной иконой, завернутой в простыню.
Сверток, медленно покачиваясь, плыл, словно льдина, в черной, ленивой, вечной воде…
Под утро Сластенова проснулась, чмокнула всхрапывающего мужа в щеку.
Кошмар не кошмар, а снилась какая-то бредятина…
Приподнялась, уперев локоть в подушку, осмотрела серую комнату и, убедившись, что неподвижная туша угрюмого шифоньера по-прежнему стоит у стены, напротив окна, снова забылась сном.
6
Тренер пришел через два дня, вечером.
Сластеновы пили чай на кухне.
Услышав в прихожей голос Кирилла и строгий чужой басок, хозяйка торопливо выставила на стол почти целый вчерашний торт, вазочку с клубничным вареньем, коробку «Ассорти».
Сластенов, заправив рубаху в старые брюки, пошел встречать гостя.
Тренер улыбался, поминутно трогал крепкими пальцами замок мастерки и все не мог влезть ногами в тапки, любезно предложенные хозяином.
Новые тапки были малы крепышу.
Наконец Кирилл догадался и подсунул тренеру разношенные отцовские шлепанцы.
Тренер с почетным эскортом проследовал на кухню, невнятно поздоровался и от смущения прислонился к холодильнику.
– Чаечку с нами отведаете?
Хозяйка достала из шкафа большую подарочнную кружку.
– С тортом.
– Если Кирилл не будет пропускать тренировки…
Толстогубый крепыш подсел к столу, засучил рукава, придвинул к себе подарочную кружку, перевалил с блюдца на тарелочку основательный кусок торта.
– Мастера… на… будущий… год… я вам… гарантирую…
Хозяйка подлила тренеру горячего чая.
– А что, разве он пропускает?
– Бывает.
Крепыш облизнул мельхиоровую ложечку, подул в кружку.
– Дело молодое.
– Вы не стесняйтесь, пожалуйста, это же домашний, не магазинский.
Хозяин подтолкнул блюдо с тортом – кружка тренера вздрогнула, глухо загудела.
– Мастера гарантирую!
Крепыш отпил приличный глоток и стянул в тарелочки очередной ломоть.
– Потенциал велик… немного… техника… прихрамывает… Но… дело… поправимое…
После торта крепыш одолел две розетки варенья и не меньше десятка конфет.
На кончиках сильных пальцев темнел растаявший шоколад.
– Не хотите ли взглянуть на приобретение? – вежливо спросила хозяйка, наливая тренеру очередную кружку.
– Действительно чудотворная?
Крепыш расстегнул замок мастерки, тяжело задышал, как после забега на десять тысяч метров.
– А то… Кирилл всю секцию переполошил… Но я вам гарантирую…
В комнате тренер выбрал стул, откинулся на спинку, зажмурил глаза.
Кирилл на тахте поигрывал шестикратной лупой.
Супруги, придерживая икону с обеих сторон, вышли на середину комнаты, застыли.
Тренер вскочил, шагнул навстречу иконе, попятился, чуть не сбив стул.
Хозяйка, не отрываясь, следила за каждым движением крепыша.
Кирилл подкинул шестикратную лупу и, опрокидываясь на спину, поймал ее обеими руками.
Хозяин поверх осыпающихся астр смотрел в окно.
В доме напротив какой-то тип в широкой панаме красил балкон.
– Да! Потрясающе!
Крепыш облизнул губы, поскреб нос, опять приблизился к иконе.
– Только, понимаете, к сожалению, я не специалист по этому вопросу… Но такого специалиста знаю… Надо непременно показать ему ваше сокровище. Здесь недалеко. Каких-то три остановки на троллейбусе. Давайте, я свожу. Мигом обернусь.
– Мы крайне благодарны за предложение…
Хозяин отпустил свой край иконы, и та угрожающе накренилась.
– Ну нет!
Хозяйка выправила икону и затем положила на сгиб руки.
– Я ее, родимую, в чужие руки не отдам ни на минуту.
– Очень был вкусный торт!
Крепыш, бодро шаркая дряхлыми шлепанцами, отошел за стул.
– Наверное, рецепт секретный?
– Мам, а почему бы тебе не съездить самой, раз довольно близко?
Кирилл подмигнул тренеру и стал через лупу рассматривать свою ладонь.
– За час обернетесь.
– Конечно, поедем вместе.
Сметливый крепыш развернул одной рукой стул и задвинул глубоко под стол.
– Так даже лучше будет.
– Собирайся, Машунька, пусть специалист посмотрит, а то ты себе места не находишь.
– Вань, ты разве с нами не поедешь?
– Мы пока с Кириллом в шахматишки…
Тренер сначала наблюдал, как расставляют шахматы и делают первые классические ходы.
Потом неловко маялся в прихожей, недоумевая, куда пропала хозяйка.
А Сластенова упаковывала икону, обкладывая ватой и поролоном, бинтовала.
Наконец вышла из спальни, поместила сверток в большую сумку.
– Может, плащ возьмешь на всякий случай?
Муж поднял руку с пешкой.
– А лучше зонт.
– Если я через три часа не вернусь, звоните в милицию…
7
Пока шли до остановки, тренер все норовил задеть сумку то коленом, то бедром, словно проверял, не лежит ли там вместо иконы завернутый кирпич.
Сластенова устала перекладывать сумку из руки в руку, но крепыш успевал переместиться в нужную сторону.
Когда подошел троллейбус, Сластенова прижала сумку к животу и, не дожидаясь тренера, расталкивая людей, пробилась к дверям, втиснулась в переполненный салон, а тренер как приклеился, громко дыша в ухо.
Сластенова уперлась плечом в широкую спину, надвигающуюся от окна, чуть повернула голову и совсем близко увидела багровую щеку тренера – только сейчас она заметила, что крепыш плохо выбрит.
– Что, зайцами проедем?
– У меня проездной.
Тренер стоял как скала, и пассажирам, которые двигались к выходу, было туго.
– Вот учудила-то! Талоны в сумке…
Сластенова попыталась использовать тренера, как волнолом.
– Попробуй достань…
Где-то над головой что-то треснуло, кашлянуло, и усталый голос поплыл, дребезжа о металлические стойки:
– Гр-р-раждане пассажиры, сохр-р-раняйте билеты до конца пр-р-р-роезда… Гр-р-раждане…
Широкая спина в старом вельветовом пиджаке, застывшая между окном и Сластеновой, вдруг начала теснить ее прямо на тренера.
– На следующей выходим.
Тренер наддал плечом.
– Держитесь за мной!
– Попытаюсь.
Сластенова вклинилась в образовавшийся промежуток.
Троллейбус резко тормознул.
Кто-то вскрикнул.
Спина в вельветовом пиджаке все-таки настигла Сластенову и почти впечатала в тренера.
Сластенова почувствовала, как тренер напряг все мышцы, принимая удар, – и тут сумка оказалась между ними.
Забинтованная икона углом попала ей точно под ребро – удар, ослабленный сумкой, все же оказался достаточно силен, и она даже потеряла дыхание, но тут же встрепенулась и стала пробираться за тренером, которому, видно, тоже досталось от иконы – он попятился к выходу, прижимая ладонь к животу.
На остановке, за сломанной скамейкой, тренер принялся массировать ушиб ладонью:
– Надо было «тачку» взять…
– Ваш специалист… не из бывших… спортсменов?
Сластенова перевела дыхание, вслушиваясь, как поднывает ребро, поставила сумку на край скамьи и посмотрела вслед медленно удаляющемуся троллейбусу.
Из неплотно прикрытой задней двери торчала нога в модной кроссовке. Но вот нога дернулась, и створки, дрогнув, сомкнулись.
– По крайней мере, в общественном транспорте не ездит.
Крепыш поправил мастерку.
– Личная автомашина!
– Ясно.
Сластенова опять посмотрела в сторону троллейбуса, но тот уже исчез за углом.
– Слыхали, как я предупредила мужа насчет милиции? Так что без штучек…
– Я работаю с подростками десятый год…
Тренер обошел скамью.
– А вы мне такое говорите.
– Да я это для профилактики, сами понимать должны. Вон у нас прошлым летом сберкассу среди бела дня ограбили!
– Ничего не бойтесь!
Тренер машинально протянул руку к сумке.
– Я владею приемами каратэ!
Сластенова успела выхватить сумку из-под загребущих пальцев.
При этом движении ушибленное ребро заныло.
– К человеку идем надежному.
Крепыш посмотрел на свою руку, улыбнулся.
– К надежному…
– Так чего мы ждем?
Они перешли дорогу, спустились по выщербленным ступеням к магазину.
Сластенова поглядывала то на тренера, то на пыльную витрину, в которой мутно отражалась голова крепыша и его торс, обтянутый мастеркой.
Сластеновой начинало казаться, что ее сопровождают двое, – но вот витрина кончилась, и тренер забежал вперед на дорожку из бетонных плиток.
Жухлая трава выпирала на стыках.
Сластенова задела сумкой куст, перешагнула лежащий на бетоне помидор и следом за тренером вышла к киоску, заваленному сбоку пустыми ящиками.
Прошли вдоль короткой очереди, обогнув детскую коляску с отброшенным верхом.
Сластенова успела заметить спящего младенца.
Попали в сквер.
Там, возле клумбы, – еще один раздавленный помидор. Выпал из сетки, как птенец из гнезда.
Миновали ряд пустых скамеек, черемуху с обломанными ветками, качели.
Сластенова обернулась.
Еще виден угол киоска и два крайних человека в очереди.
Коляска спряталась за барьером кустов, но слышно, как ребенок проснулся, наверное, выронил соску, и пронзительно кричит.
Сластенова перехватила сумку из одной руки в другую.
Тренер по-прежнему впереди на пару шагов. Зачем-то подпрыгнул, сорвал тонкую ветку и сразу же выкинул.
Вошли в тихий подъезд, остановились возле почтовых ящиков.
Крепыш начал отдирать с ладони смолу.
Сластенова опустила сумку.
– Передохнули?
Тренер положил руку на перила.
– Нам шагать до пятого этажа.
– А вдруг его нет дома?
Тренер промолчал и стал медленно подниматься, но при этом все смотрел на сумку.
Сластенова догнала крепыша.
Шли рядом.
Неожиданно на третьем этаже ближняя к Сластеновой черная дверь беззвучно распахнулась.
Из тусклой квартиры, пошатываясь, вышел мужчина в одних брюках – подтяжки врезались в голые опущенные плечи.
Сластенова прижала сумку к груди, отступила к тренеру.
– Курить, понимаете, вчерась бросил.
Мужчина звонко щелкнул подтяжками.
– Умираю, душа бесится, дайте папиросочку!
– Извините, мы некурящие.
Тренер подтолкнул Сластенову к ступенькам, попятился сам.
– Совсем некурящие…
– Так бы сразу и сказали.
Мужчина оттянул подтяжки, задумался, потом осторожно спустил их на покрасневшие плечи и удалился.
На пятом этаже, когда тренер остановился перед дверью с каким-то хитроумным замком, выпирающим солидно наружу, Сластенова ткнула его сумкой в бедро и шепнула прямо в ухо:
– Вы специально подговорили этого типа? Чтобы запугать меня?
– Я десятый год работаю с подростками.
Тренер нажал кнопку звонка.
– А вы мне…
– Да пошутила я, по-шу-ти-ла!..
8
В комнате Сластенова присела в ближнее к выходу кресло, поставила сумку к ногам на медвежью шкуру.
Человек в махровом халате у журнального столика поднял высокий запотевший бокал.
– Сто рублей даю!
Человек принялся громко сосать через соломинку что-то золотистое, с пузырьками, бегущими к ободку.
Тренер заглянул в комнату и куда-то исчез.
– Сто рублей, и ни копейки больше.
Надежный человек поставил бокал на фирменную салфетку.
– Но вы же еще не видали?
Сластенова нагнулась – ушибленное ребро напомнило о себе тихой болью – расстегнула сумку.
– Икона совсем-совсем уникальная! Может, даже чудотворная!
В комнату бочком вошел тренер.
– Угощайтесь!
В обеих руках крепыша пенилось по бокалу с ободком. Розовые соломинки подрагивали.
– Суперкоктейль «Спринт»!
Сластенова поблагодарила кивком, пристроила бокал на ладонь и тронула соломинку губами.
– Вас удивляет, почему я даже не хочу взглянуть на вашу фанерку?
Человек засунул руки глубже в карманы халата и начал ходить вокруг столика.
Когда он ступал на медвежью шкуру, она потрескивала и шуршала, когда проходил мимо стеллажа с книгами, чисто вымытые стеклины вздрагивали, и так же вздрагивал пустой бокал на столике.
– Просто в этом нет ни малейшей необходимости… Понимаете, я игрок, в высшем смысле этого затасканного слова, игрок с большой буквы… Меня влечет риск, как огонь влечет мотылька… Выиграю ли, проиграю ли – не все ли равно… Может, я сейчас предлагаю вам сто рублей за обыкновенную деревяшку, а может…
– Но если обыкновенная деревяшка стоит миллион рублей?
Сластенова поставила бокал на широкий подлокотник, вытерла платочком липкие губы.
– Тогда как?
– У меня, к сожалению, на данный момент отсутствует в наличии вышеназванная сумма.
Надежный человек остановился за столиком.
– Я не требую с вас миллиона.
Сластенова нагнулась к сумке и нащупала тугой сверток.
– Мне нужна лишь ваша консультация как специалиста.
– Консультация – тоже сто рублей.
– А коктейль «Спринт» бесплатный?
Сластенова, так и не вынув сверток из сумки, опустила икону на дно.
– Или сто рублей порция?
– Вы слишком практичная женщина, и это вас погубит!
Надежный человек шагнул к столику и, широко расставив руки, уперся ладонями в полированные края – ворот халата отпал и стала видна застиранная майка.
– К сожалению, таких, как вы, нельзя переделать, вы напоминаете мне столбы на обочине… Но могу в порядке исключения дать один совет бесплатно, как и мой любимый коктейль…
– Послушаем.
Сластенова переставила бокал с розовой соломинкой на другой подлокотник и откинулась в кресло, как бы разглядывая тяжелую люстру под высоким потолком.
– Валяйте без стеснения!
– Избавляйтесь быстрее от своей фанерки!
Человек выпрямился.
– Можете продать, можете выкинуть, можете подарить, но если оставите у себя, то всякие мрачные, злые мысли разъедят вам душу.
– Если я от нее избавлюсь, то уж не за сто паршивых рублей, поверьте.
– Охотно верю.
– Иннокентий Иннокентьевич, милый…
Тренер взмахнул розовой соломинкой, как дирижер.
– Взгляни хоть краешком глаза, пожалуйста.
– Ну ладно, показывайте.
Иннокентий Иннокентьевич вышел из-за столика.
– Раз принесли…
Сластенова, не вынимая икону из сумки, распаковала и только потом выставила себе на колени.
– Смотрите, не жалко.
– Так-так…
Иннокентий Иннокентьевич присел перед иконой, прищурил глаза.
– Весьма плачевный вид… Согласились бы стразу на сто рублей – не прогадали бы…
– Я же русским языком сказала…
Сластенова убрала икону в сумку.
– Жаль, жаль, но понять вас можно.
Иннокентий Иннокентьевич поднялся, засунул руки в карманы халата, посмотрел в упор на тренера.
– Мой друг вас проводит.
– Как-нибудь сама доберусь, не маленькая.
– Когда вы устанете от обладания фанеркой, то…
– Не устану!
Сластенова подхватила сумку, вырвалась из кресла и, качнувшись, сшибла бокал с подлокотника.
Бокал мягко упал на медвежью шкуру, розовая соломинка отлетела к когтистой лапе, и на длинной упрямой шерсти заблестела вереница капель ароматного коктейля «Спринт».
– Желаю здравствовать, мадам.
Надежный человек обошел тренера, который, ловко присев, подхватил бокал одной рукой и теперь стоял, прижимая к груди два пустых бокала с ободком.
Сластенова мялась у кресла, и когда человек, задев плечом тяжелую штору, открыл дверь в соседнюю комнату, вдруг шагнула за ним вдогонку.
Может, уступить за сто… Как-никак, деньги… Почти зарплата месячная…
Штора дрогнула.
И Сластенова оцепенела, заметив между плешью человека и половинкой двери стену, с пола до потолка увешанную иконами.
В полумраке потемневшие иконы казались черными дырами в серой стене.
Тренер с бокалами загородил от Сластеновой дверь.
– Вам не туда!
– А вы, оказывается, большие шутники!
Сластенова с удовольствием наступила на розовую соломинку, которую не успел подобрать крепыш, в прихожей запнулась о лакированные ботинки, а на лестничной площадке плюнула на пол.
– Вся стена в иконах, а сами голову морочат!
Сластенова вышла из подъезда и на ближней скамейке раскрыла сумку, посмотрела на икону и тщательно упаковала.
Зато моей там нет и не будет…
9
Тренер догнал Сластенову возле киоска.
Очередь давно рассосалась – закончились помидоры.
Продавщица в расстегнутом халате стояла возле грузовика, в который двое парней швыряли пустые ящики.
Тонкие доски трещали и лопались.
Какая-то старушка с полной сеткой помидоров наблюдала за происходящим.
Сластенова поравнялась со старушкой, и в этот момент из-за машины выскочил тренер; одернул мастерку, заулыбался.
– Гниль одна.
Старушка повернулась к Сластеновой.
– Ели выбрала на засолку.
Сластенова смотрела на тренера, а тот хотя и улыбался, но ближе не подходил.
– Что, решили дать настоящую цену?
– Не обижайтесь на Иннокентия Иннокентьевича. Душа человек, но со странностями.
– Сразу бы и объяснили…
Сластенова повернула к витрине.
– Пока мы шли туда.
– Иннокентий Иннокентьевич однажды в трудный час здорово помог мне… Я тогда из-за нелепейшей травмы был вынужден оставить большой спорт… Жизнь есть жизнь, и никуда этого не деться…
Они уже почти прошли магазин, а позади все еще слышался треск падающих ящиков.
Тренер то забегал вперед, безуспешно пытаясь заглянуть в глаза Сластеновой, то шел сбоку, задевая кусты, выпирающие с газона на дорожку.
– Послушайте, а зачем Иннокентию Иннокентьевичу столько икон? Для спекуляции?
– Что вы… А насчет икон – так это у него главный смысл в жизни… Фанатик, одним словом, чистой воды фанатик… Когда вы пришли, он просто испугался, что ваша фанерка окажется лучше, чем есть у него в коллекции… К тому же мрачное настроение… Впрочем, когда вы ушли, он сказал, что ни капельки не жалеет, сказал, что если это истинная вещь, то ей место в музее – попробуй на глазок определи; к тому же и ошибка не исключается…
– Шутники…
Подошел троллейбус.
Сластенова опередила всех и, даже не оглянувшись на тренера, втиснулась на заднюю площадку.
Когда ее затолкали в угол, она увидела сквозь пыльное стекло тренера.
Крепыш по-прежнему стоял на краю тротуара.
Надо было заставить его проводить до самого дома…
Троллейбус дернулся.
За стеклом качнулась толстая веревка.
И сразу же Сластенова почувствовала, как на нее давят сплоченные пассажиры, – но водитель умело тормознул и салон утрамбовался.
У заднего окна возник просвет.
Сластенова успела спустить на пол сумку, прижать ее ногами к вибрирующей стенке и упереться руками в стекло.
Уже не было видно ни тренера, ни остановки, лишь тянулись вереницей гладкие бетонные столбы и ржавый кустарник, похожий на мотки проволоки, разматывался по газонам.
– Предъявите билетик.
Сластенова машинально обернулась на вкрадчивый голос и увидела совсем близко потное лицо и надвинутую до бровей выгоревшую беретку.
– Ты что, ненормальная?
Сластенова уперлась плечом в стекло.
– Кто же в час пик билеты проверяет?
– Пожалуйста, предъявите билетик!
Теперь беретка торчала под самым носом Сластеновой.
– Да в такой толкотне рукой не шевельнешь, а ты – билетик… Лучше бы работу транспорта наладили как следует…
Троллейбус остановился, и почти вся задняя площадка рванулась на выход.
Контролершу на мгновение отбросило в сторону, но вот она резко шагнула к Сластеновой.
– Ваш билетик!
– Вот привязалась…
Вдруг контролерша вцепилась в Сластенову, отдернула ее от окна – сумка осталась на затоптанной резине.
Обе протанцевали до ступенек и, рассеяв входящих, очутились на остановке.
– Сумка!..
Сластенова попятилась к троллейбусу.
– Там же сумка!
Контролерша крепко держала ее за обе руки, не отпускала.
Так они развернулись на месте, и тогда Сластенова увидела, что троллейбус отполз метров на десять.
– Штраф… три рубля… пожалуйста!
Контролерша освободила руку, поправила съехавшую набок беретку.
– Три рубля!
– Что теперь будет?
Сластенова смотрела на удаляющийся троллейбус.
– Что будет?
– Штраф…
– Да пойми же наконец!
Сластенова вдруг заплакала крупными, обильными слезами.
– Там… сумка… моя сумка… осталась… а в ней… зарплата… вся до копейки…
– Так чего же мы ждем?
Контролерша повернулась к дороге.
– Сказали бы сразу, а теперь догонять машину придется… Вернем вам сумку, не беспокойтесь, только штраф заплатите, хорошо?
Полчаса они без толку махали руками по обеим сторонам дороги.
Такси проскакивали мимо.
Троллейбус был уже далеко.
А в невзрачной сумке – осиротевший сверток и мятый кошелок с последним рублем и проездными талонами.
Но вот напротив контролерши тормознул частник.
Она заглянула в машину и замахала рукой.
Сластенова перед урчащим грузовиком перебежала дорогу, рванула дверцу и бухнулась на сиденье.
– Гоните… гоните… пожалуйста… гоните!
– Будешь гнать лихо – понесут тихо!
Частник улыбнулся, подмигнул, выразительно щелкнул пальцами.
– Нам нужен троллейбус бортовой номер сто двадцать.
Контролерша щелкнула ремнем безопасности.
– Номер сто двадцать…
10
Троллейбус они настигли, когда тот въезжал на конечную остановку.
Частник остановился перед поворотом, и Сластенова, даже не сказав ему спасибо, выскочила из машины и побежала вдогонку за троллейбусом.
Неужели опоздали… Хотя кто на такую сумку позарится… Главное – перекрыть обе двери…
Увидев, что троллейбус затормозил и почти уперся в другой пустой троллейбус, Сластенова остановилась.
Контролерша налетела на малохольную.
Беретка свалилась на асфальт.
– Значит, так…
Сластенова первой успела поднять беретку.
– Я к задним дверям, ты – к передним. Смотри в оба. Сумка хозяйственная, коричневая, одна ручка замотана синей изолентой, другая в трещинах, замок двойной…
– Найдем!
Контролерша приняла от Сластеновой беретку, стряхнула пыль.
– А вдруг у кого-нибудь похожая сумка?
– Извинишься, тебе не привыкать!
– Ладно, заодно и билеты проверю.
Навстречу им попалось несколько самых шустрых пассажиров, но ни у кого в руках не было ничего похожего – дипломаты да сетки, набитые яблоками да огурцами.
Сластенова заняла позицию чуть сбоку. Ей хорошо были видны выходящие и так же хорошо была видна контролерша, усердно исполняющая свои служебные обязанности. Лишь иногда чья-нибудь фигура на мгновение загораживала ее.
Нет, а рвения сколько… Так и про сумку забудет… Передовик… Ударник… Змея подколодная… Додуматься же – в час пик билеты проверять… Ну, если сумки не окажется в троллейбусе – я ей задам жару…
Сластенова, не дожидаясь, когда выйдут последние пассажиры, ворвалась в салон и победно взметнула над головой затоптанную сумку.
Внутри увесисто дрогнула икона.
Сластенова присела на кособокое сиденье.
– Поздравляю.
Контролерша села напротив.
– А теперь заплатите, пожалуйста, три рубля.
– Хватит с тебя и этого!
Сластенова расстегнула сумку, достала из кармана пачечку талонов и торжественно пробила их компостером – все разом – на рифленый пол посыпались мелкие конфетти.
– Я же наврала про зарплату.
Пара кружочков взметнулась на сквозняке.
В переднюю дверь заглянул частник.
– Девушки, а про меня забыли?
Улыбнулся, подмигнул, щелкнул пальцами.
– Хоть бы за бензинчик рассчитались!
Сластенова нашарила в кошельке рубль и сунула в раскрытые ладони частника.
– Надеюсь, теперь зайцем ездить не будете.
Контролерша отряхнула с юбки прилипшие конфетти, обернулась на звук мотора и, увидев очередной троллейбус, приткнувшийся к заднему окну, бросилась наружу.
Сластенова ощупала забинтованную икону со всех сторон, закрыла сумку и вышла.
Контролерша затерялась в толпе пассажиров.
Сластенова прошла вдоль пустых троллейбусов.
А потом, не торопясь, – мимо детишек на велосипедах, мимо резвящихся собак с инкрустированными ошейниками и озабоченных старух с авоськами.
Подышу свежим воздухом… Без нервов, без толкучки… Каких-то шесть остановок, ерунда…
Закат отражался в окнах крупнопанельных домов.
По дороге все чаще проскальзывали такси с зелеными огоньками и устало ползли троллейбусы – в салонах маячили редкие пассажиры.
Удивительно… Лет десять, если не больше, не ходила пешком по тротуару… Выскочишь из транспорта – и в магазин, из магазина – домой, из дома – в транспорт… А который час? Да меня же потеряют… Как бы в панику не ударились мужички…
11
– Что-то мать загуляла.
Кирилл привстал – кресло екнуло – взял двумя пальцами коня и, не задумываясь, подставил его под удар черного ферзя.
– Ты за мать не беспокойся, она человек самостоятельный.
Сластенов не раздумывая сгреб неосторожного коня, положил рядом с доской, а на его место поставил торжествующего ферзя.
– Попался, который кусался!
– Жадность до добра не доводит.
Кирилл взялся за второго коня.
– Шах! И можно прощаться с ферзем. Аплодисменты!
– Ловко!
Сластенов пригнулся к доске, задумался.
Стукнул ногтем по вазе и принялся отрывать лепестки с побуревших астр.
– Выходит, я малость поторопился.
– Сливай воду!
Кирилл сдернул с доски ферзя, подкинул на ладони.
– Может, новую?
– Нет, сначала заматуй.
– Воля ваша.
– Я в отпуске детектив начал читать английский…
Сластенов ушел королем в угол.
– Так там… Загадка на загадке… Труп на трупе!
– Чтение детективов – это жвачка. Сейчас я сделаю красивую жертву с матовым исходом…
– Ладно, давай по новой.
Сластенов зло смешал фигуры.
– Но зевков больше не будет, обещаю.
– И какой интерес читать детективы, когда для умного человека преступник ясен с первой главы.
Кирилл нагнулся за пешкой.
– Все строится по одной давно известной схеме.
– По-моему, ты, братец, много на себя берешь.
Сластенов расставил свои фигуры.
– Докажи примером.
Сластенов включил верхний свет, задернул шторы.
– Или слабо?
– Все закономерно, против жанра не попрешь… Опять королевский гамбит… Ну-ну… А в детективе, конечно, настоящем, классическом, убийца должен появиться в первой же главе и единственный из всех не должен вызывать подозрения…
– Можно переходить?
– Последний раз. Думать надо, извилинами шевелить.
Кирилл ушел на кухню и вернулся с куском хлеба, густо намазанным маслом.
– Ты еще не сходил?
– Пробую варианты.
– Мать все-таки загуляла… Ты как думаешь, она про милицию предупреждала всерьез?
– Конечно, пошутила… Но ты все же насчет убийцы в первой главе неправ. Понимаешь, в том английском детективе ошеломляющее начало. Сразу четыре трупа, и все из-за какой-то загадочной реликвии сэра Чарльза. Все о ней знают, но никто ее не видел. Так вот, после цепочки убийств исчезает ларец, в котором хранится реликвия… Сэра Чарльза обнаружил совершенно случайно молодой сержант полиции – ему показалось странным, что в такое позднее время наружная дверь старинного особняка приоткрыта… Бедный сэр Чарльз лежал у дверей с перерезанным горлом…
– Оригинальный ход, но мы не менее оригинально закроемся слоном.
Кирилл дожевал хлеб и принес чай.
– А что из себя представляли остальные четыре трупа?
– Молодая жена сэра Чарльза, старый слуга с бакенбардами и личный секретарь.
– И ни один из них не покончил жизнь самоубийством?
Кирилл поставил чашку на стол.
– Конек-то лезет в западню.
– Все убиты, и что самое интересное – четырьмя разными способами: жену, совершенно голую, утопили в ванне, секретаря задушили чулком этой жены, а слугу пронзили насквозь алебардой из коллекции сэра Чарльза…
– Кажется, мать пришла?
Сластенова босиком вошла в комнату и, не выпуская сумку из рук, села на тахту.
– Представляешь, не было обнаружено ни одной улики.
Сластенов наклонился к самой доске, описал рукой дугу, откинулся.
– Значит, жертва качества?
– Сливай воду – ладья на связке!
Кирилл взял чашку со стола и пересел на тахту.
– Мам, что сказал специалист?
– Ну и намаялась я сегодня…
Сластенова достала икону из сумки, распеленала.
– Тебе не совестно выигрывать у отца?
– Я у него вместо груши.
Сластенов подошел к тахте.
– А если нет улик, значит, нет даже кандидата в убийцы.
– Ты это, Вань, о чем?
Сластенова унесла икону в спальню, спрятала под подушку, вернулась.
– Так что сказал специалист?
Кирилл заглянул в пустую чашку.
– На миллион фанерка тянет?
– Я теперь с ней из дому – ни на шаг… А тренера твоего в детстве наверняка чем-то тяжелым стукнули по голове!
Сластенов вернулся к шахматам.
– Давай еще одну, последнюю, для реванша?
– Расставляй, только серьезно последнюю.
– Вам еще не надоело?
Сластенова отобрала у сына чашку.
– Нет, у всех мужья как мужья, а мой даже не поинтересуется, где меня черти носили.
– Должен же я хоть одну партию выиграть!.. А если ты убедилась, что икона – обыкновенная мазня, то нечего на нас срывать досаду…
– Я еще раз убедилась, что ты толстокожий и бессердечный… А вдруг бы меня ограбили, вдруг бы убили, вдруг бы икона потерялась?..
– Да идет она боком, твоя икона! Опять пешку зевнул!
– Братцы-кролики, берегите нервные клетки.
– Я когда-нибудь вышвырну шахматы с балкона!
Сластенова ушла на кухню и там, у холодильника, всплакнула, уткнувшись лицом в фартук, висевший на гвозде.
Потом вымыла подарочную кружку, из которой пил тренер, и будничные чашки, поставила их на сушилку, съела последнюю конфету из коробки и начала чистить картошку.
12
Сластенов проснулся весь в поту, сбросил одеяло, посидел, встал, раскрыл шторы, зажмурился.
Молочка бы сейчас парного… Деревенского…
Сходил на кухню – включил кофейник и поставил разогреваться вчерашнее пюре.
Жена и сын давно разбежались по своим обычным делам.
Сластенов пропел что-то походное.
Официально еще командировка продолжалась, и пребывание в городе было нелегальным и рискованным.
Главное – не напороться на коллег и начальство.
Сластенов заглянул в комнату Кирилла.
Незастеленная кровать, раскрытый магнитофон, журнал, тот самый, с детективом, брошенный на пол, наушники прямо на подушке.
А говорил, что детективов не читает… Болтунишка…
Присев на кровать, Сластенов надел кое-как наушники – пластмассовая дуга скребанула по лысине – включил магнитофон.
Да… Музыка – голый ритм… И где он только берет такие записи… Впрочем, двадцать лет назад тоже был сплошной ритм… Влияние Африки…
Сластенов положил наушники на подушку.
В большой комнате улегся на тахту, прислушиваясь к монотонному фырканью кофейника на кухне.
Тоже ритм, только домашний… Кирилл, Кирилл – натворил делов, наплел всякой ерунды, взбаламутил человека… Но кто ожидал, что эта икона так на нее подействует… Ночью раз десять вскакивала икону проверять – мания, да и только…
Сластенов долго смотрел на хрустальную вазу – темная полоска воды под стеблями, увядшие астры, лепестки скрючились, порыжели. Выдернул цветы из вазы, отнес на кухню в мусорное ведро, сполоснул руки, помешал большой ложкой пюре.
Куда, интересно, теперь она запрятала икону…
Из кофейника бил тугой парок – на стеклине окна появилась испарина.
Сластенов налил кофе, положил сахар, бухнул прямо из банки сгущенное молоко.
Картошка начала пригорать.
Сдернул с гвоздя фартук жены, скомкал, подхватил кастрюлю.
В прихожей стукнула дверь – привычно щелкнул замок.
Сластенов, держа кастрюлю в руках, вышел полюбопытствовать – узкие лямки фартука волочились за ним.
– Ты что, до сих пор дрых?
Сластенова расстегнула кофту, шагнула к мужу, принюхалась и наконец увидела кастрюлю и скомканный фартук.
– Сколько раз тебе говорила, что разогревать надо в сковородке!
– Ты на меня сердишься? За вчерашнее? Но я, честное слово, заигрался – обидно продуть десять партий…
– Перестань, давно забыла… Вот, с работы отпросилась… Сижу, понимаешь, как на иголках, всякая чушь в голову лезет…
– Кофе будешь?
Муж шагнул чуть в сторону и наступил на лямку фартука – ткань затрещала.
– Ну что ты здесь торчишь с кастрюлей?
Муж, подчиняясь окрику, скрылся на кухне.
Сластенова открыла сервант, села на корточки, приподняла столку тщательно выглаженного белья – икона лежала на месте.
Надо будет завтра ее куда-нибудь перепрятать… Тренер-то видел, что ее выносили из спальни, значит, в шифоньере ненадежно… а сервант прямо на глазах, тоже опасно… Вот если в стиральную машину? Нельзя, отсыреет… Ничего – придумаем…
Муж вернулся с кухни, тоже присел на четвереньки перед открытой дверцей.
– Календарь-то будем перевешивать или соседу подарим?
– Иди ты со своими подначками…
Сластенова поправила стопку белья – икону стало совсем незаметно – закрыла сервант, перешла к тахте.
– Значит так, большой любитель детективов. Помоги разобраться.
– Думаешь, что эта раскрашенная деревяшка реально кому-то нужна?
– Нужна не нужна, а утром выхожу из подъезда – глядь, а прямо на газоне, в кустах, тренер замаскировался. Натянул на глаза кепчонку, но я-то его сразу по мастерке узнала…
– Сомнительно…
Муж не успел договорить, как у двери кто-то длинно и решительно позвонил.
– Это он, я уверена!
Сластенова встала к серванту.
– Это он!
– Тем лучше.
Муж заправил майку в трико и пошел открывать.
– Ваня, прошу тебя, осторожнее, он каратист.
Сластенов чуть приоткрыл дверь и глянул на площадку одним глазом.
Что-то белело.
Тогда он увеличил щель для наблюдения, и тотчас же ему в нос ткнули огромным букетом астр.
– Здрасьте!
Сластенов узнал голос соседки из пятой квартиры.
– Вчера на дачу ездили. Вам цветочков нарвали в подарок.
– Манечка, это к тебе!
– Ах, Капитолина Федоровна, вы нас балуете…
Жена приняла охапку цветов и сунула ее Сластенову.
– Мария Владимировна, милочка, вы знаете, иду я сейчас из молочного, а мне навстречу Зоя Сергеевна, поздоровалась, еле кивнув, – и вдруг заявляет, что, мол, у Сластеновых икона чудотворная завелась! И перекрестилась при этом!
Соседка вошла, захлопнула дверь.
– Вот уж от кого не ожидала. Интеллигентный вид, вдова майора – и на тебе, перекрестилась.
– Она-то, чертова кукла, откуда узнала?
– А ей ваш сыночек сообщил строго конфиденциально в благодарность за три рубля, которые она занимала ему на прошлой неделе на кассету…
– Конфиденциально… Три рубля… На кассету… Ты, Ваня, слышал? Я же ему червонец выделяла!
– Музыка нынче подорожала.
Сластенов отнес букет в комнату, вернулся, встал рядом с женой.
Соседка не унималась.
– А можно на нее хоть глазком взглянуть, на икону-то чудотворную, или врут опять?
– Только, Капитолина Федоровна, вы уж никому ни словечка, пожалуйста…
Сластенова неопределенно махнула рукой.
– Прошу вас!
– Я-то с радостью, да шила в мешке не утаишь. Если Зоя Сергеевна узнала, значит, ждите визитов. Старухи со всего района сбегутся.
В дверь грубо и настойчиво застучали.
– Открывайте, милиция!
Соседка мимо Сластенова прорвалась в комнату, жена – за ней.
Сластенов щелкнул замком.
– Перепугались, братцы-кролики?
Кирилл швырнул сумку под ноги Сластенову.
– А я слышу – воркуют, ну и пошутил маленечко… Кстати, я проглядел твой английский детектив… Девяносто девять процентов, что убийца – сержант полиции…
13
Ночью Сластенова несколько раз просыпалась от ощущения, что кто-то ходит в большой комнате.
Чудилось то соседка с букетом, то тренер с коктейлем, то надежный человек с топором.
Сластенова вставала, накидывала на плечи халат и, проверив наличие иконы в серванте, возвращалась в спальню.
Проснувшись в очередной раз, Сластенова разбудила мужа.
Раньше, лет десять назад, она будила его обычно поцелуем, а сейчас просто щелкнула по носу.
– Спать, не мешайте спать… – Сластенов натянул одеяло на голову.
Она все же разбудила мужа с третьей попытки.
Он сел, посмотрел на окно – в щель меж шторами уже проклюнулся бледный рассвет.
– Что, опять тренер?
– Вань, давай поговорим. Мы же с тобой так давно не разговаривали ночами… А помнишь, как только поженились, так до утра не умолкали – помнишь?..
– Наверно, тогда было о чем разговаривать?..
– Конечно, было.
– Нет, а ловко наше чадо пугануло вас с соседкой… «Откройте, милиция!» Я-то его противный голос признал, а вы обе струхнули…
– Тебе смешно, а я чувствую, что икона эта меня доконает. Устала я от нее. И чего ношусь, как угорелая? Может, из-за фильма того? Мне на работе замначальника давно говорил, что телевизор до добра не доведет… Ящик – он и есть ящик…
– Надо было, мать, нам второго ребенка завести. Тогда бы и про икону забыла, и про телевизор.
– А может, икону в музей отнести?
– Нужна она им, как собаке пятая нога.
– Ты бы попробовал, а? Не убьют же они тебя там… Если деньги предложат, не отказывайся… А носом закрутят – неси ее обратно домой, повесим спокойно на стену… Пусть соседки ходят смотреть.
– И откуда в тебе столько энергии оказалось?
– Ладно, спи… Схожу взгляну, на месте ли она…
Когда Сластенова закрывала сервант, ей показалось, что в комнате сына ходят.
Она подошла на цыпочках к матовому стеклу двери, прислушалась – лишь тиканье часов.
Успокоенная, вернулась в спальню.
Муж похрапывал, закинув руки за голову.
Легла рядом.
Виски ломило.
Муж повернулся набок, перестал храпеть и привычно обнял ее.
Сластенова осторожно поцеловала своего милого и доброго Ивана в губы.
О ребенке втором вспомнил… А кто молчаливо согласился на аборт?.. Давно это было… Впрочем, если рискнуть, то и сейчас не поздно… Разбудить его, что ли?..
14
Сластенов опять проспал до двенадцати.
Как и вчера, обошел все комнаты, поставил кофейник.
День выдался пасмурный, и было душно.
Открыв все форточки и балконную дверь, Сластенов прилег на тахту.
Может, я зря вчера про второго ребенка завел… Ей и так несладко, уже и не рада, что с иконой связалась… Интересно, сегодня усидит на работе до вечера или опять отпросится?.. У них начальник либерал, а коснись нашего – так и на похороны отпускает скрипя зубами…
Сластенов задремал, а когда поднял голову, сразу вспомнил о кофейнике, рванулся, не понимая тишины на кухне, но столкнулся с женой.
– Засоня, чуть кофейник не угробил!
Жена повесила сумку на ручку двери.
– С утра думала, отпроситься – не отпроситься, а тут выясняется, что с обеда побелка, и нас шуганули по домам.
– Дождя бы…
– Все небо затянуло – наверное, скоро грянет.
Жена присела у серванта.
– Вань, а как вчера соседушка глаза таращила на наше сокровище!
С балкона ударил ветер, надул штору парусом.
Астры на серванте и столе разом вздрогнули.
– Ох, не видать нам теперь покоя с этой чудотворной…
Сластенов утихомирил штору, закрыл дверь, обошел все форточки.
– Может, действительно избавиться от непосильной ноши?
На улице серым столбом взвилась пылища.
В комнате совсем стемнело.
Жена, не отвечая, копошилась у серванта.
– Ваня!..
– Так что будем с иконой-то делать?
– Беда, Ваня! Нас ограбили!
– Блажь.
Сластенов присел к серванту рядом с женой.
– Я из дому никуда не выходил.
– Утром икона еще была здесь!
Жена отдернула руку.
Аккуратно сложенные простыни накренились, и самая верхняя соскользнула на палас.
– Я специально проверяла!
– Может, ты ее перепрятала да забыла?
Сластенов неуклюже сунул простыню обратно на полку.
– Напряги память.
– Погоди, погоди… Я проверяла икону, а Кирюша в этот самый момент искал сумку… Ваня, это он!
– Кто – он?
– Наш сын! Его, наверное, тренер подговорил. Я чувствовала… Сначала занял три рубля у Зои Сергеевны, потом сообщил об иконе, а теперь – прямое воровство!
– А может, все-таки ты ее сама перепрятала?
– Проглядели мы его, Ваня! Проглядели…
15
У самого подъезда Кирилл запнулся, чуть не упал, схватившись рукой за металлическую решетку, а сумка сорвалась – и прямо в лужу.
Войдя в подъезд, Кирилл отдышался, посмотрел на часы.
В запасе целых двадцать минут… Успел… Только бы мать, как вчера, не отпросилась с работы…
Кирилл встряхнул сумку – икона внутри подпрыгнула, гулко задела брезент.
Держа сумку на вытянутых руках, поднялся бегом по лестнице.
Положил сумку на коврик перед дверью, нашарил в кармане связку ключей.
Утер я сегодня Ирке нос… Впилась в икону, еле оторвал… А то не верила, красавица…
Кирилл почти бесшумно закрыл за собой дверь, прислушался.
Вроде тихо… Суну чудотворную на место – и полный ажур…
Переобулся, достал из сумки завернутую в полиэтилен икону, на всякий случай спрятал под рубаху.
Прежде чем уйти, забросил сумку в ванную – в прихожей на полу остался мокрый след.
В комнате сразу остановился.
Мать с отцом сидели на тахте – плечо к плечу.
Смотрели, молча ждали.
– Да я же взял ее только показать…
Кирилл вырвал из-под рубахи сверток.
– Одна девочка знакомая попросила!..
– Скажи лучше, что хотел продать.
Мать оттолкнулась руками, поднялась с тахты, пересекла комнату, вырвала сверток.
– Да не сумел…
– Продать? Вот умора! Ну кому она нужна? Чокнутых нет…
– Почему ты занял три рубля у соседки?
Отец встал, скрестил руки на груди – педагог-любитель.
– Мог бы и у матери попросить.
– У нее снега-то зимой не выпросишь… Вот подождите, выбьюсь в чемпионы… Это вам не икона дурацкая – это гарантия благ, да еще каких… Пошутил я насчет Андрея Рублева, пошутил – а вы поверили… Сдам на мастера – и считай, полдела… Потом залезу в какой-нибудь вшивенький институт и налягу на тренировки… В загранку буду ездить…
– С твоим тренером далеко не уедешь.
Мать развернула икону, осмотрела, спрятала где-то в спальне, вернулась и встала рядом с отцом.
– Честное слово, стану чемпионом Союза – для начала!
Кирилл скрестил руки на груди, как отец.
– Получу международного!
– Для начала кончи школу, мастер.
Мать воссоединилась с отцом в воспитательный дуэт.
– Школу-то он одолеет, а для чемпиона жидковат, да и характера маловато.
Отец сел на тахту.
– Давай лучше в шахматы сразимся.
– Ваня, ты же обещал поговорить с ним по-мужски!
– Он у нас теперь человек самостоятельный, вон какую жизненную программу развернул. Пусть дурачки бегают за рекордами, а наш сын рванет за благами.
– Ваня, ты же обещал!
– Ну, а если серьезно, то думаю, он давно все понял и деньги больше у кого попало занимать не будет, икону без спроса брать не будет и выигрывать у отца на зевках не будет.
– Игра есть игра!
– Я бы могла инфаркт схватить! Хоть бы записочку оставил!
– Мать, да наплюй ты на нее. Давайте лучше овчарку шотландскую заведем.
Кирилл принес шахматы, высыпал фигуры на тахту, разместил поудобнее доску.
– А Ирка, дура, от иконы пришла в телячий восторг! И наградила меня поцелуем в щеку!..
16
На этот раз Сластенов проснулся рано – то ли потому, что жена в эту ночь спала крепко и даже не бегала смотреть икону, то ли потому, что сам выспался досыта.
В спальню заглянул Кирилл, сообщил, что мать с получки обещала дать на кассеты, и убежал, хлопнув со всей силы входной дверью, назло соседкам.
Сластенов подошел к окну.
На небе – чистота.
Лишь на асфальте, внизу – россыпь луж.
Денек будет прекрасный… А все-таки вчера я выиграл три партии подряд… Или Кирилл специально поддался – в благодарность за спасение от разноса… Надо бы принять душ – взбодриться малость… В пешечных окончаниях он слабоват…
Сластенов отыскал в шифоньере свежие трусы в синий горошек и пошел в ванную.
Разделся, бросил трусы и майку в пластмассовый таз.
Лучше бы не привозил икону… Обычно жена не любила накапливать белье, а сейчас ее как подменили… Да и на кухню теперь не загонишь…
Сластенов убрал из ванны сумку Кирилла, настроил воду попрохладней, закрыл глаза, подставляя то лоб, то затылок под урчащий душ.
Ничего, скоро успокоится… Остынет… В прошлом году так же с кактусами носилась – а через два месяца все раздарила…
Сластенов растерся полотенцем, обмотал им голову и пошел на кухню.
Прочитал записку, прислоненную к кофейнику.
Жена просила сдать бутылки и купить молока.
Сластенов достал из холодильника яйца, сообразил глазунью.
Может, действительно завести шотландскую овчарку?.. Гулять с ней по вечерам… Идешь с женой, а рядом этакий красавец, породистый, откормленный, довольный…
17
Когда Сластенов через полчаса вышел из подъезда, за кустами акации сразу заметил тренера.
Крепыш стоял прямо на газоне, в мятой кепчонке и все в той же неизменной мастерке.
Сластенов отвернулся, прибавил шагу – бутылки в сетке принялись названивать.
Тренер настиг Сластенова за углом.
– Извините…
Тренер убрал с рукава мастерки налипший листок.
– Прошу вас буквально на две минуточки… Очень важно…
– Насаждения ломаете!
Сластенов поставил сетку с бутылками на скамейку возле карусели.
– Нехорошо!
– Скажите мне откровенно…
Тренер сел на скамью и начал трогать пальцем горлышко каждой бутылки.
– Вас не утомила еще возня с этой нелепой иконой?
– Лично меня – нет. Видите ли, чтобы нарушить мой жизненный уклад, одной иконы совершенно недостаточно.
– Вы человек серьезный, допустим, а как насчет жены?
Два пацана в одинаковых панамках раскручивали пустую карусель.
Визжа и дребезжа, карусель переваливалась с боку на бок, чиркая низом о песок.
– Знаете, мне еще по магазинам надо пробежаться. Так не ходите зигзагами, а действуйте прямо. К чему финтить?
– У меня создалось такое впечатление, что у вашей жены от обладания чудотворной иконой вскружилась голова. Мы-то с вами, конечно, понимаем истинную ценность данной иконы и не впадаем в иллюзии, но вот попробуйте переубедить женщину, вбившую себе в голову, что она обладает раритетом, пробуйте доказать ей обратное…
– Что поделаешь, такой характер. Если что втемяшится, то прочно.
Пацаны бросили карусель и побежали к качелям.
Вздрогнув, карусель накренилась и застыла.
– Вы сделаете доброе дело, если убедите дражайшую половину отнести икону в музей. Во-первых, там вашей жене раскроют глаза, во-вторых, если икона окажется действительно редким экземпляром, ей предложат определенную сумму и душевный покой… Искусство, тем более древнее, должно принадлежать народу.
– Самое забавное, что моя жена такого же мнения, только вот она сама никогда в музей не пойдет.
На облезлую дугу карусели сел воробей, покрутил клювом, спрыгнул в песок.
– Сходите вы.
Тренер нагнулся, подобрал камушек и швырнул в наглого воробья.
– Разрубите узел.
– Скажите, действительно Кирилл способен вытянуть?
Сластенов поднял сетку – бутылки со звоном сгрудились.
– На мастера спорта?
– Потенциал есть!
Тренер нагнулся за очередным камушком.
– Упорства парню не хватает!
– Ну, мне пора.
Сластенов повернулся и, не оглядываясь, прошел мимо качелей.
Пацаны в одинаковых панамках пробежали мимо…
18
Из магазина Сластенов вернулся через два часа, отстояв очередь среди бодрых старушек и усталых женщин.
Сунул молоко в холодильник.
Вытянул из кармана газету, купленную по пути в киоске.
Нашел в столе у Кирилла карандаш.
И устроился на тахту разгадывать кроссворд.
Первые три слова дались без малейшего усилия.
Но, застряв на парнокопытном из пяти букв, Сластенов утратил интерес к слишком заковыристому кроссворду и попробовал сходу расшифровать географический ребус.
Тоже безуспешно.
Отложив газету, взялся за так и не дочитанный английский детектив.
Но циничные выводы Кирилла, высказанные недавно про сюжет и фабулу, резко принизили действенность интриги.
Бедный сэр Чарльз…
Оставив молодого сержанта в самый трудный период расследования, Сластенов прошел в комнату сына.
Снова открыл письменный стол и достал шестикратную лупу.
Захотелось провести собственное пристальное исследование иконы.
Но розыски «почти чудотворной» не принесли результата.
Иконы не оказалось ни в серванте, ни шифоньере.
Сластенов заглянул под все кровати, передвинул все кресла и стулья, даже проверил кухню, разбив попутно блюдце.
Иконы нигде не было.
Сластенов упорно вел обыск.
Наконец-то «почти чудотворная» нашлась – и в самом неожиданном (как в хорошем детективе) месте.
Икона преспокойненько лежала на антресолях в старом чемодане.
Сластенов отнес «почти чудотворную» в комнату и положил на стол в квадрат солнечного света.
Долго, пока не онемела рука и не затекла шея, рассматривал в лупу извивы трещинок и черную копоть, покрывающие витиеватые мазки.
Потом так же долго созерцал икону без лупы.
Почему она меня не волнует?..
Древний возраст должен действовать магически…
Эта вуаль, поволока, эти огромные чужие глаза…
Как-никак, Бог…
Перед ним плакали, молились, искали защиты…
А я выменял Спасителя на спиннинг и привез в качестве забавного сувенира…
Наверное, лет двадцать назад загорелся бы прикладным религиоведением…
Начал копаться в литературе…
Шерстить каталоги…
Но сейчас…
Меня больше волнует, кто ухлопал сэра Чарльза…
Наверное, это участь любого человека, погруженного не в библейское ветхозаветное бытие, а обыкновенный привычный быт…
И Богу такие омещанившиеся и самодовольные граждане, мечтающие о расширении жилплощади да о шести сотках на даче, абсолютно не интересны…
Сластенов отнес лупу на место.
Пока жена не вернулась с работы, надо отвезти икону в музей…
Завернув «почти чудотворную» в газету с неразгаданным кроссвордом, сунул под мышку.
Давненько я не был в художественном музее…
В последний раз это было, кажется в десятом классе, и на удивление запомнился только витраж на лестнице да Венера из гипса с прикрытыми бедрами…
Сластенов, выйдя из подъезда, покосился на газон – тренера не было.
Только бы в музее на смех не подняли…
19
Когда за Сластеновым захлопнулась массивная дверь с бронзовыми ручками и перестали дребезжать стекла в ближнем окне, затянутом узорчатой решеткой, он шагнул по темному паркету в настороженную тишину и замер, увидев перед собой широкую лестницу с медными прутьями, а за ней – нижний край витража: две босые ноги, ступающие по сизому облаку.
Из-за высоких дверей за спиной начали просачиваться звуки улицы: чьи-то приглушенные голоса, шум проскакивающих мимо автомобилей.
Сластенов повернул голову и напротив окна увидел нишу.
Там сияли ряды никелированных вешалок.
Сластенов подошел к деревянному облезлому барьеру.
За барьером сидела женщина в синем халате и пила чай.
Запах свежего чая стоял в нише, как в заводи.
– Мне бы, знаете, тут одну вещь показать…
Сластенов положил газетный сверток на барьер.
– Рыбу не берем!
Женщина швыркнула чаем.
– Берем шкурки соболиные и беличьи.
– Да не рыба это, икона старинная!
– Так бы сразу и говорил… Тебе, милок, надо к Александре Филипповне… Дуй по лестнице, там увидишь огнетушитель, а рядом дверца малюсенькая, так ты не стесняйся, прямо туда и по коридорчику…
– Спасибо.
Поднявшись по лестницу, Сластенов постоял перед витражом.
Витраж то ли потускнел со временем, то ли его, наоборот, подновили, но в данный момент шедевр старых мастеров абсолютно не трогал, как тогда, на давнишней экскурсии.
Через узкий коридор, где вдоль стен торчали запыленные рамы от картин, Сластенов прошел до нужной двери, робко постучал и, услышав повелительный голос, внес икону в кабинет с низким сводчатым потолком.
– Мне бы Александру… Александру… Извините, забыл отчество…
– Если Александру Филипповну, так это я.
Женщина за мрачным письменным столом отложила в сторону какую-то бумагу.
Зазвонил телефон.
Александра Филипповна расторопно подхватила трубку.
– Перезвони минут через десять… Буду ждать…
– Я вот икону принес…
Сластенов скомкал газету.
– Почти чудотворную!
Женщина по-доброму, без издевки, улыбнулась.
– Почему же почти?
– Жена верит, а я нет. И сын тоже.
– Я поняла. Вы к нам на консультацию?
– Нет. Хочу предложить раритет музею.
– Превосходно.
Александра Филипповна взяла икону, включила яркую настольную лампу, достала из пластмассового футляра большую лупу на длинной ручке.
– Только учтите, у нас финансовые возможности ограниченные.
– Я же принес не ради денег, я подарить хочу.
– Подарить?
Александра Филипповна выключила настольную лампу.
– Вы знаете, сейчас никто ничего не дарит, всем нужны рубли, рубли, рубли, как можно больше рублей.
– А я хочу подарить!
– Ну если вы настаиваете…
– Настаиваю!
– Тогда пишите дарственное заявление.
Александра Филипповна извлекла из верхней папки чистый лист бумаги.
– Я, такой-то, такой-то… Укажите место находки иконы, дайте краткое описание композиции…
– Да на ней же ничего не разобрать, кроме гневных глаз.
– Пишите: Спас с житием…
Сластенов начал послушно заполнять заявление под четкую искусствоведческую диктовку.
Текста оказалось не так много – хватило десятка обтекаемых слов.
Александра Филипповна не скрывала удовлетворения.
– Так, хорошо. Сейчас составим акт приемки!
Александра Филипповна не выпускала нежданный подарок из рук.
– Кстати, вы когда последний раз посещали наш музей?
– Давненько.
– Тогда сделаем так… Пока я оформляю документы, вы пройдитесь по экспозиции… Не возражаете?
– С удовольствием.
Сластенов положил перед Александрой Филипповной заявление.
Александра Филипповна нажала какую-то потайную кнопку, и под низким сводом появилась юная особа с указкой в руках.
Александра Филипповна приняла торжественную позу:
– Дорогой наш товарищ Сластенов… От имени всех работников музея приношу вам нашу самую искреннюю благодарность! И в качестве награды мы предлагаем вам личную экскурсию с нашим лучшим гидом, который может вам представить полноценный обзор всей экспозиции…
– Не откажусь.
Сластенову понравилось, как отреагировали музейные работники на широкий жест и благородный поступок.
– У нас есть чем похвастаться!
Юная особа увлекла Сластенова за собой.
– Шедевр на шедевре!..
20
Сластенов осторожно ступал по узорному паркету, старательно слушал слова, полные экспрессии, украдкой читал надписи на рамах.
Редкие посетители оглядывались на странную одиночную экскурсию.
Наверное, принимали щедрого дарителя за высокопоставленную иностранную персону.
Переходя из зала в зал, Сластенов все искал ту Венеру с укрытыми бедрами, но ее, видно, надежно запрятали.
21
Где-то через час, одурев от множества картин и поражаясь неутомимости языка юной особы, Сластенов подписал не читая приготовленные Александрой Филипповной документы и, вырвавшись из ее душного кабинета, присел на стул под огнетушителем.
Совсем рядом был витраж, но Сластенов крепко зажмурил глаза.
Начал спускаться по лестнице.
Подмывало обернуться, но Сластенов упорно смотрел на ступеньки.
На последней, которая показалась ему сильнее всех стертой ногами, – или это свет от зарешеченного окна, падающий сбоку, сделал ее такой плоской – он все же остановился, положил руку на широкие перила, обернулся и стал разглядывать витраж так же, как утром разглядывал икону.
Витраж на этот раз ожил – солнце простреливало цветные стекла и длинными размытыми бликами скатывалось по лестнице.
Опять останется в памяти, как заноза, лишь витраж…
Сластенов отвернулся.
Блики терялись, не доходя до высоких дверей, и лишь одинокий заблудившийся лучик уперся в маковку витой бронзовой ручки.
Надо сразу позвонить жене на работу…
Сластенов быстро миновал нишу с пустыми вешалками.
Она поймет… Сама же предлагала отнести икону…
Выйдя из музея, Сластенов на секунду ослеп.
Но постепенно стал различать прохожих, медленные автобусы, юркие легковушки.
И наконец на той стороне улицы, рядом с витриной гастронома, обнаружил две телефонные будки – они стояли впритык друг к другу, на солнцепеке, у одной было выбито стекло, а у второй – дверь нараспашку.
Отыскал в кармане двухкопеечную монетку.
Пересек улицу бегом.
Выбрал будку с открытой дверью.
Мутный диск на старом облупленном автомате скрежетал при обратном ходе.
– Мне Сластенову, будьте добры… Муж… Хорошо, подожду…
В будке стало невыносимо душно.
– Машунчик, это я… Бутылки сдал… Молоко купил… Прошу, не перебивай… Я отнес икону в музей… Взяли с радостью, даже деньги предлагали… Можем мы себе раз в жизни позволить красивый жест?.. Сказали, отдадут на реставрацию… Обещали пригласить на выставку… Ты не сердишься?.. Ну, пока… Целую…
Сластенов повесил трубку, расстегнул на рубахе еще одну верхнюю пуговицу, вышел, прикрыл дверь – она открылась.
Сластенов еще раз толкнул упрямую дверь, и она снова отползла обратно.
Вот и все… Жизнь вошла в прежнюю колею… Можно с легкой душой прошвырнуться по городу…
Сластенов прошел мимо газетного киоска, но вдруг остановился, повернул назад.
Паренек в белой рубашке терпеливо выбирал значки.
Сластенов через его плечо заглянул внутрь киоска и увидел сбоку от разложенных газет номер журнала с продолжением детектива.
Паренек, выбрав значок с Авророй, ликуя, удалился.
Сластенов заплатил за журнал.
– Вам повезло, успели!
Киоскерша отсчитала сдачу.
– Расхватали, как горячие пирожки!
– Все жаждут разгадки чудовищного преступления.
– До конца еще ой как далеко… Наверняка растянут до последнего номера.
– Точно. До подписки наверняка.
Сластенов завернул в сквер, присел на скамью возле фонтана и бегло просмотрел начало очередной главы.
Ушлый сержант полиции в саду обнаружил очередной труп – и на этот раз труп неизвестного.
Тело без признаков насильственной смерти находилось в чемодане.
Сластенов мгновенно припомнил, как самовольно покинул деревню, как долго трясся в автобусе.
Завтра надо будет продолжить командировку, пока начальство не застукало…
Интересно, зачем автору понадобился этот неопознанный труп?..
На будущее лето надо будет снова поехать в деревню к тете Кате, только не на работу, а в отпуск, и обязательно с женой…
Первым сержант обнаружил сэра Чарльза или его секретаря?..
Надо же, забыл…
Тетя Катя наготовит клубничного варенья…
Нет, все верно, сержант вначале наткнулся на сэра Чарльза…
Бедный сэр Чарльз…
22
Вечером того же дня Сластеновы пили на кухне чай с ватрушками.
– Кирилл, если ты когда-нибудь женишься, то, надеюсь, твоя супруга будет так же хорошо стряпать, как наша мама!
Сластенов взял очередную, еще горячую, ватрушку.
– Сейчас в моде холостяцкая жизнь.
Кирилл отодвинул пустую кружку.
– К тому же алименты платить не надо.
– А я вам завтра сделаю торт!
Сластенова поставила в духовку лист с последними ватрушками.
– Наполеон!
– Мам, ты не забудешь с получки выделить мне на кассеты?
– Иди лучше детектив почитай, я купил продолжение… Там еще один труп в старом большом чемодане, и пока – никакого следа от реликвии сэра Чарльза…
– Мам, так не забудь.
Кирилл вышел из кухни.
Сластенова сняла фартук.
– Вань, скажи по-честному…
Повесила фартук на гвоздь.
– Ты не жалеешь, что икону отнес в музей?
– Там чудотворной будет лучше. Специальная температура, особая влажность и, самое главное, – круглосуточная охрана.
– Конечно, лучше…
Сластенова присела к столу.
– Но жизнь-то наша снова пустая.
Разломила ватрушку.
– Что, кроме работы, стряпни да стирки… Дачи нет, машины нет, так хоть бы икона своя была!
Сластенов хотел ответить шуточкой, но не успел.
На кухню заглянул Кирилл.
– Давай партеечку сгоняем на сон грядущий!
Приставил озорно к глазу журнал, свернутый в трубку.
– Эй, на барже, предлагаю сразиться – или боязно?
– Что ты вечно суешься не вовремя?
Сластенов показал сыну кулак.
– Смойся, изверг!
Кирилл подчинился.
Сластенова забыла положить в чай привычные три ложки сахара.
– Я ни разу на лотерейный билет не выигрывала, и вообще сплошь невезучая…
– Ватрушки горят!
– Ой, совсем забыла!
Сластенова открыла духовку, выхватила тряпкой лист, поставила на край плиты.
– Давай помогу, Машунь.
Сластенов взял нож и принялся отдирать поджаристые ватрушки.
– Какая прелестная корочка… Я всегда любил такую, чуть горьковатую корочку…
23
Прошло больше полугода с того дня, как икона попала в музей.
Сластенов давно прочитал окончание английского детектива.
Кирилл не угадал: убийцей оказался не сержант полиции, а неизвестный из чемодана, который был внуком одной знаменитой актрисы – ее в молодости соблазнил и покинул коварный дедушка сэра Чарльза.
Так этот внук, ухлопав сэра Чарльза, его молодую жену, секретаря и старого верного слугу с бакенбардами, залез в чемодан, а его сообщник, бывший жокей, отнес чемодан не в багажник своей машины, как было запланировано, а в сад и там влепил внуку прямо через крышку отравленный укол.
А реликвией сэра Чарльза оказалась всего-навсего подвязка любовницы дедушки, той самой, которая потом стала знаменитой актрисой.
Реликвию отыскал сержант полиции в туалетном бачке.
Бедный сэр Чарльз…
Месяца три назад Кирилл приволок от тренера щенка шотландской овчарки, но через две недели его отдали знакомым.
Щенок испортил палас, тапочки, сумку Кирилла и плед.
Сластенова изредка поглядывала на японский карендарь и вспоминала икону.
Вспоминала, как обнаружила чудотворную в пыльном чемодане, как ездила с тренером в переполненном автобусе, как смазливый и приторный Иннокентий Иннокентьевич искушал жалкими ста рублями, угощал фирменным коктейлем, прикидывался валенком и как за дверной гардиной обнаружилась комната, вся увешанная иконами.
Сластенова испытывала злорадное удовлетворение, представляя, какая рожа будет у жадного коллекционера, когда он узрит в музее чудотворную.
Рано или поздно это случится.
Отреставрируют и поместят на самое видное место постоянной экспозиции.
Сластенова терпеливо ждала встречи с очищенным от вековой копоти экспонатом.
И вот настал долгожданный час.
Дружную семью Сластеновых в полном составе пригласили в музей на торжественное открытие выставки «Древнерусское искусство и современники».
Отреставрированная чудотворная ждала своих благодетелей в одном из тихих залов.
– Я волнуюсь.
Сластенова отдала шубу из искусственной цигейки мужу.
– Очень волнуюсь.
Сластенов пробился к барьеру.
Сейчас здесь пахло не чаем, а духами.
Женщина в синем халате сунула Сластенову номерки.
Кирилл протянул гардеробщице меховую куртку.
– Главное, чтобы там была табличка с нашей фамилией!..
Кирилл первым поднялся по лестнице.
Супруги поспешили за ним.
Сластенова приготовила на всякий случай платочек.
Переживая и предвкушая момент встречи с чудотворной.
А Сластенов крутил пальцами в кармане пластмассовый номерок.
На лестничной площадке под витражом в ожидании дарителей высилась живой скульптурой Александра Филипповна.
– Друзья мои! О вас будет очерк в областной газете!
Александра Филипповна втиснулась между супругами.
– Возможно, даже с фотографиями!
Александра Филипповна повела почетных гостей наверх.
– Вы свою икону сейчас не узнаете! Такой стала красавицей…
Кирилл окинул взглядом витраж, поправил галстук – на облаке отразилась его физиономия – и пошел следом, предвкушая реакцию класса на газетную заметку.
Александра Филипповна без умолку сыпала искусствоведческими терминами, доверительно раскрывая реставрационные тайны.
Сластеновы благоговейно внимали, не понимая ни слова.
Музейный работник миновала зал за залом, коридор за коридором, лестницу за лестницей, не прекращая взволнованный монолог, обращаясь то к отцу, то к матери, то к сыну.
На шее музейного работника подрагивала золотая цепочка.
В зале толпился народ, но все почему-то сбились в один угол.
Сластенов направился было туда, но Александра Филипповна устремила троицу в какой-то безлюдный закуток.
Остановились перед рядом икон.
– Смотрите, здесь табличка с нашей фамилией!
Кирилл ткнул пальцем в крайнюю икону.
– Надо же, красотища какая!
Сластенова приложила платок к губами.
– Не верится!
Александра Филипповна взволновано продолжила комментарий:
– Пришлось снять более поздние наслоения, кое-какие важные детали были записаны. Обратите особое внимание, как раскрыт первоначальный фон!
Александра Филипповна вновь углубилась в реставрационные дебри.
– Правда, сюжет не нов, да и манера письма традиционна, но наш музей имел только две похожие вещи… Кстати, они тоже в экспозиции… Пройдемте…
– Что-то мне не нравятся глаза…
Сластенов остался у иконы.
– Те были вроде с гневом, а эти спокойные.
– Надо было содрать с них деньги, – шепнул Кирилл отцу. – Но подновили они ее здорово.
Сластенов догнал жену и Александру Филипповну.
– А кто занимался реставрацией, скажите, пожалуйста?
– Я лично!
Александра Филипповна грустно улыбнулась.
– Объект был в очень тяжелом состоянии. Осыпи, шелушение, утраты, копоть…
– Огромное вам спасибо за упорный труд!
Сластенова тронула платочком глаза.
– Я буду часто приходить сюда.
Потом была долгая и обстоятельная беседа с корреспондентом.
Правда, не фотографировали.
После смотрели картины местных современников.
Разношерстная публика состояла из творцов, их жен, любовниц, детей, коллег и поклонников.
Александра Филипповна в трогательных выражениях представила семью Сластеновых вальяжному бомонду.
Блаженных наградили жидкими аплодисментами.
Сластенова прятала в рукав замусоленный платочек.
Кирилл снисходительно улыбался провинциальной богеме.
Сластенов делал вид, что поглощен глубиной реализма представленных работ.
Александра Филипповна проводила Сластеновых до раздевалки, пригласила бывать почаще и солидно удалилась под низкие своды.
24
В своем кабинете Александра Филипповна посмотрелась в карманное зеркальце, подкрасила губы и только затем сняла телефонную трубку.
Не торопясь, кончиком заколки набрала номер.
– Иннокентий Иннокентьевич?.. Физкульт-привет!.. Ваш экземпляр понравился дарителям… Уверяю, не заметили подмену… Стараемся… Недельки через две я закончу работу над Житием… Думаю, оно будет украшением вашей коллекции… Не стоит благодарности, ведь идея обмена принадлежит вам… Да, удачное совпадение, что у вас оказался сходный сюжет… Надеюсь, угостите фирменным коктейлем…
Александра Филипповна положила трубку, полюбовалась своим отражением в старинном зеркале.
А икона и впрямь оказалась чудотворной!
Теперь можно будет новую машину купить…
У старой давно мотор на ладан дышит и багажник прогнил…
В дверь робко постучали.
– Одну минуточку!
Александра Филипповна поправила высокую прическу.
– Войдите!
В кабинет, с пластмассовым номерком в руке, протиснулся Сластенов.
– Я прикинул… прикинул…
– Не надо так волноваться.
– Александра Филипповна…
– Внимательно слушаю.
– Глаза-то на иконе другие… Не те глаза…
