Читать книгу Кошкины слезы - Михаил Булатов - Страница 4

Он порой чувствует, как несказанные, человеческие слова распирают широкую грудь, собираются грозовым облаком в легких, готовых прорваться ливнем. Вдыхает, размыкая сухие губы, и обнаруживает в гортани пустоту, подобную иссохшему колодцу. Молчание заполняет его, как жидкое олово железную форму, и льется дальше. Он разрывает ночь, в которой с ним уже нет хозяйки, сиротливым лаем, но перестает слышать себя и захлебывается молчанием.

Клиф просыпается с криком, зажав в кулаках простынь. Так просыпается он последние полгода своей человеческой жизни. Два месяца назад Клиф приехал сюда, и неожиданно для себя самого, задержался дольше, чем на пару недель. За то время, что Клиф живет на съемной квартире, ему так и не удалось обнаружить признаков жизни на лестничной площадке, да и во всем подъезде тоже. Вероятно, люди все же существуют за этими дверьми, и даже иногда покидают свои квартиры, просто он никогда этого не видел. Раз в месяц к нему приходит лысый, вечно вспотевший человечек, и Клиф молча передает ему плату за жилье. Каждый раз, в последний четверг месяца, в одно и то же время. Клифу нравится пунктуальность хозяина квартиры. Это единственное, что ему нравится в нем.

Порой между третьим и четвертым этажами появляется сигаретное облако. Оно висит там, как знак вопроса, и Клиф неизменно добавляет к этому вопросу восклицание, когда спускается на первый этаж. Не раз Клиф пытался подкараулить курильщика, но тщетно. В конце концов, ему пришлось смириться с тем, что запах табака сам собой появляется в воздухе. Этот запах вызывает у Клифа приступы меланхолии. Вечерами он может часами сидеть в позе лотоса и смотреть в стену, как будто там показывают интереснейший фильм. По квартире он ходит в старой растянутой тельняшке, которая пахнет гречишным медом и потом. Зажмурившись, он вдыхает этот запах, стараясь прочувствовать его полностью, всем телом. Это тот самый запах, что заставлял его прежде вилять хвостом и припадать на передние лапы.

Клиф живет аскетом. В его однокомнатной квартире есть матрас и боксерская груша. Помимо этого, есть душ, газовая плита и старый ворчливый холодильник. Напор воды в ванной оставляет желать лучшего, да и сама вода хранит ржавые тайны труб, через которые ей пришлось пройти, чтобы вернуться обратно в трубы. Клиф думает о том, что человеческая жизнь подобна движению воды.

Вода смывает остатки сна, который Клиф вновь не запомнил. Теперь этот сон тоже будет храниться в трубах. Чередой в десять мощных ударов он говорит боксерской груше «доброе утро». Так ему проще запоминать слова. В его квартире нет зеркал, он бреется наугад. Клиф прячет глаза. У него с ними проблемы – бельмо в правом глазу.

Клиф положил в рюкзак комплект белья, снял с гвоздя куртку, запер дверь. И навсегда попрощался с этим местом, отчего-то уверенный, что он действительно больше не вернется сюда. Ключи оставил в электрощитке.

Спустившись до третьего этажа, Клиф вновь ощутил этот запах. Он бы его ни с чем в жизни не перепутал, так пахли сигареты «Dunhill», которые курила хозяйка. Клиф скривился от запаха, будто у него заболел зуб. Не сдержавшись, он с силой саданул по стене подъезда, срывая казанки, и глухо зарычал. Конечно, на площадке между третьим и четвертым этажом никого не было. Сгорбившись, бродячий Пес поплелся дальше, поджимая ушибленную лапу.

***

Катя не была слепой от рождения, зрение она потеряла в автомобильной аварии, когда возвращалась из пионерского лагеря. Врачи тогда утверждали, что девочке чудом удалось остаться в живых. У самой Кати на этот счет было свое мнение. Если бы ей попался в руки ее ангел-хранитель, она бы выщипала ему все перья, а потом сварила бы в супе. Ангел-хранитель, который оставил ей жизнь, но отобрал глаза. Однако мнение калеки никто не спрашивал. Она жила вместе с матерью – отец их оставил, когда Катя была еще совсем маленькой. Так случается сплошь и рядом, ничего с этим не поделаешь. Отношения с матерью никогда не были гладкими, а после автокатастрофы – тем более. Содержать дочь-инвалида оказалось совсем непросто, и вскоре добросердечная мама спихнула Катю в интернат. Сама Катя, впрочем, особых претензий по этому поводу не выказывала. Она всегда была на удивление тихой и покладистой девочкой.

Жизнь в интернате оказалась не то чтобы веселее и интереснее, но там, по крайней мере, у Кати появились друзья, которых раньше не было. После двух попыток самоубийства, обе из которых оказались неудачными, за ней закрепилось прозвище Макака. Как связана обезьянья кличка с суицидальной наклонностью, ей никто не удосужился объяснить. С ней вообще мало разговаривали, воспитатели делали свою работу, как роботы. Следили, чтобы слепцы не открутили друг другу головы, не обмочились в постели, вовремя ложились спать и хорошо питались. Слепые передвигались по коридорам, взявшись за руки, так что если кто-то из взрослых начинал говорить о «чувстве локтя», Катя только ухмылялась. Взрослела она быстро.

Там же, в интернате, Катя научилась курить. Где старшие умудрялись раздобыть сигареты, для воспитателей оставалось загадкой. Скорее всего, их передавали с кем-то из родственников. Такие передачки делились по-братски, крыс в интернате не любили. Закурить ей предложила девушка, которую все называли Серьезной. Прозвище она получила за умение правдиво врать воспитателям. Первую затяжку Катя сделала как раз после второй попытки самоубийства. Она сидела на унитазе в женском туалете и тихо плакала. Плакать громко было нельзя, если застукает кто-то из воспитателей, сразу же потащат к психологу… Последнюю встречу с психологом Катя вспоминала с отвращением. Если свести к общему знаменателю монолог, который ей пришлось выслушать, то выходило примерно следующее – на них, убогих калек, здесь тратят столько времени, средств и сил, а они, неблагодарные свиньи, готовы при первом же удобном случае свести счеты с жизнью. Ее передернуло.

Катя услышала шаркающие шаги и затихла, рукавом кофты утирая заплаканное лицо. Походку Серьезной нельзя было перепутать с походкой других девочек – Серьезная хромала на одну ногу. Катя не то чтобы побаивалась Серьезную, но старалась соблюдать нейтралитет. Щелкнула зажигалка, потянуло куревом. Катя до последнего надеялась, что Серьезная не поймет, что не одна находится в туалете. Не тут-то было, ее оказалось не просто провести. Она вежливо кашлянула и сказала:

– Привет, Макака. Ты, говорят, вскрыться пыталась?

Катя вздохнула и шмыгнула носом. Пытаться скрыть свое присутствие все равно уже не имело смысла. На вопрос она ничего не ответила, да и что тут ответишь? Серьезная протянула вперед руку, коснулась волос Кати, определяя ее местоположение. Катя от этого прикосновения вжала голову в плечи, но тут Серьезная совершила то, на что Катя никак не могла рассчитывать. Она почти ласково погладила ее по голове и участливо спросила:

– Курить будешь?

И, не дожидаясь ответа, подкурила вторую сигарету и всунула ее Кате в губы. Катя, сильно затянувшись, закашлялась. Она вспомнила, как два с половиной года назад, в пионерском лагере, сидела на подоконнике с мальчиком, имени которого так и не узнала. Все его звали Крюгером, а настоящее имя она спросить постеснялась. Он тогда курил, уставившись в звездное небо. Тогда она впервые увидела падающую звезду, и – вот дура! – загадала желание, чтобы ночь никогда не заканчивалась. Что же, можно сказать, что звезда ее не подвела. Наутро они с Крюгером впопыхах попрощались, а потом.… А потом мало кто из детей, находящихся в автобусе, остался в живых. Ей повезло больше, чем тому мальчику. Повезло, как же. Два с половиной года назад. Когда глаза еще были зрячими. Следующую затяжку Катя сделала более спокойно и осмысленно. Услышав это, Серьезная значительно заметила:

– Ишь, как быстро втянулась. Не фуфло какое-нибудь. «Dunhill», стопроцентно кубинское курево.

Нельзя сказать, что после этого случая Серьезная стала для Кати лучшей подругой, она скорее взяла ее себе под крылышко. «Научу тебя жизни», так любила она говорить. Этой самой жизни, впрочем, боялись все, хоть и не все подавали вид. Не сложно представить, какая жизнь ждала слепых за стенами интерната. После выпуска тех, кому повезло чуть больше, забирали к себе родители. Большинство же отправлялись в дома престарелых. Серьезная относилась к той категории, которым «повезло чуть меньше» – родителей и близких родственников у нее не было. Катя помнила, как Серьезная как-то ночью, за несколько дней до выпуска, забралась к ней в постель и крепко ее обняла. Потом молча поднялась и ушла куда-то. Утром Катя узнала, что Серьезная «вскрылась» осколком зеркальца в душевой кабинке, откачать ее так и не успели. Катя после этого вообще перестала разговаривать. Она и раньше-то не была особо словоохотливой.

Поводыря Кате выписали почти сразу после интерната. Сказать, что мать была счастлива возвращению дочери, значило бы сильно приукрасить события. На улицу, впрочем, не выгнала, и то ладно. Больше всего неприязни у нее было к овчарке-поводырю, которая теперь жила с ними в однокомнатной квартире. «От нее только грязь и вонь, и никакого проку» – говорила она всякий раз, когда видела, как Клиф дурачится и гоняется за мячиком, который ему бросала Катя. Тот факт, что поводыря Кате дали так быстро, и почти без хлопот, объяснялся очень просто – собака оказалась «дефектная», после болезни у нее «испортился» правый глаз.

Вряд ли бы Катя смогла объяснить, почему назвала собаку Клиф, а не «Шарик» или «Бобик». Она бы не смогла объяснить и то, что эта кличка на самом деле означает. Просто это были единственные звуки, которые она произнесла за первый месяц после выпуска. Позже, она случайно узнала, что клиф – это скалистый обрыв, который образуется в результате разрушения берега прибоем. Так для замкнутой слепой девушки собака стала единственным близким существом. Вместе с Клифом Катя ходила гулять и даже по магазинам. Умный пес всегда приводил ее домой. Однажды они вместе дошли до парка, а это за два квартала от дома. Две остановки на троллейбусе. Почти кругосветное путешествие.

В центре реабилитации Кате пообещали, что помогут ей устроиться диспетчером в такси. Это была хорошая новость, потому что на двоих денег выходило маловато, а мать порой испытывала слабость к крепким напиткам. Она не была беспросветной алкоголичкой, все было не настолько мрачно. Но одинокая жизнь, мизерная зарплата и увечная дочь… Вечерами, дернув стопку-другую недорогого коньяка, мать любила обнять «дочурку» и «пообщаться с ребенком». Основной темой этого общения всегда становилась половая жизнь, при этом совершенно не важно, с чего начинался разговор. Сказать, что Катю от таких бесед уже тошнило, значит, не сказать ничего. Впрочем, были и маленькие радости. Например, книги, написанные шрифтом Брайля, которые можно было брать в центре реабилитации. По большому счету, жизнь не то, чтобы налаживалась, но входила в какое-то стабильное русло. Засыпала Катя, обняв Клифа за мохнатый бок («Ты и в постель эту скотину тащишь!» – не преминула бы сказать мать).

Первая карта из основания этой шаткой конструкции была вытащена, когда мать сократили на работе. По-сути, ее просто «списали», как устаревшую технику. После этого она крепко села на стакан. В доме стало нечего есть, и Кате с Клифом пришлось идти на улицу, просить денег. Это было унизительно, но Катя и сама понимала, что пса надо кормить. За себя она особенно сильно не беспокоилась, за «любимую мамочку» – тем более.

Зимой попрошайничать на улице в осенней куртке было холодно. Не мудрено, что Катя «заработала» бронхит. В новогоднюю ночь мать загуляла, на прощание сказав дочери: «Если что, звони, я всегда на связи». Было ясно, что до утра мать не появится. Температура у Кати подскочила до 39, а в такой горячке собственное тело кажется легким, как пушинка. Катя полностью открыла на кухне оконные створки, достала из заначки сигареты и уселась на подоконник. Воздух гремел от салюта. Клиф этот грохот не любил, он рычал на огненные вспышки и скалил пасть. Пес забрался на подоконник и уселся рядом с хозяйкой, ткнулся обеспокоенно ей мокрым носом в плечо. Катя закурила, положила руку псу на загривок:

– Клиф, представляешь, как было бы здорово, если бы ты был человеком, а? Стал бы моим парнем, – Катя хихикнула, и… – Клиф так и не понял, что случилось в следующий момент.

Была ли это третья попытка самоубийства? Скорее всего, нет, просто у девушки от высокой температуры закружилась голова, и она соскользнула с подоконника вниз. С девятого этажа.

…Когда наряд милиции высадил-таки дверь квартиры, они нашли там голого парня, с всклокоченными волосами и совершенно диким взглядом. Не удивительно, что смерть девушки связали именно с ним. Когда мать Кати давала показания, она постоянно причитала, утирая зареванное лицо: «А ведь я ей говорила, постоянно об этом говорила…». Никаких данных об этом странном парне найти не удалось, на допросах он только рычал и скалил зубы. На скорую руку ему пришили приговор и отправили в дурку. Однако уже через неделю ему удалось сбежать. По слухам, он просто загрыз охранника.

***

Говорят, бешеной собаке семь верст не крюк. Это очень правильная человеческая поговорка. Клиф полностью доверился звериному чутью. Он двигался в сторону Черного моря, где пешком, а где автостопом, благо, весна стояла теплая и не дождливая. Подрабатывал за еду, иногда его пускали переночевать, но Клиф привык спать и под открытым небом. Он был выносливым и сильным, среди людей эти качества ценились. Ему мало кто доверял, и Клиф отвечал людям полной взаимностью. Со временем ему удалось выучить человеческий язык. Лексикон его хоть и был беден, но объясниться и даже поддержать нехитрую беседу Клифу всегда удавалось. Он не знал, почему его так тянет в сторону моря. Но он хорошо понимал, что за ним охотятся. Как ни крути, Клиф был в розыске. Хотя такого человеческого слова, как «розыск», он не знал.