Читать книгу Кризис человечества. Выживет ли Россия в нерусской смуте? - Михаил Делягин - Страница 7

Принципиально важное в социальном плане отличие информационных технологий от предшествующих им индустриальных – их качественно более высокая производительность.

Индустриальные технологии в силу своей относительно невысокой производительности нуждаются в максимальном вовлечении в стандартизированное производство максимального количества людей: всех членов рассматриваемого общества и даже членов зависимых обществ. Тем самым они являются объективным инструментом социализации.

Да, эта социализация насильственна и принудительна, относительно примитивна, основана на унификации личностей, нивелировании их отличий и потому объективно способствует возникновению массового общества, а то и тоталитаризма.

Однако это – исторически приемлемая цена за формирование относительно благополучного «среднего класса», за «благосостояние для почти всех», за «общество двух третей». Для индустриальных технологий каждый человек – ценнейший ресурс производства, ключевой источник прибыли, и потому его надо включить в этот процесс, выучив его, усмирив его животные инстинкты и дав ему комфортную систему мотиваций (из которой, собственно, и вырастает общество массового потребления).

Совершенно иную социальную среду в силу качественно большей эффективности и сложности порождают информационные технологии. Для их функционирования нужна элита, обеспечивающая управление, научные исследования и культурную среду, а также относительно небольшое количество людей, непосредственно обеспечивающих функционирование систем жизнеобеспечения (в широком смысле слова, включая механизированные производства).

Все остальные – добрые три четверти населения (понятно, что их доля зависит как от уровня технологического развития общества, так и от национальной культуры) – оказываются лишними в прямом смысле этого слова. Они не производят прибыли, и их существование является для производства (особенно работающего на экспорт, доля которого стремительно растет) чистыми издержками, непроизводительными и потому не имеющими оправдания затратами. Соответственно, эффективное с коммерческой точки зрения развитие общества объективно требует их эффективной же утилизации – если и не физической, то хотя бы социальной, снижающей до возможного минимума затраты на поддержание их биологического существования.

Это «социальное людоедство» – объективное требование нового технологического базиса: информационных технологий, неуклонно вытесняющих индустриальные.

Результат – размывание, то есть обнищание и люмпенизация «среднего класса». Его члены деградируют до полной десоциализации и превращения в живых объектов, живущих в соответствии с биологическими, а не социальными законами. Мы видим разные стадии и формы этого чудовищного процесса на постсоветском пространстве, в Восточной Европе, в Латинской Америке и Африке, а в последнее десятилетие присутствуем при погружении в него США и, в меньшей степени, «старой» Европы.

Наиболее яркий из близких к нам примеров – подлинный погром «среднего класса» после уничтожения Советского Союза. По данным ЮНЕСКО, численность людей с доходами ниже прожиточного минимума в Восточной Европе (включающей Европейскую часть бывшего СССР) выросла с 14 млн чел. в 1989 до 168 млн чел. в 1996 году – в 12 раз за 7 лет!

В Латинской Америке за 80-е годы 92 % бывшего «среднего класса» опустились на социальное дно, а 8 % вошли в круг богатых людей.

Долгосрочные перспективы и динамика этого процесса непонятны, однако нет сомнений, что переживаемый нами сейчас глобальный финансовый кризис станет, помимо прочего, могильщиком традиционного «среднего класса» индустриальных обществ.