Читать книгу Походы Александра Македонского - Михаил Елисеев - Страница 5

Македонский базилевс Филипп II, отец Александра Великого, был личностью мирового масштаба, человеком, который в буквальном смысле слова творил историю. По своим талантам как полководца, так и государственного деятеля он вряд ли уступал сыну, а кое в чём даже превосходил его. Можно смело утверждать, что если бы не деятельность Филиппа, то грандиозное предприятие, известное как походы Александра Македонского, никогда бы не состоялось. Это понимали как современники завоевателя, так и последующие поколения. В том числе и историки античности, недаром базилевс удостоился от них самых лестных слов. Например, Диодор Сицилийский характеризует Филиппа II как талантливого военачальника, мужественного и проницательного человека. Отдал должное македонскому царю и его соратникам Полибий: «Несомненно ведь, что они собственными трудами и подвигами создали из ничтожного царства славнейшую и обширнейшую македонскую державу» (Полибий, VII, 12).

Но так сложилось, что Филипп погиб на пике своей славы в тот момент, когда готовился свершить самое главное дело своей жизни – поход на Восток. Эстафету, выпавшую из руки македонского царя, тут же подхватил его сын, и в итоге блеск короткого царствования Александра затмил многолетнюю работу отца. Можно только предполагать, как бы сложилась судьба Филиппа, если б он не погиб от удара кинжала. Не исключено, что тогда мир так и не узнал бы об Александре Великом, поскольку двум медведям трудно ужиться в одной берлоге. Но всё случилось так, как случилось, и поэтому Филиппу было суждено оставаться в тени собственного сына. Несмотря на то что это был гениальный политический деятель своего времени, прекрасный полководец и один из величайших македонских царей.

Хотя начало жизни Филиппа ни к чему подобному не располагало. Он родился в 382 году до н. э. и был третьим сыном македонского царя Аминты. Самым младшим. Поэтому шансы на то, чтобы занять трон Македонии, Филипп имел весьма и весьма отдалённые. И то чисто теоретические, потому что два его старших брата Александр и Пердикка, молодые, полные сил и здоровья, вряд ли предоставили бы ему возможность поцарствовать. Как наследника престола Филиппа просто не рассматривали. Об этом свидетельствует тот факт, что будущий базилевс даже не получил систематического образования: «поздно обратившись к учению, он остался ниже своих природных способностей и был склонен к юношескому самомнению»[2]. При таком отношении он частенько служил разменной монетой в высокой политике, периодически оказываясь в заложниках. Но что характерно, пребывание в подобном качестве явно пошло ему на пользу, ибо он очень хорошо узнал соседей своей страны, их сильные и слабые стороны.

Впервые это произошло, когда старый царь Аминта скончался и на престоле оказался его старший сын Александр. Желая прекратить войну с иллирийцами, он договорился с ними об откупе, и пока не придут деньги, дал в заложники Филиппа. В другой раз, когда этого потребовали обстоятельства, Александр снова отдал своего младшего брата в заложники, на этот раз в Фивы. Это решение сыграло огромную роль не только в становлении личности Филиппа, но и в возвышении Македонского царства. Дело в том, что на тот момент Фивы были самым могущественным полисом Эллады, их армия была лучшей в Греции, а военная доктрина считалась безупречной. В битве при Левктрах, 6 июля 371 года до н. э., фиванцы, под командованием беотарха Эпаминонда, разбили спартанцев, которые считались до этого непобедимыми. Теперь не было силы в Греции, способной противостоять фиванским бойцам.

Звезда Спарты погасла, зажглась звезда Фив. По свидетельству некоторых античных авторов, Филипп жил в доме легендарного стратега Эпаминонда и, судя по всему, научился там многому. Подтверждение этому находим у Юстина: «Это обстоятельство оказало огромное влияние на развитие выдающихся природных способностей Филиппа, ибо он пробыл три года в качестве заложника в Фивах; в этом городе, где господствовала древняя суровость нравов, в доме величайшего философа и полководца Эпаминонда он еще мальчиком получил прочные основы воспитания» (VII.5). И что самое главное, молодой человек смог изнутри увидеть всю мощь грозной фиванской армии, ознакомиться с передовыми взглядами фиванских стратегов. Гениальность Эпаминонда заключалась в том, что он никогда не действовал по шаблону, а занимался импровизацией на поле боя, нанося врагу удары там, где тот меньше всего ожидал. Македонский царевич всё это усвоил и сделал далеко идущие выводы. Через много лет он сумеет донести свои мысли о ведении войны до сына и накрепко вобьёт их Александру в голову.

Ведь по большому счёту именно в Фивах Филипп мог увидеть то, что в дальнейшем могло натолкнуть его на мысль о создании македонской фаланги. Некоторые исследователи считают, что воины Эпаминонда сражались более длинными копьями, чем их противники, что давало им несомненное преимущество в сражении. К этому следует отнести и уплотнение боевых порядков, а также увеличение числа рядов воинов в строю, что добавляло мощи фиванцам при атаке. Знаменитый «косой клин» Эпамнонда произвёл переворот в военной науке того времени, и концентрация всех сил на направлении главного удара стала с тех пор основой основ военного дела. В Фивах Филипп находился около трёх лет, с 368 по 365 год до н. э. и приобщился не только к стратегии, но и к культурным достижениям Эллады.

Пока Филипп обогащался эллинскими ценностями, македонский базилевс Александр был убит, и царём стал другой брат, Пердикка. А когда вскоре погиб и он, вопрос о престолонаследии встал со всей остротой. Все античные авторы отмечают, что к тому моменту, когда у власти оказался Филипп, Македония находилась в критическом состоянии. «В начале правления этого новичка на престоле многое удручало: гибель преступно умерщвленных братьев и множество врагов, и страх перед кознями, и нищета истощенного постоянными войнами царства. С разных сторон множество народов одновременно, точно составив какой-то заговор против Македонии, пошло на нее войной» (Юстин, VII, 6). Изначально Филипп правил как регент, ибо законным царём был его племянник Аминта, сын Пердикки. Но ситуация была такова, что стране требовался настоящий базилевс, способный вытащить Македонию из кризиса, в котором она пребывала. В этот момент интересы Филиппа и народа совпали.

Последний сын Аминты с согласия армии в 359 году до н. э. был провозглашён царем Македонии и сразу оказался в самой гуще политических интриг и заговоров. Что же касается племянника, то к нему Филипп отнёсся в высшей степени гуманно, и это было явно не в традициях македонского царского дома. Он не лишил Аминту жизни, а дал ему приличное воспитание, и впоследствии женил на своей дочери. Но это будет потом, а в данный момент базилевсу Македонии предстояло решить сложнейшую задачу – как спасти государство от надвигающейся катастрофы. С помощью различных обещаний и подкупа Филиппу удалось стабилизировать обстановку на границах и внутри страны. Но он прекрасно понимал всю ненадёжность ситуации как в Македонии, так и за её пределами. Поэтому царь продолжал трудиться не покладая рук. Филиппу удалось с помощью подкупа склонить на свою сторону фракийского царя, и тот казнил одного из претендентов на македонский престол – некоего Павсания, который скрывался во Фракии. Дальше было сложнее, поскольку ещё один претендент, Аргей, пользовался поддержкой Афин. Но Филипп и здесь мастерски решил сложнейшую проблему. Сначала он разгромил претендента на поле боя, а чтобы погасить недовольство в Афинах, пообещал афинянам город Амфиполь, в северном регионе Эгейского моря. Здесь молодой царь действовал по принципу – сказать можно всё что угодно, а там посмотрим.

По свидетельству Юстина, Филипп прекрасно понимал, что со всеми врагами разом ему не справиться, и поэтому душил их по одному. С некоторыми базилевс вступал в переговоры и заключал договор, от других просто откупался, а третьих атаковал и громил на поле боя: «победой… ободрил своих павших духом воинов и заставил врагов изменить их презрительное отношение к нему» (Юстин, VII, 6). Но, несмотря на эти успехи, Филипп понимал всю шаткость своего положения. Поэтому он решает провести в войсках военную реформу, сделать свою армию самой боеспособной в регионе и с её помощью решить все внешнеполитические проблемы.

* * *

Царь знал, что и как надо делать, было очевидно, что он давно всё обдумал. Филипп начал создавать регулярную армию, в которой пехота комплектовалась из крестьян и пастухов, а кавалерия из македонской знати. Уже в этом проявилось отличие созданной им военной системы от армий Эллады, которые комплектовались по милицейскому или наёмному принципу. Что же касается фракийцев и иллирийцев, с которыми македонцы воевали с завидной регулярностью, то они в случае опасности просто собирали ополчение. Изменил базилевс и систему набора войск, поскольку теперь македонская армия комплектовалась по территориальному принципу, когда из жителей одной области формируют отдельное воинское подразделение. Филипп полагал, что вследствие этого увеличится сплочённость армии. Страна была поделена на военные округа, где в шести набиралась пехота, «малая фаланга» с каждого округа. В пятнадцати округах собиралась конница, одна кавалерийская ила с региона. Это был радикальный шаг в армейской реформе, а все остальные мероприятия царя были лишь его логическим продолжением.

Основой боевого порядка македонской армии Филипп сделал фалангу, состоявшую из таксисов – соединений тяжёлой пехоты, которые набирались в округах Македонии. По мнению П. Коннолли, таксис, в свою очередь, делился на шесть подразделений, состоящих из 256 бойцов, которые назывались синтагма (или спейра), причём синтагма, в свою очередь, делилась на четыре тетрархии. Сразу же резко возросла роль командиров низшего звена, которые стали получать двойное, а то и тройное жалованье по сравнению с рядовым составом фаланги.

Помня эксперименты Эпаминонда, Филипп сделал в своей фаланге два радикальных отличия от классической греческой фаланги – увеличил длину копий и значительно углубил строй. Вместо традиционного копья была введена сарисса, пика длиной до 5,4 м (12 локтей) согласно свидетельству Теофраста. Правда, Полибий пишет о том, что изначальная длина сариссы была 7,2 м (16 локтей), и только в эпоху македонского царя Филиппа V она сократилась до 6,3 м (14 локтей). П. Коннолли предположил, что древко сариссы изготавливалось из кизила, а само оно состояло из двух частей, которые соединялись железной муфтой. Эта мера сразу же дала преимущество македонским фалангитам (или сариссофорам) над их противниками. Помимо сариссы каждый воин фаланги был вооружён прямым мечом гоплитов ксифосом. Так же сариссофоры использовали кривые фракийские махайры и её греческий аналог – изогнутый меч копис, предназначенный для рубящих ударов в рукопашной схватке. Тяжёлые клинки этих мечей доходили до 65 см и в умелых руках были страшным оружием.

Значительно было облегчено защитное снаряжение – вместо тяжёлого гоплитского щита был введён небольшой круглый щит, который позволял держать сариссу двумя руками. Как свидетельствуют археологические находки, македонские щиты имели в диаметре от 65 до 75 см, хотя некоторые подразделения имели на вооружении большие щиты греческих гоплитов (в частности, гипасписты).

Также на смену тяжёлым кирасам пришли льняные панцири, которые изготавливались из нескольких слоёв ткани, склеенных между собой и иногда усиленных металлическими пластинами. По словам П. Коннолли, который изготовил такой панцирь: «Его оказалось трудно надевать из-за жесткости, но, чуть попривыкнув к доспеху, можно было ощутить, что в нем легко и удобно двигаться»[3].

Шлемы использовали в основном либо фригийского, либо фракийского или халкидского типа, поскольку македонцы совершенно отказались от коринфских шлемов и очень редко пользовались аттическими. Особенно интересны были так называемые фракийские шлемы, чья полумаска изготавливалась в форме усов и бороды.

Но был ещё один принципиальный момент, отличавший новую армию Филиппа. Дело в том, что обеспечение македонской пехоты оружием и доспехами происходило за счет царской казны. Об этом, ссылаясь на Диодора, пишет П. Коннолли. Подобный подход к проблеме был новаторским, и это существенно меняло дело, поскольку ставило армию Македонии в гораздо более выгодное положение по сравнению с другими военными организациями эллинского мира, где подобная практика отсутствовала. Правда, к такой системе обеспечения македонских воинов снаряжением Филипп пришёл не сразу, а по мере роста своих успехов и наполнения золотом государственной казны.

Что же касается увеличения количества рядов, то по сравнению с греческой фалангой, состоявшей из 8 шеренг, глубина фаланги македонской могла меняться в зависимости от обстоятельств от 12 до 16 рядов, а иногда и до 24. Завершив реформирование фаланги, Филипп назвал её бойцов «пешими товарищами», тем самым как бы уравняв с конной гвардией – гетайрами.

Помимо пехотных частей фалангитов или сариссофоров, входивших в состав фаланги, было ещё одно подразделение тяжёлой пехоты, которое называлось «щитоносцы», или гипасписты. По своему снаряжению эти воины напоминали греческих гоплитов, поскольку вместо пик были вооружены обычными копьями, и размер щитов у них был гораздо больше, чем у фалангитов. В бою гипасписты прикрывали наиболее уязвимые участки боевого строя сариссофоров – фланги, и одновременно служили связующим звеном между фалангой и кавалерией. «Щитоносцы» были сведены в три хилиархии по 1000 воинов в каждой и отличались от фаланги очень большой мобильностью. Из них же формировалась и «агема» – пешая гвардия македонских царей. Арриан называет её «агема щитоносцев» (III,11), а служивших в ней гипаспистов «царские щитоносцы» (III,13). Лёгкая пехота была представлена в основном народами, жившими в горах и находившимися в той или иной зависимости от Македонии – агрианами, фракийцами и иллирийцами. Что же касается лучников, то царские стратеги вербовали их на острове Крит, который славился своими меткими стрелками на всё Восточное Средиземноморье.

Кавалерия при Филиппе стала важнейшим родом войск в македонской армии и делилась на лёгкую конницу и тяжёлую – в зависимости от вооружения и задач, которые приходилось решать. Недаром Г. Дельбрюк считал именно македонских царей создателями регулярной конницы: «В таком случае можно сказать, что первая кавалерия была создана македонянами. Образовать тактические единицы из всадников по многим причинам… гораздо труднее, чем создавать пехотные единицы»[4].

Тяжёлая кавалерия гетайров (товарищей) формировалась из представителей македонской знати, как и пехота по территориальному принципу. Именно она была главной ударной силой армии Филиппа. Это конное соединение подразделялась на илы, которыми командовали илархи. Численность илы определяют в 210 всадников и лишь «царская ила» (Арриан, III,11), которую водил в бой сам базилевс, состояла из 300 кавалеристов. Впрочем, 300 было традиционным числом для элитных отрядов греческих полисов, достаточно вспомнить спартанских гипеев и фиванский «Священный отряд». А Филипп, как мы помним, заимствовал у эллинов много полезных вещей, поскольку очень хорошо знал военную организацию Фив.

В рядах гетайров служил цвет македонской аристократии, многие из бойцов этого подразделения получали от царя за службу земельные наделы. Дисциплинированные и организованные, эти наездники были вооружены длинными копьями, а для ближнего боя имели на вооружении махайру – кривой рубящий меч. Из защитного снаряжения гетайры носили бронзовые фессалийские шлемы и льняные панцири, усиленные металлическими пластинками. Впрочем, были исключения, из которых самым наглядным примером является железный панцирь, найденный в царской могиле в Вергине в 1977 году. Он изготовлен из четырёх пластин, украшенных золотыми полосками – передней, задней и двух боковых. Гетайры атаковали, построившись клином, стараясь нанести удар во фланг, но в случае необходимости могли и лобовой атакой развалить вражеский строй. О том, использовали они щиты в бою или нет, исследователи так и не пришли к единому мнению. О том, насколько сокрушительной была атака македонской конницы, писал ещё Фукидид: «Никто не мог выдержать атаки македонян, так как это были искусные всадники, защищенные броней» (II,100).

Судя по всему, в состав тяжёлой кавалерии входило и подразделение сариссофоров, всадников, которые, так же как и гетайры, были защищены доспехами, но вместо копий были вооружены сариссами. Сравнивая их с гетайрами, Дельбрюк приходит к выводу о том, что разница между двумя отрядами в вооружении и снаряжении была незначительная и, возможно, что она заключалась только в происхождении воинов. В сражении сариссофоров использовали, как и гетайров, для прорыва вражеских боевых порядков.

Помимо частей конницы, которые формировались непосредственно в Македонии, в войсках Филиппа присутствовали кавалерийские контингенты из сопредельных земель. После того как базилевс покорил Фессалию, в ряды македонской армии влились отряды великолепной фессалийской конницы. Эта тяжёлая кавалерия, как и подразделение гетайров, формировалась из аристократов и по праву считалась лучшей конницей Греции, боевые традиции фессалийцев уходили корнями в легендарные времена. По своему вооружению они не отличались от гетайров, правда, для атаки выстраивались не клином, а ромбом.

Лёгкая кавалерия армии Филиппа состояла из подразделения продромов, а также отрядов пеонийской и фракийской конницы. Насчёт этнической принадлежности продромов бытуют разные мнения, одни исследователи считают их собственно македонцами, другие же склоняются к тому, что они набирались из фракийцев. Последнее вряд ли, поскольку Арриан чётко отделяет их от последних, когда перечисляет подразделения лёгкой конницы в армии Александра, «фракийцев, продромов и пеонов». Но как бы то ни было, фактом остаётся то, что командовали продромами именно македонцы. Задачей этих быстрых наездников было вести дальнюю и ближнюю разведку, нападать из засад на противника, а при победе преследовать разбитого врага. Их защитное снаряжение было достаточно лёгким, вооружены они были дротиками и короткими копьями. То же самое можно сказать о пеонийских и фракийских всадниках, которые набирались среди указанных племён. Базилевс мастерски использовал мобильные войска, и данный факт был отмечен его противниками: «вы слышите, что Филипп проходит, куда ему угодно, не с помощью войска гоплитов, но окружив себя легковооруженными конницей, стрелками, наемниками – вообще войсками такого рода» (Демосфен, «Третья речь против Филиппа», 49).

Именно при Филиппе II в македонской армии стремительно развивается искусство осады городов, а военные инженеры входят в армейскую элиту. В это же время в армии появляется корпус осадной артиллерии, которую будут применять и в полевых условиях, а также отряды специалистов для строительства осадной техники, переправ и мостов. Благодаря им станут возможны успехи Александра Великого при осадах Галикарнаса, Тира, Газы, согдийских скал и индийских крепостей.

Но самым главным, что, по мысли автора военной реформы, должно было отличать армию Македонии от всех остальных военных организаций эпохи, была чёткая взаимосвязь всех подразделений на поле боя. Фаланга не может победить сама по себе, без поддержки остальных родов войск, да и одной кавалерией битвы не выиграешь. А взаимодействие между фалангой, конницей и легкой пехотой отрабатывается долгими часами тренировок и беспощадной муштрой. Но Филипп к этому был готов и лично занимался обучением армии. Свидетельство того, как царь муштровал своих солдат, оставил Полиен: «Филипп приучал македонцев к постоянным упражнениям в мирное время как в реальном деле. Так он часто заставлял их маршировать по 300 фарлонгов (60 км), неся с собой шлемы, щиты, поножи и копья, а сверх того еще провизию и прочую утварь» (IV,10).

Базилевсу удалось создать такую военную машину, что соседям просто-напросто нечего было ей противопоставить. Созданная Филиппом армия была настолько совершенной и надёжной, что незначительные военные реформы его сын стал проводить лишь после военного разгрома державы Ахеменидов в битве при Гавгамеллах, во время похода в Среднюю Азию. И то лишь потому, что изменилась как политическая, так и стратегическая ситуация, да тактическая обстановка требовала новых методов ведения войны.

Филипп II буквально с чистого листа создал армию, отвечавшую всем требованиям времени, и с этого момента в истории Македонии наступила новая эпоха.

* * *

Впрочем, Филиппа интересовали не только военные дела. Базилевс много общался с деятелями культуры и науки своего времени, недаром в недалёком будущем он столь прозорливо подберёт наставника своему сыну. Клавдий Элиан пишет, что «Филипп Македонский, как известно, был не только сведущ в военном деле и не только обладал даром красноречия, но также умел высоко ценить образованность» (IV,19). Царь был очень интересным собеседником, а его чувству юмора можно было позавидовать. Характерен эпизод с врачом Менекратом, которого обуяла мания величия. Почувствовав себя человеком со статусом, служитель Асклепия стал называть себя Зевсом – скромно и со вкусом. Написав однажды базилевсу письмо, он начал его довольно странными словами: «Менекрат-Зевс желает Филиппу здравствовать». На что получил убийственный ответ: «Филипп желает Менекрату здравого ума».

Но дело этим не кончилось. Раздувшийся от чувства собственной значимости врач намёка не понял, и тогда царь решил проучить зазнайку. Устроив пир, он распорядился поставить для медицинского светила отдельное ложе, а рядом с ним установить курильницу для жертвенных благовоний. И когда самозваный Зевс явился, то его торжественно усадили на это почётное место и стали воскурять благовония как небожителю. Легко догадаться, что творилось в тщеславной душе Менекрата и какое он испытывал наслаждение от божественных почестей! Но вскоре его организм стал испытывать чувство голода, поскольку благовониями сыт не будешь. Однако еды врачу никто не предлагал. И пока сидевшие за столами македонцы объедались и упивались, новоявленное божество, глядя на них, молча глотало слюни. В итоге, не выдержав насмешки и крикнув, что его оскорбили, врач подобрал хламиду и убежал с пира. «Так Филиппу остроумно удалось выставить напоказ глупость Менекрата» – подвёл итог попытке собственного обожествления Клавдий Элиан (XII,51).

Наиболее точную характеристику Филиппа II как государственного деятеля дал Юстин: «Царь этот больше любил оружие, чем пиры, и самые огромные богатства были для него только средствами для войны; он более заботился о приобретении богатств, чем об их сохранении, поэтому, постоянно занимаясь грабежом, он постоянно нуждался. К милосердию и к вероломству он был одинаково склонен. Любой прием, который вел к победе, не был постыдным в его глазах. В беседах был и льстив и коварен, на словах обещал больше, чем выполнял. Мастер и на серьезные дела и на шутки. Друзей ценил по выгоде, а не по достоинству. Ненавидя, притворяться милостивым, сеять ненависть между двумя друзьями и при этом ладить с обоими – вошло у него в привычку. Как оратор, он был красноречив, изобретателен и остроумен; изощренность его речи сочеталась с легкостью, и сама эта легкость была изощренной» (X,8).

Критически относится к личности базилевса Павсаний: «Всякий мог бы согласиться, что из всех македонских царей, бывших до и после Филиппа, никто не показал примеров более великих подвигов, чем он. Но справедливо мыслящий человек не назвал бы его хорошим полководцем: клятвы именем богов он всегда попирал, договоры при всяком случае нарушал и данного слова он бесстыдно не выполнял больше, чем кто-либо другой из всех людей» (VIII,7). Понимая, что иногда силой ничего не добьёшься, Филипп с лёгкостью заключал союзы и с такой же лёгкостью их разрывал. «Мальчиков надо обманывать, когда играешь с ними в кости, а мужчин, когда даёшь им клятвы» (Клавдий Элиан,VII,12) – вот одно из любимых изречений царя Македонии, который в отличие от своего сына всё-таки в большей степени предпочитал пользоваться дипломатией, чем оружием.

В 359 году до н. э. Филипп совершил поход против пеонийцев и нанёс им поражение, после чего их князья были вынуждены признать зависимость от Македонии, а великолепная пеонийская конница пополнила ряды её армии. Момент истины наступил в следующем году, когда Филипп с армией численностью 10 000 пехоты и 600 всадников выступил против иллирийского царя Бардилла, захватившего ряд македонских городов. Навстречу ему двинулись отряды иллирийцев, общая численность которых равнялась армии царя Филиппа. В этом сражении вопрос стоял не только о возвращении занятых врагом территорий, в нем фактически решалось будущее Македонии – останется ли она второстепенной державой на периферии античного мира, постоянно борющейся за выживание, или займёт ведущее положение на севере Балканского полуострова. Битва была жесточайшей, её исход решили удар македонской кавалерии в тыл врага и атака отборных войск под командованием самого царя по центру вражеских позиций. Молот и наковальня – этот принцип ведения боевых действий ляжет в основу военного искусства Филиппа и его сына Александра. Все основные положения македонской военной доктрины зарождались именно здесь, в боях с северными племенами. Разгром был полный, 7000 иллирийцев вместе с царём остались на поле боя.

После этой победы армия базилевса совершила рейд по вражеским территориям, обошла вокруг Лихнидского озера, покорила окрестные племена и вернулась в Македонию. Иллирийцы были вынуждены заключить с Филиппом выгодный для царя мир. Благодаря этим победам, базилевс достиг успехов не только на международной арене, но и укрепил своё положение внутри страны.

Следствием разгрома иллирийцев стало и другое мероприятие Филиппа – поход в Фессалию. И дело было даже не в том, что равнина Фессалии была плодородной и сама по себе представляла богатую добычу, Юстин конкретно указывает, что царь очень хотел видеть в рядах своей армии прославленную фессалийскую конницу. Не задумываясь над тем, хорошо он поступает или плохо, Филипп внезапно напал на Фессалию и застал своих противников врасплох. Главный город фессалийцев Ларисса был захвачен македонцами, сопротивление греков было сломлено, и война закончилась, так толком и не начавшись. Цель базилевса была достигнута, фессалийские аристократы склонились перед ним и стали сражаться под знамёнами Филиппа.

Вот теперь царь почувствовал себя очень уверенно и решил продемонстрировать силу непосредственно эллинам. Пидна, Потидея Амфиполис, который был обещан Афинам, все эти города, расположенные поблизости от границ Македонии, Филипп прибрал к рукам. Македонскую военную машину было уже не остановить, и в 355 году до н. э. на фракийском побережье Эгейского моря были захвачены греческие полисы Абдера и Маронея.

При этом надо обязательно помнить, что Афины времён Филиппа II – это не Афины времён Перикла. У афинян уже не было возможностей контролировать свои интересы в дальних регионах, и македонский царь это прекрасно понял. Осада и захват афинской колонии Мефоны в 354 году до н. э. лишний раз подтвердил данный факт. Желая покончить с влиянием афинян на побережье Фермийского залива[5], македонский царь осадил город и начал готовить генеральный штурм. Горожане некоторое время оказывали сопротивление, но, видя решительный настрой Филиппа, а также отсутствие помощи, решили капитулировать. Условия были жёсткие: жителям разрешалось покинуть город в одной лишь одежде, Мефона должна быть разрушена, а земли её распределены между македонцами. Правда, во время осады македонский царь едва не погиб, пущенная со стены стрела ударила его в глаз. Филипп лишился глаза, стрелка распяли, а город перешёл под власть Македонии. Благодаря захватам на севере, македонский царь установил контроль над золотыми рудниками горы Пангей, и денежки ручейками потекли в его казну.

Заняв город Крениды, базилевс дал ему своё имя и переименовал в Филиппы. Именно там в октябре 42 года до н. э. и состоится знаменитая битва между армиями Марка Антония и Октавиана с одной стороны и войсками Брута и Гая Кассия с другой. Но это произойдет нескоро, пока же царь Македонии расширил городскую территорию, заселил её новыми жителями и отправился на находившиеся рядом золотые прииски. Видя, что они приносят незначительный доход, Филипп распорядился улучшить производство и выделил для этого необходимые средства. Как следствие, прииски стали приносить в год более 1000 талантов дохода, а базилевс начал чеканить золотые монеты, которые, по свидетельству Диодора, стали известны как филиппики. Македонская казна росла как на дрожжах, а вместе с ней рос и престиж державы. Филипп прекрасно понимал, что без денег много не навоюешь, но теперь ситуация менялась в корне.

С каждым годом могущество Македонии стремительно росло, и уже не было в регионе силы, которая могла бы этот рост остановить. С одной стороны были неорганизованные варварские племена, с другой – ослабленная смутами и распрями Греция. Да и держава Ахеменидов, которая теоретически могла бы вмешаться, переживала далеко не лучшие времена. Царская армия вела боевые действия в любое время года, в любых погодных условиях и на любой местности. Недаром по данному поводу сокрушался самый ярый и упёртый противник македонского царя, знаменитый афинский оратор Демосфен. В «Третьей речи против Филиппа» он заявил следующее: «И я не говорю уж о том, что ему совершенно безразлично, зима ли стоит в это время или лето, и он не делает изъятия ни для какой поры года и ни в какую пору не приостанавливает своих действий» (50).

С 359 по 354 год до н. э. Македония находилась в состоянии непрерывной войны с соседними народами и племенами, но в итоге на Балканах родилась могущественнейшая держава. Её царь уже мог позволить себе вмешиваться в дела Эллады.

* * *

В 357 году до н. э. Филипп II женился на сестре эпирского царя Аррибы Олимпиаде. При рождении её назвали Поликсена, а до свадьбы она носила имя Миртала, имя Олимпиада дал ей уже Филипп в честь македонских побед на состязании в Олимпии. Плутарх рассказывает, что их знакомство произошло на острове Самофракия, где молодых людей посвящали в таинства культа подземных богов Кабиров. Учёный грек отмечает, что брак был заключён по любви и инициатором его был Филипп, хотя, вне всякого сомнения, здесь присутствовал и политический интерес. Союз с царским домом Эпира был выгоден для Македонии, особенно во время войны против Иллирии. То же самое можно было сказать и о Аррибе, который в случае беды всегда мог рассчитывать на помощь могущественного зятя.

Миртала же была царицей во всех лучших и худших смыслах этого слова. Умная, решительная, преданная своей семье и одновременно мстительная, коварная, отличавшаяся необыкновенной жестокостью, которая ужасала современников. Она свято верила в то, что её древний род происходит от богов, считала Ахиллеса своим предком, а принцип божественности царской власти ставила превыше всего. Если к этому добавить, что она была жрицей культа Кабиров, то мы увидим, какую взрывоопасную смесь представлял характер этой женщины. Культ Кабиров греки заимствовали у древнейших жителей Балкан, пеласгов, а к ним он, в свою очередь, пришёл из Азии. В понимании эллинов, Кабиры – это великие боги, имевшие силу избавить человека от бед и опасностей, но в то же время они считались грозными божествами, карающими за проступки. Их культ был древнейший, олимпийские боги в их классическом понимании ещё не заселили Олимп, когда Кабирам уже поклонялись. По одному из мифов, они присутствовали даже при рождении Зевса.

Племя молоссов, откуда происходил род Мирталы, в стародавние времена проживало в Фессалии, а затем переселилось на земли к северу от Амбракийского залива. Другая часть молоссов ушла вместе с ионийцами в Малую Азию, где и познакомилась с культом Кабиров. Связь молоссов с Балкан с молоссами Азии и островов Эгеиды могла способствовать проникновению этого культа непосредственно в Эпир. Не случайно Миртала находилась на Самофракии, когда встретилась с Филиппом, Эпирское царство далеко от этого острова. Мистерии Самофракии по своей популярности были равны Элевсинским мистериям, а потому нет ничего удивительного в том, что Миртала там оказалась. Другое дело, что там делал Филипп, который довольно прохладно относился к религии. Хотя вполне возможно, что он и прибыл туда из-за эпирской царевны.

Интереснейшие сведения сообщает о таинствах культа Кабиров и Миртале Плутарх: «Издревле все женщины той страны участвуют в орфических таинствах и в оргиях в честь Диониса; участниц таинств называют клодонками и мималлонками, а действия их во многом сходны с обрядами эдонянок, а также фракиянок, живущих у подножья Гемоса (этим последним, по-моему, обязано своим происхождением слово „фрэскэуэйн“, служащее для обозначения неумеренных, сопряженных с излишествами священнодействий). Олимпиада ревностнее других была привержена этим таинствам и неистовствовала совсем по-варварски; во время торжественных шествий она несла больших ручных змей, которые часто наводили страх на мужчин, когда, выползая из-под плюща и из священных корзин, они обвивали тирсы и венки женщин»[6] (2). Только змей македонскому царю и не хватало! Но проблемы с пресмыкающимися у Филиппа начнутся позже, а пока ничего не предвещало грядущих бед. В 356 году до н. э. у семейной пары родился сын Александр, а позднее дочь Клеопатра.