Читать книгу Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность - Михаил Эм - Страница 45

Через полтора часа. Опочивальня. Калиф и Пэри под пуховыми одеялами.

Пэри: Что мне еще сделать для своего повелителя?

Калиф: Станцуй.

Девушка выскальзывает из-под одеяла, натягивает прозрачные шелковые шальвары, и танцует стриптиз, напевая при этом:

Пэри:

Калиф: Какая красивая песня.

Пэри: Этой песне научила меня моя мать.

Калиф: Кем она была?

Пэри: Какая теперь разница? Ну, она была домашней проституткой.

Калиф: Домашней, потому что принимала клиентов на дому?

Пэри: Нет, потому что отец, когда бывал дома, постоянно ее домогался. Когда детей в доме стало слишком много, а еды слишком мало, родители продали меня в рабство.

Калиф: Они сделали доброе дело, одарив меня лучшей из наложниц.

Пэри (польщенно): О, повелитель!

Калиф: Такого возбуждения я не испытывал ни с одной из женщин.

Пэри (кокетливо): Что вы такое говорите?

Калиф: Правду, чистую правду. С тобой я впервые почувствовал, что значит быть мужчиной. Это было как… как будто Аллах перегородил Евфрат огромной плотиной, а потом внезапно разрушил ее. Воды Евфрата хлынули в прежнее русло, а я, по милости Аллаха, воспарил в райские кущи.

Пэри: Как красиво вы говорите.

Калиф: Благодаря тебе, Пэри, я смог расслабиться. А ведь час назад, до посещения гарема, был угнетен государственными заботами.

Этот нарушитель границы, бухарский эмир, чтоб его дэвы взяли…

Пэри: Да, я слышала. У вас неприятности, повелитель.

Калиф: Ха, неприятности. Ну, если называть неприятностями вторжение вражеских войск на территорию независимого государства, тогда, конечно, у меня неприятности. Я уж не говорю про необходимость подыскать толкового министра обороны.

Пэри: А правду говорят, что у бухарского эмира гарем больше нашего?

Калиф: Кто говорит?

Пэри: У нас в гареме говорят.

Калиф: С чего бы это гарему бухарского эмира быть больше нашего?

Пэри: Потому что пенис у эмира бухарского больше, чем у вас, о повелитель.

Калиф (меняясь в лице): Что такое?

Пэри: Это не я придумала, так в гареме говорят.

Калиф: Ну знаешь, всякому терпению есть предел. Мне следовало бы расформировать гарем, отдав наложниц на сельскохозяйственные работы.

Пэри: Это ходить ранним утром по полю, собирая колорадских жуков в баночку?

Калиф: Вот именно.

Пэри: Ах, повелитель!

Калиф: Не бойся, я пошутил. К тому же, это все неправда, насчет пениса: с чего бы это пенису эмира бухарского быть больше моего? Да и гарем в Бухаре так себе, ничего особенного. Был я в этом гареме года два назад, еще до того, как с эмиром поссорился. Он пытался подложить под меня какую-то рябую девчонку, но я отказался. Настоял, на правах гостя, на красивой высокорослой шведке. Так вот, эта шведка извивалась подо мной, будто ее впервые удовлетворяли. А ты говоришь, пенис у эмира бухарского больше моего! Потом она, я имею в виду эту дылду шведку… Что с тобой, Пэри? Почему ты плачешь?

Пэри: У вас слишком много женщин, повелитель! Вы скоро забудете и разлюбите свою маленькую Пэри.

Калиф: Женщины, не стану скрывать, у меня были. Но все они остались в прошлом, ты уж мне поверь.

Пэри: Я вам не верю.

Калиф: Не веришь мне, своему калифу? Да как ты… Хорошо, Пэри, успокойся. Заверяю тебя в своей искренней и самозабвенной любви. Я люблю тебя, Пэри… А ты – любишь ли ты меня столь же страстно и преданно, как я тебя?

Пэри: Любить вас – моя обязанность, о повелитель. У нас и в должностной инструкции об этом написано.

Калиф: Нет, я спрашиваю о том, ЛЮБИШЬ ЛИ ТЫ МЕНЯ?

Пэри: Как скажете, повелитель.

Калиф: Любимая.

Пэри: Милый.

Калиф (растроганно): Попробуй изюм. Он вкусный.

Берет с подноса изюминку, пододвигая к Пэри поднос с остальными фруктами.

Пэри: Вы такой заботливый.

Калиф: Это что! Я калиф, я еще и не то могу. Проси у меня, что пожелаешь, все обещаю исполнить.

Пэри: Мне ничего не нужно, хотя…

Калиф: Выкладывай, выкладывай, не стесняйся!

Пэри: Я не решаюсь.

Калиф: Нельзя быть такой скромницей, Пэри. Я повелеваю тебе.

Пэри: Ну, если повелеваете. Мне бы хотелось, чтобы меня ненадолго, хотя бы два-три раза в неделю, выпускали из гарема.

Калиф давится изюминкой.

Калиф: Я не ослышался? Повтори, что ты сказала.

Пэри: Хочу, чтобы меня выпускали из гарема на базарную площадь. Мне нужны хорошие румяна. Здесь, в гареме, таких не достать.

Калиф: Попроси евнуха. Он купит.

Пэри: Ах, нет, только не евнух! Он же мужчина, он не сможет правильно выбрать.

Калиф: Какой же евнух мужчина?

Пэри: Я имела в виду, не женщина. Так вы распорядитесь, чтобы меня выпускали? Я ненадолго, на полчасика, туда и обратно. Мне нужны особые полуденные румяна, я не смогу объяснить евнуху, какие. Я бы сама потолкалась среди торговцев и выбрала.

Калиф: Это совершенно исключено – толкаться среди торговцев.

Пэри (мрачно): Ну вот, так и знала.

Калиф: Обиделась. Скушай изюминку, любимая. Каждая напоена солнечными лучами, падавшими на нее в течение лета.

Пэри: Не хочу сухофруктов. И не заговаривайте мне зубы, я все равно пропускаю ваши льстивые слова мимо ушей. Вы меня не любите, только притворяетесь.

Калиф: Точно обиделась.

Пэри (заламывая руки): Я покорная рабыня, делайте со мной все, что захотите. Можете хоть голову отрубить.

Калиф: О, Аллах, снова про голову, я этого не вынесу, в конце концов! Чувствую, все закончится трагически: я и в самом деле отрублю кому-нибудь голову.

Пэри (рыдая): Рубите! Рубите! Лучше быть с отрубленной головой, чем наложницей в вашем ужасном гареме.

Калиф: Надеюсь, это гипербола?

Пэри: Вы меня не любите, а пользуетесь моим телом! Я для вас никто – так, одна из рядовых наложниц.

Калиф: Тоже не соответствует действительности. Ты нравишься мне гораздо больше рядовых наложниц, поэтому тебя нельзя называть рядовой. Ты любимая наложница повелителя, Пэри.

Пэри: Я вам не верю, не верю, не верю!

Калиф: Если не веришь моим словам, могу издать специальный декрет. В нем черным по белому будет написано, что ты любимая наложница калифа. Каждый из декретов скрепляется большой печатью Дивана, между прочим.

Пэри (продолжая заламывать руки): Не верю ни вам, ни вашему декрету!

Калиф: Большой печати Дивана тоже не веришь?

Пэри: Печати особенно!

Калиф: Хорошо, решим дело полюбовно. Я дозволяю тебе раз в неделю выходить на базар в сопровождении евнуха, а ты разрешаешь мне подстригать волосы на твоем лобке. Стрижка лобка меня здорово заводит.

Пэри: Волосы на лобке? Нет, ни за что! Это же извращение.

Калиф: Ничего не извращение.

Пэри: Нет, извращение.

Калиф: И это говорит женщина, которая не более получаса тому назад…

Пэри: Ах, вы, мужчины, ничего не понимаете – меня обсмеют!

Калиф: Но почему?

Пэри: У нас в гареме это не принято. Волосы на лобке нам, по расписанию, подстригает евнух. Он знает, как.

Калиф: Я начинаю завидовать этому калеке… чуть не сказал – коллеге. Что же, в таком случае аудиенция закончена.

Тянется к халату.

Пэри (быстро): А вы правда разрешите мне выходить на базарную площадь дважды в неделю?

Калиф: Правда… Постой, я же сказал: один раз в неделю!

Пэри: Одного раза мало, повелитель.

Калиф: Аллах с тобой, пусть будет дважды. А сейчас иди ко мне, любимая. Я уже трепещу в предчувствии того райского наслаждения, которым ты намерена меня одарить. Неси поскорей ножницы.

Пэри убегает за ножницами.

Хотя кто бы мне объяснил, чем одно райское наслаждение отличается от другого, и с какой стати меня, словно колдовством, тянет к этой взбалмошной девчонке, а не к какой-нибудь другой, более образованной, красивой и умеренной женщине. Правду говорят мудрецы, любовь – штука иррациональная.