Читать книгу Перемена - Михаил Гарберман - Страница 3
Про новую школу
ОглавлениеК восьмому классу первое сентября я не встречал долго. В пятом произошла какая-то заминка, в шестом был переезд, в седьмом я проспал. И вот я поступил в лицей №2, его называли Северным. Он был ровно в шести сотнях шагов от крыльца моего дома. Раньше мне нужно было ехать две остановки в мазутном автобусе, но я не любил автобусы, всегда ходил пешком. Теперь я мог спать до восьми двадцати. Занятия начинались в 8—45, урок длился сорок минут. Узнав, что в больших городах школьники тратят час (!) на дорогу в один конец, я долго не верил.
Я бывал в этом лицее раньше. Пару раз мы появлялись тут на выборах. Там за столами, в рекреации около 25-го кабинета, сидели такие тёти настороженного вида. Между ними циркулировала рыжая в очках и вечно всем чего-то высказывала. Мы с мамой быстро ставили галочку, после шли в столовую и там набирали еды. Буфет был истинной целью, а не демократия.
В лицее с первой ступени учился мой брат Томаш. Между нами семь месяцев разницы. Он обожал торчать в школе, строил из себя черт знает что и носил пиджак. Из-за Томаша мне пришлось два раза бывать в лицее одному. Он вечно забывал оставить ключи у соседей для меня. Помню, как испуганно заходил в здание, поднимался в класс. Ждал перемены, находил кабинет, входил и попадал в центр внимания. Его одноклассники хищным подростковым любопытством оглядывали меня. Томаш еще назло медленно вытаскивал ключи из рюкзака и вручал мне.
Теперь мне сказали, что я буду ходить в этот лицей каждый день.
Лето, июнь месяц. Домой приходит Томаш, находит меня, лежащего на диване и мирно читающего фантастику. Кладёт передо мной раскрытую тетрадь, в которой его мелким бисерным почерком исписано две страницы.
– Буквы, надо же, – пробормотал я, глядя на рукопись.
– За лето придётся тебе это всё прочитать – буркнул он. – Я проверил, у бабушки всё есть в библиотеке.
– Зачем читать?
– Ты идешь в мой класс с углубленкой по литературе, – фыркнул брат. – Потом ещё дневник читателя будешь писать.
– А это чего?
– Это такая тетрадочка, в которой всё краткое содержание и твои мысли. – Он провёл рукой по страницам.
– Не буду.
– То же самое хотел сказать Марианне, да только передумал.
– Марианне?
– Рыжему завучу. Она учитель литературы.
Всё лето мы вдвоём давились томами, но я старательно записывал всё в тетрадь. Читать-то я любил, у бабушки была огромная библиотека, жила она в десяти минутах ходьбы от нас. Томаш фелонил и списывал у меня.
За два дня до первого сентября мы с мамой явились в лицей, чтобы эта Марианна устроила мне проверку на прочность. Как оказалось, это та самая рыжая с выборов. Поднялись по огромной лестнице, зашли в образцовый кабинет литературы. Мертвые писатели смотрят с портретов. Тут пыль боялась садится на дряхлое пианино в углу.
Сел я перед Марианной. Она смотрит, дыру ищет у меня на лице или сама её прожечь хочет. Слушала маму минут двадцать, потом и говорит:
– Ну давайте, я ему сейчас устрою небольшой диктант, чтобы рассмотреть всю степень его подготовки.
Дала листок, ручку, попросила разобрать предложение по составу. Конечно, подлежащее и сказуемое я не нашел, подчеркнул слово «человека» волнистой линией (как прилагательное). А тут к ней в класс заходят родители школьников на собрание. Все слушали как меня отчитывают. Решив окончательно добить бедного Савву, Марианна нарисовала на доске ритмический рисунок стиха, состоящий из закорючек и палочек. Спросила, что это такое.
– Не знаю, – пожал я плечами. Мама смотрела в окно.
– Мы обсудим с твоей мамой, а ты подожди за дверью.
– А тут нельзя посидеть?
Марианна так впилась глазами, что я пулей сверкнул вон из кабинета и стал бродить по этажу. Совершенно пустая школа, ботинки создают эхо. Знаете, как после кинотеатра, выходишь на обычную улицу, и реальность кажется измененной. Неестественная тишина. Но тут послышался скрип. Похоже на гвоздь по стеклу, сочнейший, убедительный скрип. Любопытство понесло мои ноги в ту часть этажа. Там было темно, свет из окон не долетал.
Скрип был за дверью туалета.
– Давай, падла! – раздался мальчишеский голос изнутри.
Рука сама открыла дверь. Там стоял парень моего возраста, в жилетке, с прической «горшок», и откручивал раковину мужского туалета.
– О, привет! В коридоре никого? – Его голос подходил любому сорванцу в мультфильме или кино.
– Н-нет.
– Отлично! Помогай.
– Аа… что делать?
– Надо открутить раковину и спрятать в подсобке, пока Фея не нашла.
– Фея?
– Не лесная, это завхоз. Ну чего встал, давай.
Раковина была старая, железная, держалась на двух болтах. Аккуратно, с дотошностью инженеров, мы с парнем открутили два оставшихся болта. Зачем – неясно, но мне очень понравился процесс.
– Ты брат Томаша? – спросил парень.
– Ага. Пришел к Марианне на собеседование.
– О, значит одноклассник. Я Славик Лиор. Только Славик или только Лиор. Ну, пойдем, дорогая. Тяжелая-то.
Он взял раковину, но тяжеловатая посудина требовала помощи и от меня. Мы вышли в коридор и понесли ее к лестнице.
– Несем в подсобку. Она на первом этаже. – Парень сдувал волосы с запотевшего лба.
Я внезапно испугался, что ж я творю. Но внутренне чувство намекнуло о разумности действий. В такие годы рамки разумного, конечно, такие. Мы со Славиком пересекли огромный холл, по широкой лестнице спустились вниз, и прошли в подсобку под ступенями. Лиор толкнул дверь, за которой густая темнота:
– Заносим. Так, сюда клади. Да куда, блять! Вот сюда. Теперь пошли, пошли!
Мы быстро вернулись на второй этаж. Но пошли в другую сторону – как раз к моему кабинету. Мама оттуда еще не вышла.
– Зачем прятать от завхоза раковину? – спросил я.
– Заставила перемывать класс. Знаешь, почему? – Славик артистично махал руками. – Застала, как мы выливали грязную воду после уборки в унитаз. А надо в раковину. Теперь нет раковины. Я пойду, нам на базар еще с родителями.
И ушел, будто его не было.
Поразмыслить над кражей раковины я не успел. Вышла Марианна, с напускной торопливостью, и моя мама.
– Савва, мне очень жаль, но способностей для литературного класса у тебя нет. Сходите в другой класс, там уровень попроще. К тому же в литературном классе, там шестеро ребят всего. Много хулиганства. В общем, в другом классе спокойней.
Но я поступил. Мама сходила в школу снова, взяв с собой сонного отца. Папа клялся, что слово не вымолвил, пока она говорила с рыжей. До сих пор верю, что все вокруг можно решить при помощи разговора и без капли действий.
Первого сентября, с букетом цветов, сорванных с ближайшей школьной клумбы, я стоял в толпе школьников. Пар изо ртов клубился. Мама и я с трудом отыскали класс. Был бы Томаш тут, было бы легче. Но он стоял на крыльце, позади учителей и администрации. Всё напоминало живой концерт рок-группы, вышедшей в тираж. Директор в свитере срывает последние перед похоронами лета аплодисменты. В руках у меня была небольшая видеокамера.
– А вот и седьмой класс. – Мама приобняла, потом поправила цветы и оберточную бумагу. – Не хулигань. Держись Томаша, он хороший. Береги камеру, другой у отца нет.
Мать оставила меня с толпой своего нового класса и ушла. Я обернулся. Девчонки стоят парами или тройками. И только шестеро парней вместе. Один из них – Славик.
– О, это ты! Взяли? – спросил он.
– Ага. Раковину не нашли? – спросил я, не чувствуя конфуза.
– Не проверял еще.
– Ты спер раковину? – удивился высокий парень, со светлыми волосами, и странно длинными руками.
– Мы вместе, – подмигнул Лиор. – Ты кто кстати?
– Савва.
– В этом городе есть хоть одно нормальное имя, – вздохнул долговязый.
– Это Никита, мы зовем его Киткат. Фамилия Торату-Таволайнен. – Лиор сильно пнул парня. – Наполовину молдованин, наполовину финн. Это Стефан. Это Ладислав, но вообще Ладушка.
– Пошел в зад.
– Он невежливый жуть. Так, это Марк. Ну и твой брат воон на том крыльце.
– Эээ… Савва, – только и вымолвил я.
Мы не пожали рук, и с тех пор ни разу не пожимали рук друг друга. Это считалось у нас неестественным.
– Ты будешь это снимать? – спросил Стефан, пухлый и дружелюбный.
– Не будет он эту чушь снимать, – властно махнул рукой Никита. – Лиор, устроим представление?
– Да, мой капитан! – Парень картинно выпрямился, руки по швам.
Выглядело это странно. Внезапно шум толпы возвестил об окончании линейки. Забыв все имена, я влился в толпу и поднялся по лестнице.
Нас завели в класс, рассадили, мы стали ждать классного руководителя. Я сидел рядом с девочкой, за моей спиной – Никита.
– Псс! – Это был его голос. – Доставай камеру.
Я достал камеру и обернулся.
– Да на меня камеру. Так. Вот это банка газировки, – говорил Киткат в объектив, – тряслась два месяца у папы в машине. Сможет ли поймать ее Лиор. Э! Лови!
И швырнул ее через весь класс. Банка пролетела над серединным рядом и чудом угодила в руки Лиору.
– Мальчики, вы опять начинаете! – раздался девичий голос с другой парты. Да, это была отличница.
– Ххха! – Славик швырнул банку с газировкой обратно Таволайнену.
И понеслась. Раз-два – банка на нашей стороне. Три-четыре. Никита голосил на камеру, и я трясся от смеха. Пять-шесть. Ладислав поймал ее на последней парте. Семь-восемь. Банка прилетала по лбу толстячку, он чудом не уронил ее на пол. Девять-десять. Банка снова у нас.
– Теперь не поймает, – зашипел Никита и со всей силы швырнул ее Славику.
Славик не поймал. Банка ударилась об стену. Одиннадцать-двенадцать. Она взорвалась именно в тот момент, когда открылась дверь и вошла по виду учительница. Класс захохотал, я еле держал стабилизацию камеры. Это была математичка. Струя отвратной сладкой воды смыла фиксирующий гель с ее головы. Она случайно зашла в класс, это был даже не ее кабинет, она за мелом заглянула. И получила в табло.
Нас отругали, мы отсидели классный час. Расписание на второе сентября записано, кабинеты указаны, конфеты от детей на отдельном столе, цветы в вазах. Все ушли, не попрощавшись. Я брел свою норму шагов обратно до дома.
– Э, Сав! – Это был Стефан. Он догнал меня. – Ты очень удачно с камерой пришел.
– Ага, – сказал я, пожав плечами. – Часто такое происходит?
– Ой, каждый день, Сав. Каждый день как военная операция.