Оглавление
Михаил Гершензон. Избранное. Тройственный образ совершенства
Кризис современной культуры{1}
В. И. Иванов, М. О. Гершензон. Переписка из двух углов
I. М. О. Гершензону
II. В. И. Иванову
III. М. О. Гершензону
IV. В. И. Иванову
V. М. О. Гершензону
VI. В. И. Иванову
VII. М. О. Гершензону
VIII. В. И. Иванову
IX. М. О. Гершензону
X. В. И. Иванову
XI. М. О. Гершензону
XII. В. И. Иванову
Комментарии
Тройственный образ совершенства{99}
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
Комментарии
Мир иной[2]
Ключ веры{134}
I[3]
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
XIII
XIV
XV
XVI
XVII
XVIII
XIX
XX
XXI
XXII
XXIII
XXIV
Примечание
Комментарии
Судьбы еврейского народа{167}
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
Видение поэта
Франческо Петрарка 1304–1374{202}
I
II
III
Демоны глухонемые
I
II
III
IV
Дух и душа. Биография двух слов
Солнце над мглою (Афоризмы)
Человек, пожелавший счастья
I
II
III
Нагорная проповедь[18]{224}
В. Проскурина. Неизданная статья М. О. Гершензона[27][Вместо комментария]
Видение поэта
I. Видение поэта[48]
II. Поэзия как познание
III. Поэзия в школе (План реформы)
Приложение. Г. Лансон. Метод в истории литературы[56]
Письма к брату{225}{226}
1[63]
2[66]
3[67]
4[68]
5[69]
6[70]
7[71]
8[72]
9[74]
10[75]
11[76]
12[77]
13[78]
14[79]
15[80]
16[81]
17[83]
18[84]
19[85]
20[86]
21[87]
22[90]
23[93]
24[94]
25[96]
26[97]
27[98]
28[101]
29
30[102]
31[103]
32[104]
33[105]
34[107]
35[112]
36[114]
37[115]
38[116]
39[117]
40[118]
41[119]
42[120]
43[121]
44[122]
45[124]
46[126]
47[127]
48[129]
49[135]
50[136]
51[138]
52[139]
53[140]
54[141]
55[143]
56[145]
57[146]
58[147]
59[148]
60[149]
61[150]
62[151]
63[152]
64[154]
65[155]
66[156]
67[158]
68[159]
69[160]
70[161]
71[162]
72[163]
73[165]
74[166]
75[167]
76[169]
77[170]
78[171]
79[172]
80[174]
81[175]
82[176]
83[177]
84[178]
85[179]
86[180]
87[181]
88[182]
89[183]
90[184]
91[185]
92[186]
93[187]
94[188]
95[189]
96[190]
97
98[191]
99[192]
100[193]
101[194]
102[195]
103[196]
104[197]
105
106[198]
107[199]
108[200]
109[201]
110[202]
111[203]
112[204]
113[205]
114
115[206]
116[207]
117[208]
118
Послесловие[209]
Сочинения мои[210]
Библиография
Предисловие
I. Библиография работ М. О. Гершензона
II. Библиография литературы о М. О. Гершензоне
Библиография с 1928 по 1998 г.[228]
I. Дополнение к библиографии Я. З. Бермана за 1922–1927 гг. (Раздел II. Библиография литературы о М. О. Гершензоне)
II. Библиография изданий и писем Гершензона
III. Литература о М. О. Гершензоне
III.1. Исследовательская литература
III.2. Анализ работ М. О. Гершензона и упоминания его имени в различных контекстах в трудах по истории русской литературы и общественной мысли. (Материалы к библиографии)
Литература 1990–1997 гг. в сборнике «Вехи» (выборочная библиография)
III. Публикации дневниковых и мемуарных свидетельство о М. О. Гершензоне. Публикации религиозно-философских и публицистических сочинений его современников, содержащие упоминания его имени
IV. Публикации писем к М. О. Гершензону
V. Справочные издания: энциклопедии, биографические словари
Ю. В. Синеокая. Знаменитый спор о культуре
Отрывок из книги
Человек в своем благоденствии зависит не только от внешней природы (зачеркнуто: которая дарит его пищею, теплом и наслаждением, но также грозит ему бесчисленными угрозами). Он подвластен и духу своему, потому что в самом себе носит вместилище необузданных и неизведанных сил. В его душе – ангелы и дьяволы вместе; из моей собственной души звучат мне райские песни, и из нее же, нежданно для меня, вдруг вырвется страсть, испепеляющая меня, страсть разрушительная, любое исчадие гнева, злости, безумия; и еще темнее для меня дух другого человека, способный в каждую минуту обрушить на меня то волну любви и ласки, то непредвиденную жестокость. И потому человек от первых времен не только силился покорить себе природу, то есть материальные силы: он искони боялся и своего духа, и во все времена стремился подчинить его закону и мере. В долгие века истории не столько усилий было потрачено им на подчинение природы, сколько на обуздание духа, и в разное время было достигнуто многое.
В незапамятную пору, еще не сознавая дел своих, человек ощупью нашел два пути, два способа обуздывать свою волю. Ибо этих способов действительно только два. Можно стремиться либо целостно преобразить своеволие духа в закономерность, стихийный хаос – в гармонию, что есть религиозный путь в широком смысле этого слова; либо можно обуздывать волю частично, подметив отдельные ряды ее проявления и вводя каждый отдельный ряд в определенное русло, в границы; это значит обуздывать ее разумом, уставами, законами: путь рациональный. Человечество издревле шло обоими путями, то есть силилось в своих религиях целостно преображать дух, и в то же время связывало его частично моральными и гражданскими законами. Это были как бы программа-maximum и программа-minimum. Там предносилась мысли отдаленная конечная цель – абсолютная гармония духа, – здесь, в естественном нетерпении, человек силился хоть до некоторой степени упорядочить деятельность воли и ее конкретных, повседневных проявлениях. И людям во все века была безотчетно ясна нераздельность обоих методов. Как бы далеко мы ни заглядывали назад в темную даль истории, мы не найдем человеческой общины, которая существовала бы без религиозных верований и без твердых правил личного и социального поведения; но на всем этом протяжении конкретные узаконения никогда не утверждали себя чисто утилитарно, рассудочно, но неизменно ставились в подчинение высшим, религиозным заветам. Всякое частное предписание нравственности или права возводилось к некоему целостному иррациональному началу, признавалось либо непосредственным велением божества, либо изволением власти, в божестве почерпающей право свое. Другими словами, человек инстинктивно, мудростью долгого опыта познал, что внешнее, частичное обуздание воли, какое достигается правилами и законами, может быть очень полезным для ежедневных нужд человека и общества, но бессильно перевоспитать дух в корне и навсегда: для того, чтобы превратить духовный хаос в гармонию, необходима не частичная дрессировка, но целостное воспитание духа, так сказать – органическое лечение его в сердцевине, и самые законы, практически нужные на сегодняшний день, могут почерпать свою действенную силу только из общего и целого устремления души к совершенству, подобно тому, как ныне врач, правда, и отдельно лечит наружную сыпь, чтобы устранить мучительный зуд, но существенно подчиняет это внешнее лечение главной заботе своей – коренному лечению самой болезни. Этот правильный метод, только недавно найденный медициной, искони применялся человечеством в его духовных делах, и все, что достигнуто поныне в смысле упорядочения духовной стихии, было достигнуто именно этим двуединым методом, где основной задачей признавалось целостное устроение духа, а рациональной нормировке правил и законов приписывался только прикладной, но не самостоятельный смысл.
.....
Но сама личность, ради собственного своего устроения, должна учиться у коллективного опыта. Помимо нашего сознания в нашей душе накопляется какое-то большое и важное знание, из которого мы можем осмыслить только крупицы. Всякая жизнь, даже самая однообразная, отлагает в душе некую мудрость; но есть разница между жизнью богатой событиями, и жизнью скудной. Нам грех жаловаться – биография нашего поколения будет очень ярка; и если мы в такой жизни мало научимся, это будет уже наша вина: значит, мы не сумели раскрыться, значит, мы по лени или робости заперли наши души перед влиянием событий. От истории при известных условиях легко загородиться чем угодно – семейным уютом, своей профессией, каким-нибудь социальным интересом, или даже просто новым романом. Так иной, когда молнии бороздят ночь и гром разрывается грозными раскатами, боязливо запирает двери и окна и, спустив занавески, силится за книгой забыть о грозе. От исторических гроз нельзя прятаться. Я сказал бы каждому в наши грозовые дни: смотри каждый широко раскрытыми глаза ми, не отвращай твоего лица от зрелища мировых судеб, чтобы и ты уз нал то, чему оно учит.
Логика отвлеченной мысли не действует на мое чувство; но так же мало способна осилить его и логика истории, в суеверном почтении к ней. Вы выдвигаете против меня не только закономерность прошлого, но и его продолжение – события настоящего дня, как последний и решающий довод. Вы призываете меня взглянуть открытыми глазами на совершающуюся сейчас революцию: ее лозунг – не отмена ценностей прежней культуры: она хочет как раз сделать их достоянием всех: это не бунт против культуры, а борьба за культуру, и пролетариат стоит всецело на почве культурной преемственности. Так, но что из этого? Мы наблюдаем только, как пролетариат берет в свои руки из рук немногих накопленные ценности. Но мы совсем не знаем, ни что он видит в этих ценностях, ни зачем он овладевает ими. Быть может, он видит в них только орудие своего векового порабощения, и ему нужно не владеть ими, а только вырвать их из рук поработителя? Или, может быть, за долгие годы просветительства он поверил самохвальству культуры и мнит обогатиться ее ценностями; но кто знает? Взяв их в руки и разглядев, он, может быть, увидит, что кроме цепей да мусора в них нет ничего, и с досадой разочарования бросит их прочь и начнет создавать другие новые ценности. А может быть и то: поднимет их полной верой на рамена свои и понесет дальше, добросовестно примет «преемство культуры», но в пользовании старыми ценностями бессознательно будет пропитывать их новым духом, и на протяжении недолгого даже времени они молекулярно так переродятся, что нельзя будет их узнать. Возможно (и я действительно так думаю), что сейчас, борясь за обладание ценностями культуры, он сам искренно заблуждается: мыслит, что они нужны ему сами по себе, тогда как на самом деле они нужны ему лишь как средства иных достижений. Таков обычный самообман нашей воли. Человек создает аэроплан, думая только о технической его полезности: буду быстро перелетать и посылать биржевые известия из Нью-Йорка в Чикаго; и не знает того, что дух побуждает его строить крылья вовсе не для земных его целей, а как раз для того, чтобы ему оторваться от земли и воспарить над нею; что уже тайно созрела в нем мечта и вера о вознесении в иные миры и что аэроплан – только слабое начало осуществления этой мечты, уже окрепшей в нем и уверенной: дай срок, некогда взлечу навеки и бесследно утону в эфире! Так древле человек высек первую искру из кремня, сознав недолжность тьмы и власть свою победить ее, а мы, повернув выключатель, преображаем ночь в день. Сознанный замысел не обличает подлинной цели; дух ставит цель в себе и сообщает сознанию только направление первого шага, потом второго и дальше. Направление всего пути ведомо только духу; оттого сознание после каждого шага видит себя обманутым. Вундт называет это явление гетерогенией целей{84}: поставленная сознанием цель в пути осуществления перемещается или заменяется другою, вовсе чужеродною первой; и так звено за звеном; намеченная короткая линия оказывается на деле изогнутой: то дух властно и незаметно уклоняет шаги идущего – к своей мечте, уму неведомой. Что мы сейчас видим в революции, ничего не говорит о далеком расчете и замысле, с каким дух вызвал ее в жизнь.
.....
