Читать книгу Не такие, как мы - Михаил Григорьевич Теверовский - Страница 2

Глава 1

_{Среда, 7 дней до выборов}

В небольшом ресторанчике, уютно располагавшемся в подвале одного из старейших зданий Города – некогда ратуши, стилизованной под ещё более древние века – на удивление для столь раннего времени жаркого июньского дня было полно посетителей. В слегка приглушённом свете ламп, направленных преимущественно на стены, можно было разглядеть, помимо висящих в рамках за прозрачными стёклами постеров фильмов, также и другие постеры, расклеенные в совершенно хаотичном порядке прямо поверх обоев. Это было вполне привычным для Города явлением с его самого основания: по сути, это была его «фишка», обусловленная в принципе идеей создания Города. То было время нового рассвета кинофильмов, именно как искусства, а не коммерческого продукта. После весьма затяжного спада, обусловленного отсутствием новых сюжетов и идей, а также совершенно неудачных сиквелов, приквелов, спин-оффов и, разумеется, ремейков, безуспешно жаждущих повторить успех оригиналов; если же более кратко – после краха киноиндустрии, основатель Города, Генри Фолд, принял решение приступить к возрождению этого вида искусства. Ещё зацепивший в самой молодости её угасающий закат, он мечтал стать успешным режиссёром и даже вёл весьма обширную записную тетрадь, наполненную его идеями кинокартин на будущее. Будущее, которое ему пришлось создавать самому, из-за того что как только он окончил обучение в институте, крах, собственно, и случился. Очки виртуальной реальности и различные игровые симуляторы, в совокупности с игровой индустрией, позволявшие игроку не просто следить за сюжетом, но и быть его непосредственным участником – по сути, полностью заняли умы и желания потребителей, а вместе с ними, разумеется, и инвесторов. Но вот прошло почти полвека, за это время Генри Фолд отыскал своё место в игровой индустрии, подокреп, не без весомых связей его дяди, имеющего контрольный пакет одной из лучших игровых компаний того времени – и позже основал свою компанию, дружественную той. Но мысли о киноискусстве не покидали его, и он решил основать Город, являвшийся неким «наследником» Голливуда своего времени, с помощью которого, как всей душой верил и надеялся Генри Фолд, у него получится воплотить мечту о возрождении киноискусства.

Многие в тот момент посчитали этот шаг бизнесмена бездумной тратой средств и времени, но все сошлись на мнении, что «у богатых свои причуды» – раз имеет такую возможность и, в принципе, не делает никому ничего плохого, то почему бы и нет? Никто и представить себе не мог, что буквально через пару лет кинотеатры вновь начнут открываться по всему миру, а верные любители кинофильмов получат возможность не только просматривать уже известные им чуть ли не до каждого слова фильмы прошлого, но и погрузиться в магию новых кинокартин. Да и современная аудитория стала приобщаться, ведь, как известно, «всё новое – это хорошо забытое старое».

С тех пор прошло уже более тридцати лет. Стены ресторанчика были обклеены множеством слоев различных постеров – закрывающие друг друга пёстрые пятна постепенно забываемых картинок, сменяющиеся из месяца в месяц, из года в год. Но что было самое разочаровывающее, так это то, что по всем стенам на верхних постерах стояли даты выпуска кинофильмов в прокат не старше пяти лет, хотя этот небольшой ресторанчик был открыт задолго до этого. А всё потому, что за пять лет слишком многое изменилось…

Этим фактом были недовольны и двое друзей, примостившиеся за небольшим круглым столиком в самом углу помещения. Когда-то такую небольшую компанию называли просто-напросто безумной, затем, лишь самые остроязыкастые и исходящие ядом забулдыги могли прилюдно высказать своё недовольство. Теперь же такую компанию называли странной почти все, без лишнего преувеличения, по совершенно обратной ситуации, перевернувшей мир с ног на голову.

В двух мягких креслах друг напротив друга сидели почти ровесники, двадцати шести лет. Очертания их лиц были совершенно обычные – те же уши, нос, лоб, глаза, щёки. Да и фигуры, несмотря на то, что один из них был помассивней и довольно широкоплечий, тогда как другой – совсем худощавый, но чуть ли не на полголовы выше первого. Так в чём же было дело? Почему почти ВСЕ могли назвать их дружбу странной и совершенно неправильной? Ведь, казалось бы, человек имеет право выбирать себе товарища по душе: умного или глупого, сильного или слабого, высокого или низкого, любого пола и вероисповедания, да даже с любой причёской или длиной пальцев. Когда-то это было так. Но теперь буквально одно отличие создавало в глазах окружающих огромную и непреодолимую пропасть между ними. Того, который был коренастее и пониже, звали Джейк. Джейк Паркс. Каштановые волосы, зелёные глаза. Это и делало его «неправильным». Его же друг, Том Мередит, имел абсолютно бледную бесцветную кожу, белоснежные коротко подстриженные волосы и слегка красноватый оттенок глаз. Конечно, в тусклом свете различия между друзьями разглядеть было сложнее, но порцию недовольных взглядов в свою сторону они, тем не менее, получали.

– Совсем тут стало паршиво, – злобно оглядев буквально искрящимся взглядом из-под насупленных бесцветных бровей ближайшие к ним постеры, пробурчал Том и откинулся на спинку кресла. – Вот нахрена они это сделали, а, Джейк?

Джейк после минутного молчания уже хотел ответить другу, как словно из ниоткуда к их столику подскочил официант с подносом, заполненным не более чем наполовину, но при этом на нём был один заказ из тех двух, что сделали Том и Джейк.

– Вам что-нибудь ещё будет нужно, сэр? – официант расставил перед красноглазым Томом его заказ и замер с карандашом и блокнотиком в руках, с любопытством поглядывая на красовавшиеся на груди у друзей значки.

Но произошедшее в следующую секунду заставило его удивиться и довольно сильно, даже опешить – что выразилось медленно опускающимися руками и буквально отпавшей челюстью. Том просто взял и переставил весь принесённый ему заказ Джейку. Разумеется, официант знал, что сделанные молодыми людьми заказы были абсолютно идентичны… но… ведь это было неправильно!

– Нет, спасибо, – Том повернулся к официанту, стоявшему у него за спиной, из-за чего ему пришлось сесть в пол оборота, и добавил, едко улыбнувшись своими тонкими губами. – А теперь, будьте добры, принесите мне МОЙ заказ.

Растерянный официант тут же будто испарился, явно желая поскорее покинуть эту очень уж «неудобную» ситуацию. Том же победоносно посмотрел на Джейка, не спешившего приниматься за еду.

– Да ладно тебе. Стоило ли?

– Абсолютно и точно да. Ненавижу этих соплежуев, так резко сменивших своё мнение. Видел, он на тебя вообще внимания не обращал? Как будто я какой-то царь, а ты плебей непонятно как проползший сюда… А как думаешь, что бы было лет так десять-одиннадцать назад? А?

Конечно же, Джейк понимал, что бы было. Грустно качнув головой, он решил дождаться своего заказа. Устраивать клоунаду в виде перетасовки туда-сюда блюд он не собирался – решил, что к еде они приступят вместе. Одновременно.

Глава 2

_{Среда, 7 дней до выборов}

После столь раннего завтрака, примерно в шесть часов тридцать минут утра, два друга вышли из ресторанчика и широким шагом направились в сторону офиса. Для Тома этот день должен был стать первым полноценным рабочим днём в агитационной предвыборной кампании кандидата в мэры города, Питера Стрейджеса. Спешить же на рабочие места в столь ранний час их заставляло одно немаловажное обстоятельство – выборы должны были начаться ровно через неделю. А значит, всем нужно было приложить максимум своих усилий в этот последний, пожалуй, наиважнейший отрезок времени, когда они вышли на финишную прямую. Так считал Джейк и старался убедить в этом Тома, который чувствовал себя гораздо более расслаблено, но всё же согласился так рано подняться с постели ради друга и сохранения парочки его нервных клеток.

Итак, до самих выборов была ещё целая неделя, но, разумеется, по всему Городу уже с месяц раздавались листовки и значки, в том числе точно такие же, как те, что были приколоты на груди у Тома с Джейком; расклеивались объявления немудреного содержания, суть которых однобоко сводилась к призыву голосовать за того-то и того-то; проводились всякие собрания, общение с прессой и иные агитационные мероприятия, требовавшие немалого количество времени, сил и денег – куда же без них. Помимо всего вышеперечисленного также важным «боевым» поприщем была и онлайн-сфера – бесконечные рассылки; рекламные объявления. Покупались и продавались, как горячие пирожки, накручивая свою цену до небес сайты и аккаунты вперемешку с группами в социальных сетях. Именно в этом пространстве и рассекал Джейк, тогда как Тому уготована была участь агитатора именно вживую, в частности, на интервью и выступлениях. А также через извечные СМИ.

Для проводимой Питером Стрейджесом избирательной кампании Джейк был неимоверной удачей. Вернее, его крепкая дружба с Томом. Всё дело в том, что главный конкурент Стрейджеса, кандидат Джон Горски, был полностью и абсолютно белым человеком, со всеми необходимым атрибутами по типу красноты глаз, бледности кожи и худобы. Что довольно сильно срезало шансы Питера Стрейджеса на самом старте. По сути, все белые сразу же поддержали Горски, что было вполне ожидаемо и логично, учитывая принадлежащую ему по праву рождения фамилию, а также телесный цвет кожи Стрейджеса, доставшийся ему также при рождении. А вместе с истинно белыми поддержку Горски готовы были оказать и сочувствующие им граждане. Почти все, ибо в последние годы именно это считалось правильным. Гораздо меньший процент нейтральных и, разумеется, тех, кто люто ненавидел расширивших до крайнего предела своё влияние белых людей, вполне мог стать опорой кандидатуры Стрейджеса. Тем не менее, учитывая ещё и других участвующих в гонке кандидатов, хоть и считавшегося совсем радикально настроенным против белых Шона Кегльтона не допустили до предвыборной гонки – в общем, из и так малого количества потенциальных избирателей Питера Стрейджеса некоторые могли отдать голос всё-таки и не за него.

К удивлению Джейка их уже ждали. Пусть и с некоторой растерянностью, вызванной видимо, тем, что ответственная за организацию тёплой встречи мистера Тома Мередита Софья Рейнс не до конца верила в столь ранний визит, но была готова и к такому повороту событий. Разумеется, ещё прошлым вечером она завалила Джейка сообщениями с просьбой назвать точное время, в которое будет готов прибыть его друг. Но Том, у которого от пресмыкания перед ним будто просыпались сильнейшая изжога и желание послать весь мир вокруг в пешее эротическое путешествие, отмахивался от Джейка, уговаривавшего его весь прошлый день прийти на работу пораньше, отвечая только, что всё решится утром. Это честно и передал Софье Джейк, сильно волнуясь, чтобы она не решила, что он просто решил поиздеваться над ней. А волновался он отчаянно – и не только из-за того, что Софья была одной из главных фигур агитационной кампании Стрейджеса, его главным секретарём и временно правой рукой, тут-то он был уверен, что как главного разработчика их сайта, а также всей агитации в онлайн-сфере и, в конце концов, начальника IT-отдела, его не уволят. Была всё же иная и довольно веская причина. Единственное, что его успокаивало, так это то, что пару дней назад, когда собравший их всех Питер Стрейджес с хоть и подретушированными, но под конец дня уже явно заметными синяками и опухшими мешками под глазами, устало объявил, что им нужен собственный представитель из исконно белых. А, следовательно, нужны идеи где найти такого. Джейк сразу же предложил на эту кандидатуру своего друга Тома. Хотя как, сразу же: сначала расчувствовавшийся, так как явно предполагавший реализацию этой идеи много более сложной, если вообще невыполнимой, Стрейджес готов был расцеловать Джейка и даже на радостях достал из сейфа безумно дорогую бутылочку коньяка почти пятидесятилетней выдержки, припасённую на день выборов, что растянуло радостную минуту на целых десять, пока золотая жидкость расплёскивалась по стаканам. И после этого Джейк предупредил Стрейджеса о тяжёлом характере друга. Теперь он виновато смотрел на лицо Софьи с застывшей тёплой улыбкой, обращённой к Тому, гадая – помнит ли она о его предупреждении? Или считает, что столь стремительное вхождение в круг любимчиков Стрейджеса вскружило ему голову и повысило в нём градус уверенности до зашкаливающего за пределы разумного?

– Я бы хотел поблагодарить своего друга, Джейка, за предложенную мне возможность. В конце концов, без него я мог и не получить такого прекрасного приглашения.

Голос Тома и обращённые в один миг на него взгляды всех присутствующих выдернули Джейка из опутывавших его мыслей. Ещё секунду назад он стеснительно стоял в уголке у входа, спрятавшись от всеобщего внимания, направленного на персону номер один этого дня – Тома, но в данный момент центральной фигурой стал он, что заставило его щёки густо покраснеть, а губы непроизвольно расползтись в идиотской улыбке, напоминающей больше гримасу страдания. Как любой интроверт Джейк терпеть не мог подобных ситуаций. Посыпался шквал благодарностей и аплодисменты, от которых Джейку захотелось сделать сразу две вещи – придушить Тома и провалиться сквозь землю, а вернее, сквозь пол офиса. И желательно, сделать всё это одновременно. Но уже через секунду всеобщее внимание вновь переключилось на Тома и Софью, которая всё с той же широкой улыбкой предложила новому коллеге экскурсию по офису. Джейк, заметив стрельнувший в его сторону полный некой настороженности и, как он был уверен, агрессии, взгляд Софьи, расстроенный, вжал голову в плечи и нырнул в свой кабинет, плотно закрыв за собою дверь.

Его стол располагался у дальней стены от входа. В ту же сторону был направлены и его изогнутые широкоформатные мониторы – всё же, как начальник этого подразделения предвыборной кампании, он мог себе это позволить. Хотя рабочие места его помощников, Кларка Шерона и Стивена Олджа, также не были лишены некоторого комфорта: на их столах стоят по два монитора, пусть и поменьше размером, отвёрнутые к боковым стенам с двух сторон от входа, на которых, даже не спрятанные, висят качественные игровые мониторные наушники, мало подходящие для одной только работы. Джейку было важно, чтобы его сотрудники делали своё дело и выполняли поставленные им задачи. Остальное было Джейку в прямом смысле слова по барабану: слушают ли они при этом музыку, рубятся ли в перерывах в игры, посматривают какие-либо видео или листают новостную ленту хоть и девяносто процентов времени. Единственное ограничение, связанное со сжатыми сроками и скоростью всей этой гонки – это рабочие часы. Он должен был знать, когда они на месте и когда он может дать то или иное задание. Если же работа делается – Джейк никак не давил на Кларка и Стивена.

Усевшись поудобнее он голосовой командой с последующей дополнительной идентификацией по отпечатку пальца уже включал компьютер, когда дверь его кабинета распахнулась, и на пороге появился сам Питер Стрейджес, их лидер и, с некоторой долей вероятности возможно, будущий мэр.

– Доброе утро, Джейк! – поприветствовал он своего сотрудника и в пару шагов подлетел к его столу, протягивая, собственно, как и всегда, руку в знак приветствия. – Чего здесь киснешь? Там сейчас все с твоим другом знакомятся, офис показывают…

– Да, знаю, – немного отстраненно ответил Джейк, – просто… зачем там тоже толпиться, Том меня и так прекрасно знает, так пусть знакомится с другими.

– Джейк, у нас же всё пока прекрасно работает – с рассылками там и сайтом, не так ли?

– Мне Софья писала что-то о некоторых сбоях на сайте – возможно, были атаки, не знаю – хочу проверить. А с рассылкой и рекламой всё в порядке, только вечером проверил статистики по ним… И отсутствие сообщений по ошибкам.

– А твои помощники… Стивен и… Кент – смогут решить сами? – Стрейджес внимательно посмотрел прямо в глаза Джейку. – Если вдруг проблема какая там возникнет, или ещё что.

– Стивен и Кларк… думаю да, они парни толковые, но…

– Вот и отлично! – не обращая внимания на эту мягкую поправку, которую Джейк не успел раскрыть, воскликнул кандидат в мэры. И, широко и, казалось, искренне улыбнувшись, добавил. – Ты мне нужен сейчас там, Джейк. С Томом. Если ему что-то не понравится…

– Сэр, он не откажется. Уверяю. Горски у него поперёк горла, особенно после тех ремейков… «Я – легенда», «Конан-варвар», «Двенадцать лет рабства». А уж как Том чуть не разбил проектор на ремейке «Джанго освобождённый».

– Правда? –лицо Стрейджеса приняло озадаченное выражение, но уже через мгновение на нём вновь была надета маска полной уверенности и удовлетворенности происходящим. – Но всё же мне было бы спокойнее, если бы эту последнюю неделю ты провёл с ним. Ему предстоят интервью, полные каверзных вопросов, упрёки от журналистов и, быть может, даже какие-нибудь выпады от особо сумасшедших поклонников Горски… Уверен, если ты будешь рядом – всё пройдёт намного лучше.

– А как же Софья? Мне показалось, что она уже занялась всем этим.

– Мисс Рейнс? Она хотела… Но у неё и так много задач. Нет-нет, я понимаю, что у тебя тоже полно работы, всё в порядке, Джейк, – Стрейджес аккуратно похлопал его по плечу, – но ведь приоритеты! В общем всё, чего тебе здесь закисать! В конце концов, попробуешь что-то новое, изучишь работу нашего офиса в офлайн-мире, так сказать. Всё, пошли за мной без лишних разговоров.

Джейк голосовой командой отключил полностью прогрузившийся компьютер и понуро поплёлся за своим самым главным начальником. Заметив направляющегося к их кабинету Стивена, он кратко описал ему стоящие теперь перед ним с Кларком задачи и пообещал отправить всё более подробно сообщением. После чего присоединился к имеющему совершенно рассерженный и недовольный вид Тому.

Что ж, Питер Стрейджес был всё же прав, приставив Джейка к их единственной надежде из числа белых. Иначе, вполне возможно, Тому бы не хватило самообладания дотянуть до планируемой в час дня пресс-конференции. Уже в десять утра к ним в офис заявился репортёр с одного из популярнейших локальных ресурсов. Зак Найд ещё не успел начать задавать свои каверзные вопросы, как Том уже возненавидел его. Всё дело было в том, что он принадлежал к касте многих, совершивших в своё время модный поступок, теперь же, уже как с пару недель, считавшийся отвратительным и в корне неверным. Оставалось лишь диву даваться, как ему удалось сохранить своё столь публичное рабочее место и, что ещё более удивительно – этот, теперь уже, запрещённый стиль, тогда как многим другим пришлось ох, как не сладко, вследствие чего теперь они старались возвращать свой прежний облик. Длинные белёсые обесцвеченные волосы, точно такие же брови и бледное лицо в совокупности с толстыми, словно сардельками, совершенно не свойственными истинным белым людям, пальцами и бледными кистями рук, торчащими из-под элегантно слегка подвёрнутых рукавов кристально белой рубашки. И, разумеется, ярко-синими глазами, пронизывающими допытываемого насквозь. Эти детали и заставили и без того наполненные красным от природы оттенком глаза Тома налиться кровью. Джейку понадобилась немалая доля своих скудных ораторских способностей, чтобы успокоить друга. Но, к счастью для всей агитационной кампании Стрейджеса, ему это более или менее удалось.

– Здравствуйте, меня зовут Зак Найд, и с вами снова «КиноГород». А вы, разумеется, с нами! – обращаясь в камеру, начал интервью Зак, после достаточно прохладного переброса парой слов с Томом до начала записи интервью. – С нами также сегодня Том Мередит, не побоюсь этого слова – герой сегодняшнего дня! Том, поприветствуете наших читателей, смотрителей и слушателей?

– Здравствуйте, – чинно и спокойно ответил интервьюируемый, после чего Джейк вздохнул с некоторым облегчением, хоть и понимал, что дальше будет только сложнее.

Лишь Софья позволила себе дать Тому пару советов перед интервью и то лишь действительно пару. В отличие от наставляемых буквально от буквы до буквы, которую разрешалось им озвучить в тот или иной момент, обычно дающих интервью сотрудников, в случае Тома никто так крепко связывать по рукам и ногам не посмел. Что сильно взбесило уже Джейка, не раз проходившего через такие процедуры, а также понимающего, что если Том облажается – отвечать своей головой будет только лишь он, Джейк, несмотря на то, что его вина не просто стремится к нулю, она никогда и не уходила от нулевой отметки. Такого подвоха Джейк не ожидал, когда предлагал кандидатуру друга – хотя, наверное, стоило бы, учитывая тенденции времени.

– Что ж, не будем, как говорится, тянуть кота… за хвост, – продолжил Найд, играя лицом и активно жестикулируя, обращаясь то к Тому, то, не менее часто, к камере, словно она также была участником их интервью. – Разумеется, нас всех волнует, Том… Не против, если я буду обращаться к вам по имени, мистер Том?

– Как вам угодно.

– Так вот, как же так получилось, что вас сподвигло, что, может быть, заставило… внутри вашего сознания, разумеется! – постепенно повышая голос и ускоряя темп, словно желая максимально накалить атмосферу интервью, кочевряжился Найд и, после драматичной паузы, завершил, наконец, свой вопрос. – Что же привело вас к решению, в конце концов! Поддержать Питера Стрейджеса, а не, казалось бы… – (Нагнетающая пауза)… – всеми любимого, не побоюсь этого слова, героя нашего Города, в прошлом и настоящем, и, как я уверен, будущем – прекрасного актёра и кандидата в мэры, Джона Горски?!

Воцарилась небольшая пауза, во время которой Зак непринуждённо и даже с некоторой усмешкой в глазах не сводил взгляда с интервьюируемого. Джейк прекрасно знал, что уж на этот вопрос у Тома будет ответ. Какой степени тяжести – предстояло узнать в ближайшую минуту.

– Надеюсь, мистер Найд, вы задаёте этот вопрос не из желания утверждать, что если человек родился белым, то он не имеет права иметь собственное мнение, а будет голосовать за другого белого только потому, что так кажется ВАМ, мистер Найд, правильным? И что, неужели именно так диктует наше высокодемократическое и толерантное общество, коим я всегда считал его?

Что ж, это был удар ниже пояса. Том сказал это совершенно ровным и спокойным голосом, но в нём чувствовалась раскалённая сталь. Хотя для Зака неважно было бы, каким тоном была сказана эта реплика. Маловероятно, что его бы спасло, если бы подобным образом ему ответил шестилетний ребёнок, едва ли понимающий до конца остроту этих слов. Расслабившийся на постоянных интервью, в которых буквально все им опрашиваемые восхваляли Горски и утверждали, что он единственно достойный кандидат, Зак немного позабыл об искусстве журналиста задавать тот или иной вопрос так, чтобы в случае чего был шанс выйти сухим из воды. Здесь же он прямо в самом начале, желая взбудоражить зрителей и слушателей, на кураже совершил ужасную ошибку, которую буквально за шкирку вытащил на всеобщее обозрение Том. Утверждать, что если ты истинно белый, то что-то кому-то должен или обязан – очень уж непопулярное в последние дни мнение. Да ещё и будучи при этом «подделкой», а не чистокровным белым. А ведь интервью не только записывалось, но и параллельно транслировалось сразу же онлайн на всевозможных порталах, что означало для несчастного журналиста полное отсутствие шансов исправить свою оплошность …

– Что вы, ни в коем случае… я просто… – пытаясь сохранить лицо в прямом и переносном смысле, надо отдать ему должное, не мямля, а сохраняю чёткую дикцию и уверенный голос, хоть и делая через почти каждое слово паузы, хотел оправдаться Зак. Но Том не дал ему такой возможности, всадив в него следующую порцию присущей ему колкости вперемешку с ядом.

– Что ж, если вы «просто», то тогда я, с вашего позволения, выскажу своё мнение на этот счёт и опишу причины, по которым мой голос будет отдан Питеру Стрейджесу. Итак, вы не против, я надеюсь, мистер Найд?

– Нет-нет, разумеется, не против… что вы…

Теперь бледность лица Зака Найда казалась поистине правдоподобной. Лишь внезапно появившееся огромное красное пятно на шее, выглядывающее из-за ворота рубахи, выдавало весь тот спектр волнения, что переживал уже, вполне возможно, бывший журналист.

– Итак, все мы знаем Джона Горски, как прекрасного человека и актёра, подарившего нам многие замечательные фильмы и ремейки, продолжившего тем самым дело своего отца, не побоюсь этого слова, культового актёра Уильяма Горски, – Джейк чуть не подавился, услышав такое от друга, он не мог даже представить себе, сколько усилий стоило Тому произнести эти слова. – И, разумеется, все граждане нашего Города верят, что Горски, наконец, прекратит притеснение нас, белых людей – и все расистские конфликты будут погребены в прахе веков. Я тоже верю. Как верю и в то, что и Питер Страйджес сделает то же самое. Точно также, я уверен, он сумеет искоренить ущемление наших прав и навсегда вырубить из речи этот совершенно омерзительные ярлыки! «Снежки», «белоснежки»… И что же дальше? Я позволю порассуждать себе. Дальше перед мэром города будет стоять череда проблем в организации управления, экономических и социальных. При всём уважении к мистеру Горски, его образование ограничено театральным вузом. Это факт, не более того, отмечу сразу. Тогда как Питер Стрейджес имеет два высших образования – в области юриспруденции и права, а также в области государственного и муниципального управления. Итак, мистер Стрейджес посвятил жизнь изучению самих основ честной и правильной организации жизни нас, простых людей! Мистер Горски профессионал, бесспорно – но профессионал в актёрском мастерстве и общечеловеческом плане. А мистер Стрейджес – наидостойнейший кандидат на должность мэра нашего города.

Джейк перевёл взгляд с лиц стоящих немного поодаль, вне зоны видимости камер, Стрейджеса и Софьи. Он и сам понимал, что это чуть ли не лучшее выступление, какое можно было придумать, но он хотел удостовериться, что они считают также. И судя по их стараниям сохранить равнодушный вид, всё-таки проскальзывающие довольные улыбки подтверждали правильность расшифровки происходящего Джейком. Тем не менее, Зак Найд был явно взбешён и жаждал реванша. И он попытался навязать новый раунд:

– Мистер Мередит, – забыв о самим же им предложенном уговоре обращаться по имени, начал свой вопрос Найд, – почему вы так уверены, что Питер Стрейджес будет защищать права белых в той же степени, что и мистер Горски? Что это будет немаловажным приоритетом его деятельности?

Это была неплохая попытка. И она могла бы увенчаться успехом, если бы не лучший аргумент – собственная история из жизни, которую Том искусно припрятал, будто козырь в рукаве. Именно этот аргумент должен был окончательно стереть вновь было вернувшуюся самодовольную ухмылку Зака Найда с его лица.

– Неплохой вопрос, мистер Найд. Неужели вы считаете, что я просто пустословил всё это время? За что я заслужил такое ваше мнение обо мне, мистер Найд? Или, быть может, вы думаете, что Питер Стрейджес пообещал мне золотые горы и я сразу же, словно верная собачонка, понёсся лаять, виляя хвостиком, что мне велели? – с нажимом, выделяя в каждом слове слог за слогом, процедил Том. – Это ваше мнение обо всех белых или только лишь обо мне, как о конкретном индивиде? Не личности, прошу заметить, именно индивиде, ибо так, как вы, о личности не говорят, мистер Найд.

Кто не был знаком с Томом, не смог бы не поверить в то, что он искренне зол и полон праведного гнева. Но Джейк знал, что эти слова вызваны не злостью на вопросы Найда, нет. Они вызваны самим Заком Найдом. Том поставил перед собой задачу растоптать его. Жестоко и без какой-либо пощады, следуя лишь холодному расчёту, уже явно сформировавшемуся в его голове. Не дожидаясь ответа от совершенно растерявшегося и оторопевшего журналиста, чьи широко открытые глаза испуганно бегали по стенам небольшой студии, Том вернулся к своему монологу:

– Итак, мистер Найд, я расскажу вам небольшую историю. Если, разумеется, я имею на это право, – вновь сделал укол уже абсолютно бескровному журналисту Том и, не давая ответить и на это, продолжил. – Я окончил университет информационных технологий и программирования в нашем с вами любимом всем сердцем Городе. Окончил уже как пять лет назад. Казалось бы, не так давно, но. Но! В то время мне, как и многим, таким как я, пришлось натерпеться с лихвой. От издевательств недалёких одногруппников до запугиваний и заваливания тебя на экзаменах только потому, что ты белый, преподавателями старой закалки и старых нравов. Были моменты, когда я думал, что не смогу выдержать всего этого. Но были и хорошие люди. Те люди, благодаря которым я пережил это, которые помогли мне не сломиться. Как среди моих друзей, так и, к моему огромному удивлению, среди преподавателей. Одним из самых добрых и отзывчивых и был Питер Стрейджес! Он вёл на нашем втором курсе «Право». И если вы вспомните тот год… Год, когда таких как я ненавидели все вокруг, унижали и убивали только за то, что мы не «такие». Только за то, что мы хотели те же права, что и остальные люди. Люди, к которым и мы относимся! Так вот, Питер Стрейджес относился ко мне, как и ко всем остальным. Даже теплее и мягче, понимая и видя, что мне намного тяжелее, чем другим. И даже был случай, когда он защитил меня от набросившегося на меня другого преподавателя, объяснив ему, что он не имеет никакого права орать на меня вот просто так, ни за что. Потому что я тоже человек! Человек! Не тварь, не выродок. Поэтому я могу говорить о нём, как о защитнике таких как я. Я верю в него и буду поддерживать в независимости от того, что вы думаете по этому поводу, мистер Найд. Придётся вам с этим смириться.

С этими словами, провожаемый бурными аплодисментами всех присутствующих, Том в одно мгновение вскочил со своего стула и скрылся в небольшой импровизированной «гримёрной», устроенной в столь же импровизированной студии в офисе предвыборной кампании Стрейджеса. Интервью завершилось безоговорочной победой, хоть победивший, по сути, сбежал.

Джейк поспешил найти друга.

– Ты справился просто прекрасно. Чёрт возьми, да если бы все наши писали тебе текст для интервью – не вышло бы лучше!

Джейк нашёл Тома, забившегося в самый дальний угол крошечной комнаты. Он сидел на маленьком пуфике, повернувшись лицом к стене. Казалось, что Том даже не расслышал слов Джейка, по крайней мере, он никак не отреагировал на них. Тогда Джейк неуверенными шагами приблизился к нему, стараясь разглядеть в полутьме лицо друга.

– Что такое, дружище? – присев на корточки и положив руку ему на плечо, мягко спросил Джейк.

– Честно… не знаю… – колеблясь с пару секунд, наконец, ответил Том. – Весь мир как будто с ума сошёл. Ещё каких-то лет пять назад я выходил на улицу, молясь, чтобы меня просто-напросто не избили или даже не убили за то, каким я родился. А теперь я словно избранный среди паствы: могу говорить всё, что угодно и в любом случае буду прав. При этом, меня будут горячо поддерживать те же самые люди… что ненавидели меня… Как так, Джейк? Что происходит? Почему не может быть золотой середины, только одни лишь крайности?

От волнения и переполнявших его чувств, тело Тома слегка подрагивало. Уже пару лет назад ушедший, как Том надеялся, в небытие тик, проявляющийся подёргиванием нижнего века глаза, вновь вернулся, казалось, с ещё большей силой. Джейк уселся прямо на пол рядом с ним. Он понимал, почему Тому так тяжело, и знал, что лучше просто дать ему время собраться и прийти в себя, а не лезть с бессмысленными общими фразами. Джейк только надеялся, что больше никто не захочет ворваться к ним в эту комнатку, чтобы поздравить Тома с первым интервью – иначе Том взбесится и ещё сильнее замкнётся в себе. Джейк даже боялся представить, как будет тяжело в таком случае вернуть его в нормальное состояние в необходимые столь короткие сроки.

Наконец, спустя некоторое время, Том громко втянул ртом воздух и одним движением вскочил на ноги, затем потянулся и, оправив смявшуюся на нём одежду, отряхнул на всякий случай от пыли штаны. По его лицу Джейк понял, что с его другом теперь всё в порядке и, с кряхтением, тоже поднялся на ноги.

– Тебе двадцать шесть, а кряхтишь, словно уже все девяносто, – не сдержал остроту Том. – Ладно, лучше скажи, только честно, как прошло? Не опозорился я там, как считаешь? Только опять же, честно!

– Во-первых, сам ты старик. А во-вторых, прямо честно-честно – всё прошло просто отлично. Если мне не веришь – я следил за лицами Стрейджеса и…

– И Софьи, разумеется, – закончил за Джейка его фразу Том.

– Что? – насупился Джейк. – Почему же «разумеется»? И почему я за Софьей следить должен?

– Ух, какой скромник. Видел я твои взгляды в её сторону, – в глазах Тома сверкнули искорки. – Не дрейфь, и будет она твоя.

– Да пошёл ты! Ничего ты не видел, – скрывая необъяснимо нахлынувший испуг, попытался напустить на себя раздражённый вид Джейк.

– Не злись, проехали. Говоришь, всё отлично прошло? Что ж, трудно быть Богом, – Том подмигнул Джейку и направился к двери. – Пойдём, мой розовый друг телесного, мать его, цвета, пройдёмся пару кварталов. Уверен, тебя отпустят со мной, хоть на часах нет и двенадцати. Полчаса – и заявимся на эту проклятую пре-е-е-сс-конференцию.

Глава 3

_{Среда, 7 дней до выборов}

Когда старая тяжеленная входная дверь закрылась за спинами друзей, на часах было восемь часов вечера. Вся суета и рабочие заботы остались где-то там, снаружи – и Джейк, наконец, позволил себе расслабиться с помощью бокала вина. Тогда как Том, как он сам повторял раз за разом, для храбрости, влил в себя за день уже не меньше десяти стаканов напитков разной крепости. Да и теперь попросил налить и ему, за компанию.

Снимаемая друзьями небольшая двухкомнатная квартирка располагалась почти на самой границе центра Города, наполненного бесконечными многоэтажками. Закрывая друзьям прекрасный вид из окон двадцатого этажа, высился ещё один дом-муравейник, а уже за ним шли ряды частных домиков с ухоженными лужайками. Вообще изначально, когда Джейк только задумывался об отдельной от своих родителей жизни, а произошло это ещё задолго до его совершеннолетия, то воображал себе, что первые пару лет квартира будет съёмной, а потом он сумеет накопить на свой, желательно, частный домик. Нередко он рассказывал о своих планах своему лучшему другу, и, когда время пришло – Джейк стал совершеннолетним и уже подобрал себе пару вариантов однокомнатных квартир – Том спросил, не сможет ли он присоединиться к его плану. И именно в тот момент им подвернулась эта двушка с предлагающей её доброй старушкой-арендодателем. Далековатое от центра расположение, конечно, но невысокая ежемесячная плата. Да и всё же в квартире с одной комнатой друзьям было бы не слишком уютно, поэтому они и ухватились за этот вариант. И жили так уже восьмой год – цены на квартиры в Городе росли с экспоненциальной скоростью, в отличие от накоплений Джейка и Тома, зачастую имевших и отрицательный рост.

Джейк с грустью посмотрел на свой смартфон-раскаладушку – уже давно закрепившуюся моду на рынке смартфонов, который уже лет десять не мог предложить ничего нового, кроме как улучшающихся из года в год характеристик, столь завышенных, что они уже ничем не отличилась от тех, что предлагали и могли дать человеку модели как двухгодичной давности, так и пяти, шести… А уж что касаемо внешнего вида, здесь были самоповтор на самоповторе, чередовавшиеся лишь с повтором дизайнов-самокопирований фирм-конкурентов.

– Написать? – тихо прошептал Джейк себе под нос, наливая в бокал ещё немного вина.

Он разблокировал жестом экран и зашёл в список контактов и сообщений. В этот день никаких уведомлений не было, но вот ещё вчера был один вызов и пара сообщений от матери, волнующейся о том, как его дела и не приедет ли он к ним повидаться на выходных. Уже с пару месяцев, как он не заезжал… нет, он не ненавидел своих родителей. Будучи единственным ребёнком в семье – больше детей чета Паркс позволить себе не могла, в связи с финансовым положением и напрямую зависящим от этого официальным разрешением, контролируемым принятым некогда законом о противодействии перенаселению Земли – Джейк был всегда готов примчаться в случае чего на помощь. Но всё же… для просто общения по душам они были слишком уж разные.

– Чего ты раскис здесь? – слегка покачиваясь, зашёл на кухню Том и без сил плюхнулся на стул напротив Джейка.

– Я? – смутившись, дёрнулся и слегка покраснел тот. – Нет, я не раскис. Я в полном порядке.

– Да? Ну, смотри у меня! – уставившись в экран своего смартфона и что-то там активно набирая, шутливо пригрозил другу Том. В следующее мгновение телефон Джейка завибрировал. Джейк пробежался глазами по уведомлению из интернет-банка о том, что Том М. перевёл ему некоторую сумму денег.

– Э-м… что это? – повернув другу экран с уведомлением, недоумённо спросил Джейк.

– За аренду. За те два месяца, ну и на следующий в придачу. Я ведь тогда… не скидывался. Но теперь, благодаря Стрейджесу, могу себе это позволить. Красиво жить не запретишь! – Том ухмыльнулся. – Завтра вечером сгоняем в эту паршивую кафешку ещё раз. Дадим ей ещё один шанс! И на этот раз за мой счёт.

Джейк пожал плечами, после чего потянулся, разминая спину. Что ж, он не был против. Вообще, последние месяцы Том нигде не работал, несмотря на то, что Джейк, помимо всяких свободных вакансий, приглашал друга ещё давным-давно к себе в отдел. Том лишь отмахивался, мотивируя свои отказы тем, что хочет заняться фрилансом, а пока не поступает заказов – занят написанием некой давно запланированной им книги. Правда, Джейк как-то мельком пронаблюдал прогресс этого хобби друга: он был на девятой странице полторы недели назад и оставался на ней же в конце вчерашнего дня, хоть и много времени проводил, о чём-то размышляя, уткнувшись лицом в ладони за экраном ноутбука.

– Ладно, если серьёзно. Почему не заедешь к родным? – и вправду серьёзным тоном задал вопрос Том, а его лицо также приняло мрачное и хмурое выражение – разумеется, он прекрасно знал, что так тяготило Джейка, и из-за этого чувствовал свою, хоть и косвенную, вину.

– Всё закончится ссорой. Отец не сможет не заговорить о политике. И о выборах. Ты же знаешь, единственный достойный кандидат, по его мнению – Шон Кегльтон…

– Представляю. Конечно, не понимаю, как можно вообще сопереживать этому психу… Но с другой стороны, когда адекватной оппозиции у нынешних защитников таких, как я, нет, – задумался Том, а его лицо застыло, превратившись в некую отстранённую и совершенно мрачную маску.

– Мама расстроится, потом будет переживать. А потом и отец будет переживать. В общем, лучше до конца выборов не буду всё ухудшать… А то и так тошно уже от вечных скандалов.

– Это да… – Том вытащил из кармана длинную белую сигарету и начал суматошно обыскивать карманы.

– Хоть к окну тогда отойди, что ли, – потребовал Джейк, скривившись.

Наконец, отыскав сильно потёртую позолоченную зажигалку Zippo, ещё года двухтысячного, полученную Томом в качестве «извинений» от одного сильно задиравшего его в школе пацанёнка, Фреда Стейтсона, Том подошёл к окну, открыл его пошире и закурил, вперив взгляд в какую-то одну-единственную точку, известную лишь ему одному. Так они провели с несколько минут в полной тишине: Том стоял и курил, а Джейк листал новостные ленты и ждал ответов на посланные им вопросы от своих помощников, Стивена и Кларка, гадая, удалось ли им решить проблему. А также он иногда проверял работу сайта предвыборной агитации Стрейджеса.

– Вообще жаль, конечно, – неожиданно начал философствововать Том. – К сожалению, очень часто люди просто-напросто наполнены, скорее, даже набиты, прорвой заблуждений. Они тонут и тонут в них, будучи уверенными, что наоборот выплывают на поверхность, к правильному пониманию и осознанию всего вокруг. Знаешь, они, словно слепые котята, плутают в тёмной коробке, тычутся, не переставая, в одну и ту же стену. Снова и снова, снова и снова. Хотя в других стенах, возможно, существуют двери – но узость их кругозора не позволяет им даже предположить этого… Я не только о твоих родителях, Джейк. Посмотри на всё человечество. Веками, тысячелетиями люди заворожёно смотрели на небо, будучи уверенными, что где-то там, сверху, на них смотрит их создатель, их Бог, и даже подумать не смели о том, чтобы потревожить его. А почти совсем недавно, в двадцатом веке огромный прорыв – человек в космосе! Собственной, мать его, персоной! Тысяча девятьсот шестьдесят первый год, Юрий Гагарин… Полторы сотни лет назад, подумать только. А еще через восемь лет – высадка на Луну, Нил Амрстронг ступает ногами по её поверхности, как по какому-нибудь тротуару. С отсутствием гравитации, разумеется, но всё же. И тогда ведь все были уверены – пара десятков лет и человек будет покорять просторы космоса, как покорил моря и океаны… Писались книги, снимались фильмы… люди мечтали, Джейк. Мечтали и пытались претворить свои мечты в жизнь. А к чему мы пришли в итоге?

Том тяжело дышал, его всегда бледное лицо посерело от возбуждения, а глаза горели безумными искрами и продолжали буравить всё ту же одну-единственную точку. Лёгкие капли начинающегося ночного ливня забились о стекло. Джейк откинулся на спинку стула и монотонно теперь тарабанил пальцами правой руки по столу, внимательно наблюдая за другом. Наконец, Джейк нарушил молчание:

– К стабильности мы пришли, которая на самом деле является той ещё ямой… Паршивой с самого её дна, а теперь уже начинающей понемногу пованивать ямой. Но с другой стороны, Том – ведь это закономерно. История всегда движется по спирали – после падения Римской империи и ухода эпохи античности пришло средневековье, по сути, тот ещё провал развития цивилизации…

– Стабильность? Н-е-е… – Том потушил сигарету и задумался, – Хотя… ты прав. На следующей неделе собираются производить очередной запуск космической ракеты с командой на орбитальную станцию. А ведь многие были уверены, что к сегодняшнему дню мы будем колонизировать если не все планеты вокруг, то уж Марс – точно. Азимов, Брэдбери, Вейер… Они смотрели вперёд, а мы смотрим себе под ноги. Что вообще в последнее время изобрели такого, чего не было лет пятьдесят назад? А?

– Ну, слушай, что-то новое всё равно производится. Процессора с улучшенной производительностью, намного более долго живущие аккумуляторы. Виртуальную реальностью делают всё более и более… реальной. Да те же мониторы, надо сказать, передают теперь чёткость так, что иногда реальность вокруг кажется уже какой-то не такой.

– Ты рассуждаешь как программист и по тем вещам, с которыми работаешь. Взгляни шире, не расстраивай меня.

– Просто потому, что я знаю эти вещи и то, в чём они стали лучше. Тоже, конечно, из области программирования, но те же нейронные сети шагнули далеко вперёд.

– Ага. И что теперь? Во что идёт основное применение этих новых возможностей? В твой голосовой помощник, который теперь способен безошибочно распознать, что ты там лопочешь, даже когда в стельку пьян? И он заботливо включит для тебя твой ультратонкий телек, чтобы тебе было послаще храпеть под него? Ни роботов, ни даже намёка на что-то сравнимое пусть не злобой, хотя бы умом со Скайнет. Знаешь, самое обидное – мы топчемся на месте не потому, что не можем идти вперёд. Даже не потому, что не хотим. Вернее, не потому, что все не хотят. А из-за всяких громче всех бессвязно орущих полупсихов, возомнивших о себе героев, спасителей человечества. Пророков, можно даже сказать…

– Как Грег Гунберт? – уже и глаза Джейка загорелись злыми огоньками; от охватившего его гнева руки слегка задрожали, а тон голоса повысился, что было ему совершенно не свойственно. – Лучше бы он продолжал ходить в школу, может быть, набрался бы в какой-то момент ума, а не орал направо и налево. Только вспомни эти все «проэкологические» лозунги. Нет, среди них были некоторые и правильные, из-за которых какие-то люди и могли проникнуться его идеями, пока не ознакамливались со всеми, если, конечно, обладали критическим мышлением, чтобы не слушать, просто разинув рты. А так – абсолютно несвязные и противоречащие друг другу потоки бреда! Зачем ратовать за снижение выбросов с производства с течением времени и посредством развития технологий – можно же к чёрту закрыть производство прямо и здесь и сейчас. Вот блин лучшее решение… Да чёрт возьми, почему все так слушали его, а? У него ещё и какая-то там форма аутизма была… нет, я ничего не имею против таких людей, безусловно, им нужна поддержка и внимание, но… почему общество решило не слушать учёных, положивших на изучение той или иной области свои жизни? А просто пойти за громче, чем учёные, голосящим больным ребёнком?

– В какой-то момент я подумал, что это будет новая религия, – грустно усмехнулся Том. – А что, апокалипсис предполагается, природа вместо Бога, перед которым человечество обязано покаяться и пытаться искупить свои грехи.

– Что ж, каюсь, но в пещеру, охотиться снова на мамонтов или доказывать, что я достоин выжить на гладиаторской арене – не хочу, не моё это.

– Это понятное дело… Не, всё же в чём-то Грега жаль. Он был уверен, что он – новый мессия. Что люди буду слушать его и делать то, что он говорит им. А что в итоге? Никто и представить себе не мог, что, казалось, в столь развитый момент цивилизации наступит пандемия, пришедшая с востока. И все защитники экологии как-то позабыли о своих лозунгах, о необходимости срочного прекращения испытания лекарств на жив и вообще что всё это очень вредные в том числе для окружающей среды производства. Зато начали вопить о том, где же лекарства и вакцина. Про бедных крысок уже никто не вспоминал, своя шкура-то ближе, можно быть ярым зелёным, когда всё хорошо. А как что плохо – ну тут учёные вы конечно д-а-а, кто ж вам мешает спасать наши жопки? Вирус может мутировать в организме определённых зверьков? Давайте уничтожать целые фермы, где их разводят. И хоть бы кто пикнул, чтобы попытаться сохранить своё лицо… И о Греге все забыли, как и о тех подопытных мышах. Причём пандемия-то бушевала всего лишь полгода, да и то все паниковали лишь первые три месяца, а потом как будто болезнь сама начала понемногу сходить на нет. И некогда мессия, поняв, что он лишь кукла в руках настоящих вершил судьбы мира, обдолбался просто каким-то безумным количеством наркотиков, да ещё и залил немалой долей алкоголя.

– А что с ним сейчас вообще хоть кто-то знает? – неожиданно задумался Джейк.

– Погоди, а его разве откачали тогда? Как нашли с пеной у рта и всего заблёванного?

– Да вроде как да… не, точно да, сейчас найду…

Джейк полез искать статьи в свой смартфон. Ливень уже разошёлся вовсю, осыпая с неба словно миллиарды осколков, разбивающихся на ещё более мелкие кусочки в конце своего пути. Том закурил ещё одну сигарету, и, нахмурившись, внимательно посмотрел на друга, раздумывая – сказать ли то, что крутилось у него на уме или же не стоит? И всё же не сдержался:

– Ты просто обязан позвать её на свиданку, – наконец, выпалил он.

– Кто? Чего? – поднял на него свои зелёные, полные недоумения, глаза Джейк.

– Я говорю, – вынув сигарету изо рта и шумно втянув ноздрями воздух, Том повторил, выговаривая каждой слово. – Ты. Просто. Обязан. Позвать её. То есть, Софью. На свиданку.

– Завязывай, сваха. Лучше проспись к завтрашнему дню, тебе надо будет блистать направо и налево. А не шататься с похмелья и пускать слюну, пока тебе будут задавать вопросы. Но решать тебе. А лично я – спать.

И с этими словами Джейк, разозлённый и старающийся скрыть разлившуюся по лицу пунцовость, пулей вылетел с кухни. А капли дождя всё падали и падали, искрясь в свете Города, разбиваясь, словно маленькие звёздочки – осколки давно утраченных надеж и стремлений. Частички потерянной мечты.

Глава 4

_{Четверг, 6 дней до выборов}

Лишь только первые лучи рассвета забрезжили на горизонте, Шон разослал во все свои сообщества и чаты, а также паре человек – самых приближённых друзей – в личных сообщениях клич о том, что время пришло. А помимо этого и требование ни в коем случае не брать с собой никакого оружия. Включая шокеры и газовые баллончики – ничего. В этот же самый момент он выложил пост во все, часто блокируемые, принадлежащие ему группы: главные правила, мотивацию и цель организуемого им митинга. А также раз десять подчеркнул, что демонстрация будет иметь мирный характер и все те, кто будет пытаться проявлять агрессию – не являются участниками митинга и будут изгоняться стараниями организаторов. Наконец, когда всё было готово, он накинул лёгкую ветровку чёрного цвета и повязал на лицо бандану – он должен был во что бы то ни стало добраться до своих. Шон был уверен, что его могут узнать на улице и попытаться помешать, чего бы очень ему не хотелось, в связи с важностью грядущего события. А новости о собирающейся демонстрации уж точно разлетались быстрее ветра, несмотря на то, что на часах не было и четырёх утра.

Поэтому Шон, озираясь, выскочил из подъезда – хотя бы единственным плюсом жизни в бедном районе было то, что журналисты не осмеливались вести за ним слежку – и направился к точке встречи в центре города. Пешком. Машину или общественный транспорт, да даже такси он использовать не осмеливался, а самокат или велосипед в случае чего могли бы стать ему помехой. Шон верил в свои ноги, не раз выручавшие его, и в заборы, через которые умел ловко перемахивать.

Вот так, на своих двоих, с чёрной банданой на лице и глубоко накинутом на голову капюшоне чёрной ветровки, скрывающим подстриженные коротко в стиле милитари чёрные, как смоль, волосы, словно вор, лидер движения «Свобода», Шон Кегльтон, избегая ярко освещённых мест, буквально крался по тёмным улицам города. В его голове отчаянно пульсировали, будто молнии, совершенно различные мысли. Он попытался отвлечься хотя бы на то, закрыл ли он дверь, выходя из дома – но эта мысль лишь добавилась, заняв одну из последних строчек списка, в общую копилку тревог и волнений, стягивающих его сердце и пробивающих холодным потом. Шон в совокупности с высоким ростом имел и крепкое телосложение. По сути, улица вынудила его, тонкого, даже слегка дрищеватого, юнца набрать массу и окрепнуть не только физически, но и психологически. Он искренне не понимал, чем так вечно недовольны эти «белоснежки», как было принято называть в окружении Шона с самого детства этих абсолютно белых, с красноватым оттенком глаз, людей. Конечно, он помнил, что было время, когда им крепко доставалось из-за своей слегка необычной внешности – хотя сам Шон никогда не доставал специально именно «белоснежек». Он никогда не был паинькой и, разумеется, случались и с ними конфликты и драки, но точно также и по тому же поводу Шон наезжал бы и на телесных, и на чёрных, и на жёлтых – да на кого угодно. Ему всегда было плевать на цвет кожи кого бы то ни было. До тех пор, пока «белоснежек» не возвели в статус неких «Богов». Вот тогда в нём и начала просыпаться злость к ним… И вполне возможно, что он и дальше бы выливал эту злость в разговорах с друзьями или всё же начал бы охотиться на случайно забредших к ним на район «белоснежек» – если бы не его лучший друг, Джо Тейт, одним из первых задумавший пару лет назад саму идею некоего движения, в тот момент – «Борьба за свободу». Поначалу он всё делал правильно: хорошо продумал и грамотно развивал свою идею, к движению присоединялись новые члены, а власти не особо пресекали их деятельность. Лишь СМИ особенно любили почесать языками о том, что «Борьба за свободу» – это ужасно аморальная и рушащая все устои общества дьявольщина, которой не должно существовать в современном мире. Возможно, всё и дальше бы шло, как шло, и Шон был бы одним из помощников, а не главным лидером. Но его друг совершил грубейшую ошибку – он решил, что теперь он словно неуязвимый пророк для своей паствы. И когда ему взбрело в голову, что нужно бороться не только за права людей в целом, но и начать бороться конкретно с «белоснежками», вернее, с их численностью. Радикально. Погружаясь в эти мысли, он уже никого не слышал и не слушал. В движении произошёл невидимый на первый взгляд раскол – совсем воинственно настроенные начали устраивать что-то наподобие рейдов на «белоснежек». И на одном из таких рейдов, при налёте на модный обувной бутик, принадлежавший одному «снежку», полиция подстрелила Тейта. А остальных участников как рейда, так и мирной ветви движения лишь чудом не пересажали – каким именно чудом никто не знал, но ходили слухи, что некто, имеющий власть и нехилые возможности, подсуетился, то ли из-за схожести собственных взглядов, то ли ведя какую-то свою игру. Что сильно взорвало общественность и, тем более, «белоснежек».

Шон сумел как-то удержать остатки движения и организовал на его основе «Свободу». Учтя предыдущие ошибки, он решил направить всё это в более мирное русло и держаться только его. И, в том числе, митинговать не против «белоснежек» – а за защиту прав вообще всех, независимо от пола, возраста, национальности и цвета кожи. Главным девизом движения теперь было: «Мы все равны!». А основные идеи заключались во всеобщем равенстве перед законом и ценности жизни каждого человека. Опять же, независимо от цвета кожи, внешнего вида и мировоззрений. Шон был уверен, что всё это привлечёт новых людей, а также найдёт широкую поддержку у правительства Города и СМИ. И каково же было его удивление, когда оказалось, что он был не прав – и лишь зарождавшееся движение начали ненавидеть ещё больше, чем «Борьбу за свободу». Единственное объяснение, которое смог придумать для себя Шон, заключалось в том, что «белоснежки» испугались. Ведь «Борьба за свободу» не могла привлечь широкие массы, особенно своими радикальными, в последние месяцы её существования, призывами против «белоснежек» и косящих под них псевдобелых. А «Свобода»… «Свобода» уже имела намного более привлекательные лозунги и политику. И всё же движение задавливали, как только могли, не согласуя и запрещая митинги, устраивая обыски и задержания среди его членов.

Вот и теперь Шон представить себе не мог, чем закончится их мирная демонстрация. Добравшись на оговорённое место, он обнаружил там почти всех организаторов, из числа тех, кто должен был прийти, а также порядка пятисот человек, не побоявшихся присоединиться. Нельзя сказать, чтобы это прямо очень сильно обрадовало Шона. Конечно, он и представлял себе примерно такое количество, но… но в глубине души надеялся, что их будет не пять сотен, а пять тысяч как минимум. Спрятав все эти мысли куда-то вглубь себя и подальше, Шон взобрался на пьедестал медной статуи, отлитой в честь основателя города Генри Форда и являющееся максимально приближенной его копией, грозно и величественно взирающего с центра площади на нынешнее здание прогнившей мэрии.

– Что ж, я благодарен вам, что вы пришли сегодня! Не побоялись отстоять свою точку зрения, не забились в угол, дрожа от страха! – начал вещать Шон, пока остальные организаторы разворачивали баннеры и флаги движения. – Друзья… Я не могу пообещать, что нас не попытаются силой разогнать сегодня. Но ради наших потомков, ради наших детей – мы обязаны сегодня показать Городу и всему миру, что мы думаем. И ещё раз повторю! Никакой агрессии в ответ на агрессию! На провокации не отвечаем! Тем более, никакого применения силы первыми! Кто пришёл сюда с каким-либо оружием, пожалуйста, прямо сейчас уходите. Ради нашего движения и будущего нас и наших детей. Всех остальных я ещё раз благодарю и желаю удачи, хоть и надеюсь, что сегодня она нам не понадобится!

Под одобрительный гул толпы Шон спрыгнул на вымощенную площадь и направился к зданию мэрии сквозь окружавшую его плотным кольцом толпу. Шон корил себя за корявое выступление, ведь он репетировал всё совершенно иначе, и в его голове всё представлялось много более торжественно и мотивирующее. Но что сделано, то сделано. Теперь настал более серьёзный момент, когда необходимо откинуть все переживания и сомнения. Его карие глаза неотрывно смотрели на выстроившуюся и пока что немногочисленную шеренгу из полицейских и охраны мэрии, в полной боевой амуниции…

…В тот самый момент, как толпа людей, вслед за Шоном Кегльтоном приближалась к мэрии, прознавшие обо всём журналисты уже были на месте – щёлкали затворы камер, квадрокоптеры пролетали над площадью, стараясь выцепить каждое движение, каждый момент происходящего. И сюда спешили новые и новые команды представителей совершенно различных отделов СМИ. А помимо них – мобилизованные части полиции и спецназа, уже в течение получаса собирающиеся в единую силу. Они спешили на помощь согнанным на площадь патрульным, которые несли с ночи службу и управление полиции Города узнало о готовящейся акции, то приказало им выполнять эту задачу до полной готовности сил полиции. Готовности во что бы то ни стало разогнать эту мирную демонстрацию…

Шон уже осознавал, что начинают сбываться его худшие предположения, когда услышал приближавшийся вой сирен, а также грозный голос сверху, приказывающий всем разойтись: он раздавался с вертолета, который начал кружиться над площадью. Но Шон Кегльтон понимал, что обязан продолжать демонстрацию. В конце концов, ведь они не делают ничего плохого… на их плакатах написаны мирные лозунги и ни у кого из них нет оружия. Теперь вся надежда была на СМИ. А вернее, на страх полиции сделать что-то не так перед многочисленными объективами камер. Вот из полицейских машин высыпали люди с щитами и резиновыми дубинками, одетые в бронежилеты и с шлемами из кевлара на головах. Шон следил за тем, как они плотным кольцом окружают их. Ему казалось, что время будто остановилось: всё вокруг происходило, словно в замедленной съемке. Он продолжал выкрикивать какие-то лозунги, стоя впереди всех на первых ступеньках здания мэрии. Пыль от винта вертолёта колола глаза и горло, но Шон кричал и кричал, уже порядком сорвав голосовые связки. Прошла минута, другая – неужели всё-таки у них получится провести всё мирно? Пусть полиция стоит и смотрит – никаких проблем, пусть… Краем взгляда он увидел, как левый фланг кольца полиции приблизился к митингующим, заставив тех плотнее прижаться к своим единомышленникам. Опасный звоночек… Шон резко спрыгнул со ступенек и со всех ног понёсся к тому месту, намереваясь постараться хоть как-нибудь предотвратить возможное начало стычки. Обстановка накалялась: приближаясь, он уже слышал враждебные выкрики людей в сторону полиции.

– Нет-нет… нет, – слегка задыхаясь от волнения, шептал он и, решив, что больше тянуть нельзя, выкрикнул изо всех сил. – НИКАКОГО ПРОЯВЛЕНИЯ АГРЕССИИ!

Но было уже поздно. Один из митингующих выхватил из-за пояса нож и бросился на стоящего неподалеку от него полицейского. Шон изо всех сил побежал быстрее, чувствуя, что не успевает. Несколько людей в форме слаженно избивали напавшего на них человека: через пластиковые щиты полицейских Шон смутно видел, как работают их дубинки. Остальные медленным монотонным шагом начали сужать кольцо, сокращая расстояние до демонстрантов.

– Стойте, ребята! Стойте – у нас мирная демонстрация! Тот ушлёпок отдельно от нас! У нас…

Шон не успел договорить. Ближайший к нему полицейский крепко приложил его по голове дубинкой, после чего стена из противоударных прозрачных пластиковых щитов отсекла от остальных митингующих теперь и его самого, а удары наносились со всех сторон, пока он окончательно не обмяк и не повалился без сил. И тогда начался ад… Граната со слезоточивым газом была заброшена в самый центр митингующих, а с краёв не переставали монотонно работать дубинки. Кто-то из протестующих попытался вырваться, но был всё также чётко и ловко отрезан за стену щитов. Остальные же лишь сжимались теснее и теснее, пока не началась давка, в которой уже кричали стиснутые со всех сторон люди.

Кристально белый плакат с напечатанными витиевато буквами «Мы все равны!» безвольно упал в образовавшуюся после ночного ливня лужу прямо перед зданием мэрии, мгновенно окрасившись в кроваво-красный, вперемешку с грязью, цвет.

Глава 5

_{Четверг, 6 дней до выборов}

Весь Город теперь буквально жил новостями о произошедшем ранним утром разгоне митингующих. По сути, люди разделились на два лагеря – на тех, кто поддерживал действия полиции и тех, кто считал, что полиция действовала чересчур мягко с этими неонацистами. Конечно, были и сочувствовавшие пострадавшим при утреннем избиении – по большей части это были родственники и друзья митинговавших, а также те, кто сам был бы на площади этим утром, если бы был чуточку храбрее или моложе, в зависимости от возраста. Обособленной группкой были немногочисленные люди, в том числе и Джейк с Томом, которые искренне не понимали, чем же были так плохи те парни, которых привёл на площадь Шон Кегльтон, если они не несли с собой оружия и провозглашали, казалось, всеобщие важные ценности? В том числе и для белых, защитой которых и мотивировал действия полицейских руководитель полицейского департамента Артур Койль. К сожалению, таких людей было слишком мало, чтобы отнести их к третьему лагерю спорящих с пеной у рта про действия полиции горожан, да и своё мнение они держали при себе или обсуждали только лишь с хорошими друзьями, которым доверяли как самим себе. Но кое-что могло круто изменить эту ситуацию и помочь Шону Кегльтону и некоторым другим задержанным избежать штрафов или даже совершенно несправедливого тюремного заключения. И это «кое-что» решил воплотить сам Питер Стрейджес, хоть и понимал, что сильно рискует всем тем, чего добивался на протяжении всей этой избирательной кампании и даже задолго до неё.

Как и все остальные вокруг, рьяно обсуждая произошедшее, но только лишь между собой, Том и Джейк примерно без десяти девять утра завалились в офис. Остальные работники предвыборной кампании лишь начинали подтягиваться, но слегка заспанный и помятый на вид Питер Стрейджес уже стоял в дверях своего кабинета, напряжённым взглядом наблюдая за прибывшими друзьями. В этот момент к Тому подлетел один из самых молодых сотрудников, лет восемнадцати, не больше, Дин Лайс или Лиас, если будущему мэру не изменяла память, ведь он пытался запоминать имена людей – это было как вежливо, так и безумно полезно, ведь любому хочется чувствовать себя хоть чуточку важным. А если твоё имя не могут даже запомнить… Его слегка длинноватые обесцвеченные белые волосы развивались за ним, а испуганные карие глаза бегали по всем углам, изредка вскользь пробегая по лицу Тома. Дин протянул стакан с кофе, весь покраснев при этом от кончиков пальцев до макушки и совершенно по-идиотски заискивающе подхихикнув. Том принял от него кофе и бросил в ответ короткое «спасибо». При этом его с лёгким прищуром взгляд был ледянее самого льда и провожал отходившего паренька лютой ненавистью.

Питер Стрейджес решил дождаться, пока Дин вернётся на своё рабочее место. В его сознании уже не было борьбы мыслей, для себя он чётко решил, что обязан это сделать, хотя бы как человек, если не как политический деятель. Единственное, что теперь тревожило Стрейджеса, так это реакция на такое решение Тома. Что ж, время пришло, сейчас всё и выяснится. Кандидат в мэры Города аккуратно отстранился от стены, об которую всё это время опирался и направился прямиком к своим сотрудникам. На его лице уже была надета доброжелательная гримаса с широкой дружественной тёплой улыбкой.

– Привет Джейк, привет Том. Вы не могли бы зайти в мой кабинет? Необходимо срочно кое-что обсудить, – сразу же «взяв быка за рога», обратился он к друзьям и, поманив их рукой, направился к кабинету.

Переглянувшись, Джейк и Том последовали за своим начальником, каждый перебирая всевозможные варианты того, что же их ждёт. Джейк знал, что Стрейджес может вот так вот вызвать на разговор, иногда даже для того, чтобы, как кажется на первый взгляд, просто пообщаться с человеком, удостовериться, что ему нравится его работа и то, чем он занимается в целом. Как понимал и то, что все такие разговоры никогда не были пустой болтовнёй. Поэтому в обычный день, при совершенно обычном виде Стрейджеса он бы не удивился такому. Но теперь… Оставалось только гадать и ждать разгадки, которая должна была наступить очень и очень скоро.

– Будь добр, Джейк, прикрой дверь поплотнее, – Питер ловко уселся в своё кожаное кресло и устало протёр руками глаза.

Наконец, когда и это небольшое поручение было выполнено, а друзья сидели напротив него на обитых мягкой тканью стульях и не сводили с него глаз, Питер Стрейджес вскочил из кресла, подошёл вплотную к планшету размером почти во всю стену и разблокировал его. Теперь Том и Джейк могли видеть статью, посвящённую теме утреннего митинга и похвале действий полиции, молниеносно его подавившей.

– Что ж, думаю, вы уже слышали об этой «новости дня», – стоя рядом с планшетом и повернувшись в пол-оборота к Тому и Джейку, начал свою речь Стрейджес. – Не буду лить воду или юлить, конечно, мне бы хотелось применить все свои ораторские навыки, чтобы уговорить вас в случае, если наши мнения расходятся. Но я бы хотел это обсудить просто и по-человечески… Все ждут в том числе реакции и от меня – Горски же уже как с час выразил огромную благодарность полиции и призвал всех к порицанию, видите ли, «грёбаных экстремистов». Но я не увидел в их действиях или лозунгах того, что им приписывают. Люди вышли на улицу выразить своё мнение, и мнение это не несёт в себе зла и призывов к совершению зла.

Питер Стрейджес принялся нервно расхаживать из одной стороны кабинета в другую, сопровождая свои слова активной жестикуляцией, что было ему совершенно несвойственно: всегда спокойному и уверенному в себе джентльмену, явившемуся в современный мир будто бы из прошлого.

– Их демонстрацию называют акцией против белых. Но я не вижу в их действиях чего-либо направленного против белых. Или вообще против кого бы то ни было, – наконец, Стрейджес плюхнулся обратно в кресло, его грудь высоко вздымалась, хотя лицо сохранило свой привычный цвет, как и ровность тона голоса была сохранена. – Итак, я хочу выступить со словами поддержки Шону Кегльтону. И я осознаю, насколько это рискованно. Но не могу по-другому… иначе зачем мне вообще соваться на эту должность, если я не могу отстаивать свои мысли и мнение? Но, чтобы точно выйти в случае чего сухим из воды, мне нужна твоя помощь, Том. Если ты будешь со мной и поддержишь меня, это, может быть, сильно сгладит негативный эффект. Из плюсов я вижу привлечение к голосованию в мою пользу сочувствующих Кегльтону и его движению «Свобода»… Вполне вероятно, что их процент слегка подрос с сегодняшнего утра, что ж, это покажут социальные опросы, хотя мало кто сегодня отваживается высказывать своё истинное мнение… Но это не так важно. Что ж, Том, поддержишь ли ты мою речь?