Читать книгу Инструктор ОМСБОН - Михаил Гуткин - Страница 1

Глава 1

Оглавление

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант!

Кто-то настойчиво тряс меня за плечо.

– А, что?..

С трудом разлепила веки. Только удалось забиться в уголок и уснуть – так на тебе! А ведь это Леша, мой шофер и по совместительству ординарец, будит меня.

– Что случилось?

– Вас вызывает командующий.

– Хорошо, сейчас буду.

По методу барона Мюнхгаузена поднимаю себя за шкирку, плещу в глаза холодной водой и, досыпая на ходу, иду к Жукову.

– Товарищ генерал армии, вызывали?

– Да, вот вам пакет, немедленно отправляйтесь к командующему 3-й армией генерал-лейтенанту Кузнецову. Тут приказ об отступлнии от Минска. Больше мы не можем сдерживать там немцев. Еще сутки – и его армия окажется в окружении. Я не могу отдать этот приказ по радиосвязи, так как товарищ Кузнецов может не поверить – решит, что это диверсанты. А вас, насколько я помню, он знает.

– Так точно, знает.

– На словах передайте ему, что ширина прорыва на Северо-Западном фронте не десять – двадцать километров, как нам сообщали из Генштаба, а, по моим оценкам, не менее семидесяти километров, хотя может быть и все сто. Поэтому если он задержится, то обороняться придется не только с севера и запада, но и с востока. Минск вот-вот окажется в клещах. Мы еле успели отвести армию от Белостока, и было бы преступно глупо оказаться в окружении под Минском. Так что времени у него почти нет. Немедленно выезжайте. Да, прихватите еще майора Смолицкого. Ему надо встретиться с полковником Стариновым. Выполняйте.

Я взяла пакет, козырнула и пошла искать Смолицкого. Это оказалось несложно, так как майор уже стоял около моей машины.

– Здравия желаю, товарищ майор.

– Здравствуйте, товарищ Северова. Едем?

– Одну минуту.

Я окинула майора взглядом, и его вооружение меня не удовлетворило. Вернулась в дом и в своем закутке нашла автомат, запасной диск к нему и пару гранат. Подумала, не взять ли еще какой-нибудь пистолет, но решила, что майор обойдется и своим ТТ. Себе, само собой, прихватила эсвэтэшку. Все остальное взятое оружие вручила удивленному майору.

– Запас карман не тянет, товарищ майор, а нас все равно повезет машина. Путь неблизкий, так что небольшой арсенал не помешает.

Он хмыкнул, но спорить не стал. Мы разместились в машине, причем я нагло плюхнулась на заднее сиденье, оставив место рядом с шофером майору. Ничего, он мужик, перетолчется. А я девушка слабая, мне еще поспать охота, что на заднем сиденье делать намного удобнее. Скособочилась и задремала. Проснулась от громкого возгласа:

– Твою мать!..

Это от души выразился Смолицкий, когда машина подскочила на особо крупной колдобине. Я была с ним полностью солидарна, но решила не высказывать свое мнение вслух, так как боялась прикусить язык. Дорога по Минской области после бомбежек была совсем не похожа на трассу «Дон». Точнее, она была ни на что не похожа. Ее вообще называть дорогой было трудно. Но другого маршрута к месту, где сейчас размещался штаб 3-й армии, просто не было. Чтобы отвлечься от малоприятных ощущений, вызываемых дорогой, и тяжелых мыслей о сдаче Минска я стала вспоминать все, что произошло за первую неделю войны, тем более что событий было более чем достаточно.

Тогда, двадцать второго, после звонка и доклада товарищу Сталину в кабинете Жукова воцарилась мертвая тишина. Все молча смотрели то друг на друга, то на Жукова, который, на мой взгляд, сразу постарел на несколько лет. Пока в моей голове был полный сумбур, вызванный тем, что сбылись самые страшные прогнозы, генерал, наконец, прервал молчание:

– Товарищи командиры. Действуем по согласованным планам. Товарищ Григорьев.

Генерал-майор немедленно даже не встал, а вскочил.

– На вас сейчас ложится первоочередная задача – связь. У меня должна быть непрерывная связь со всеми армиями и с авиацией. И само собой, с руководством страны. При малейших сбоях линий проводной связи немедленно высылать ремонтные бригады с подразделениями боевого охранения. Неполадки с радиосвязью устранять в кратчайшие сроки. Только постоянная связь поможет нам определить направления главных ударов противника. Тогда станет понятно, где и как организовывать оборону. Пока, зная общие принципы ведения боевых действий немцами, можно только прогнозировать прорывы на флангах с окружениями больших групп войск. Вот этого нам допустить никак нельзя. Думаю, что сегодня часам к двенадцати мы уже сумеем понять направления главных ударов. Выполняйте.

Генерал Григорьев козырнул и вышел.

– Теперь инженерные войска.

Встал генерал-майор Васильев.

– Товарищ Васильев, отдайте команду взрывать все заминированные объекты согласно очередности. Обязательно контролируйте результаты. Координируйте свои действия с НКВД – у них тоже есть заминированные объекты. То, что не удастся взорвать, будем бомбить. Товарищ Климовских…

Встал начальник штаба округа.

– На 9:00 назначаю совещание Военного совета. Готовьте материалы. Уверен, что к этому времени у нас уже будет некоторая определенность. Товарищ Северова…

Я чуть было не прохлопала слова командующего, но в последний момент вскочила больше на автомате, чем сознательно.

– Немедленно свяжитесь с товарищами Пономаренко и Цанавой. Они тоже члены Военного совета. Военный совет будем проводить здесь. Все, совещание окончено. За работу.

Все вышли из комнаты командующего, и я тут же ринулась к дежурному. В телефон я вцепилась, как в спасательный круг. Пока не дозвонюсь, никому трубку не отдам. Хорошо еще, что телефонов тут несколько. Правильно запаслись в резервном штабе округа. И все телефоны уже в работе.

Сначала я дозвонилась в НКВД. Товарищ Цанава оказался на месте и уже был в курсе. Понятное дело, что пограничники доложили. Он обещал прибыть к указанному времени, после чего переключил меня на дежурного НКВД, чтобы я получила у того новые номера телефонов. НКВД тоже перебирается на запасную площадку.

А вот с товарищем Пономаренко вышла небольшая заминка. Он ночевал дома, а по телефону мне отказались дать его домашний номер. Ладно, я продиктовала дежурному ЦК мой номер и сказала, что если в течение десяти минут со мной не свяжется Пантелеймон Кондратьевич, то дежурному придется давать объяснения в НКВД. Не знаю, насколько подействовали мои угрозы, но Пономаренко позвонил мне минуты через три. Я все доложила и, подумав, добавила, что, по моим расчетам, через час или полтора можно ожидать первую бомбежку города. Я четко расслышала, как охнул на другом конце провода Пономаренко. Он вежливо со мной попрощался, пообещав, что обязательно прибудет на совещание. Интересно, а у ЦК Белоруссии есть запасное здание для работы? Если нет, то недолго им работать. Немцы наверняка знают, где в Минске сидит советская власть, и, без сомнения, это здание есть в полетном задании какого-нибудь бомбардировщика. Но это уже была головная боль товарища Пономаренко.


Потом я вспомнила разговор с Жуковым, который состоялся почти сразу после этих телефонных звонков. Я тогда вошла в комнату и только хотела доложить о выполнении задания, как Жуков просто махнул рукой. Он пару раз прошел по комнате из угла в угол. Остановился около стола, помассировал затылок. Короче, явно тянул время, не зная, что сказать, что было очень странно и на Жукова совершенно не похоже. Наконец, он решился:

– Товарищ Северова, когда я просил прикомандировать вас ко мне, пообещал товарищу Берии, что вы будете со мной работать до начала боевых действий, то есть до начала войны. А потом я вас отпущу. Теперь война началась, и я не имею права вас больше удерживать при своем штабе. Вы можете вернуться в свой наркомат.

Тут Жуков прервался, еще несколько раз прошелся по комнате и вдруг неожиданно заявил:

– Но я просил бы вас еще некоторое время поработать у меня. По крайней мере, до того момента, когда ситуация хотя бы немного прояснится. Если вы согласны, то с товарищем Берией я договорюсь. Обещаю теперь уже лично вам, что по вашему первому требованию я вас отпущу.

Да, задал мне товарищ Жуков задачу, практически не оставив времени на размышления. Впрочем, о чем тут думать? Сейчас по всей стране суматоха и бардак. Пока положение не определится и хоть как-то не стабилизируется, мне дергаться совершенно нет смысла. Куда мне нестись в поисках мужа? А никуда. Он сам наверняка не знает, где окажется в ближайшие несколько часов, не говоря уже о днях и неделях. Мы можем разминуться во встречных автомобилях и об этом не узнать. Я сейчас нахожусь в той части Минской области, куда даже бомбы, наверное, падать не будут, а Вася уже в самом пекле. Вот когда появится некоторая определенность с расположением советских и немецких войск, тогда и отправлюсь на поиски мужа с учетом наших с ним договоренностей о контрольных точках. А пока, если у товарища Берии нет для меня конкретного задания, надо действительно оставаться здесь.

– Товарищ генерал армии, разрешите, я свяжусь с товарищем Берией и доложу. Если он не будет возражать, то пока останусь при вас. Но прошу вас помнить про ваше обещание.

– Я свои обещания никогда не забываю, – даже с некоторой обидой заявил Жуков. Потом показал на телефон правительственной связи: – Звоните прямо отсюда.

Я дозвонилась до Берии и обо всем ему доложила. Как и можно было предположить, возражений у него не было. Мне даже показалось, что в словах, точнее, в интонациях Берии присутствовало какое-то внутреннее удовлетворение. Наверное, он предвидел возможность такого развития событий: продление, так сказать, срока аренды. Но в самом конце разговора Берия неожиданно предложил мне запомнить кодовую фразу.

– Если вы, товарищ Северова, назовете эту фразу начальнику особого отдела любой дивизии, то он в кратчайший срок свяжет вас со мной или в крайнем случае с майором Трофимовым. Желаю удачи.

Тут мои воспоминания снова прервались, так как машину опять здорово тряхнуло. Я, в конце концов, не выдержала, и наша с майором критика состояния дороги прозвучала уже дуэтом. Но оценку дорожного покрытия пришлось неожиданно прекратить, так как мы услышали гудение самолетов.

Очередной налет. Опыт у нас уже имелся. Леша моментально приткнул машину к какому-то дереву, чтобы она не отсвечивала, и мы все дружно рванули в ближайшие воронки, уже радуясь, что их более чем достаточно. Ну вот, теперь ближайший час буду продолжать вспоминать, «уютно» скорчившись на дне ямины. Скатываясь в нее, я как следует приложилась правым боком и сейчас лежала, шипя от боли и злобы на наших летчиков, которые никак не могут достойно противостоять немцам. Мало того, что не могут. Их сбивают в больших количествах. Страшно сказать, но за первую неделю наш Западный фронт потерял более шестисот самолетов. Почти по сто самолетов в день. А немецких сбито всего около трех с половиной сотен. Это почти вдвое меньше. Правда, справедливости ради нужно отметить, что основные потери в авиации мы понесли в два первых дня боев: примерно по двести самолетов в день, причем в основном это были бомбардировщики.


Случайно я поучаствовала в разносе, который устроил товарищ Жуков командующему авиацией Западного фронта генерал-майору Копцу. Я была с докладом у товарища Жукова, когда к нему в комнату вошел генерал Копец. При виде генерала товарищ Жуков неожиданно обратился ко мне:

– Скажите, товарищ Северова, чем бомбардировщик отличается от истребителя?

Я просто ошалела от такого вопроса и пробормотала, что бомбардировщик должен бомбить на земле какие-нибудь объекты, а истребитель должен сбивать самолеты противника. Жуков кивнул, соглашаясь, и задал второй вопрос:

– А в воздушном бою кто кого собьет?

– Так очевидно же, товарищ генерал армии, что истребитель собьет бомбардировщик.

– Вот видите, товарищ Копец, – обратился Жуков к Копцу, – даже лейтенант госбезопасности знает, что в воздухе у бомбардировщика почти нет шансов против истребителя. Так почему же вы посылаете бомбардировщики на задания без прикрытия истребительной авиацией?

Копец покраснел, глаза у него сделались какие-то шальные, и он еле выдавил из себя:

– Виноват, товарищ генерал армии.

Тут Жуков завелся и, не обращая на мое присутствие никакого внимания, заорал:

– Таким командованием ты же меня через пару дней оставишь вообще без бомбардировочной авиации![1] Да и истребители у тебя хреновые – то и дело их сбивают!

Копец стал красным, как помидор, но при этом молчал. Я поняла это так, что он не знает, как объяснить свою беспомощность в роли командующего авиацией Западного фронта. Жуков тоже это понял и просто махнул рукой. Копец повернулся и, пошатываясь, вышел. Тут Жуков заглянул в ящик стола, вытащил оттуда небольшую металлическую фляжку и сунул мне в руки.

– Иди проследи за генералом. Как бы он чего не учудил. Вот тебе на всякий случай хорошее лекарство.

Я вылетела из кабинета и понеслась за Копцом. Он, все так же покачиваясь, шел вперед по коридору, заглядывая то в одну, то в другую комнату. При этом я заметила, что правой рукой он теребит кобуру пистолета. Интересно, что это он задумал. Пока я догоняла Копца, в моей голове что-то щелкнуло, и я отчетливо вспомнила, как на уроках историчка нам рассказывала, что некоторые генералы в первые два-три дня войны стрелялись от растерянности или кажущейся безысходности. А некоторых из тех, кто не застрелился сам, потом арестовали и расстреляли уже централизованно. Уж не надумал ли Копец застрелиться? Вот и ищет пустую комнату. Правильно его понял товарищ Жуков. Тут как раз поиски увенчались успехом, и Копец зашел в комнату. Я влетела вслед за ним. Он уже вытаскивал из кобуры пистолет, когда я левой рукой закрыла за собой дверь, а правой рукой врезала ему фляжкой прямо в солнечное сплетение.

Генерал согнулся пополам. Пришлось мне ухватить его, чтобы не упал на пол, и дотащить до стула. Пока тащила, подумала: хорошо, что летчики-истребители все как на подбор некрупные. Такого даже я смогла без особых проблем усадить на стул. Он еще пытался продышаться, а я тем временем отвинтила колпачок фляги и понюхала. Там оказался коньяк. Вроде бы даже неплохой, хотя в эксперты я точно не гожусь. Я налила немножко прямо в колпачок и чуть ли не силой влила в рот Копцу. Подождала минуту и налила второй колпачок. Его Копец выпил уже самостоятельно. Потом взял фляжку и глотнул прямо из горлышка. Я решительно отобрала фляжку. Хватит с него, а то и напьется, и продукт ценный зря переведет.

– Ну что, генерал, пришли в себя? Тогда скажите, какого хрена, – подставьте правильное слово, – вы надумали стреляться?! Герой Советского Союза, на которого должны равняться рядовые летчики! Вы такой пример хотите им подать? Что молчите?

Копец глубоко вздохнул и как-то тоскливо посмотрел на меня:

– Вы что, меня сейчас арестуете?

– Ага, вот только разуюсь! Стала бы я вас коньяком отпаивать! Придите в чувство. Что с вами случилось?

На самом деле я уже поняла, что именно случилось с генералом. Он попал в неожиданную ситуацию, к которой совершенно не был готов, и полностью утратил ориентацию. Когда был простым летчиком-истребителем, он всегда был готов к бою. Тут неожиданностей не было. Вот враг, его надо сбить. Он финтит так, а я буду финтить эдак. Кто кого перехитрит. Все ясно и понятно. Но, будучи отличным военным летчиком, он стал плохим генералом. Точнее, стал генералом мирного времени. А тут война. От его решений зависят жизни сотен летчиков. И генерал Копец растерялся. Ему нужен психотерапевт, каковым я, естественно, не являюсь. Пока я думала, Копец, наконец, разродился:

– Ну не знаю я, как руководить авиацией всего фронта. Просто не знаю. Мозгов не хватает. Мне бы самому в кабину истребителя и в бой. А тут планировать, обеспечивать, действовать согласованно. Не получается. И начштаба не ко времени заболел и попал в госпиталь.

– Так что прикажете делать? Мне вместо вас взяться за командование авиацией? А я вообще ничего в этом не понимаю. И товарищ Жуков в этом мало понимает. Короче, сделаем так. Вы едете к себе и в меру сил продолжаете командовать с учетом того, что сказал товарищ Жуков. Истребителей, насколько мне известно, у вас пока хватает. Тем временем я постараюсь поговорить, чтобы вас заменили. Полком-то вы командовать сможете?

– Полком смогу. А кто вы такая, чтобы давать такие обещания?

– Я порученец товарища Берии, временно прикомандирована к товарищу Жукову. Так вы как? Пришли в себя?

– Пришел. Спасибо, товарищ лейтенант. Пожалуй, пойду.

– Идите, товарищ генерал, только фляжку я вам не оставлю. Это имущество товарища Жукова. И знаете, мы все сейчас заново учимся воевать, так как раньше воевали совсем по-другому. И если не научимся, то погибнем.

Копец отдал мне фляжку и уже твердым шагом двинулся на выход. А я с фляжкой вернулась к Жукову и передала ему наш разговор, добавив, что готова доложить обо всем товарищу Берии. Жуков подумал минуту и сказал, что попробует сам решить этот вопрос. Мои действия одобрил.

Через пару дней товарищ Жуков нашел для Копца хорошего заместителя, и потери заметно снизились, хотя и оставались слишком большими. Один раз Копец не выдержал и сам полетел в сопровождении. Во время воздушного боя сбил один самолет, а в своем привез двадцать три пробоины. Жуков его за это обматерил по телефону, а я не удержалась и потихоньку от Жукова позвонила и поздравила Копца с открытием счета в этой войне. Копец, кажется, был очень доволен моим звонком.

1

В реальной истории только за первый день войны Западный округ потерял примерно 740 самолетов, из которых 528 не взлетели и были сожжены прямо на аэродромах. После катастрофических потерь авиации Западного округа в первый день войны командующий авиацией Западного округа Герой Советского Союза генерал И. Копец 23 июня застрелился.

Инструктор ОМСБОН

Подняться наверх