Читать книгу Поворот не туда - Михаил Хайруллин - Страница 4

Выбираться из темноты тяжело. Всё тело ломит, некоторые места болят особенно сильно, но поверх кожи в этих местах ощущается приятная мягкость ткани, положенной сверху. Несколько минут пришлось убеждаться в том, что глаза действительно открыты. Лишь через некоторое время я понял, что поверх глаз туго завязана чёрная ткань.

Всё ощущалось особо остро: чутьё, любые прикосновения, вдали слышались шорохи, а в теле глухо стучало сердце быстрым ритмом. Эта пелена тьмы заставляла окунуться внутрь, куда-то глубже даже собственных мыслей. Внутри всё переворачивалось, в голове стучало, но перед этим завесом неизведанного стояла тяжёлая железная дверь, полностью заставленная замками, ключи от которых найти надо было в глубинах океана.

– Пташка, как чувствуешь себя? – этот голос, ранее звучавший саркастично, звучал сейчас действительно по-настоящему, искренне и мягко. Фраза стала ниточкой, за которую я смог ухватиться и выбраться от тяжёлых мыслей. Комнату окутал леденящий холод, который врезался в кожу и заседал глубоко под ней.

Ни за что не хотелось ощутить это снова. Не хотелось видеть то, что было увидено ранее. Оторванный кусок собственной плоти в крови в чужих зубах, отвёртка в плече и этот истеричный смех. В горле пересохло от воспоминаний, внутри стоял твёрдый ком, состоящий из горечи и боли, которая никак не забывалась.

– Убей меня… – тихо заскулил чей-то хриплый голос. Немного позже я понял, что голос был моим. Запинки в речи исчезли, как странно.

Рядом с собой я ощутил горячее дыхание, тёплые руки приблизились, длинные пальцы огладили моё лицо, в макушку врезался нос, аккуратно, мимолетно вдохнувший. Внезапно по рукам, груди и ногам разлилось непонятное тепло. Будто это дыхание способно было согреть с головы до ног. Ещё… Хотелось ещё раз почувствовать эти пальцы на своих щеках. Услышать бархатный голос.

Моя голова вертелась в поисках обладателя этих нежных рук, но человек испарился настолько быстро, что за секунду в дверь постучались кошки, которые потом долго и упорно будут скрестись о сердце, заставляя думать, вспоминать и закрывать глаза от пьянящей сладости.

Горячо. Под глазами две мокрые дорожки, стекающие уже по шее. Кошки заскреблись слишком сильно, кошки заставили вспомнить то, где я нахожусь и о ком вспоминаю с тоской! Я вздрогнул, упёрся руками в батареи и стал ждать ответа. Где-то рядом поскреблись. Скорее всего, это были чьи-то когти. Котик дома у маньяка, как забавно… Если только это не его очередная жертва. Послышался стук железа о железо, что-то с грохотом свалилось то ли на пол, то ли на стол. От этого внезапного шума по телу пробежались мурашки. Шаги приближающегося похитителя заставляли кровь медленно закипать и вариться в теле; казалось, будто сейчас кожа покроется волдырями от этой горячей алой жидкости, вздымающейся из-за большой температуры.

– Всё хорошо? Ты дрожишь… – задумчиво и мягко прозвучало ватным и жестяным гласом. И вновь эти пальцы, которые на этот раз забрались в волосы и слегка потрепали их, – У тебя такие шелковистые волосы. – я отвернул голову и хмыкнул. Нервы сдавали в такой обстановке, но, кажется, напряжение чувствовал лишь я один. Уши резала громкая тишина, льющаяся и такая быстрая, что хотелось крикнуть ей о том, чтобы она остановилась, прекратила так громко звучать и заливаться сплавом горечи и страха в горло, уши, нос, во все места, открытые для её взора и голоса.

– Зачем ты меня здесь держишь? – губы будто онемели; грубо мою голову оттолкнули.

– Потому что хочу. Знаешь, маньяки никогда не лишают жизни вблизи к своему месту жительства. – судя по повышающемуся голосу, он постепенно поднимал уголки губ, – Мне пришлось долго и упорно следить за тобой. А знаешь почему? – жестяной скрежет вблизи резал слух, но был приятнее, чем тишина, – Потому что ты всегда один. О, да… И в этот раз, когда тебя чуть не поймали, я был рядом. Тебе повезло, иначе бы ты умер скучно, гм. – я почувствовал его тело в одежде, которое соприкасалось с моим. За спиной послышался щелчок. Одно лишь прикосновение к шее, лёгкое нажатие, и я вновь проваливаюсь в дыру…

Вспоминался сейчас лёгкий весенний ветер. Как я любил проводить вместе с ним вечера, – просто словами не передать. Мартовский, апрельский или майский – не имело значения, ведь каждый из них способен был задеть что-то в глубине тончайшей структуры души. Он завоёвывал доверие быстро, точно и метко. Сначала эта любовь казалась сумасшедшей, безумной, бесполезной, но вскоре, проведя рядом немного времени, открывались двери в иное понимание. Мартовский – бурный, страстный, молодой, кричащий о своей светлой юности, пробегающей столь быстро и незаметно; ухватить его за хвост и получить своё – несомненно важно. Апрельский – спокойный, более тихий и уравновешенный, но его спокойствие словно могло передаваться и людям, отчего мирская суета отходила на второй план, а флегматичность выступала на сцене с явной победой, протягивая чашку горячего чая. Майский – самый неопределённый, но совершенно точно неповторимый. Нельзя точно сказать, когда он решит заглянуть, слегка потрепать твои волосы и пробудить от долгого сна. Майский ветер предвещал что-то новое, не всегда правильное, но пусть и безрассудное – это было несомненно что-то будоражащее кровь в жилах. Весенние ветра напоминали людей, их перемены, но каждый уникален, неповторим… «Удивительно» – думалось в безмолвные вечера перед открытыми окнами, с распростёртыми руками, впускающими в дом что-то новое, колышущее страницы незакрытых книг и недописанных писем.

Холодная вода окатила с головы до ног. Я резко раскрыл глаза и сел в каком-то скользком и узком пространстве.

– Проснулся, мой маленький… Я решил, что стоит помыть тебя. – мною была проделана попытка подняться, но тут же оставлена из-за скользкого пола. Да и убежать бы сейчас я не смог, поскольку из-за повязки на глазах понятия не имел, где нахожусь. Руки были всё ещё в наручниках, на запястьях я уже чувствовал кровавые «браслеты», огибающие руку. – Пришло время. – прозвучало медленно над левым ухом.

Меня ловко взяли на руки. Одежды на себе я не чувствовал, закрались странные ощущения неловкости, какого-то стыда. Было мерзко от холода и всех обстоятельств ситуации. Подо мной оказалась, похоже, кровать. И, что странно, – очень мягкая, тёплая и большая. Не успел я одуматься, как щиколотки оказались привязаны к кровати верёвками, а руки освобождены из наручников, но в ту же секунду пристёгнуты вновь, только теперь расставленные в стороны.

– Тебя будто распяли! – усмехнулся похититель, а затем замолчал, – Хорошо слышишь меня? Помни, что отсутствие ответов закончится плохо… – я слабо кивнул и сглотнул подступавший ком в горле, – Отлично. Отлично, мой хороший, – продолжал он шёпотом, вновь своим шёлковым голосом. Кажется, он приближался к кровати – послышались глухие шаги, а затем я почувствовал мягкое и тонкое покрывало на своём теле, оставлявшее без укрытия лишь часть выше ключиц. Стало более комфортно ощущать себя, хотя бы, не полностью нагим.

– Адам, – продолжал он, – я научу тебя чувствовать. – судя по отдаляющемуся голосу, он отходил дальше и дальше, но вскоре голос устоялся на одной волне, послышалось лёгкое постукивание железа, совершенно не раздражающее. Оно напоминало мирное тиканье часов в старинном доме. Я повернул голову в сторону издающихся приятных звуков. – Здесь важно уловить ритм. – И тут до меня дошло, ведь я вспомнил, на что похожи эти звуки. Метроном. Становилось невероятно уютно, тиканье влилось в обстановку и, кажется, не будь его сейчас, явно бы чего-то не хватало. Сейчас я лежал абсолютно спокойно, дыхание стало ровным. Похититель подошёл ближе, присел на кровать и погладил меня по ещё не высохшим волосам, отодвигая некоторые прилипшие к коже пряди. Пальцы прошлись по ключицам, задевая их, но тут же перескочили на грудь, остановившись и держа руку в миллиметре от покрывала. – Ты спокоен. Это хорошо. Расскажи мне. Расскажи мне, о чём не хочешь вспоминать. – Я растворялся в этом шёпоте, так потешливо и строго проходящемуся по слуху, лишь слегка задевая его, будто огибая. Приходилось вслушиваться. Тик. Тик. Тик.

Эмоции вырывались потоком: хотелось то ли плакать, то ли смеяться. Нервные клетки погибали, но, почему-то, я всё ещё не пребывал в истерике. Ровные звуки, приятный шёпот возле уха и рука, блуждающая по раненой перевязанной шее… Всё это вызывало некое доверие, которого не должно быть! В голове стояли слова похитителя: «Верные ответы – верные поступки». Я, вдохнув глубоко, шёпотом ворвался в обстановку:

– Мне было десять… – я сглотнул от неприятной сухости в горле и облизнул губы, – Со мной мало кто дружил в детстве. Тогда меня впервые избили. – слова так легко вытекали из уст, и в это время я отчётливо понимал, что прощаюсь с неприятными воспоминаниями. Кровать прогнулась в нескольких сантиметрах от меня, – он лёг рядом.

Выслушав всю историю и не произнеся ни слова, он, убедившись, что я закончил, приблизился, но всё ещё молчал. Стало немного жарче, покрывало похититель отодвинул вниз, оголяя грудную клетку и живот. Боязно не было. Убьёт – ну и пусть. И, внезапно, я вздрогнул от резкого чувства пожара чуть ниже правого ребра: в одной точке словно на несколько секунд скопилась вся жара, собравшаяся в комнате за проведённое время. И снова. Эти ощущения заставляли вздрагивать и неприятно ойкать, озираясь по сторонам в надежде увидеть что-то, но сквозь чёрную ткань по-прежнему виднелась лишь беспросветная тьма…

– Это всего лишь горячий воск, – успокаивал на ухо похититель, гладя по высыхающим волосам. – сегодня я не хочу делать больно. Почти. – Он усмехнулся и продолжил терзать грудь и живот, проливая потоком горячие капли на кожу, иногда успокаивая и прижимаясь ко мне сильнее.

Усталость накрывала с головой, не хотелось обращать внимание на внешние факторы, хотелось лишь закрыть глаза и погрузиться в сладкий сон, пусть и неспокойный, быстрый, с гадкими снами, не дающими просыпаться в нормальном состоянии, заставляющими очнуться с криками и в поту, в тихом ужасе, захватывающем со спины своими голыми и шершавыми руками. Но всё же, сил просто не оставалось на что-то постороннее. Я слушал метроном, свечу и его размеренное дыхание, внушающее абсолютное доверие; вдыхал с наслаждением воздух, внезапно ставший таким ценным для меня, таким нужным, будто я задыхался в тесной клетке или был растерзан острыми когтями, глотая последний воздух…

С глотками воздуха приходило что-то ещё. Сначала едва уловимое, но затем такое ощутимое и знакомое, но упорно не приходившее на ум.

***

Босые ноги, холодный пол, слегка поскрипывающий при шагах. Привычная в далёком детстве обстановка. Выхожу на кухню и встречаюсь взглядом с матерью, которая сидела за столом и рассматривала какие-то чеки, недовольно вздыхая.

– Доброе утро, – сонно улыбаюсь матери. Та молчит и быстро кивает, уткнувшись вновь в бумаги.

Чайник обычно закипает быстро, поэтому надо успеть достать две кружки, кинуть в них заварку и по одной ложке сахара в каждую. Свист не успевает нарасти, как я снимаю чайник с плиты и наливаю кипяток в кружки.

Брат ещё спит, но, учуяв аромат любимого чая, неохотно просыпается и делает первый глоток, быстро схватив кружку с тумбочки, даже не кивнув в знак благодарности. Гилберт сидит в своей кровати, на нём его любимая футболка с «командой защитников» из его любимого фильма, его ноги обтягивали пижамные штаны, которые вскоре окажутся выброшены в угол комнаты.

– Знаешь, а мне надоел чай. – брат улыбается мне на удивление мягко, без усмешек; он делает жест пальцем, я подхожу ближе к нему. – Давай сделаем кофе, м-м?

– Давай! – восклицаю я, восторженно хлопая от радости, пробовать новое – всегда интересно. – Только я не умею его делать.

– Ничего страшного, – убеждает Гилберт, проходя по скрипящему полу на кухню и без труда дотягиваясь до верхних полок с банками. – зато я умею.

Я следил за каждым движением его рук, наблюдая, как брат, делая кофе, добавляет в конце сливки и кладёт аккуратно листочек мяты сверху. Повеяло чем-то невероятно приятным, окутывающим, горячим и слегка серьёзным. Подхожу ближе, вдыхаю с закрытыми глазами и…

***

Аромат сливочного кофе с лёгким веянием мяты врезается в нос и ударяет в мозг. Верчу головой в поисках источника и, найдя его, понимаю, что утыкаюсь носом в шею похитителя. Нет, не может быть! Любимый запах не может быть привязан к тому, кто собирается убить тебя… Эти ощущения никогда не забудутся: только слегка вдохнув, уже успеваешь побывать во всех местах мира; и каждый вдох, насыщенный этим ароматом, мог заставить тебя чувствовать, будто вкалываешь в кожу шприц, по которому разливается эта нега из тепла, сливочности и лёгкого холодка в конце, оставляющего послевкусие свободы.