Читать книгу Шторы с павлинами. Роман - Михаил Карс - Страница 7

Глава 1. СУДЬБА. Взлёты и овраги
Иван

Оглавление

Парень давно уже заметил молодую особу, переминавшуюся с ноги на ногу возле станции метро «Арбатская». Девушка была явно провинциалкой, но уже с каким-то московским отливом. Такое сочетание вызывало у Ивана ещё больший интерес к ней. Он собирался встретиться с одноклассниками, чтобы пойти в пивную «Жигули» на Калининском проспекте. Друзья давно планировали посетить это знаменитое питейное заведение, но быт обычно брал своё. И вот, наконец, все решили отодвинуть свои дела и встретиться, вспомнить школьные годы. Попасть в эту пивную было сложно, но одноклассник Васька был знаком со швейцаром и поэтому был уверен, что за три рубля тот пустит их без очереди по «брони».

Друзья немного запаздывали, поэтому Иван, рассматривая окрестности, остановил свой взгляд на девушке, которая стояла несколько в стороне от входа в метро. На её лице была написана нескрываемая радость, больше похожая на блаженность. Иван сначала исподтишка наблюдал за ней, но после нескольких ответных взглядов начал настойчиво изучать эту счастливую стройную особу, пытаясь найти повод познакомиться. Судя по взглядам самой девушки, она тоже была не прочь, чтобы парень был немного настойчивее.

Ивану исполнилось двадцать пять лет. Он считал себя вполне взрослым и самостоятельным человеком. Когда-то его дед переехал в Москву, женился – и вот уже более пятидесяти лет их семья считалась полноценными москвичами. Сам Иван был коренным москвичом, поскольку его родители родились уже в столице. Благодаря Хрущёву несколько лет назад они получили отдельную квартиру в так называемой хрущёвке. Но после комнаты в коммуналке, где они жили с самого рождения Ивана и где, помимо них, проживали ещё пять семей, эта не очень большая двухкомнатная квартира казалась настоящим дворцом. Поэтому молодой человек считал себя завидным женихом.

Жизнь Ивана была довольно разнообразной. Хотя родился он в годы самой тяжёлой войны в истории двадцатого века, но благодаря тому, что его отец, Михаил Дмитриевич, трудился на оборонном заводе, который именно в год рождения Ивана возобновил свою работу в Москве, семья всегда была вместе. Спустя год после вынужденной разлуки отец был возвращён из Омска, куда завод был эвакуирован ещё в начале войны, обратно в Москву. Началась подготовка к его развёртыванию. К середине 1943-го предприятие должно было заработать на благо обороны страны. Поэтому год разлуки Михаила Дмитриевича с женой привёл к тому, что в сорок третьем году родился Иван.

Мать, Елена Сергеевна, работала на киностудии «Мосфильм». В начале войны она всячески пыталась попасть на фронт и бить проклятых фашистов, но по распоряжению Сталина киностудия должна была работать полноценно и выпускать фильмы для поддержания боевого духа солдат. Елену не отпустили. Однако она решила записаться в ополчение местной противовоздушной обороны и по ночам выходила на дежурство на крыши домов, охраняя их от так называемых зажигалок, которые сбрасывали фашистские бомбардировщики. На крышах домов стояли бочки с водой, на земле – ящики с песком. Елене необходимо было схватить щипцами упавшую «зажигалку» и поместить её в бочку с водой или сбросить на землю. Такая работа требовала огромного мужества, потому что иногда «зажигалки» имели свои сюрпризы. Но весь советский народ был готов жертвовать собой – только бы не дать фашистам завоевать свою Родину. Елена была отчаянной девушкой. Именно поэтому, будучи беременной, она до последнего не покидала ополчение. Можно сказать, что Иван, ещё не родившись, уже защищал Москву, чем и любил похвастаться в компании. Родившись в самый разгар войны, саму её Иван, конечно, не помнил. Но где-то в глубинах его памяти осталась та радость, которая была у всех после того, как объявили о капитуляции фашистской Германии. Иногда ему казалось, что он очень хорошо помнит салют в честь Победы над фашистами. Но эти воспоминания скорее базировались на рассказах родителей. Ваня всегда отождествлял себя с этими рассказами и в какой-то момент поверил в то, что он сам был свидетелем событий.

Рос Ваня самым обычным мальчишкой. Послевоенные годы были сложными для всей страны. Отец с мамой работали чуть ли не сутками. Воспитанием мальчика занималась бабушка. Когда Ване исполнилось двенадцать лет, бабушки не стало. С этого момента мальчик был предоставлен сам себе. И хотя воспитывали Ваню в традициях послушания и уважения к старшим, подростковый возраст обычно всё же побеждал. Ваня много времени проводил на улице с друзьями, начал курить, и периодически Елена даже чувствовала запах алкоголя, доносившийся от сына. Любые попытки матери повлиять на ситуацию натыкались на противостояние. Мужа Елена старалась не загружать семейными проблемами, понимая, что его работа крайне ответственная, и поэтому дома он должен был отдыхать, а не погружаться в семейные дрязги. Когда Ване исполнилось четырнадцать лет, отцу всё же пришлось узнать о проделках сына.

Однажды Михаила Дмитриевича вызвали в милицию. Его сын в пьяном состоянии разбил витрину в магазине, потому что продавец отказалась продать ему пиво. Для отца стало откровением, что его сын пьёт. Вопрос был решён быстро путём компенсации стоимости витрины – благо у Михаила Дмитриевича была высокая зарплата по меркам обычного советского человека. Придя домой, он учинил подробный допрос Елене. Услышав её рассказ, Михаил Дмитриевич получил первый инфаркт.

Болезнь отца немного остепенила Ваню. Он даже попытался начать лучше учиться. Однако бурная жизнь, включавшая в себя прогулы школы, давала о себе знать. Кое-как Иван закончил семь классов и решил поступить в ремесленное училище. К своему великому удивлению, он обнаружил, что там тоже преподают школьную программу и учиться надо ещё больше, чем в школе. Спустя полгода мытарств он бросил учебу. Надо было что-то делать. Два года он пытался найти себя: то устраивался работать дворником, то подсобным рабочим в магазин. Но везде ему не нравилось отношение к нему окружающих. Рассказывать о том, кем работал его отец, не хотелось. Но и «садиться себе на шею» по принципу «сбегай туда…», «принеси…», «отнеси…», «бегом, чего плетешься…» тоже не хотел никому позволять.

В семнадцать лет Иван вступил в ДОСААФ и окончил курс профессиональных водителей. Получив права, ушёл служить в армию. Армейская жизнь также была для Ивана малопривлекательной. Но после того, как он дважды попал на гауптвахту, понял: как бы он ни сопротивлялся, офицеры всё равно добьются своего. Поэтому, решив, что неприятности, возникающие благодаря его неуёмному и неуживчивому характеру, не добавляют радости, взвесив для себя все за и против, Иван принял окончательное решение, что будет выполнять приказы начальства и не спорить с ним.

Через шесть месяцев службы воинскую часть подняли по тревоге. Они должны были прибыть на полигон, находившийся в сорока километрах от места дислокации. Как и любые учения, эти также были приближены к боевым. Конечно, война уже давно закончилась, но Советский Союз испытывал давление от правительств западных стран, поэтому армию держали в чёрном теле. Служил Иван водителем на грозной и очень громоздкой машине «Урал». Эти машины тогда только стали появляться в войсках. Вернее, это была модифицированная модель предыдущей версии «Урала», проходившая обкатку в реальной обстановке. Ивана посадили за руль экспериментального варианта. Почему для обкатки была выбрана именно их воинская часть, никому было не известно. Но единственная машина досталась именно Ивану. Сев первый раз за руль, молодой человек почувствовал себя словно в космическом корабле. Громоздкая кабина и огромные колёса, отрывавшие её высоко от земли, создавали у парня ощущение полёта. Но отсутствие возможности развить высокую скорость несколько смазывало эти чувства. Правда, надо сказать, что, помимо полёта, Иван испытывал в кабине этого чуда автомобильной промышленности абсолютную защищённость. Обучаясь в ДОСААФ, молодой человек проходил практику на одной из первых моделей грузовика, поэтому разницу чувствовал всем своим телом. В целом, Иван был рад, что именно он будет испытывать эту машину, хотя некоторое чувство страха всё же присутствовало. Парнем он был отчаянным, поэтому нисколько не сомневался, что справится.

По ровной дороге ехать было легко, но когда колонна свернула на просёлочную, то Иван ощутил какую-то неуверенность. Он просто не чувствовал габаритов машины, что заставляло его каждый раз напрягать все свои мышцы, чтобы удержать этого монстра, когда колёса попадали в разные выбоины и глубокие колеи с перепадом высот. В такие моменты машина со скрипом наклонялась в ту или иную сторону, отчего возникало ощущение, что она вот-вот завалится. Прибыв к месту дислокации, Иван долго не мог оторвать ладони от руля. Они не просто затекли – они стали деревянными и бесчувственными. Когда его спрашивали, каково управлять такой махиной, он говорил: «Ничего сложного». Признаваться в том, что он несколько раз чуть не обделался, не хотелось. Ведь тогда его могли заменить, и до окончания службы к нему прикрепилось бы какое-нибудь обидное прозвище. Поэтому, здраво рассудив и прикинув последствия, он решил всем говорить, что машина хорошая и управляется легко.

Ранним утром всех подняли по запланированной тревоге, и водители колонной отправились на специально подготовленный полигон. Они должны были сдавать зачёт по вождению автомобиля на пересечённой местности. Это была закольцованная насыпная дорога с ямами, пригорками, водными преградами и огромными колеями, специально перекопанными и залитыми водой, отчего в этих колеях после проезда двух первых машин получилось месиво из скользкой глины и мокрой земли. Лёгкие грузовики, пробуксовывая на подъёмах, ещё больше усложняли трассу. Настала очередь Ивана. Он завёл свой «Урал» и медленно, не спеша двинулся вперёд. Первую половину трассы кое-как осилил, а вот вторая преподнесла ему неприятный сюрприз. Когда на повороте он начал движение в гору, колёса стали скользить и тянуть машину в овраг. Иван всячески пытался удержать многотонный грузовик, но не смог. Машина безвольно скользила к краю. Все его попытки вырулить на проложенную дорогу не увенчались успехом и тяжёлая машина, соскользнув в овраг, начала заваливаться. Через минуту тяжеленный «Урал» вместе со своим водителем лежал на боку в овраге. Кое-как выбравшись из кабины, Иван, сокрушаясь, бегал вокруг лежавшего на боку грузовика и материл всех, кто проехал до него. Шедшие следом машины встали, и водители, выбегая из них, с ужасом смотрели на то, как огромный и тяжёлый грузовик безвольно лежал в грязи. Стали подъезжать офицерские газики – и вот спустя тридцать минут вокруг лежащего грузовика собрался целый консилиум, который решал, как поднять многотонную машину. К вечеру общими усилиями «Урал» был поднят и доставлен к полевому автопарку. Иван чувствовал себя раздавленным. Вины в произошедшем он не отрицал, чем ещё больше погружал себя в сомнения в своём профессионализме. Утром вместо зарядки он побежал в парк, к своей машине. Вид внушительного грузовика удручал. Но спустя три часа после капитальных водных процедур автомобиль уже не выглядел столь пугающе. Машина оказалась устойчивой к внешним воздействиям. Однако Ивана с этой машины сняли и перевели на самый распространённый грузовик – «ГАЗ-51». Машина была хорошая, но после происшествия парень стал бояться ездить и на ней. Через два месяца психологических мучений Иван всё же попросил перевести его в ремонтную роту. Так он и служил, ремонтируя другие автомобили.

Однажды зимой командир полка велел Ивану садиться в свой газик и ехать вместе с ним за новыми деталями для ремонтной роты. Иван уселся на заднее сиденье, и они отправились в путь. Дорога была скользкая, и молодой парень за рулём начал терять управление. Машину стало бросать из стороны в сторону, после чего она пошла юзом. Иван, не ожидая от себя такой прыти, в один прыжок перескочил на водительское сиденье, чуть не вытолкнув не только бывшего за рулём парня, который явно уже прощался с жизнью, но и полковника, сидевшего рядом, схватил руль и очень плавно, в несколько движений, чудом выровнял машину. Остановив командирский автомобиль, он с видом героя перебрался обратно на заднее сиденье. Парень-водитель выскочил из машины. Не успел он отбежать в сторону, как его начало тошнить. Полковник же, хоть и сохранял видимое спокойствие, достав папиросу, никак не мог прикурить её по причине трясущихся рук, в то время как Иван, прислушавшись к себе, не почувствовал никакого страха или хотя бы незначительного волнения. Это состояние его очень сильно обрадовало, и он начал улыбаться. Командир, повернувшись, хотел что-то сказать, но, увидев довольное лицо Ивана, вышел из машины. Спустя десять минут они двинулись дальше. Однако за руль командир приказал садиться Ивану. К вечеру они вернулись в часть, а на следующий день появился приказ о переводе Ивана из ремонтной роты на должность водителя командира части. Служба начала ему нравиться. Так Иван и дослужил свои два года, после чего, получив приказ об увольнении, вернулся домой.

В течение месяца молодой человек отдыхал, встречался с одноклассниками. Но родители требовали, чтобы он восстановился в ремесленном училище. Однажды, после очередной встречи с друзьями, когда Иван проходил мимо Тушинского машиностроительного завода, он увидел объявление, в котором было написано, что директору требуется персональный водитель. Не откладывая на завтра, воспользовавшись тем, что рабочий день был в самом разгаре, Иван решил узнать условия трудоустройства. Зайдя в отдел кадров, он растерялся. В кабинете сидели три миловидные барышни и, закатив глаза к потолку, почему-то грызли ручки. Увидев такую картину, Иван встал как вкопанный. Девушки же при виде молодого подтянутого красавца побросали ручки на стол и попытались создать видимость работы. Однако отсутствие тех самых ручек не позволяло эту видимость создать.

– Вам чего? – справившись с волнением, спросила одна из девушек, явно чувствуя неловкость.

– Я по объявлению, – выйдя из ступора, отчеканил парень.

– По какому? – пытаясь найти ручку, которая, скатившись со стола, упала на пол, продолжила задавать вопросы девушка.

Иван подбежал и поднял ручку, передав её несчастной, которая уже не знала, в какую сторону ей наклониться, чтобы поискать пропажу.

– По тому… на улице… водителем.

– Давайте Ваши документы, – окончательно справившись с неловкостью и приняв деловой и важный вид, произнесла барышня.

Иван достал из внутреннего кармана паспорт, водительские права и военный билет. Девушка, которую, как выяснилось, звали Зинаида Ивановна, профессионально изучив его документы, задумалась.

– У Вас, кроме армии, стажа никакого нет?

– Вы же видите!

– Приходите завтра к десяти утра. Я отведу Вас к директору, и он с Вами поговорит.

– Хорошо! – ответил Иван и, положив документы обратно в карман, вышел из кабинета.

Утром, ничего не говоря родителям, Иван собрался и отправился на встречу с директором завода. Около проходной, он увидел новенькую «Волгу». Подойдя к машине, Иван погладил её капот. В том, что эта красавица принадлежала директору, парень не сомневался. Он представил себя за рулём этой машины и понял, что всеми правдами и неправдами должен получить эту работу. За спиной прозвучал грозный голос охранника: «Отойди от машины!» Иван обернулся и увидел, как в его сторону семенит уже очень немолодой человек.

– Я ничего не делаю, только погладил!

– Много вас таких! – сменив гнев на милость, произнес старичок. – Каждый погладит – и вся краска слезет.

– Да ладно, так уж и слезет! – разулыбавшись, произнёс Иван.

– Ну… может, не слезет, но всё равно… не положено.

– А может, я на ней ездить буду?

– Это кто ж тебе дасть-то на ней ездить? – удивился старикашка. Он с каким-то любопытством рассматривал молодого парнишку, который высказывал какие-то крамольные, по его мнению, слова.

– А вот устроюсь водителем и буду ездить! – гордо и как-то высокомерно ответил Иван.

– Ну-у… надо ещё устроиться! Вот когда устроишься – тогда и трогать будешь. А сейчас отойди… не положено!

Иван не стал дальше подтрунивать над пожилым человеком, на груди которого красовались орден Славы, орден Отечественной войны и медаль «За взятие Берлина», и отошёл от машины. Дедок выдохнул, погрозил кулаком и посеменил обратно, на проходную. Иван проследовал за ним.

Поднявшись на второй этаж, он вновь оказался около двери отдела кадров. Прежде чем войти, он на несколько секунд задержался, пытаясь решить, следует ему постучать или войти, как вчера, – может, ему снова повезёт, и он застанет этих молодых красавиц врасплох. Решив всё же постучать, он услышал глухой голос: «Войдите!» Голос явно не принадлежал молодой девушке. Открыв дверь, Иван обомлел. В кабинете сидели две дамы лет пятидесяти. Парень вначале замер в дверях, а потом стал пятиться назад в коридор.

– Что Вы хотели? – сквозь какую-то пелену услышал он.

– А… мне… мне сегодня назначили!

– Чего и кто Вам назначил? – спросила дама, сидевшая у окна.

– Девушки велели прийти сегодня, чтобы поговорить с директором по поводу работы.

– Это какие такие девушки? – удивилась седовласая дама, сидевшая ближе к входу.

– Ну… те… вчера… три, ещё ручки грызли… – продолжая как-то неестественно заикаться, с трудом произнёс Иван.

– Вот ведь профурсетки! – возмутилась дама, сидевшая возле окна.

– В каком смысле? – удивился Иван.

– Похоже, Вас разыграли, – сказала седовласая дама. – Вчера здесь сидели три мои племянницы, пока мы с Тамарой Ивановной ходили обедать.

– И что же теперь – ведь объявление-то висит?

– Какое объявление?

– Ну, про водителя, – на выдохе, с трудом проговорил Иван.

– Тогда в этом вопросе я вам точно смогу помочь, – произнесла дама, которая являлась Тамарой Ивановной. – Нам действительно требуется водитель для директора. Прежний уходит на пенсию.

– И что мне надо сделать?

– Для начала покажите Ваши документы, а потом пойдём к начальству на собеседование.

Иван достал все свои документы, включая благодарность от командира части.

– Ммм… очень хорошо… замечательно… – приговаривала Тамара Ивановна, рассматривая их. Изучив всё, она отложила документы на край стола и пристально посмотрела на Ивана.

– Что-то не так?

– Всё в порядке! Думаю, директору Вы точно подойдёте!

Последняя фраза нисколько не смутила Ивана, хотя и была необычной. Но искать объяснение этой фразе он не стал и, в упор посмотрев на Тамару Ивановну, спросил:

– А директор-то на работе?

После этой фразы лицо женщины несколько напряглось. Она ещё пристальнее посмотрела на Ивана, пытаясь, как будто заглянуть внутрь его головы. Иван смутился и опустил глаза.

– Вы так смотрите на меня, словно я вор-рецидивист! – смущённо, в шутку произнёс парень.

– Ну Вы же не вор? – задала довольно странный вопрос Тамара Ивановна.

Иван поднял на неё колючий и пронзающий взгляд, отчего женщина начала ёрзать на стуле.

– Вы в своём уме, если задаёте такой вопрос? – возмутился Иван. – У меня отец – главный конструктор в секретном КБ!

В ту же секунду Иван осёкся. Он понял, что ляпнул лишнюю информацию, и тут же поплатился за это.

– А чего же Вы не устроитесь к своему отцу? – ехидным голосом задала вопрос Тамара Ивановна.

– Это моя жизнь, и я сам решаю, где мне работать! – гордо ответил Иван.

– Ну… что ж! Пойдёмте к директору.

Иван выдохнул и немного расслабился. Они пошли по длинному коридору, по сторонам которого были открытые, приоткрытые, иногда закрытые светлые и тёмные двери. Такая разнооттеночность немного раздражала. Наконец, они подошли к красивой резной деревянной двери, на которой красовалась табличка: «Директор».

Тамара Ивановна, постучавшись, открыла дверь в кабинет и, входя в него, небрежно бросила через плечо: «Ждите». Иван подчинился и, стоя в коридоре, начал ещё раз рассматривать множество дверей, из которых периодически выходили сотрудники и, быстрыми шагами перемещаясь по обшарпанному коридору, входили в другие двери. Работа была в разгаре. В какой-то момент дверь открылась, и Тамара Ивановна, выглянув, пригласила Ивана.

Кабинет был достаточно большим. Сразу было понятно, что хозяин помещения – довольно большой начальник. В сравнении с коридором кабинет выглядел очень нескромно и до неприличия богато. За большим дубовым столом сидел лысоватый мужчина лет пятидесяти пяти. Как только Иван переступил порог его вотчины, он быстро поднялся, вышел из-за стола и быстрой, спортивной походкой направился в сторону Ивана. Мужчина был невысокого роста, но довольно коренастый и не по возрасту подвижный. Подойдя на расстояние вытянутой руки, он с благожелательным видом поздоровался с парнем, протянул ему свою маленькую ладонь и, не отпуская руки Ивана, потянул его к своему столу.

– Присаживайтесь! Меня зовут Пётр Феофанович. Если вам трудно запомнить отчество, то обращайтесь ко мне «Пётр Фёдорович». Я не обижаюсь.

После этой тирады он улыбнулся.

– Иван, – только и смог выговорить парень.

– Вот и славненько! Мне сказали, что Вы водитель?

– Да, я в армии возил командира части.

– А как звали Вашего командира? – с улыбкой спросил директор.

– Полковник Яковенко.

– А имя? – настаивал Пётр Феофанович. – Имя-то у него было?

– Да… вроде было… – растерявшись и одновременно пытаясь вспомнить имя командира, ответил Иван.

И вдруг он, вспомнив имя полковника и не веря своему умозаключению, посмотрел на сидевшего перед ним улыбавшегося мужчину. Солнце, попадавшее в окно, отражалось на его лысине, отчего та казалась блестящей и светящейся.

– Ну, и как звали Вашего командира? – продолжил настаивать директор.

– Иван Феофанович, – неуверенным голосом произнёс Иван.

– Вы, наверно, догадались, что Ваш командир – мой родной брат! Я ведь тоже Яковенко. Только Ваш тёзка на десять лет моложе меня. Младшенький, в общем!

Иван был настолько растерян, что ничего не мог ответить.

– Так, значит, это Вы спасли моего брата однажды? – И, не дожидаясь ответа, улыбаясь, продолжил: – Ванька мне рассказывал, как он с жизнью попрощался. Он такие дифирамбы пел своему водителю, что я в какой-то момент ему позавидовал.

– Да ничего я такого и не сделал, – со смущением выдавил из себя Иван, – просто не дал нам перевернуться.

– Ну-у, не знаю! – загадочно продолжил Пётр Феофанович. – Я только вчера звонил братцу, и он до сих пор сожалеет, что был вынужден уволить своего водителя. Сокрушался, что таким профессионалам надо служить не два года, а до тех пор, пока они начальству не надоедят.

После этих слов директор раскатисто засмеялся.

Иван сидел настолько смущённый, что не знал, как реагировать на веселье директора.

– Мне когда сказали, что на работу устраивается парень, который служил у моего брата, – продолжил мужчина, – я первым делом поинтересовался фамилией. А когда узнал, то чуть со своего стула не упал! Такие чудеса и совпадения бывают один раз в жизни! Поэтому беру тебя на работу без каких-либо условий.

Иван не верил своим ушам. Он вообще не верил в происходящее. Воспоминания о своём командире были у него только в восхищённых тонах, и он чувствовал, что брат полковника по характеру мало чем отличается. А значит, работать с ним будет легко и приятно. Радость с каждой приходящей мыслью нарастала всё больше и больше. К концу разговора улыбка не сходила с лица Ивана. Все попытки убрать её не приводили к нужному результату. Ивану казалось, что со стороны он выглядит нелепо, словно психически нездоровый, которому сделали «укол радости». Но сидевший напротив директор ни одним мускулом не указал ему на странность выражения лица Ивана.

Разговор закончился тем, что директор дал команду Тамаре Ивановне, которая всё это время сидела поодаль, устроить Ивана на работу с завтрашнего дня. Приказ она должна была подготовить сегодня к вечеру, чтобы директор его подписал. На этом все расстались, удовлетворённые встречей.

Приехав домой, Иван сообщил родителям, что устроился на работу. Рассказывая в подробностях, как его принял директор и то, что тот оказался родным братом командира части, в которой он служил, Иван на секунду посмотрел на отца. Тот сидел с каким-то торжествующим видом.

– Ты чего такой? – поинтересовался Иван.

– Как фамилия директора? – переспросил отец.

– Яковенко.

– Так и есть! – воскликнул отец.

– В каком смысле?

– Мы с Петькой вместе учились! – радостно произнёс отец.

– Где?

– В детстве мы вместе учились в единой трудовой политехнической школе, – ответил отец. – Я завтра с тобой поеду – вот он обрадуется!

Ивану казалось, что всё происходит не с ним. Таких совпадений и пересечений он уже не мог воспринять.

Утром они собрались и отправились на завод. При виде отца директор по-мальчишески подпрыгнул и бегом побежал обниматься. Отец, неожиданно для Ивана отбив короткую чечётку, также с криком «Яковешка, я не верю своим глазам!» побежал навстречу директору. Они обнялись, долго похлопывая друг друга по спине. Ивану опять показалось, что он спит и видит добрый и хороший сон.

– Так это твой сын?! – радостно спросил директор, когда они с отцом подошли к Ивану.

– Да, как видишь, вырос и возмужал! – с гордостью произнёс отец. – Стал таким самостоятельным, что я только вчера узнал о его трудоустройстве!

Иван впервые видел отца таким непринуждённым, каким-то даже помолодевшим. А уж такое высказывание в свой адрес для него вообще стало откровением! Ведь отец всегда говорил, что Иван ведёт себя как маленький, что он безответственный, слабохарактерный, пренебрегающий своей судьбой, и вдруг – такое…

Пётр Феофанович посмотрел сначала на отца, потом на Ивана и, причмокнув языком, сказал:

– А пошли-ка ко мне в кабинет – вспомним нашу молодость!

Они поднялись в знакомый Ивану кабинет. Директор открыл небольшой шкафчик, достал оттуда бутылку «Столичной» и водрузил на стол. Из шкафа, как по мановению волшебной палочки, стали появляться ливерная колбаса, хлеб, шмат сала и конфеты. Иван смотрел на это разнообразие и никак не мог понять: а когда же директор собирается работать? Но задать этот вопрос побоялся.

Пётр Феофанович разлил водку в гранёные стаканы и, взяв свой, сказал: «За тех, кто не вернулся!»

Отец мгновенно изменился в лице. Правда, он не воевал, имея бронь, но многие его друзья и одноклассники не вернулись с войны.

Они выпили не чокаясь. После чего, взяв по куску колбасы, начали вспоминать свою молодость.

– Помнишь, – начал директор, – как ты в крапиву упал? – И сразу рассмеялся.

– Так я не сам! Меня Фимка тогда толканул, нога у меня подвернулась – я и не удержался.

– Да-а… было время.

– А ты ж тогда в Софочку был влюблён? – глядя на директора, спросил отец.

– Красивая была барышня, – прищурив глаза, задумчиво произнёс Пётр Феофанович и налил ещё по половине стакана. Отец слегка поморщился, но не отказался, что у Ивана вызвало удивление. Михаил Дмитриевич был категорическим противником алкоголя. По крайней мере, в семье. Они ещё раз выпили и продолжили разговор.

– А помнишь, как мы работали в колхозе? – спросил отец.

– Вот были времена! Сколько мы тогда молодой кукурузы поели!

– А как на речку сбега́ли?

– Да-а! Я, помню, плавать не умел, а вы с Колькой меня на глубину затащите и давай к берегу уплывать, а я руками машу – то за воздух, то за воду цепляюсь!

– Так ведь научился плавать-то!

– Да. Мне на фронте это пригодилось, когда Днепр форсировали. Снаряд в пяти метрах в воде разорвался – и нас с плота́ выкинуло. Если бы плавать не умел – утоп бы! Сентябрь, вода холодная, а я плыву и перед глазами – не поверишь – Софочка! И как будто она впереди меня плывёт и рукой подзывает. Я за ней. Так и выбрался на берег. А там – месиво. Взрывы, разорванные тела, скрежет металла… Ещё один взрыв неподалёку – и я в себя пришёл. Это уже потом, к декабрю, меня отозвали в Москву. Я ведь тоже бронь имел, но по документам брата призвался. Ему тогда уже двадцать три было. Только отслужил срочную. А через год – война. Я как Левитана услыхал – сразу в военкомат, а мне: «Нет, Вы нужны в Москве». Я его документы взял и на уличном призывном пункте всё быстро решил. Потом ему документы вернул. И представляешь – только через два года сообразили, что меня нет!

На этой фразе директор рассмеялся.

– Да… война много понаделала, – произнёс отец. – Я тоже хотел сразу… Только вызвали в горком и сказали: «Езжай в Омск – завод эвакуируется». Приехали – голое поле, грязь, никаких условий. А хочешь или нет – через три месяца завод должен начать работать… Через год – опять в Москву. Леночка, как увидела меня, так сразу в обморок. Потом как-то всё сложилось… В сорок третьем Ванька родился. Сутками на заводе пропадал. Ленка на работе еду возьмёт – там не ест, вечером сидит и меня ждёт. Ночью дежурства на крышах – фугасы сбрасывала, – а утром сразу на работу. А я с работы уйти не могу – завод круглые сутки работал для фронта. Так она иной раз по двое, а то и по трое суток голодная была. Помнится, приду домой, только бы голову до подушки донести, а она: «Садись, хоть кусочек съешь». Им отварную курицу на киностудии давали – так она всё домой приносила целёхоньким. Так и жили. Раз в неделю молоко дадут – она не пьёт, Ваньке несёт. Своего мало было, ела плохо – вот и носила, чтоб сына прикармливать. Так ведь и выкормила! Вон, смотри, какой боец вырос!

Первый раз за всё время разговора отец с директором обратили внимание на сидевшего у двери Ивана. Рассказ отца потряс его настолько, что он в один момент пересмотрел своё отношение к родителям. У них в семье не было заведено рассказывать о военном периоде жизни. Да и сам Иван не очень-то интересовался этим и никогда не настаивал на таких воспоминаниях. Поэтому, услышав сегодня, что пережили его родители, он почувствовал себя неблагодарной сволочью.

Воспоминания друзей затянулись до глубокого вечера. Двоих не очень молодых людей Иван развозил по домам под песню «Священная война». Оба этих человека благодаря сегодняшним откровениям стали Ивану настолько близкими, что он не обращал внимания на то, что они то плакали в машине, вспоминая погибших друзей и подруг, то смеялись, припоминая, как проказничали в молодости.

День был закончен. На следующее утро Иван отправился на работу, и с этого дня начались его трудовые будни.

Работа Ивану нравилась, поэтому он старался быть максимально полезным своему директору. Если надо было отвезти его семью на дачу, а у Ивана в этот день выпадал выходной, – он никогда не отказывался. Со временем он стал чуть ли не частью семьи своего директора. Именно с ними он проводил больше времени, чем со своими родителями, что иногда вызывало у тех нескрываемую ревность. Но отец с матерью были хорошо воспитаны и понимали, что работа есть работа.

Жена Петра Фёдоровича (а он именно так стал звать директора, потому что на «Феофановиче» он всегда спотыкался) называла Ивана ласково: «сынок». Поначалу это очень резало слух – ведь родители чаще употребляли, обращаясь к нему, более резкие слова: «Ванька», «Иван», «парень» или уж на крайний случай «сын». Поэтому такое ласковое и незнакомое уху слово первое время раздражало. Но со временем оно стало Ивану даже нравиться.

Директор старался не злоупотреблять личным временем Ивана, поэтому выходные всё же у него возникали. Вот в один такой выходной он и увидел молодую девушку, стоявшую возле метро и явно кого-то ожидавшую.

Он наблюдал за ней и с каждой минутой ощущал, что начинает в неё влюбляться. Ивану исполнилось двадцать пять лет, и создание семьи для него стало актуальным. Многие его одноклассники уже были не только женаты, но даже имели детей.

Девушка явно пыталась понравиться Ивану. Но как ни с того ни с сего подойти и познакомиться? Иван не находил повода. Завидев своих друзей, выходивших из метро, он понял, что или сейчас, или никогда. Достав из внутреннего кармана ручку и записную книжку, он быстрым шагом подошёл к девушке и сказал:

– Я сейчас должен уйти, но… вот мой номер телефона. Позвони завтра утром – вечером сходим в ресторан, а послезавтра в ЗАГС.

После этих слов Иван протянул вырванную страницу из записной книжки, на которой был записан его домашний номер телефона, и быстро, пока она не опомнилась, побежал навстречу друзьям. Внезапно он обернулся, пристально посмотрел на стоявшую в недоумении девушку и громко спросил:

– Как твоё имя?

– Таисия, – хриплым голосом ответила девушка, пытаясь одновременно откашляться.

Иван помахал ей на прощание и, повернувшись, чуть не сбил одного из своих друзей. Ребята поздоровались и пошли по своим делам. Иван ещё раз обернулся. Девушка стояла в растерянности и смотрела друзьям вслед.

Шторы с павлинами. Роман

Подняться наверх