Читать книгу Срок для адвоката - Михаил Кербель - Страница 21

Следующее утро быстро показало, как же он ошибался!

Крик сержанта: «Тридцать секунд – подъём! На зарядку становись!» – вышвырнул его из койки. Все вокруг лихорадочно надевали брюки, сапоги и без гимнастёрок выскакивали из палатки.

Их учебный пункт располагался на стадионе. И, не успев построиться, взвод понёсся по четырехсотметровой дорожке. Три круга.

Пробежав два, Марк «сдох», хотел остановиться, но злой окрик сержанта и чья-то рука сзади, поддержавшая его спину, помогла продолжить бег. Оглянулся. Невысокий чёрненький крепыш кинул ему:

– Держись! Немного осталось.

Тёплое чувство благодарности вдохнуло силы и помогло дотянуть до конца. Позже Марк узнал, что это был Али Алиев, простой паренёк из азербайджанского аула. Его добрый ангел. Он не раз ещё выручит Марка.

После зарядки и умывания – быстрый завтрак. А потом им вручили противогазы и автоматы, подсумки с металлическими рожками для патронов и штыковые лопатки (пристегнуть к поясному ремню).

– Мы куда? – спросил Марк у воина, стоявшего рядом, рассматривая предметы, которые он видел впервые.

– Марш-бросок на стрельбище. Шесть километров. Отстанешь – весь взвод бежит ещё километр вперёд, а потом возвращается за отставшим.

Благодарность – соответствующая. После стрельбы снова бегом домой. Те же шесть километров.

Мир покачнулся. Первый раз, без привычки пробежать шесть километров в почти летнюю жару казалось абсолютно нереальным.

«Может, побежим потихоньку?» – успокаивал себя, но тут раздалась команда:

– Взво-од, бегом… марш!

И они помчались. Да так, будто бежали стометровку.

«Господи, с ума сошли?! Куда так быстро? И километр не продержусь…» – мелькнула мысль. И ещё: «Только бы не отстать, только бы не отстать…»

Пока бежали по городу, было ещё ничего: взгляд выхватывал аккуратненькие белые домики с серыми шапками крыш и аллеи сквериков, почти как в его родном городе.

А вот когда они углубились в редкий сосновый лесок с мягкой песчаной почвой, стало совсем плохо.

Удушающая жара. Пот, заливающий глаза, смешивается с густыми клубами пыли и превращается в густую едкую массу. Смахнуть её невозможно, так как одна рука придерживает автомат, а вторая – противогаз.

Сердце отчаянно пытается выскочить изо рта. Не может. Не пускает та же пыль, забившая рот.

Автомат, потяжелевший втрое, то и дело долбит в бок, который и без того разрывает пук вонзившихся в него иголок.

Штыковая лопата лупит по бедру, а под ступнями ног полыхает пламя – сапоги-то не заменили.

Дикое желание остановиться хоть на миг тут же пресекается оглушительным матом сержанта и ударом приклада в спину.

Пульсирующая в голове мысль «Только бы не отстать, только бы не отстать…» сменяется на «Ты ещё живой… Ты ещё живой…».

Сознание потихоньку затуманивается. И вдруг необыкновенная лёгкость – подарок богов – кто-то сдёргивает с плеча автомат.

Краем глаза видит, что это всё тот же Али Алиев. Убирает с плеча свинцовую тяжесть в последнюю секунду перед тем, как Марк уже почти падает на землю. Безмолвный смуглолицый азербайджанский ангел.

И снова бег. Без конца и без края. Без времени и расстояния. Бег и боль. И «Ты ещё живой… Ты ещё живой…» продолжает зомбировать себя и почти дотягивает до стрельбища.

«Почти» – потому что метров за триста до финиша он всё-таки отстал. Не мог больше. Еле плёлся, стиснув зубами губы от боли, а взмыленный, судорожно хватающий воздух взвод стоял и молча смотрел на него.

Оглушительный крик офицера – командира взвода: «Почему отстал?!» – заставил остановиться. Марк понимал: неправильный ответ и… хуже только смерть.

– Ноги… – выдавил он.

– Стащите с него сапоги! Ну, если соврал…

Марк бухнулся на землю, и кто-то стащил с него сапоги. Взвод вздрогнул. Белые портянки превратились в кровавые тряпки – ноги были стёрты до мяса.

– Поводите его по траве, – аж отвернулся офицер.

Двое крепких солдат подхватили Марка под руки и потащили к огневому рубежу.

«Полежать бы дали… хоть пять минут…»

Но лежать некогда, на стрельбище нужно стрелять. Первое упражнение – стрельба лёжа с упором на локти.

Довольно далеко перед ними чёрная мишень на белом фоне, на которой нарисованы круги, обозначенные цифрами. Самый центр – десять очков, дальше по убывающей: девять, восемь, семь, шесть, пять – чёрные круги заканчиваются и начинается белое «молоко». Три патрона. Три выстрела. Выбьешь в сумме двадцать шесть очков – отлично, двадцать четыре – хорошо, двадцать одно – удовлетворительно. Меньше – двойка.

Последние два года Марк с Витей подсели на стрельбу из воздушной винтовки в стрелковом тире дубенского парка. Стреляли часто и почти всегда возвращались домой с игрушками-призами.

А вот автомат Калашникова – лучшее в мире оружие – Марк и в руках не держал. В день марш-броска он увидел его впервые. И если остальные солдаты уже месяц как изучали, собирали-разбирали автомат, то Марк о нём понятия не имел. Не знал, как правильно держать, стреляя лёжа. Не знал, что есть предохранитель, не сняв который выстрелить невозможно.

И вот команда: «На огневой рубеж шагом марш!»

Солдаты по трое выходили вперёд и ложились на землю. Очередь Марка. Выходит вместе с двумя другими солдатами, каждый напротив своей мишени. Ложатся.

Вместо того чтобы держать автомат на весу на локтях, упирает рожок с патронами в землю. Ловит мушку в разъём прицела (так, как привык в дубенском тире).

Команда: «Огонь!» Нажимает курок. Рядом справа и слева хлопают по ушам выстрелы сослуживцев, а автомат Марка… молчит. Опять команда: «Огонь!» Нажимает курок – тишина. Перед третьей командой успевает повернуться к солдату, лежавшему слева.

– Автомат… не стреляет?..

– Предохранитель опусти, – показывает воин на своём автомате горизонтальный рычаг, который нужно нажать вниз.

И тут последняя команда: «Огонь!»

Еле успев поймать мушку в прицел и навести в центр мишени, Марк, сжавшись в один нерв, на выдохе трижды бьёт по курку, улетев вперёд вместе с пулями.

Даже ударов в плечо приклада – отдачи от выстрелов – не почувствовал. Фух! Отстрелялся.

Офицер и его помощник, старший сержант, подходят к мишеням, по очереди вызывая солдат и считая количество выбитых ими очков. Марк слышит результаты стрельбы и оценки каждого: в основном – тройки, пара четвёрок и только одна пятёрка.

Последним вызывают Марка. Подходит на цыпочках (на всю ступню стать больно) и впивается взглядом в свою мишень. Сначала в «молоко» – ни одной пробоины. «Господи, даже в "молоко" не попал!» – стыд и страх перехватывают дыхание. И вдруг, как сквозь вату, гнусавый голос офицера: «Девять плюс девять плюс десять. Двадцать восемь! Хм, отлично. Молодец, воин! Бегаешь плохо, стрелять умеешь».

Приободрившись, Марк вместе со всеми поплёлся к другому огневому рубежу: стрельба очередями.

На счёт «двадцать два», отсекая два патрона, надо пробить деревянную в рост человека зелёную мишень, появляющуюся на три секунды. Расстояние – триста метров. Пробьёшь с первой очереди – отлично, со второй – хорошо, с третьей – удовлетворительно, не попал – двойка.

И опять Марка вызывают последним. И опять взвод стреляет на тройки, кроме одного, выбившего мишень с первого раза, но не попавшего в неё второй и третьей очередями.

Марк опускается на линию стрельбы. Снимает с предохранителя. Снова упирает рожок автомата в землю – устойчивость лучше, чем на весу, на дрожащих руках. Ловит мушку в прицел. Ничего не видит, и вдруг далеко, из-под земли, поднимается зелёный фанерный силуэт человека.

Нажимает курок, считая: «Двадцать два». Мишень падает: «Есть! С первого раза!»

Подходит офицер. Машет рукой оператору:

– Поднимите ещё раз!

Опять встаёт зелёный силуэт. Ещё очередь. Мишень падает.

– И ещё раз! – командует командир взвода.

Третья очередь – и третья мишень сбита. Три отлично.

– Взвод, построиться! Рядовой Рубин, два шага вперёд! – кричит командир.

Марк не выходит – вылетает, не чувствуя горящих ног, задохнувшись от счастья и гордости.

– Лучше всех в третьем взводе стреляет рядовой Рубин. Марш-броски для него отменяются. На стрельбище он будет ездить на машине, отвечать за оборудование, мишени, бинокли. А вам, троечникам, команда: «Газы!»

Солдаты быстро нырнули в противогазы, что в полуденной жаре равнялось удушению.

– Взвод, по-пластунски вперёд!

И бедные новобранцы поползли в противогазах, считая секунды до команды снять их и снова бежать проклятые шесть километров по песку и лесу, подгоняемые прикладами и матом сержантов.

Стрельба была главнейшим делом – полк охранял военный завод. Ну очень большой важности! Высшая степень секретности! Они даже не предполагали, что там производят.

Правда, по тому, с какой скоростью редели шевелюры у молодых ребят, можно было догадаться: чего-чего, а радиации там хватало. Завод окружали посты на вышках вдоль взрыхлённой контрольно-следовой полосы, за которой колючая проволока.

Постепенно, хоть и трудно, он втягивался в будни учебной роты. Самым тяжёлым оказалась физподготовка. Бегать, прыгать, полоса препятствий, отжимания, упражнения на турнике: подтягивание, подъём силой, подъём переворотом.

А у него (при росте под два метра) вес – семьдесят килограммов. Кожа да кости. Проблема. Конечно, не один такой, но от этого не легче. Зато стрельба и политическая подготовка – главные предметы – только отлично.

Приближался день окончания учёбы, принесения присяги и распределения по подразделениям: музыкальный взвод, взвод связи, хозвзвод и семь рот по сто солдат в каждой.

Марк узнал, что караульная служба в ротах отнюдь не сахар: через день надо выезжать из города на охрану военного завода, а второй, свободный от караула день – занятия на стадионе и в казармах те же, что и в учебке.

Но он ничуть не беспокоился, так как всё это время они с Витей были уверены: раз их брали только для музвзвода, значит, и попадут они в музвзвод.

Двадцатого июня. Присяга – двадцать второго. Неожиданно их обоих вызывает начальник штаба полка подполковник Матросов – громадный, с чапаевскими усами мужик. Умница и полиглот (через год его арестуют за издание на Западе антисоветской книжки).

– В общем, так, ребята. Послезавтра распределение. В музвзводе два места. На одно мы берём вашего земляка Льва Липовича, он на всех инструментах играет, а на второе… Знаю, что вы друзья не разлей вода (откуда узнал?), вот сами и решайте: кому в музвзвод, а кому в роту. Тот, кто пойдёт в музвзвод, пусть сочинит речь и выступит на присяге у Вечного огня.

Коротко и ясно. Ну что ж, сели они с Витей вечером перед отбоем на лавочку, открыли банку сгущённого молока, и началось:

– В музвзвод пойдёшь ты.

– Нет, ты пойдёшь.

– Это к тебе домой пришёл капитан Кошкин.

– Не имеет значения, я тебя сюда притащил.

И так далее. Спорили до тех пор, пока не съели всю сгущёнку и Марку в голову не пришла мысль:

– Вить, а ведь двадцать второго июня у тебя день рождения! Музвзвод – это мой тебе армейский подарок. От подарка не отказываются.

На том и порешили.

Через день на распределении, когда прозвучала фамилия Рубин и Марк строевым шагом подошёл к начальнику штаба, тот, пожав ему руку, произнёс:

– Третья рота. Ничего, Марик, послужишь немного в карауле. А когда освободится место в музвзводе, мы тебя переведём.

«Когда» так и не наступило. Не наступило никогда.