Читать книгу Аисты летают - Михаил Климовицкий - Страница 4

Говорят: простата – второе сердце мужчины

Она нежно обнимает уретру, побуждая пещеристое тело (член) к любви и извержениям. Но с годами и от множества любовных трудов её объятия делаются все крепче, а струи все тоньше. По ночам не спадает эрекция (по – народному – сухостой) и вначале это даже радует, позволяя увеличивать длительность совокуплений, но по утрам сильная боль в промежности, затмевает радости любви. А бесконечное стояние над унитазом с капающим членом и того более.

Вспоминается теле – реклама, на которой геморроидальный мужчина в белом халате вещает:

– Простонал! Лечение простаты это просто! Видно нет ее у него,

– Думаю я, стоя, согнувшись перед зеркалом, и делая себе укол в зад.

Несколько раз мне делал обезбалюющие уколы сын Юра, но теперь я научился делать сам – разовыми шприцами.

Боль усиливалась, я держался, чтобы закончить отчет на работе. Живу я отдельно. В ночь с 7 на 8 марта (надо же) нижняя часть живота стала вспухать на глазах, вызвал «скорую» кое- как оделся, идти уже не мог. И в 3 часа ночи меня привезли и внесли в приемной покой новой городской больницы за городом. С трудом я отвечал на вопросы дежурной сестры, а дежурного врача из отделения Урологии долго не могли найти. Две пожилые нянечки отвезли меня на каталке в отделение и положили, не раздевая на свободную койку, и ушли. Пришла сестра и предложила сделать обезболивающий укол в вену, но от нее так пахло спиртом (по поводу 8 марта), что я побоялся, что она не попадет и сказал:

– Делайте лучше в попу!

Утором 8 марта к моей кровати подошел заведующий отделением Борис Михайлович – замечательный доктор. Он и в праздник, чуть свет, делал обход и этим, можно сказать, спас меня. Меня немедленно отвезли в перевязочную. И зав. отделением сам, вывел из меня почти 3 литра мочи. Это надо было делать сразу, ночью. Позже катетеры в член ставили мне сестрички, и, несмотря на свое бедственное положение, я стеснялся и жалел, что Он у меня недостаточно большой. А сестрички были симпатичные.

Урологическое отделение в мужской части весьма специфичное: первое, запах мочи, по коридору гуляют мужики с бутылочками на привязи (мне это еще предстояло), второе, душераздирающие крики почечников, у которых «идут камни» и третье наиболее удручающее, онкологические больные тоже здесь.

Лечение не бесплатное и почти напрямую зависит от возможностей пациента. Есть палаты: на шесть человек, на четыре, двух и одного с персональным душем и унитазом. Есть палата для ветеранов войны с телевизором. Операция аденомы – опухали простаты формально бесплатно, но плюс стоимость лекарств, перевязочных материалов, аренды операционного зала и реанимации, где работают свои хозрасчетные коллективы, – набегает сто долларов, но это еще не все. Отделение само покупает лекарства согласно назначению палатного врача. Часть лекарств получают, централизовано, часть остается. В общем, крутятся.

Если у пациента таких средств нет. Ему пробивают дырочку в животе, вставляют трубочку и можете до конца жизни ходить с бутылочкой!

В понедельник меня повели брить живот и ниже. Когда сестричка поднимала член, обривая его как гусиную шейку, я улыбался. Потом, когда отрастало, кололось так, что невозможно было ходить (уже с бутылочкой).

На другой день в палату за мной пришли с каталкой, и сказали лечь на неё голым, и повезли в операционную (так положено). В коридоре до операционной меня провожали брат и сын. Они же меня встречали почти бессознательного и неподвижного. В операционной анестезиолог попросил меня сесть, чтобы сделать укол в позвоночник. Укол очень болезненный, а тут еще я увидел у соседнего операционного стола большой пакет полный окровавленных бинтов с предыдущей операции. Полного наркоза не было, обезболивание дошло до груди. Я все слышал:

– Включите отсос (крови) – голос Бориса Михайловича,

– Давление падает, голос кого-то из медсестер,

– Протрите маску (от крови), – голос второго хирурга.

– Зашивайте, голос зав. отделением.

Когда я полностью очнулся в послеоперационной палате, то обнаружил, что из члена у меня выходит две трубки и веревка, и подумал:

– Как только они там поместились, дырочка вроде маленькая!

Третья трубка торчала из живота и шла на капельницу. А под кроватью, как я узнал позже, стояла трехлитровая банка, в которую стекал промывочный раствор с кровью и кусочками моего мяса. Промывание должно было продолжаться непрерывно несколько дней. А так как у меня нет жены и сестры, то я договорился с одной из медицинских сестер, и ей поставили топчан рядом с моей специальной

кроватью. Я спросил у нее:

– Зачем у меня в члене еще и веревка? – Она пошутила:

– Чтоб вытянуть! Я подумал:

– Это хорошо, – и мне стало легче.

На вторую ночь к сестре пришел друг, и около часа они уединялись в «сестринской».

А так, у каждого палатного врача на дежурстве есть «своя» сестричка, а в ординаторской четыре дивана.

В отдельные одноместные палаты сестер назначают по выбору и даже из других отделений.

Сын приходил ко мне каждый день, приносил еду, которую готовила по его настоятельной просьбе, бывшая моя жена. Приход его каждый раз приятно удивлял меня. Я даже гордился перед соседями по палате и незаметно показывал на него сестричкам. Через день приходили брат и подруга. Они первые дни кормили меня с ложечки.

Поднявшись после операции, я обнаружил швы на мошонке. На мой вопрос при обходе, Борис Михайлович сказал:

– Вам уже поздно думать о детях, думайте о внуках!

Б.М. очень хороший хирург, знаменитый даже, но американцы делают эту операцию иначе, и не зашивают семяпротоки. Через неделю после выписки яйца вспухли, и я опять лег в больницу, переживать свою потерю к воспроизводству.

Были еще проблемы с туалетом в отделения урологии. Пока плохо ходил потихоньку писал в умывальник в палате. Но второе было только с клизмой, а мужских туалетов не хватало. Я вставал ночью и крался в процедурную, расположенную в женском туалете, (где бреют) там был чистенький унитаз с биде. Потому что в мужских писали на пол и днем и ночью, а раковые больные курили, сидя на унитазах.

Однажды одна крикливая нянечка пошутила и закрыла меня в женском туалете (в процедурной). Стучать ночью в женском туалете я не решился, присел и задремал, а утром привели брить женщину. Ну и – побрили!

Несколько месяцев было очень больно, моча шла с кровью, хотелось каждые десять минут. Однажды, еще в больнице, я подошел к открытому окну, было 5 утра. Болело страшно! Посмотрел вниз, там собрались собаки на свадьбу: