Читать книгу Город и горы. История молодого ученого - Михаил Куканов - Страница 2

Зеленеющая в начале тёплого лета трава колыхалась на бескрайних просторах полей южной части территории Армении. Природа пела на незнакомом человеку языке, плясала под дудочку мудрого армянского старца. Напившись коньяка, в веселом угаре он танцевал, а все вокруг блистало под лучезарным солнечным светом, давая армянским глазам покой и умиротворение.

В день когда ночь сдвинулась на час и подарила свету дополнительное место в сутках, поднялся небольшой ветерок окутывающий всю долину и кажется доходящий до самой верхушки величественной горы Арарат. Он полз медленно, как бы поглаживая сырую землю и зеленые острые кончики полевой травы, бежал дальше вдоль длинных пешеходных дорог, приближаясь к горе, наклонял стебельки араратской пшеницы и уже у горы обдувал желтые листики лилий, таких лучезарных, доверившихся солнцу, цветов. Там он начинал свое восхождение на гору слез, поднимался все выше, смешиваясь с северными небесными потоками сильного ветра. Через каждую тысячу метров ветерок терял себя и в конце, на самой вершине исчезал, соединяясь с сильными воздушными потоками, диктующими климатические условия на территории Армении и на территории ее соседей.

Разливаясь в стороны, река Касах повиновалась маленькому ветерку. Как вода камень точит, так и ветерок направляет течение реки. Долгие годы он дул именно так, как дует сейчас и направлял течение реки так, как оно движется в данный момент. Маленькими и большими ручейками руководил ветер и тем самым двигал течение туда, где в нем нуждались армяне. Ручейки реки Касах протекали в небольшие деревушки с числом жителей не более ста человек. Там они были жизненно важным источником неиссякаемой природной жидкости, которая дарована человечеству господом и переведена в армянские деревушки ветерком по его приказу.

В долине можно слышать, как вода движется в устье реки, как обступает большие булыжники, как с брызгами взмывает вверх, но стоит отойти на сто метров вдаль и уже ничего не будет слышно. Полная тишина полей вокруг гигантской горы обволакивает и засасывает все живое, вынуждая птиц лететь в тишине. Здесь можно встретить быструю, в цвет скалистого грунта, ворону летающую в поисках еды или вдалеке увидеть большого грифа падальщика наблюдающего за маленькими птицами, вроде воробьев или гагарок. Все они тихо существуют в пространстве полей и горных хребтов окружающих Армению. Тихо живут, не видя городов, а лишь бескрайние просторы дикой природы, на которых кое-где проглядываются крыши одноэтажных домов, построенных очень давно и в совокупности именуемых деревенской местностью. Чаще всего птицы пролетают незаметно для жителей деревень. Однако бывает и такое, что они останавливаются, заранее зная, что найдут в деревне еду. Но такие птицы вряд ли понимают, что есть риск самим стать едой горного народа. Они тихонько подлетают к крыше какого-нибудь старенького дома и садятся на уголок и прислушиваются ко всем звукам, которые слышны в округе.

Так в старую деревню, расположившуюся у реки Касах, рядом с границей Турции, залетел молодой черный гриф и сел на крышу обветшалого дома в надежде получить хоть небольшое количество еды. Он учуял запах печёного хлеба исходящий от окна землянки.

Из дома вся в муке, с красными руками вышла темноволосая, смуглокожая старушка. Она вдохнула свежий воздух и увидала грифа сидящего на крыше.

– Кыш отсюда, убирайся прочь, несчастный – прокричала старушка, размахивая руками. Она немного устала размахивать руками и сложила их на пояс.

– Что делается, что делается! – восклицала она – теперь к нам и грифы летать начали, самим есть нечего, а они последнюю корку норовят выкрасть. Кыш, зараза, нет здесь ничего для тебя!

Гриф с умным видом посмотрел на старуху, взмахнул крыльями и направился прочь от деревни.

– Пошел, пошел отсюда, троглодит!

– Да что ты все ругаешься и ругаешься Арус, небось, опять гриф прилетел – отозвался старый мужчина, плетущийся с большой тележкой набитой арбузами.

– Явился, не запылился, старый ты труженик, за столько лет совместного житья уже мог бы и привыкнуть ко мне. Ты погляди опять арбузы домой тащит, а мяса там не было откуда ты арбузы взял?

– Тебе еще и мяса подавай, скажи спасибо, что три спелых ягоды нашел! – сказал старик, завозя тележку все выше на холм к своему дому.

Старая женщина ничего не ответила, а лишь с любовью посмотрела на своего мужа.

Старик поднял тележку на холм и поставил ее у дома рядом с входной дверью.

– Арус, ой, спина болит, налей-ка чаю, попью, потом примусь разгружать арбузы. Этого на месяц хватит, голодать не придется.

– Ну что же мы одни арбузы есть будем? – спросила Арес, заваривая на огне старой печки воду для чая – я хлеб испекла свеженький, на его-то запах гриф тот и прилетел.

– Что же ты его не поймала? – сказал старик, посмеиваясь – суп бы потом сделал.

– Это уж твое дело птиц ловить, иди вон лучше мальчишке из соседнего дома, Арману скажи, пусть птицу нам словит, а мы ему за это куска хлеба не пожалеем.

– С дубу что ли рухнула, старуха, какую птицу, юноше за девочками бегать охота, а ты ему птицу, да птицу. Кстати, а где наша, Наргиз-то где? Небось, с мальчишками гуляет по полям.

– Да нет, дедуля, наша-то на реку пошла бельишко стирать, что-то ее правда давно не видно, надо бы проверить – сказала Арес и сняла крышку с чугунного чайника. Старуха поднесла большую чашку и налила в нее кипяток, покрошила чабреца и на блюдечко вывалила свежего мацуна.

– Держи дед, чай и творог. Благо я еще мацун готовлю, а то руки потихоньку слушаться перестают, вишь какие красные!

Старик отхлебнул немножко горного чаю. Он не стал торопиться с ответом и немного помолчал, уставившись в дальнее окно землянки. Ложечкой он съел немного мацунаи, глубоко вдохнув воздух, сказал:

– Знаешь что бабка, руки твои золотые, потому что опыту накоплено немерено, не хай себя понапрасну.

– Может быть и так – сказала Арес, садясь рядышком – однако какая от него польза, когда руки трясутся.

Они оба задумались и через несколько секунд уже смотрели в единственное окошко. Смотрели они на зеленое поле, да на баранов своих одомашненных, чьи рога еле виднелись из окна. Блеяли они на редкость громко. Пора было кормить животных, и старик это понимал. Еще с тележкой в руках, он думал о том, что не придётся ему отдыхать вторую половину дня. Бараны не дадут. Привередливые животные, то им не это и это ни то. А если достоинство их как-то заденешь так они вообще убить могут, ну если не убить, то с ног свалить точно горазды.

– Пора баранов выгуливать Арес, завтра зарежу одного, супа приготовишь и Наргиз накормишь до сыта. А пока, нужно хи хорошенько покормить. Что посеешь, то и пожнешь, как говорится

Он поставил чай и блюдечко с мацуном на печку и направился к баранам, предварительно попрощавшись с Арусью, поцеловав ее в лоб.

Старик вышел на улицу и повёл стадо баранов на кормежку в открытое поле. Через десять минут, наблюдавшая за стадом Арес, потеряла старика и стадо из виду.

Дед выглядел уставшим, его большие седые усы покрывали верхнюю губу, и можно было лишь догадываться улыбается он или грустит, под своими здоровенными усами. Нос прямой и ровный, но огрубевший от старости говорил, что не только армянская кровь течёт в его жилах. Однако темные глаза, ближе к карим, никого не заставляли сомневаться в том, что он по национальности армянин. На голове у деда сидела декоративная черная шапочка, как у помощника попа, такая невзрачная, а из под шапочки в разные стороны лезли седые пышные кудри. Надетая утром кожаная жилетка была довольно просторной и хорошо на нем сидела. Она однако же была более облезлой и старой чем самый старый и облезлый баран. Брюки и потертые сапоги ничем не выделялись, однако сам дед говаривал «Я в этой одежде хожу столько… да столько не живут, сколько я хожу в этой одежде».

Дед шел спокойно, перешагивая с ноги на ногу и опираясь на небольшую трость. Дорога была дальняя. Его путь и путь его стада лежал через холмы к зеленому полю. Они шли медленно, нерасторопно. Солнце пекло им головы, однако это не мешало никому продвигаться по крутым холмам вплоть до начала бескрайнего поля.

По пути следования можно было увидеть многое, но не баранам. Их глаза, расположенные по бокам не могли смотреть, вдаль, а лишь фиксировали далекие расстояния справа и слева от себя и то довольно редко. В основном, наклонив голову, бараны следовали за своим пастухом, смотря под ноги на траву и цветы. Они не заметили перемены, когда под копытами появилась не только трава, но и красные маки.

Дед плёлся впереди и нередко засыпал во время ходьбы. Он тут же просыпался и смотрел вокруг, продолжая идти вперед. Отставшие бараны вынуждали его останавливать всех остальных. Когда стадо стояло, он шел в самый его конец, приближался ближе к тем животным, которые отстали и лупил их по чем зря своей тростью. Это быстро приводило баранов в чувства и они с громким блеянием снова примыкали к стаду и уже не отставали.

Зайдя на маковое поле дед решил, что надобно ускорить шаг и ускорился, ведя за собой стадо. Если бы какой-нибудь баран снова остановился, он бы не стал останавливать все стадо из-за страха, что животные здесь заснут. Они быстро двигались через маковое поле, но дед все же успевал насладиться прекрасным видом цветов.

Природа среди макового поля была просто волшебна, очаровательна и очень привлекательна для уставших путников. Возможно дед, прожжённый жизнью, знающий как опасен дурман мака, все же хотел прилечь посреди поля со своими баранами. Хотел раскинуть руки положить рядом трость и заснуть от усталости, которая все еще преследовала его после разгрузки тяжелых арбузов. Но он бы не стал этого делать.

Прежде чем он со своим стадом благополучно прошел маковое поле, ему все же пришлось полюбоваться красотой тысячи красных бутонов и тем, как на фоне зелёных холмов они выделяются, словно кровь на поле брани.

Он видел, как большой полосатый шмель присел на бутон, заполз внутрь и стал опылять цветок и как один из баранов, заметивший резкое исчезновение шмеля в бутоне, решил толкнуть бутон своим носом. Дед трахнул барана тростью по голове, но это не спасло беднягу от гнева толстого насекомого. Вылетевший из бутона, ошарашенный шмель напал на барана, а тот, не зная куда ему деться, побежал внутрь стада, что бы укрыться от обидчика. К счастью это его спасло и шмель, по обыкновению не злопамятный, улетел искать новый бутон.

Закончилось маковое поле и снова начались холмы. Зеленого луга еще не было видно. Поднимаясь на холмы и опираясь на трость, дед кряхтел, но не останавливался. Ведь остановись он, остановиться и все стадо, а если стадо остановиться его уже сложно будет привести в движение. Поэтому он шел, несмотря на усталость в мышцах и на возраст.

Горный воздух всю жизнь предавал ему сил. Вот и сейчас, вдохнув поглубже, он чувствовал, как жизнь дает ему силы идти вперед, забираться на холмы и вести за собой стадо несмышлёных баранов, которые понимают только язык палки по башке. Они, бараны, шли за ним, постоянно отвлекаясь на все раздражители, которые только могли встретиться на полях Армении. Будь то насекомые, маленькие птички или же дикие животные, прятавшиеся далеко в лесу, бараны всегда отвлекались на них и смотрели в обе стороны, а потом снова опускали взгляд на траву.

Все время их долгого похода вдалеке была отчетлива, видна гора Арарат. Она как маяк для потерявшихся суденышек, как путеводная звезда для капитанов кораблей, как жизненная цель одного великого человека, была для армян всем. И весь народ и дед, идущий в полях со своим стадом, скорбел по утраченной давным-давно святыне армянского народа.

Пока шел он и смотрел вперед, еле сдерживал свои слезы порой и не верил, что армянская гора, стала некогда турецкой. Но армянский народ говорил всегда «Она наша потому что в наших сердцах» и дед был того же мнения. Проживая жизнь в одной деревне, дед не раз заглядывался на великую громадину, особенный символ армянской нации. Будучи ребёнком, он смотрел на гору Арарат с благоговением, подростком бежал к ней после ссоры с родителями, осознавая, что не сможет подбежать вплотную, мужчиной шел к горе праздновать свадьбу, а отцом водил сына к горе перед его уездом в армию. После смерти сына плакал в полях, думая об осиротевшей внучке и все смотрел на заходящее солнце и на гору Арарат, которая всю его жизнь была рядышком, совсем близко и все-таки далеко.

Потом он водил любимую внучку Наргиз, маленькую, еще совсем несмышленую, повидаться со старым другом, духом Арарата. И вот сейчас он, наконец, зашел со своим стадом на ровнехонькое зеленое поле и присел на траву, что бы снова встретиться с ней – великой горой Армении.

Поначалу дед сидел тихонько и ничего не говорил, но как только стадо начало разбредаться по полю, он внезапно громко заорал. Этот клич понимали все бараны. Они медленно сгруппировались и не отходили слишком далеко от своего пастуха. Паслись бараны всегда близко. Далеко не отходили и слишком сильно не разбредались.

Дед садился на траву по-турецки, бросал рядом с собой трость и на правую руку клал уставшую голову. Глаза его то открывались, то закрывались, а голова висела будто в невесомости. Раз закрыл глаза, открыл перед ним десять баранов, два закрыл глаза, открыл перед ним шесть баранов, третий раз закрыл, открыл уже два одиноких барана перед глазами траву едят. А если представиться заснуть деду так бараны за час за два все разбредаются, потом он встаёт, уже потемнеет когда, и кличет их. Быстро они прибегают на клик, привыкли, иначе чуют, что палки им не избежать по башке, вот и бегут обратно к деду.

Но на этот раз дед глубоко в сон ушел, однако проснулся не под вечер, а еще когда светло было. Услышал он подозрительный стук, очень уж подозрительный. Сильный такой, как будто бараны поссорились, и кто-то кого-то крепко боднул. А потом крик услышал болезненный. Встал дед с травы и ополоумел маленько. Человеческий крик услышал он и побежал туда откуда раздавались звуки. Издалека еще дед завидел человека лежавшего на траве и барана злого рядом с ним. Кликнул дед барана, тот испугался и побежал к стаду. А дед уже подбежал, видит, мальчишка лежит, Арман.

– Вот те на! – воскликнул он и замер в недоумении.

(Обзор со стороны Армана)

Встал Арман очень рано. Так рано, что даже сам удивился. Солнце уже взошло, однако деревня еще спала. Маленькое окошко той части дома, где располагалась комнатка Армана, закрытая от глаз остального семейства лишь большим книжным шкафом, пронизывала через себя яркие солнечные лучи. Армана минуту другую било по глазам ярким солнечным светом и он не решался их открыть. С закрытыми глазами Арман лежал на своей кровати, но уже не спал. Но и не думал ни о чем, а просто наслаждался утренним пробуждением, мягкой подушкой и предвкушением нового дня.

Он встал с кровати через полчаса после того, как проснулся. За это время он уже успел несколько раз перевернутся с бока на бок, переменить решение о продолжении сладкого сна, посмотреть в окно на голубое небо, чистое и довольно радостное, а также протереть глаза, запустить пальцы в волосы и почесать голову. К этому времени уже встала его мать. Он представил, как пойдет на кухню, чтобы покушать, приготовленное матерью блюдо и точно знал, что потом она пошлёт его в поля за травами для супа из баранины. «Бедный баранчик» – подумал Арман сидя на своей кровати. «Сосед нам его с облегчением продал, а сам прекрасно знал, что папа зарубит. Теперь есть его будем»

– Тьфу, живодеры! – сказал Арман вслух, да так громко, что сам не ожидал.

«Только бы мама не услышала, а то супа мне точно не достанется»

Арман был обычным деревенским мальчишкой, семнадцати годов отроду. С утра он, конечно, выглядел не очень, весь помятый, короткие волосы и те растрепанные, с рогами ходил. Глаз темно-карий по традиции, волос черный, а брови густые не по возрасту, однако нос как будто совсем не от горных народов достался, ровный и красивый.

Он натянул на себя старые потертые, ничем не примечательные брюки, накинул архалук, доставшийся ему от прадеда, то же весь потрёпанный и рваный. Хотя мать и штопала ему одежду, выглядела она небрежно, однако Армана это не смущало. В далекой деревне все дети и те, что по богаче с козлами, козами и коровами и те что победнее с одним лишь бараном, одевались не слишком уж хорошо, если не сказать что плохо.

Свой старый архалук прикрыл и обвязал талию темным кожаным ремнём, таким толстым, что сразу можно было догадаться – самодельная вещь, не иначе. Он надел сандалии, но решил не торопится выходить из комнаты, а еще немного посидеть, помечтать.

Рядом с его кроватью находилась небольшая коробка из-под арбузов. На ночь он прятал ее под кровать и, вставая не свет не заря, первым делом доставал ее оттуда.

Арман сел на край кровати рядом с коробкой и заглянул в нее. Обычная коробка, в которой лежала куча завязанных у горлышка мешочков, и большая старая книга. На книге было написано «Атлас». Однако первые две буквы стёрлись за долгие годы хранения книги в библиотеке. Достал ее Арман из деревенской библиотеки не самым законным путём.

Как-то раз, ночью он возвращался домой, было совсем темно и очень сыро. Тогда еще библиотека функционировала. Арман был совсем ребёнком и очень часто там появлялся. Библиотеку в скорости разрушили, по нескольким причинам, не кому было работать и поддерживать порядок, и большинство книжек разворовали люди с деревни.

Но в те времена в библиотеке хранилось много книг, и ночью Арман тайно туда пролез. Он страшно боялся попасться. Старый дед ворчун, заведовавший библиотекой, всегда ходил с большой палкой. Дети знали, зачем ему нужна эта палка. Но когда пытались рассказать об этом родителям, они насмешливо отмахивались, другими словами просто не верили. Однако Арман видел все своими глазами и не хотел, как самый тупой баран в стаде получить палкой по голове.

Он тихонько залез через заднее окно в библиотеку и в темноте, на память, добрался до старого атласа. Арман украл его и с тех пор каждый день изучал, лежа на своей кровати.

Он аккуратно высунул книгу из коробки и положил ее на кровать. От корки до корки она была изучена им. Страны, города, острова все это он мог посчитать с закрытыми глазами. География была его давней детской страстью. Даже сейчас, в тысячный раз открывая книгу, он с вожделением вглядывался в первую попавшуюся карту. Один день это могла быть Новая Гвинея, второй Япония, а на третий он все-таки открывал карту родной земли и изучал, местность на которой живет вот уже восемнадцатый год.

Под книгой лежало несколько десятков маленьких мешочков с землицей. Арман долгое время собирал эту землю. В одном мешочке могла храниться земля с поля, в другом около горная земля, в третьем речная, в четвёртом мглистая или лесная, в пятом мешочке могла быть земля, которую Арман доставал из полутораметровой ямы, в мешочке мог лежать песок или другая земля.

Был один мешочек, который ему пришлось, потом выкинуть. Однажды Арман принял за землю овечий помет. Он аккуратно сложил его в свой фирменный мешочек и кинул в коробку. Наутро ему нужно было проверить землицу и узнать что с ней стало за ночь. Армана сразу сбил с толку странный запах. Чтобы отыскать источник запаха ему потребовалось около часа. Раскрывая все мешочки, Арман совершенно случайно наткнулся на тот, в котором было дерьмо. Ему пришлось выкинуть и мешочек тоже. Он до сих пор помнил этот неприятный инцидент и каждый раз, когда заглядывал в коробку, посмеивался в душе над самим собой.

Арман лёг на живот и раскрыл перед собой атлас. Облокотившись на локти, он стал листать книжку, просматривая и прочитывая в очередной раз те страны, территории и народности, которые забывал чаще всего.

На окно сел маленький воробей. Он стал тихонько постукивать в стекло своим клювиком. Арман ненадолго отвлёкся от чтения и стукнул кулаком по стеклу. Стук был достаточно громким, что бы мать с кухни могла это услышать.

– Арман, ты уже встал? – послышался тревожный вопрос.

Арман не ответил, он хотел сохранить за собой право быть формально спящим. Однако, как назло, воробей сел во второй раз и снова стал стучать своим клювом по стеклу. Теперь Арман не мог позволить себе как следует стукнуть, чтобы воробей исчез, и читать он тоже не мог. Да и желудок уже отзывался, ему хотелось есть. Поэтому, все обдумав, Арман отложил атлас и пошел на кухню завтракать.

Он прошел коридор и увидел маму на кухне. Она важно стояла и кидала наломанные дровишки в печь. Арман тихонечко прошел к столу и сел. На его лице виднелся оттенок стыда, однако ни словами, ни какими-либо действиями он этого не показал. Мама повернулась к нему.

– Есть будешь?

– Да ответил Арман, может быть еще дров нужно?

– Нет пока, но к вечеру будут нужны.

Его мать еще несколько минут топила печь, легкими движениями подбрасывая внутрь куски дров, потом вышла на улицу и захлопнула дверь.

Арман сидел за столом и ждал. Как всегда, все что сделано с утра захватывает голову на весь оставшийся день. Так Арман думал о странах и земле, на которой они расположены. В его голове проскакивали мысли о том, где сегодня можно было бы найти такую землю, чтобы она отличалась от остальной, собранной им раньше. Чаще всего ему приходила в голову мысль поехать на велосипеде через границу, подъехать к Арарату и взять немного землицы. Он бы остановился у горы, кинул велосипед и быстренько побежал собирать землю для своей коллекции. Горная земля его очень интересовала. Его давней мечтой было раскопать трех метровую яму рядом с горой и посмотреть, как изменяется слой горной породы под землёй. Жалко, что это было невозможно. Он думал о том, что не раз подъезжая к границе, видел, как солдаты снуют туда-сюда, следя за порядком. Арман видел их издалека, но когда они его замечали, он мигом садился на велосипед и ехал обратно, страшась того, что солдаты выстрелят ему в спину. Жутким был тот момент, когда он, мчался на старом, почти сломанном велосипеде и представлял себе как падает с него, получая выстрел в спину. Уже дома Арман успокаивался и обязательно бежал к себе в комнату, разглядывать атлас.

Мама зашла на кухню через дверь с большой глиняной бадьей в руках. Арману снова стало не по себе, и когда он уже решился помочь, мама сказала:

– Донесу, сейчас кюфты тебе налью родной, есть будешь!

– Это тот бедный баран, которого нам подарил дед Арсен – сказал он, когда мать с грохотом поставила бадью на стол.

– Он, а что? Жалко?

– Немного.

– Эх, мой мальчик, что баранов то жалеть, людей надо жалеть, вон твой дед например, погиб во время войны, а ради чего?

– Знаю – сказал Арман с тоской в голосе

– Сейчас разогрею, печка уже горячая

Она взяла глиняную тарелку, чуть наклонила бадью над тарелкой, налила суп и поставила его греться в печку с помощью совка.

– Скоро все наши тарелки потрескаются, и останется только хлебать из ведра

– Пусть вон Лусине делает нам тарелки!

– А ты что будешь делать? Есть только? – пошутила мама и так рассмеялась, что Арману самому смешно стало – Лусине, иди завтракать! – прокричала она, немного успокоившись.

– Она как убитая спит, я сейчас разбужу!

Арман побежал в комнату к сестре. С кухни было слышно, как он ее будет. Детский крик и много недовольства со стороны маленькой Лусине услышала мама с кухни.

– Лусине, слушай брата, иди скорее кушать!

Арман вернулся на кухню и сел за стол, в ожидании супа. Мать взяла совок, достала из печки суп и подала к столу.

– Ешь сыночка, не подавись – сказала мама посмеиваясь и глядя на Армана.

– Ма, хватит, я же сегодня пойду за травами.

– Пойдешь, куда же ты денешься. О, а вот и милочка пришла, садись.

На кухню, растирая заспанные глаза, зашла маленькая Лусине, уже одетая. Она села за стол рядом с Арманом.

– Лусине, иди к ручью, умойся хорошенько и приходи. Девятилетняя девочка, не сказав ни слова, встала со стула, открыла дверь и пошла к речке умываться. Арман повернулся к окну и стал наблюдать за тем как Луисне идет к ручью. На улице никого не было. Ветер дул не сильно. Лусине села на коленки и опустила руки в воду. Она не умывалась, а мотала руками по воде.

– Ма, да она дурью мается – сказал Арман, чтобы перевести разговор с себя на сестру.

– Пусть мается, ей еще можно, а вот ты должен работать.

Арман нахмурился и продолжил есть суп. Лусине умылась и пришла обратно на кухню. За это время мама успела поставить еще одну тарелку кюфты в печку и погреть суп, так чтобы было приятно его есть. Не слишком горячо. Она знала, что Лусине пожалуется на то, что суп слишком горячий и не станет его есть, даже если сильно проголодалась.

Лусине вернулась и села за стол. Мама поставила суп перед дочерью и та, отхлебнув немного мясного бульона, принялась его есть.

Во время еды Лусине ни о чем не думала, возраст не позволял, в то время, как Арман полностью погрузился в свои мысли. И мысли эти были совсем безрадостными.

Он вспоминал деда. Точнее вспоминал ту единственную встречу, когда дед приезжал с войны навестить семью. Арману было всего три года. Дедушка был в весёлом расположении духа. Пил, пел, плясал, как будто знал, что война скоро закончится. В этом он оказался прав. Однако не знал дед того, что не доживёт до ее окончания. Как рассказывал отец, вернувшись на фронт дед пошел ротой в очередную атаку и погиб, как герой. Арман так не считал. Он думал, что на войне воюют не герои. Ему казалось, что туда идут только дураки. Те кому, своя жизнь не дорога. А насчет деда он знал только одно, тот был не дурак, но смысла в его уходе на фронт было меньше, чем смысла в зеленом листе Кохи (Сосна коха – армянская). Так размышляя за едой, Арман не заметил, как остался на кухне совсем один. Мать унесла остатки супа в схрон. Она поставила бадью с супом в большую яму вырытую в земле во дворе и пошла вдоль ручья на реку стирать белье. Когда мама ушла, Лусине оставила часть супа и убежала к себе в комнату играть в игрушки, которые привёз ей папа из города. Если бы Арман заметил, что Лусине вышла из-за стола оставив часть своей порции не доеденной, он бы наорал на нее, но так как мысли стали его реальностью на полчаса, он ничего не увидел. Когда Арман заметил на столе тарелку кюфтой, он был в ярости.

– Лусине, если мама придет она тебя накажет! – прокричал он – быстро иди, доедай, разве так можно, иначе я все ей расскажу Лусине, и тебе мало не покажется.

– Вечно ты ябедничаешь на меня – проговорила Лусине, лениво выходя из своей комнаты. Она снова села за стол, взяла ложку, наполнила ее и вылила обратно, потом продела то же самое еще несколько раз.

– Быстро доедай я сказал! – проговорил Арман строго.

Лусине начала есть. Она недовольная ела суп и в процессе успевала поглядывать на брата, который уже доел и следил только за тем, чтобы доела она.

– Все – сказал она, отодвигая от себя тарелку.

– Не кидай ложку в тарелку, а клади.

– Вечно ты ругаешься и всех обижаешь! – выпалила она, вышла из-за стола и побежала к себе в комнату играть в ненавистные Арману игрушки.

Арман пошел во двор. На улице было жарко. Ветер дул со средней скоростью. Арман пошел за дом и достал из мешка с огородными приспособлениями небольшую лопату, потом вывалил все, что там было на землю, аккуратно сложил, взял лопату и мешок и пошел на юг, там где поверх зеленого поля виднелась гора Арарат. Арман любил идти и смотреть на гору. Он любил дорогу, по которой каждый раз выходил к холмам. Изо дня в день мальчик отправлялся в путешествие по этой дороге к засеянным угодьям, к небольшим лесистым местностям, проходя по сухой земле вдоль протоптанных путниками и им самим тропинок.

Чтобы спуститься с нагорья, на котором располагалась деревня, ему приходилось идти вдоль извилистой дорожки через каменные глыбы вросшие в землю. Когда он спустился, издалека его окликнула мать. Арман лишь мельком услышал вопрос.

– Куда ты? – спросила она, не подозревая о том, что ее голос еле слышим из-за ветра.

– К горе – прокричал он, но мать его не услышала.

Он так сказал лишь для того, чтобы скрыть реальную цель своего похода, однако к ближайшей точке гористой местности он даже близко боялся подходить. Арманположил лопату в мешок, чтобы освободить правую руку. Освободив руку, он стал поглаживать каменные глыбы, понимая их ценность как никто другой. Миллионы лет камни образовывались, рассыпались и превращались в песок, а железо, руда, золото оставались невредимыми, потом их снова захватывала земля и они снова погружались в камни и глыбы, образованные и вулканическим путём, и обрушением древних гор. Арман не знал, как они были образованны, но знал что они бесценны, как и все вокруг и бессмертны, как ничто другое.

Он пошел дальше спокойно, не обращая внимания на ветер.

Гористая местность, состоящая из песка, камней и глыб закончилась, и теперь его ноги ступали по траве. Впереди виднелся холм, большой и лысый. Мелкими шарообразными кустарниками казались деревья на холме издалека.

Арман прогуливался по знакомой тропинке. Он знал здесь каждый кустарник, каждое деревцо, каждый холм, любил, когда пасут овец или коз. Но больше ему нравилось, когда проходил дождь, и трава становилась мокрой, а на небе плыли остатки туч, закрывая солнце. Пасмурная погода, но благодатная. Такую погоду он ждал в следующие несколько часов, глядя на усиливающийся ветер. Однако желал успеть просмотреть до дождя один дальний участок земли. Арманполагал что в двух километрах от деревни в небольшом лесочке, где обитали дикие животные, в том числе и кабаны, а также коварные грифы, которым правда не было дела, где обитать, скрываясь за кустарниками и за двух метровой толщей земли, располагаются не крупные залежи меди.

Древние холмы, которые возможно когда-то были похожи на нечто вроде гор, навевали Арману мысль о том, что вполне возможно где-то близ этих холмов есть заточенные в горных породах самородки еще не добытой меди, о которой никто ничего не знает. Рассказы местных стариков о близлежащих лесах, которые еще сто лет назад не существовали, заинтересовали Армана, а юношеская наивность с подвигла его на поиски полезных ископаемых.

Арман понимал, что возможно ему не удастся найти ничего из того, что он мог себе нафантазировать. Ни железа, ни цинка, ничего, и уж тем более золота, но медь, он так много о ней читал в книгах по геологии, которые ему к счастью не пришлось воровать из библиотеки. Они лежали на полках шкафа в одном из классов местной школы, в котором Арманобучался. Юноша предполагал, что найденные им куски земли, раскопанные на двухметровой глубине, могут иметь лишь однопроцентное содержание меди от всей массы, а возможно вообще он не найдет в них ни единой медной крупинки. Однако он был намерен выяснить, есть ли в том лесу медь или нет. Вязаный мешок, какой обычно используют для складирования картошки, он предполагал использовать не только для сбора земляных образцов, но и в некоторой степени отсеивания слишком мелких песочных крупиц и лишней земли.

Арман подошел к холму и стал медленно взбираться на него, лопату он вскинул на плечо, а мешок скомкал и зажал в кулаке. Привычная дорога, порой сворачивала в такие дебри, что Арману во время прогулок внимательно отслеживать свой путь, но великая гора выводила его на правильную тропу, и он снова смело шагал вперед. Сейчас он никуда не сворачивал и шел по той тропинке, которую очень хорошо знал. Знал куда она ведет, как меняется ландшафт на пути, где располагаются холмы, которые безопасно обойти, а где длинные, неровные холмики на которые лучше взобраться, чтобы не потеряться в поисках пути вокруг них.

Ветер утих и Армана это немного расстроило. Ненадолго солнце зашло за хмурые облака, стало прохладно, однако потом оно снова вышло и обдало загорелое лицо Арманатеплом. Он обернулся и увидел, что ушел уже достаточно далеко, чтобы холмы закрыли вид на деревню почти на половину, а растительность, в том числе деревья, между которыми располагались маленькие домики, размылись в его глазах и стали одним целым.

Ему захотелось лечь на траву, но он преодолел это желание и пошел дальше. Как часто Арман ходил по этому пути, одна только улыбка на его лице отчетливо говорила о том, что он любит свою деревню, близлежащие угодья, лесистые местности, поля цветов. Он часто оборачивался, чтобы охватить взглядом начинающийся где-то вдалеке агрыдак, заполнить воздухом легкие и с упоением прокричать на все поле երկիր, իմ հող! (Земля, моя земля!)

Арман спустился вниз с холма и вдали увидел свой небольшой лесок. Отсюда он казался совсем маленьким, но по мере приближения вырастал в большого гиганта, с одной стороны страшного и темного, а с другой манящего свирелью птиц и загадочностью тихих деревьев.

Тропинка размылась, и Арману пришлось идти к лесу по траве. Благо трава была не мокрая и даже если с самого утра блистала на тонких травинках голубая роса, то сейчас после восхода солнца она быстро испарилась. Тропа размылась, потому что почти никто кроме Армана не ходил в лес напрямик. Местные охотники обходили эту лесистую местность с другой стороны, чтобы войти в большой лес. В тот лес Арман не стремился, ему хотелось затронуть лишь край маленького леса, который он сейчас видел. Арман до жути боялся кабанов и диких козлов, а сейчас около чащи этот страх усилился.

Он немного замедлили шаг, оглядываясь по сторонам, и, порой всматриваясь в чащу леса, побаиваясь увидеть там страшное дикое животное. В сущности, он страшился лишь того, что вовремя не заметит бегущего из лесу кабана или волка или бешеную лисицу. В детстве ему не раз приходилось бегать от диких зверей. Однажды Арман шел своей обычной тропинкой домой из школы. Он всегда оборачивался назад, оглядывая зеленые холмы уже пройденные им, но в этот раз при первом желании повернутся, он отругал себя за излишнюю боязливость и продолжил идти вперед, не зная, кто находится позади него. Арман ясно почувствовал, в тот момент когда закончил мысленный монолог, что сзади кто-то бежит. По его позвоночнику проползла холодная змейка и он, не оборачиваясь, рванул вперед что есть мочи. Как рассказывал потом отец, отогнавший животное выстрелом из дробовика, за Арманом гнался дикий темно-серый волк, отбившийся от стаи. Волк был очень стар и как только увидел оружие сразу развернулся к лесу и побежал прочь от Армана.

Приближаясь к лесу, Арман вспомнил и то, как отец, вернувшись на следующий день после охоты, рассказал, что его выстрел ранил старого волка в ногу и тот, углубившись в чащу леса, умер, а потом был обглодан грифами.

Эта история вспомнилась Арману именно сейчас. Ему казалось, что она имеет решающее значение в сегодняшнем походе, однако диких зверей нигде не наблюдалось. Это обстоятельство не очень-то радовало Армана, так как он знал, что не видеть зверя хуже, чем его видеть.

Он продвигался все ближе к лесу и наконец, дошел до первых деревьев. Небольшой сосновый лес теперь казался непроглядным. Арман остановился перед самой чащей, вглядываясь в ее густую глубину. Разглядеть что-либо на расстоянии пятидесяти метров было невозможно. Все от травы до солнца закрывали могучие ветвистые сосны с темно-зелёными иголками. Ночью в этом лису на ум могли прийти ужасные вещи, и в темноте вполне можно было провалиться от страха, услышав внезапный шорох или тихий осторожны рык. Однако и сейчас в дневное время Арман достаточно сильно боялся входить в чащу. Но общая тишина леса, мерный запах сосен успокоили его.

Арман минуту постоял у чащи, потом шагнул вперед и устремился в глубину. В его планы входило пройти около ста двадцати метров вглубь леса, затем повернуть направо и пройти еще пятьдесят ближе к середине леса. Он устремился по грязной дороге вдоль разбросанных сосен. Его старые ботинки порой утопали на миллиметр в грязи. Он оглядывался по сторонам, поднимая голову к верху, словно ожидая атаку с воздуха. Смотрел на деревья и пытался не вглядываться в глубину, чтобы не почувствовать головокружения, причиной которого мог бы стать лесной воздух и сосредоточенный не отрывающийся взгляд вперед. Он шел, все также утопая ботинками в грязи, надеясь найти твёрдую землю, где можно было бы начать раскопки.

Лопата порой сильно давила на плечо и ему приходилось снимать ее с плеча и волочь за собой, словно ленивую собаку на поводке, а мешок он сложил и засунул под мышку, так идти было намного удобнее.

Арман прошел достаточно глубоко, что бы, наконец, повернуть направо и пойти ближе к центру. На его удивление поворот был удачным. Грязи стало меньше, и чем больше он откланялся вправо, тем тверже становилась земля под ногами. Теперь он шел увереннее. Никаких посторонних звуков вокруг не было. На некоторое время он стал чувствовать себя в безопасности.

Кривые сосны наравне с прямыми привлекали его юношеский взгляд. Он шел и думал о своем. Арман любил сосны с малолетства. Давно, когда он еще только начинал ходить в деревенскую школу, у себя во дворе он нашел любимое дерево и вплоть до подросткового возраста ходил к нему. Когда Арману было грустно, он подходил к красивой завивающейся сосне, словно макака взбирался на нее и сидел там, пока не успокаивался. Он разговаривал с ней, любил ее, как живого человека и всегда вспоминал о ней с душевным трепетом. Впоследствии это чувство исчезло, а сейчас было совсем забыто.

В своем возрасте Армана интересовала геология и девушки, других интересов у него не было. Сейчас он думал о геологии. Он предвкушал серьёзную находку. Шел и представлял, как найдет залежи меди, словно клад оставленный пиратами на необитаемом острове, как раскопает все подчистую и наполнит свой мешок до середины. Он знал, что больше не дотащит. Его привлекала сама возможность такой находки и будоражила одна мысль о реальности найденной меди. Он продвигался вперед, ступая по твёрдой земле, и представлял будто уже нашел столько меди, что можно начинать проводить полноценные геологические исследования. Естественно он не доверил бы никому исследовать найденные залежи кроме самого себя.

От ухода в мысли его пробудил голос разума, он будто очнувшись, оглядел лес, обернулся и подумал о том, что может ничего не найти.

Он остановился в тот момент, когда почувствовал что дальше идти нельзя, иначе можно заблудиться в лесу. Место для раскопок он выбрал просторное. Маленькая лысина посреди леса по сравнению с другими местами, заросшимисоснами, казалась открытой и подходящей для дела. Солнце ярко светило сквозь верхушки деревьев. Свет пробивался на полянку и падал Арману на голову.

Он кинул мешок на землю и подошел к центру поляны, примиряясь и отмеряя то место, где необходимо раскопать яму. Лопатой он оставил полоски по четырём углам прямоугольника и принялся копать.

Копал по десять минут, потом отдыхал. Ему предстояло раскопать яму полтора метра глубиной и почти метр шириной. Арман знал, что чаще всего медь лежит на большой глубине. Однако в некоторых случаях она может лежать и на поверхности. На это он и надеялся, копая и вытирая пот со лба каждые десять минут во время отдыха. Железная лопата поначалу его не слушалась. Когда одна нога соскальзывала, он пытался ударять лопату второй. Но сам процесс копания земли был для него не основной проблемой. Главной проблемой были надоедливые корни, которые так и норовили помешать лопате впиться в земную твердь и отделить от нее кусочек. Корни приходилось силой рубить, еще резче ударяя по лопате и чаще меняя ноги.

Земля постепенно стала уступать и Арман, замечая некоторый прорыв, вдохновлялся и начинал работать с большим рвением. Но по мере того, как земля отрывалась, ложилась на лопату и улетала прочь в деревья и кусты, у Армана возникало противоположное чувство, что сегодня он не найдет ничего стоящего.

Лопата касалась земли. Арман снова и снова вскапывал твердь с благоговейным чувством стремления к труднодостижимой цели. Если бы он мог, то разом бы выкопал большую яму и добрался бы до цели очень быстро. Но еще не зная о том, как трудно даётся геологам поиск полезных ископаемых, он с детской наивностью верил в то, что достанет нужный ему металл без серьезных усилий.

В лесу становилось жарко. Солнце все выше поднималось над небосклоном. Яркий свет все дальше покрывал лес. Когда Арман почувствовал жар на своих плечах и стал задыхаться от нехватки прохладного воздуха, он приостановил работу и немного постоял без каких-либо движений, наблюдая за тем, как солнечные лучи медленно передвигаются по деревьям, мерцая в проеме небольших облаков, закрывающих им путь к земле. Ветви сосен застыли в тени без малейшего намека на движение. Арманпытался отдышаться, но никак не мог набрать в легкиедостаточно воздуха, чтобы восстановить привычное дыхание. Когда он увидел пыль, летящую вдоль яркого солнечного луча, ему стало еще труднее вдыхать воздух, но через несколько минут он все же смог надышаться и решил продолжить работу.

Во время работы он постоянно оборачивался, переходил от одного края к другому, копая то в одном, то в другом месте. И каждый раз его внимание привлекало одно не очень красивое и довольно странное дерево с зарубками на расстоянии полутора метра от земли. Поначалу Арманподумал, что возможно лесные животные вроде белок или дятлов могли оставить такие зарубки на сосне, но почему-то дерево вновь и вновь привлекало его внимание.

Он перестал думать об этом и продолжил копать. Земля была раскопана на метр в ширину и на полметра в глубину. Арман стоял внутри и копал все глубже. Он немного отдышался и вытер пот со лба. Через полминуты снова потек пот. Усилием воли Арман попытался избавиться отжелания протереть лицо рукой, но не прошло и минуты, как он снова оторвался от работы и тыльной стороной ладони провел по горячему лбу.

Лопата стукнула по земле и со скрежетом подалась в сторону от того места куда целился Арман. Он еще раз стукнул в то место, но немного слабее, лопата подалась влево и вонзилась в грязь. По звуку и по тому, как железная лопата отскочила от предмета, можно было установить, что это не корень. Но и на металл это было не очень похоже.

Арман с испугом замер, устремив свой взгляд на что-то светлое, виднеющееся из под влажных комков земли. Этот предмет не был похож на металл. У юноши не было сомнений, что ему не приходилось видеть что похожее раньше.

Арман решил откопать находку. Со страхом он взялся за лопату и начал копать, но с каждым новым взмахом ему становилось все страшнее. Он освободил место от земли ровно на половину, но дальше ему копать не хотелось. Руки машинально выпустили лопату. Она упала на землю и ударилась об грязно-белую верхушку человеческого черепа.

Арман выбрался из ямы и сел на траву, прикрыв лицо руками. Он до последнего не мог поверить в то, что нашел в этом старом лесу человеческий череп. Теперь он поднял глаза к верху, посмотрел на яркое солнце, потом переместил взгляд на сосну, которая так часто привлекала его внимание во время работы, что он пожалуй запомнил ее цвет, фактуру и некоторые трещинки коры в той области где располагались зарубки предположительно оставшиеся от когтей или клюва лесного животного. Арман обомлел, когда снова посмотрел на эти зарубки, теперь они напоминали ему следы от пуль. Он никогда не видел ничего подобного, поэтому мог лишь предположить в силу своей юношеской горячности, что эти следы являлись отпечатками от прошедших сквозь человека или же мимо него пуль.

Он встал на ноги и с осторожностью заглянул в яму. В данный момент его любопытство возобладало над страхом. Череп все также лежал на половину в земле. Можно было видеть чёрные, заполненные крупинками грязи, отверстия для глазных яблок и длинную неровную полоску, проходящую по всему черепу от правого виска к левому. Такой одинокий череп. Скорее всего, там были и другие останки человеческого скелета, однако Армана не очень тянуло их раскапывать. Но жгучее любопытство и чувство чего-то запретного пересилило в нем и превратилось в желание копать дальше несмотря ни на что. О меди он и думать забыл. Мысль о поиске полезных ископаемых вылетела из его головы, как молодой воробушек из гнезда. Он поднял лопату с земли, спрыгнул в яму и осторожно стал копать вокруг черепа.

Не прошло и нескольких минут, как он снова наткнулся на что-то твёрдое. Арман уже полностью раскопал череп и положил его на землю рядом с ямой. Было заметно, что у найденного черепа смещена челюсть. Челюстная кость была треснута в нескольких местах. Потрясённый Арман все же не остановился. Ему было интересно, что же он может найти в этой земле. Земная твердь словно ящик Пандоры, открывая его, путник не осознаёт опасности. Он продолжил копать и, похоже, снова наткнулся на кость, возможно плечевую. Из-под земли была видна небольшая окружность. Он подумал, что если это человеческое плечо, то оно, скорее всего деформированное, потому что его размеры слишком велики. Однако еще немного прокопав землю, он с ужасом отстранился в сторону. Там лежал другой череп, однако тот был в два раза меньше предыдущего. «Детский» – подумал Арман, и у него перехватило дыхание. Вдыхать воздух стало тяжелее. Пришлось облокотиться на стенку ямы. Лопата снова выпала из рук. Он судорожно водил ладонью по земле за спиной, неосознанно пытаясь избавится от стресса и смягчить испуг. Но это не сильно ему помогало. Сам череп не вызвал у него сильного страха, однако вид круглого отверстия чуть выше надбровных дуг поразил его и заставил оцепенеть. Детский простреленный череп был направлен лицевой частью вперед, в сторону Армана. Жутко и страшно было глядеть в то место, где раньше находились человеческие глаза и думать о том, какая судьба постигла этого ребенка.

В лесу все еще было жарко. Птицы пели, обдавая волнами свирели всю окружающую местность. Однако Арман не обращал внимания на звуки. Он судорожно вылез из ямы, поднял свой мешок и побежал прочь из леса. Бежал он довольно быстро. Больше всего ему хотелось избавиться от ужасающего впечатления. Однако мысли о черепах заставляли его сердце биться сильнее. Он немного замедлился когда, уже выбежал из леса. Через несколько сотен метров он перешёл на ходьбу. Голова гудела, а дыхание постоянно прерывалось. Приходилось дышать глубоко и ровно. Однако ни яркое солнце, ни поле, ни привычные холмы, ни дальнее расстояние от места захоронения не помогало Арману восстановить дыхание и сердечный ритм, а также избавится от ужасающей мысли о найденных в лесу останках.

С ужасом он проходил через все места, которые до сегодняшнего дня вызывали в нем только хорошие светлые чувства. На данный момент Арман ощущал только крайний испуг и не обращал внимания на окружающие виды. Трава под ногами все также кренилась от легкого утреннего ветерка, солнце все также пекло его темную голову, а холмы все также расходились волнами. Ничего не изменилось, ничего не произошло вокруг, однако ему было не по себе.

Он почти бежал, спотыкаясь об кочки и ямы, не замечая даже самых маленьких препятствий. Если бы он все еще находился в лесу, скорее всего ему бы пришлось не раз столкнуться с деревом лбом. Его глаза были направлены на землю, однако взгляд казался стеклянным. Как будто он смотрел в никуда. Часто ему нужно было оглядеться, он открывал глаза шире, быстро осматривался в поисках ориентиров, потом снова опускал глаза и следовал вперед. Чем дальше он уходил от леса, тем легче ему становилось дышать, тем медленней он шел, и тем осознаннейстановился его взгляд. По мере отдаления он все меньше предавал значение тому, что с ним произошло в лесу.

Одинокие деревья, раскинутые по холмам и долинам бескрайних просторов, еще напоминали о лесном происшествии, но уже не так колко и ясно. Собственные шаги по густой зеленой траве, под куполом чистого неба приводили его в чувства. Каждый новый сделанный шаг отвлекал Армана от увиденного. И каждое его движениепостепенно приходило в гармонию с окружающей местностью. С тишиной бесчисленных холмов, красочных полей где-то вдалеке, с лугами окутанными утренней дымкой тумана, с горой, которая напоминала о себе даже когда была за спиной. Такое чувство, когда идешь вперед ивдруг замираешь на секунду, ощущая на своих плечах ветерок с вершины – это сказанные горой слова утешения. Ты помнишь темно зеленый пейзаж нижней части горной местности зимой. От середины и до самой верхушки расстилается снежный покров. И пытаешься представить себе, как он растаял и, как, оставшаяся на самой верхушке шапочка чуть поблескивает, напоминая тебе о суровых зимних временах. Арман успокоился. Теперь он шел, вглядываясь вдаль в поисках хоть небольшой намёка на приближение к деревне, хоть уголочка деревенского дома. Стремился быстрее попасть в родную обитель, избавится от жуткого ощущения, страшащего его и от надоедливого любопытства, пораждающего еще больший страх непонимания своих собственных влечений.

Арман не приходил в ужас, когда вспоминал отдельные части черепов, хорошо запечатлевшиеся в его памяти. Белая кость лба, затылок, изгиб челюсти, все это по отдельности не было таким ужасающим, как картина отрытых останков в целом. Там где лопата судорожно упала на землю, немного подпрыгнула, где он облокотился руками о стенку ямы, а из земли на него глядела темные глазные ямки детского черепа. Арман вздрогнул и прибавил темп. Но через некоторое время он все же немного замедлился. Стал дышать ровно и пошел спокойным шагом. Это произошло тогда, когда он увидел вдалеке свою деревню. Простецкие домики с пологими самодельными крышами, грязный желтый кирпич, выцветший от проливных весенних дождей в горах. Вид деревни напомнил ему детские годы, мокрую зеленую траву поутру и как когда-то давно он вместе со своими друзьями выбегал ранним утром в поле и катался по земле в знак того, что ему можно делать все, что он уже взрослый. После этого незаметно прокрадывался домой весь мокрый, снимал одежду и прятал ее в углу за матрасом, чтобы мама не видела. Через день одежда высыхала, и Арман вытаскивал ее, надевал на себя и шел гулять. Матьвыглядывала из окна и кричала ему вслед «Арман, где ты достал это мятое тряпьё, сними сейчас же и надень что-нибудь другое».

Он улыбнулся, продолжая шагать по траве напрямик к деревне. Но мысль о черепах не покидала его. Как страшно было сознавать то, что живых людей застрелили в лесу и еще так близко к его дому. Он подумал о том, что возможно там были другие черепа. Кто-то расстрелял всю семью или же пленников или путников, кого угодно, но людей, в том числе и ребенка.

Когда Арман немного успокоился ему в голову стали приходить мысли по поводу того, что могло произойти в том лесу. Одни догадки его ужасали, другие были довольно логичными, но ничего, о чем он думал не казалось ему достаточно правдоподобным.

В конце концов, он перестал об этом размышлять и начал подниматься уже совершенно спокойно по той тропинке, с которой некогда спускался, поглаживая большие доисторические булыжники.

Путь от леса до деревни в этот раз показался ему слишком коротким. Он прошел через холмы и большое поле, подошел к тропинке, ведущей на холм, и забрался по ней к домам слишком быстро, так что даже не успел серьезно, без лишних чувств поразмыслить над случившимся. С другой стороны ему хватило ужаса и страха. Еще в лесу, когда ощущение испуга было очень свежим, время тянулось медленней, чем когда либо. Там он чувствовал себя, как в клетке, продвигался все быстрее, и в то же время понимал, что все происходит медленно, слишком медленно. Мучения всегда длятся долго.

Арман вдохнул свежий воздух. Он увидел свой дом и мать, которая развешивала белье на протянутый между деревьями толстый длинный шнурок. Она не замечала сына, пока он не подошел в плотную к дому. Веревка была почти вся завешана бельем. Некоторые вещи успели немного подсохнуть на ярком солнце. Мать только что, перестирала это белье в ручье и слишком устала. Можно сказать, что она даже немного отдыхала от нагрузки, развешивая мокрые вещи на шнурок.

– Явился! – громко прокричала он, завидев сына – где ты был? Почему бледный такой?

– Я был в лесу.

– А я увидела только то, что уже семь часов утра, а ты ещё не отправился за травами. Отец уже встал, поел, теперь на работу собирается, а ты чем занимался, картошку капал? – сказала она и засмеялась поглядывая на грязну лопату и мешок.

– Лучше не спрашивай, не хочу говорить об этом.

– Как хочешь, только вот к полудню мне нужно свежий суп приготовить, соответственно травы нужны уже сейчас, где они? – она хихикнула.

– Я пойду за ними сейчас, только в дом зайду, переоденусь и вот это на место положу – Арман поднял мешок и лопату.

Заборов в деревне не было, поэтому он беспрепятственно подошел к двери дома и открыл ее правой рукой, одновременно удерживая лопату и мешок в левой.

Дом казался очень старым. Одноэтажная деревянная постройка была задумана еще дедом Армана. Семья деда жила в небольшой землянке на этом же участке, но когда родители деда умерли, ему в голову пришла идея перестроить дом. Он снес его и поставил новый, который служит семье его сына верой и правдой до сих пор. Однако сейчас дом был уже довольно старый. Дожди размочили дерево, и оно потемнело, кирпичный фундамент трескался во некоторых местах, особенно там, где силились насекомые. Окно выходило на противоположную отсолнечной сторону. Из него можно было увидеть Арарат. Чаще всего мать Армана наслаждалась дальним видом этой горы, стоя на кухне. Также она могла видеть ручей и некоторые из деревенских домов. Тропинка, по которой все спускались вниз с холма находилась чуть поодаль, с левой стороны.

Арман встал под деревянный навес, который обычно шатался во время сильного ветра. Входя в дом, он услышалдобрый отцовский голос. Его отец, Николо разговаривал со своей дочерью Лусине, но когда зашел Арман он резко замолчал, а потом проговорил:

– Арман джи, куда ты так рано ходил, а?

Отец еще не видел своего сына, Арман шел по коридору, аон сидел в комнате. Юноша встал в проеме двери и посмотрел на отца.

– Доброе утро, пап, я ходил в лес.

– Доброе утро, зачем ты ходил в лес и почему ты такой бледный? – спросил отец, сидя на диване вместе с Лусине.

Маленькая Лусине посмотрела на брата, а потом на отца и как будто бы поняла, что им необходимо поговорить наедине. Она спрыгнула с дивана и побежала к себе в комнату.

Долгая пауза прервалась повторенным вопросом.

– Так где ты был, сын мой?

Арман положил лопату и мешок за стенку, а сам вошёл в комнату и сел рядом с отцом на диван. Николо почесал бороду и строго посмотрел на сына. Арман задумался: а потом ответил:

– Я был в лесу, за холмами, в том маленьком лесу, который всегда обходят охотники.

– Чёрное пятно, понятно, и что же ты там увидел, что так побледнел? – задал вопрос отец. Он сморщил лоб и своими большими темными глазами посмотрел на сына еще пристальней.

– Не знаю даже, как сказать…

– Говори, как есть! – перебил Николо сына и почесал проплешину на своей голове.

Арман посмотрел на отца и удивился тому, как же много седых волос было у него на голове.

– Я раскопал кости убитых людей – сказал Арман и уставился в пустоту, как тогда, на выходе из леса.

Николо точно также посмотрел вперед пустым взглядом. Потом сказал:

– Ты их видел?

– Да, только черепа, возможно один мужской, и один детский с дыркой в верхней части лба.

Николо опустил голову и о чем-то задумался. Потом он пару раз тяжело вздохнул и, сложив ладони на колени, сказал:

– Я не стану выяснять, зачем тебе понадобилось копаться в земле черного пятна, но скажу, что если бы дед был жив, он бы в подробностях описал тебе все, что происходило в этом лесу и тебе бы не захотелось больше приближаться к этому месту, как тем охотникам, которые его обходят.

– Возможно и так, теперь точно не хочется. Что случилось с этими людьми?

– Это не самая завидная участь, сынок.

– Даже не знаю, хочу ли я это услышать.

– Здесь всё будет зависеть от того, захочу ли я рассказать про это. Пожалуй, что нет.

– Ты не можешь так поступить. Несмотря на то, что мне пришлось увидеть их останки, я все же желаю узнать, как они умерли – сказал Арман громко, а потом замолчал, боясь, что мать на улице или Луисне в комнате его услышит.

– Я вижу, ты поражён тем, что увидел. Но это лишь малаячасть того, что произошло в годы войны в наших краях. Мне, слава богу, не довелось видеть многое из того, что здесь происходило, однако кое-что я все-таки видел.

– Этих людей?

– Я их знал.

– Почему ты никогда об этом не рассказывал, отец?

– А как ты думаешь, почему солдаты не любят говорить о войне?

– Мне кажется, что им просто тяжело, они как будто переживают все, о чем говорят заново.

– Почти так. В душе у них происходит ровно то же самое, что они пережили на войне, когда о ней рассказывают.

– Неправда, такого быть не может.

– Послушай, что я тебе расскажу, а потом суди. Я был еще ребёнком, чуть младше тебя. До нас доходили отголоски страшной бойни в Турции, но никто не придавал этому большого значения. До поры до времени. К деду стали приезжать его старые друзья, они просили убежища, но он им отказывал. Представляешь, как трудно ему было отказать своим друзьям в убежище. Его нельзя винить, он хотел сохранить семью.

– Турки уже тогда пришли на нашу территорию?

– Насколько я понял по рассказам твоего деда, им не составило большого труда вторгнуться на территорию Армении. И тот лес, в котором ты сегодня побывал, был их местом обитания. Я знаю, что там был лагерь. Небольшой. Те люди, которые бесчинствовали, перебрались сюда, они не состояли в турецкой армии. Им просто наравне с другими хотелось убивать. Что они и делали.

– Можешь не рассказывать дальше.

– Почему?

– Мне страшно это слушать.

– Ты сам спросил и сам хотел услышать, хотя не важно, я могу не и рассказывать.

Они посидели несколько минут, потом Арман заговорил.

– Ну а все же, как они могли поселиться в этом лесу, ведь рядом же деревня и возможно там были военные.

– Эти люди сумасшедшие, такие есть в любом обществе и когда начинается война, они выходят на свободу и показывают все свои худшие черты. Поэтому все их боялись, и они беспрепятственно смогли поселиться в чаще черного пятна. Однажды они пришли и в нашу деревню.

– Неужели мужчины позволили им ворваться?

– А что деревенские могли сделать, сынок, взять грабли и лопаты и забить их до смерти. Это было невозможно, против огнестрельного оружия не попрешь. Ночью с винтовками в руках они ворвались в деревню, я спал и ничего не слышал. Утром я увидел, что дом наших соседей горит.

– Вместе с людьми?

– Слушай дальше. Они забрали семью к себе в лес. Отца, мать и двоих детей – девочек. Я-то был сильно старше этих детей, им было лет по девять. Одной девять, другой около восьми..

– Так это их кости, пап?

– Какой ты не терпеливый! К сожалению, скорее всего их. Всю семью расстреляли. Я не знаю, что им всем пришлось пережить перед тем, как они умерли. Видимо те люди просто хотели поиздеваться.

В глазах Армана снова читался испуг. Он не мог выговорить ни единого слова. Через несколько минут в комнату зашла мама.

– Николо, ты поел?

Николо встал с дивана и сказал:

– Да. Мне пора на работу дорогая, жди поздно. Пока Арман джи.

Отец вышел из дома. Арман еще некоторое время тихо сидел на диване, не издавая ни звука. Все это время мать пыталась выпытать у него что-то. Но он пропустил ее слова мимо ушей и ничего не ответил. На кухне было слышно, как отец заводит свою ладу и выгоняет со двора, слышно, как шумят колеса. Он выезжает на прямую дорогу и удаляется. Тихий звук мотора, становится еле слышимым.

– Я, пожалуй, пойду за травами – сказал Арман очень осторожно, чтобы не выдать дрожи в голосе.

– Пожалуй, уже пора – сказала мать – не забудь кепку надеть, а то напечет голову.

Арман вышел из дома и пошел в поле. Снова спустился по тропинке, но уже не думал о камнях. Снова зашел на первый холм, но уже не думал о красоте природы, снова ощущал траву под ногами, но мысли об утренней росе, теперь казались ему воспоминаниями о том, как слезы лежат на лепестках. Через некоторое время ему стало легче. Он все еще шел по полю и думал о бедной семье.

Арман прошел несколько холмов и забрался на самыйвысокий, с которого можно было увидеть и дальний лес, и бескрайнее поле и цветущие красные луга где-то вдалеке. По направлению к лесу ему идти не хотелось. Поэтому он, недолго думая, решил идти по протоптанной пастухами тропинке к маковому полю, и далее выйти на просторы зеленеющих лугов.

Гора Арарат находилась слева от него. Он шел по тропинке, наблюдая за тем, как белые облака на голубом небе плывут в сторону маковых полей. Ему хотелось быстрее дойти до того места, где краснела земля, и где воздух наполнялся одурманивающим веществом.

Он не желал думать, однако мысли роем неслись сквозь его голову. Отцовский рассказ никак не мог забыться, несмотря на окружающую природу. Стоило ему хоть немного отвлечься от созерцания зеленого поля и опустить голову на траву, мысли быстро приобретали негативный оттенок. После возникало беспокойство и, наконец, сильно раздражение от несправедливости, желание что-либо изменить и в то же время страх, что все это может повториться. Он чувствовал усталость, природа казалась ему естественно прекрасной и грустной, одинокой. Он не мог сопоставить то, каким образом такая великолепная природа жизни могла породить противоречивую природу человека. Он не мог понять каким образом человек приходит к тому, чтобы совершать подобные ужасные поступки.

Холмов больше не было. Деревьев на его пути почти не осталось. Арман подходил к маковому полю. Он шел не то чтобы очень быстро, но ему казалось, что время бежит. Минута за минутой. Погруженный в себя, молчаливый он следовал по пастушьему пути и ясно желал окунуться в дурман макового поля. Возможно, он хотел забыться. Убрать из своей головы приносящие боль мысли о несправедливости. Может быть, он просто хотел покоя.

Вот на его глазах появились первые бутоны мака, и с каждым шагом их становилось все больше. Арман поднял глаза и осмотрел маковое поле. Оно казалось таким большим и бескрайним. Как будто вся Армения была окутана бордовыми маками. Он зашел в цветы и ненадолго остановился, созерцая все вокруг. Его внимание резко переместилось внутрь себя. Он стал следить за тем, что происходит в его голове. За тем как меняется его мысли и эмоциональный фон. Стал ощущать некоторое спокойствие. Раз, он вдохнул воздух, два, вдохнул второй раз и голова немного закружилась. Появилось сильное желание лечь на землю. Примять маки своим телом и заснуть здесь. Поспать всего несколько часов.

Слева виднелась гора Арарат. Арман заметил ее и снова ясно вспомнил все, что с ним сегодня произошло. Он шагнул вперед. Шаг был не особенно длинным, но именно это действие привело его в чувства. Арман шагнул еще раз и уверено пошел через маковое поле по направлению к зеленому лугу. Наконец начала выглядывать зелёная трава. Дурман макового поля немного подействовал на юношу. Голова закружилась. Он знал, что мак за такой небольшой промежуток времени не способен сильно повлиять на сознание. И подумал о том, что, скорее всего ещесказывается усталость и тот факт, что он забыл надеть кепку.

Солнце то скрывалось за облаками, то выглядывало. Этого было достаточно, чтобы темные волосы Армана сильно нагрелись.

Он вышел из поля цветов и проследовал дальше по чуть влажной зеленой траве. Слышно было, как щебечут птицы где-то вдалеке. Странно, что луг был пуст в такой ранний час. Ни какого скота не было видно. Пастухов нигде не было тоже. Одиночество немного расслабило Армана. Захотелось отдохнуть где-нибудь у дерева или посреди луга. Он прошел еще дальше. Трава становилась выше. Ему захотелось лечь на нее и заснуть. Желание не остывало. Арман остановился, но так и не смог заставить себя лечь. Он присел на корточки, осмотрелся и полностью сел в траву, выгнув спину в направлении ног. Потом сел по-турецки и стал размышлять.

Отсюда можно было видеть гору. Арман посмотрел на нее. Каждый раз он восхищался ее красотой и каждый раз чувствовал горечь от того, что гора находится на территории Турции. На территории тех людей, которые некогда терроризировали его народ. А случай произошедший пару часов назад заставлял его с ненавистью относиться к этим людям. Ему приходилось себя поправлять, успокаивать, однако это не помогало. Негативные мысли все больше заполняли его голову. Постепенно его клонило в сон. Усталость сводила его мысли на нет. Глаза стали закрываться. Вот уже захотелось прилечь, и как будто бы онбыл готов к этому. Но внезапно со спины Арман услышал звук копыт, отбивающихся от земли. Он раскрыл глаза от испуга, но не успел повернуться. Что-то стукнуло его по голове. Еще один удар. В глазах темнота. Последнее что он сделал это машинально лёг на траву.