Читать книгу Стихотворения - Михаил Кузмин - Страница 6

На берегу сидел слепой ребенок,

И моряки вокруг него толпились;

И, улыбаясь, он сказал: «Никто не знает,

Откуда я, куда иду и кто я,

И смертный избежать меня не может,

Но и купить ничем меня нельзя.

Мне все равны: поэт, герой и нищий,

И, сладость неизбежности неся,

Одним я горе, радость для других.

И юный назовет меня любовью,

Муж – жизнью, старец – смертью. Кто же я?»

Любви утехи длятся миг единый,

Любви страданья длятся долгий век.

Как счастлив был я с милою Надиной,

Как жадно пил я кубок томных нег!

Но ах! недолго той любови нежной

Мы собирали сладкие плоды:

Поток времен, несытый и мятежный,

Смыл на песке любимые следы.

На том лужке, где вместе мы резвились,

Коса скосила мягкую траву;

Венки любви, увы! они развились,

Надины я не вижу наяву.

Но долго после в томном жаре нег

Других красавиц звал в бреду Надиной.

Любви страданья длятся долгий век,

Любви утехи длятся миг единый.

Сердце женщины – как море,

Уж давно сказал поэт.

Море, воле лунной вторя,

То бежит к земле, то нет.

То послушно, то строптиво,

Море – горе, море – рай;

Иль дремли на нем лениво,

Или снасти подбирай.

Кормщик опытный и смелый

Не боится тех причуд,

Держит руль рукой умелой

Там сегодня, завтра тут.

Что ему морей капризы —

Ветер, буря, штиль и гладь?

Сердцем Биче, сердцем Лизы

Разве трудно управлять?

Флейта нежного Вафилла

Нас пленила, покорила,

Плен нам сладок, плен нам мил,

Но еще милей и слаще,

Если встречен в темной чаще

Сам пленительный Вафилл.

Кто ловчей в любовном лове:

Алость крови, тонкость брови?

Гроздья ль темные кудрей?

Жены, юноши и девы —

Все текут на те напевы.

Все к любви спешат скорей.

О, Вафилл, желает каждый

Хоть однажды страстной жажды

Сладко ярость утолить,

Хоть однажды, пламенея,

Позабыться, томно млея, —

Рвися после жизни нить!

Но глаза Вафилла строги,

Без тревоги те дороги,

Где идет сама любовь.

Ты не хочешь, ты не знаешь,

Ты один в лесу блуждаешь,

Пусть других мятется кровь.

Ты идешь легко, спокоен.

Царь иль воин – кто достоин

Целовать твой алый рот?

Кто соперник, где предтечи,

Кто обнимет эти плечи,

Что лобзал один Эрот?

Сам в себе себя лобзая,

Прелесть Мая презирая,

Ты идешь и не глядишь.

Мнится: вот раскроешь крылья

И без страха, без усилья

В небо ясное взлетишь.

«Люблю», сказал я, не любя —

Вдруг прилетел Амур крылатый

И, руку взявши, как вожатый,

Меня повлек вослед тебя.

С прозревших глаз сметая сон

Любви минувшей и забытой,

На светлый луг, росой омытый,

Меня нежданно вывел он.

Чудесен утренний обман:

Я вижу странно, прозревая,

Как алость нежно-заревая

Румянит смутно зыбкий стан;

Я вижу чуть открытый рот,

Я вижу краску щек стыдливых,

И взгляд очей еще сонливых

И шеи тонкой поворот.

Ручей журчит мне новый сон,

Я жадно пью струи живые —

И снова я люблю впервые,

Навеки снова я влюблен!

О, быть покинутым – какое счастье!

Какой безмерный в прошлом виден свет —

Так после лета – зимнее ненастье:

Все помнишь солнце, хоть его уж нет.

Сухой цветок, любовных писем связка,

Улыбка глаз, счастливых встречи две, —

Пускай теперь в пути темно и вязко,

Но ты весной бродил по мураве.

Ах, есть другой урок для сладострастья,

Иной есть путь – пустынен и широк.

О, быть покинутым – такое счастье!

Быть нелюбимым – вот горчайший рок.

Мы проехали деревню, отвели нам отвода,

В свежем вечере прохлада, не мешают овода,

Под горой внизу, далеко, тихо пенится вода.

Серый мох, песок и камни, низкий, редкий, мелкий лес,

Солнце тускло, сонно смотрит из-за розовых завес,

А меж туч яснеет холод зеленеющих небес.

Ехать молча, сидя рядом, молча длинный, длинный путь,

Заезжать в чужие избы выпить чай и отдохнуть,

В сердце темная тревога и тоски покорной муть.

Так же бор чернел в долине, как мы ездили в скиты,

То же чувство в сердце сиром полноты и пустоты,

Так же молча, так же рядом, но сидел со мною ты.

И еще я вспоминаю мелкий лес, вершину гор,

В обе стороны широкий моря южного простор,

И каноника духовный, сладко-строгий разговор.

Так же сердце ныло тупо, отдаваясь и грустя,

Так же ласточки носились, землю крыльями чертя,

Так же воды были видны, в отдаленности блестя.

Память зорь в широком небе, память дальнего пути,

Память сердца, где смешались все дороги, все пути —

Отчего даже теперь я не могу от вас уйти?

При взгляде на весенние цветы,

желтые и белые,

милые своею простотой,

я вспоминаю Ваши щеки,

горящие румянцем зари

смутной и страстно тревожащей.

Глядя на быстрые речки,

пенящиеся, бурливые,

уносящие бревна и ветки,

дробящие отраженную голубизну небес,

думаю я о карих,

стоячих,

волнующих своею неподвижностью

глазах.

И, следя по вечернему небу

за медленным трепетом

знамен фабричного дыма,

я вижу Ваши волосы

не развевающиеся,

короткие,

и даже еще более короткие,

когда я видел Вас последний раз.

Целую ночь, целый день

я слышу шум машин,

как биенье неустанного сердца,

и все утра, все вечера

меня мучит мысль о Вашем сердце,

которое – увы! – бьется не для меня,

не для меня!