Читать книгу Мне не страшно - Михаил Кузнецов - Страница 3

1.

За ночь изба выстыла. Митя запалил дрова, уложил рядом с печью бушлат, а поверх него одеяло. Потом он подошел к кровати, сел на край и тронул жену за плечо.

– Дай постель сменить, – сказал он ей.

Ольга, очнувшись, округлила глаза. Поднялась на локти.

– Андрюша. Голодный!

– Кормленый Андрюша. Спит.

Ольга нервно взглянула на люльку, в которой тихо и ровно дышал младенец. Тревога ее ушла, грудь успокоилась. Митя легко подхватил жену и перенес на одеяло у печи. Потом он свернул в ком мокрую простыню, обтер ею клеенку и швырнул к выходу.

– Ты в церкви был? – спросила Ольга с пола.

– Какая церковь? Солнце еще не встало.

– Я думала, уж вечер.

– Думала… Ванька подвезти обещал. Проснется он, тогда и поедем.

– Это хорошо. Мне уж сильно плохо, Митя.

– Всё успеем. Не трави.

Ей было не видно его лица и как оно скривилось от ее слов. Она видела только спину и широко раскинутые руки, расправляющие белье.

Митя отнес жену в постель, переодел в чистое и крепко укутал.

– Таблеток купить не забудь. Только зеленых, а не тех… И смесей для Андрюши. Да надо крестик еще, но возьми не шибко дешевый.

– Всё знаю.

– То-то хорошо, что на машине. И отца Георгия привезете. Пехом бы он не пошел. – Ольга схватилась за бок, сжала губы.

– Живо спи!

Митя поднял бушлат и вышел на улицу. Было темно и сухо. Низко светила луна, пылили сугробы. Митя валенками смел легкий снег с тропинки, присел у собачьей будки. Из конуры высунулась острая морда.

– На кого же ты лаяла всю ночь? В деревне пусто. Или жрать хошь?… А-ай, ну тебя!

Митя вернулся к крыльцу, достал сигарету и долго прикуривал на ветру. Потом увидал, что в соседнем доме горит окно, спрятал курево обратно и поспешил на свет.

Ему открыла бабка, завернутая с головой в рыхлый полушубок. Она испуганно подняла брови.

– Митя! Заходь шустрей.

Прошли в темные сени, Митя снял шапку с лысой, трескучей своей головы.

– Ты что в рань таку? С Ольгой что? – спросила бабка, шаря рукой у сердца.

– Не-е-е… – протянул он и улыбнулся этому.

– Напугал, дурень! Я думала, с Ольгой что…

– Всё так же.

Старушка спустила на плечи полушубок и поморщилась от лампы. В доме было жарко, даже угарно.

– Чаю давай?

– Не буду я.

– А что тоды рыщешь тут?

– Баб Вера, я это… Посиди с Андрюшей. Ваня меня с утра в церкву свезет.

– И ты с им поедешь? Он же запивши со вчера.

– Как?

– Обычно как.

– И-и-ы…

– Откуда у него, не знаю. Водка отобрана была. Где-то нашел…

Митя хотел сплюнуть, да проглотил. Начал топтаться на половике.

– Тащи сына ко мне, а сам пешком дуй, – приказала ему бабка. – Только я у вас сидеть не буду. Ольга больно стонет, не могу с ей рядом.

Не раздеваясь, Митя вошел в свой дом, подкинул в печку долгих дров, сунул в карман приготовленные деньги и рецепт. Постоял с минуту, глядя на пламя, и разбудил Андрюшу.

2.

Митя брел по деревне и шевелил на губах холодную сигарету.

Дойдя до Ваниной избы, рядом с которой стояла заметенная «Волга», Митя сбавил шаг, отломил от капота снежную корку и запустил ею в мутное оконце. Снаряд угодил по наличнику, отскочил в стекло. Окно засияло медью, и в проблеске этом отлилось такое же медное лицо.

– Что? – сипло крикнул Ваня через стекло.

Митя показал что.

Через минуту дверь отворилась, и на улицу высунулась Ванина голова.

– У нас же планы были, помнишь? – спросил его Митя.

Ваня вяло ударил себя по лбу.

– Что ж ты опять, а? Ключи давай! Сам поеду.

– Не. Не заведешь. Аккумулятор сдох насмерть… Лыжи хошь возьми.

– Я тебе эти лыжи сейчас!

Ваня чудом успел захлопнуть дверь до того, как Митя подлетел к порогу.

– Спичек хоть дай, – попросил Митя, понапрасну дергая ручку.

– Бить не будешь?

– Да когда я тебя бил, трепач?

Хрустнули петли, из дверной щели кисло пахнуло брагой и потом.

– Вот тебе зажигалку в подарок. Не бесись.

– Чтоб вечером трезвый был! – сказал Митя, прикурив.

– Какого числа? Нужно заглянуть в деловой журнал.

Митя отвесил Ване скользкий щелбан и зашагал прочь.

– Митю-ю-нь, – догнал его хриплый голос. – Купи в магазине пузырек? Всё равно мимо будешь. Бабка-то мои запасы увела.

Митя обернулся и зашипел, весь пунцовый от курева и злости. Ваня качался в желтом дверном проеме, растирал лоб и жалко глядел ему вслед.

– Сволочь ты, Ванечка, заповедная.

И Митя сплюнул, что накопилось. До Окулова было двенадцать километров.

3.

Митя шел, весь в своих мыслях. Он считал деньги, сколько у него есть, хватит ли на лекарства и на такси, чтоб свезти в деревню батюшку. Думал с беспокойством, возьмется ли кто ехать по нечищеной дороге и станет дожидаться до потемок. А когда мысли кончились, на Митю навалилась глухая предрассветная тьма.

Он обходил перелесок, из которого еще не ушла ночь. Чудились в чаще шорохи и мелькания, будто кто блуждал меж деревьями, то отпуская, то обгоняя Митю. И живот его холодел. А если Митя напряженно замирал, еще несколько секунд слышал рядом чьи-то шаги. Он не оборачивался на звуки, уверенный, что, обернувшись, увидит страшное.

Через минуту, успокаивал себя Митя, заскользят по насту первые пугливые лучи, а потом вспыхнет за лесом солнце. Сделается мигом светло, и шагать будет веселей. И он запел громкую песню про белую птицу, про объятия юной невесты и берега, на которых никогда не бывал.