Читать книгу Маршал Сталина. Красный блицкриг «попаданца» - Михаил Ланцов - Страница 5

13 октября 1938 года. Мюнхен. Обновленный состав Мюнхенской конференции

В первых числах июня Советский Союз и Французская республика заключили торговое соглашение и начали самое активное военно-техническое сотрудничество, что не замедлило сказаться и на других отраслях внешнеполитического взаимодействия двух держав. В частности, Франция отказалась санкционировать проведение конференции в Мюнхене для решения судьбы Судетской области без участия в ней СССР и Чехословакии. А уже в июле премьер-министр Франции при поддержке левого парламентского большинства заявил, что республика выполнит свои обязательства перед Чехословакией и не допустит нарушения установленных в Версале границ. После чего инициировал мероприятия, повышающие боевую готовность французской армии. Причем парламентское левое большинство и лояльные профсоюзы отреагировали на это заявление самым решительным образом – ввели однопроцентный «добровольный» налог, отчисляемый в Фонд национальной обороны для расширения военных заказов правительства.

Великобритания и Германия от такого «маневра» французов очень сильно опешили. Ведь с таким трудом вынашиваемый план рушился буквально на глазах. При этом США не вмешивались, Италия высказывала настороженную обеспокоенность, а в СССР объявили массовые сборы военнообязанных в западных округах. То есть фактически начали проводить скрытую, частичную мобилизацию первой линии в приграничных районах. Но и это еще не все – официальная позиция Москвы вообще никак не озвучивалась, в то время как Молотов буквально не вылезал из европейских столиц, реализуя практику «челночной дипломатии» – доводя до всех участников интересы Советского Союза в кулуарных беседах.

Так что собрать Мюнхенскую конференцию в ее первоначальном варианте просто не получалось без риска спровоцировать крупномасштабные боевые действия. В конце концов Германия с ее достаточно молодым Вермахтом не испытывала особенных иллюзий в отношении войны на два фронта по старому сценарию. Тем более что Лондон вел себя исключительно традиционно, твердо обещая лишь моральную и политическую поддержку, а Польша притихла, как мышь под веником, почуяв, что шутки закончились и в случае чего ей достанется по первое число.

Однако активная дипломатическая работа по разрешению Судетского вопроса продолжалась. Поэтому в первых числах октября Риббентроп и Иден оказались вынуждены уступить давлению со стороны Ориоля с Молотовым и собрать конференцию с участием в ней СССР и Чехословакии. Тем более что США выдерживали строгий нейтралитет, наблюдая за развитием ситуации, а Италия и сама не очень одобряла инициативу Гитлера в отношении Судет, опасаясь расширения германской экспансии на юг. Союзники союзниками, но Балканы в Риме считали своей сферой интересов и с явным неудовольствием смотрели на попытки Берлина откусить кусок от этого политического пирога.

– Господа, – начал собрание министр иностранных дел Великобритании, – мы все здесь собрались для того, чтобы попытаться за столом переговоров решить проблемы, возникшие в Судетской области Чехословакии. – Лорд Иден говорил довольно долго, стараясь как можно ярче показать ситуацию с нужной стороны, выставляя чехов если не исчадиями ада, то явно инициаторами инцидента. Немцы же у него подавались как честные труженики, которые просто хотят жить тихо и мирно, но им не дают. – А потому, господа, я предлагаю прекратить эту совершенно ненужную пытку и передать Германии Судетскую область.

– А не станет ли подобный шаг, – произнес с невозмутимым лицом Молотов, – очередным шагом по разрушению так тяжело давшегося нам мира? Ведь Версаль строго и однозначно определил границы государств. – Эта фраза вызвала буквально серость на лице Адольфа Гитлера, но он сдержался. Аналогичная реакция была заметна и на лицах остальных участников германской делегации, что вызвало внутреннюю усмешку у Молотова, так как он умышленно их дразнил.

– А что вы предлагаете? – спросил министр иностранных дел Франции Ориоль.

– Предоставить немцам, проживающим на территории Чехословакии, право льготного переселения в Германию. Я правильно вас понял, – обратился он к Адольфу Гитлеру. – Германию ведь заботят, прежде всего, люди, а не земли и заводы, которые она хочет приобрести под красивой вывеской борьбы за благополучие немецкого народа?

Поговорили плодотворно, настолько, что Гитлер покинул зал совещания с землистым лицом и слегка подергивающейся щекой. Собственно, на этом Мюнхенская конференция и закончилась, потому что германская делегация не захотела возвращаться к этому вопросу под таким «соусом». Однако чуть позже, во время вечернего банкета, на котором шел, по сути, кулуарный вариант второго раунда, Тухачевский, присутствующий в качестве члена советской делегации, имел небольшой, но очень значимый разговор с любимцем фюрера – Гудерианом.

– Признаться, я не очень понимаю позицию господина Молотова, – задумчиво произнес Хайнц после того, как они с Тухачевским отошли на балкон покурить. – Ведь Советскому Союзу нужно не меньше нас разбить эту проклятую Версальскую систему. Или я ошибаюсь в отношении ваших интересов в Прибалтике?

– Тут дело не в Версальской системе, а в том, как фюрер решил провернуть это дело и кого он выбрал себе в союзники.

– И вы пошли против наших общих интересов в пику Лондону? – усмехнулся Хайнц.

– Лондон так развернул это дело, что оно перестало быть для нас общим. Сдача Чехословакии станет политическим провалом Москвы и не принесет ей никаких преференций. Кроме того, этот шаг ни на йоту не продвинет нас к возвращению старых имперских земель, которые фактически находятся под дипломатической защитой Великобритании. И в продвигаемой фюрером политической канве выходит, что кому оставлять независимость, а кого ее лишать – решаем не мы с вами, а англичане. Если бы фюрер пошел сразу к нам, то вряд ли вообще была необходимость в том неприятном разговоре, что произошел в зале. Нас ведь вынудили так действовать, чтобы банально сохранить лицо.

– И все-таки выходит, что в пику, – улыбнулся Гудериан. – Но соглашусь, что иного вам не оставалось.

– Да и вам тоже, дорогой друг. Ведь нас с вами стравливают. Германию направляют на восток, ссылаясь на то, что там и только там у нее есть жизненное пространство. А Советский Союз подталкивают к тому, чтобы принести коммунизм в Европу. А потом догнать и еще раз принести, – усмехнулся Тухачевский. – Ведь сама ситуация, что тут произошла, – не случайна. Ее специально подготовили. Причем не в Москве и Берлине, а совершенно в иных местах. Даже Париж и тот стал заложником ситуации.

– Вы считаете? – несколько недоверчиво спросил Гудериан.

– Германия стремится к возрождению былого величия и мести за версальское унижение. Ведь так?

– Если не вдаваться в подробности, то – да.

– В Советском Союзе сейчас потихоньку все громче звучат вопросы о том, почему государству-участнику победившей коалиции не только не дали свой кусок пирога, но и напротив – обрезали так, словно именно Россия была главным противником Антанты, а не Германия. У нас отрезали Польшу, Прибалтику, Финляндию, отдали добрый кусок Румынии. Хорошая награда. А кто в этом виноват? Думаю, ответ вы знаете…

– Франция и Великобритания?

– Франция в этой игре скорее ведомая сила. Так сказать – второй номер пулеметного расчета. И вот теперь, когда Германия потихоньку начинает собирать свои земли и возрождать свое былое могущество, эти проклятые лайми опять пытаются столкнуть нас с вами лбами, дабы отвести наш праведный гнев от своего треклятого острова. Пытаются сделать так, чтобы мы перебили друг друга в надуманных спорах, а не воздали им давно заслуженную трепку. Вместе. Плечом к плечу.

– Оу… – несколько растерялся обескураженный Гудериан.

– И помяните мое слово, фюрер, в конце концов, на это пойдет. Уступив увещеваниям этих лживых «друзей» и своих не самых чистых на руку советников.

– Кого вы имеете в виду? – подозрительно покосился Гудериан.

– Я не хочу наговаривать, – ответил маршал, сделав недовольное лицо.

– Но вы уже начали. Продолжайте. Я хочу вас выслушать.

– У меня нет точных сведений, поэтому я знаю только слухи, которые ходят по нашему Генеральному штабу. Сами понимаете, такие подозрения вполне могут не иметь под собой ровным счетом никаких оснований.

– И все же. Вы меня заинтриговали. Мне бы очень хотелось узнать ваше мнение.

– У нас говорят, прежде всего, об адмирале Канарисе, которого, по слухам, еще в 1915 году завербовали англичане в Чили после крушения крейсера «Дрезден». – Гудериан резко напрягся и заиграл желваками, но промолчал. – А также об Эрихе Редере, который реализуя британские интересы, лоббирует строительство такого военно-морского флота, который окажется максимально безопасным для лайми при предельной внешней эффектности.

– Эрих? Вы серьезно? – Самообладание Гудериана немного сдало, ведь если к Канарису он относился весьма прохладно, особенно после того, как тот стал затирать его перед лицом фюрера, а потому Хайнцу было приятно услышать гадость об этом человеке, то с Редером у него отношения были вполне ровные. – Что же он такое делает?

– Задачи Кригсмарине[9] в предстоящей войне заключаются в блокаде Великобритании и полной парализации ее морского судоходства. Для этих целей Германии нужно строить подводные лодки, способные успешно действовать в условиях тотального превосходства англо-американского флота. И их должно быть поистине много. Три, а лучше четыре сотни. Вместо этого Редер открыто лоббирует постройку новых линкоров и тяжелых крейсеров, хотя промышленность Рейха не в состоянии в обозримом будущем даже приблизиться к тому могуществу надводного флота, что ей могут противопоставить англичане и американцы. Но ведь большие надводные корабли смотрятся весьма эффектно и создают иллюзорное впечатление могущества, а потому фюрер в полном восторге от них. В то время как подводные лодки весьма неказисты. Сколько субмарин можно было бы построить вместо этих эффектных, но непонятно для чего нужных линкоров? Редер просто водит фюрера за нос.

– Это ваше мнение? – Гудериан скептически оценил взгляд Тухачевского.

– Вижу, что вы не верите мне. Не нужно было мне разносить сплетни, – покачал головой маршал и отвернулся, затянувшись папиросой.

– Все нормально дорогой друг, – похлопал по плечу Тухачевского Гудериан. – Я понимаю, что это всего лишь сплетни, но не ожидал в них услышать столь неожиданные вещи. Кстати, а почему вы считаете, что Канарис был завербован англичанами?

– А… – махнул рукой маршал, – только косвенные сведения. Все это вилами по воде писано. Только зря на крамольные мысли вас навожу. Извините. Мне не нужно было это делать.

– Однако ваши слова о том, что Советский Союз и Германию хотят столкнуть лбами, очень похожи на правду. Признаться, они и меня самого не раз посещали. Да и прочие ваши опасения кажутся вполне уместными. Но, увы, мое влияние в Рейхе очень ограничено, и я вряд ли смогу в полной мере донести эту мысль до фюрера. Но обещаю вам, что постараюсь проверить ваши подозрения в отношении Канариса и Редера, хотя бы потому, что они меня сильно заинтересовали лично. Если это все правда, то… – Гудериан скривился в гримасе отвращения.

– Это очень отрадно. Вы очень толковый офицер, и я рад, что вы правильно меня поняли. А потому я хочу предупредить вас лично – не ввязывайтесь в назревающую заварушку, все не обдумав.

– Заварушку? – не понял Гудериан.

– Хотел бы сказать больше, но и сам всех подробностей не знаю. Часть Вермахта может попытаться выразить что-то вроде вотума недоверия своему фюреру. Как это произойдет и где, я даже не могу предполагать, но уверен в том, что сейчас, после не очень удачного завершения дела в Чехословакии, самое подходящее время для прорыва этого давно назревшего противоречия наружу. Будьте осторожны, дорогой друг, – сказал Тухачевский, после чего кивнул на прощание и оставил слегка обалдевшего Хайнца на балконе в одиночестве…

17 октября 1938 года в газете «Правда» вышла заметка, которая повествовала о том, что два дня назад в Германии восстали против власти нацистов два армейских корпуса под руководством фон Вицлебена и фон Брокдорф-Альфреда. Вечером того же дня генерал Гудериан двинул свою танковую дивизию на противодействие повстанцам, что заслужило самое высокое одобрение у фюрера и высшего партийного руководства Рейха, так как он оказался первым генералом столь явно и решительно продемонстрировавшим свою лояльность режиму. Поступок Гудериана, по сути, смог избавить Германию от хорошего шанса погрузиться в пучину гражданской войны.

Читая эту заметку, Тухачевский просто светился радостью, так как он не только правильно просчитал предстоящее развитие событий, но и смог подложить просто необъятную свинью англичанам. Ведь Гудериан после такого прозорливого предупреждения, безусловно, совершенно иначе отнесется и к остальным словам, которые теперь уже точно не канут в лету. А это означает не только появление намного большего количества германских подводных лодок, еще сильнее бьющих по Великобритании, нежели в реальности, но и серьезный удар по репутации Канариса, если тот, конечно, начнет допускать новые «ошибки» в интересах туманного Альбиона. И если тот в глазах сильно политически окрепшего Гудериана совершит предательство интересов Рейха, то глава прославленных Панцерваффе его съест без соли. А если и не съест, то понадкусывает так, что это не сильно облегчит тому участь.