Читать книгу Помещик. Том 8. Мир-о-творец - Михаил Ланцов - Страница 2

1559 год, 13 октября, Тула

Марфа вышла из палат воеводы, где она с детьми временно жила. Оставалось недолго до переезда в новую резиденцию на правом берегу Упы. Ее уже построили и в целом отделали. Теперь же просушивали после отделочных работ.

Княжеская резиденция, как ее называли, в целом повторяла воеводскую, представляя собой башенный замок в японском стиле. Только больше. Заметно больше, поскольку строители уже набрались опыта и смогли сделать этажи куда как просторнее. А еще светлее и – что особенно важно – теплее: систему отопления Андрей тут продумывал не с бухты-барахты, а очень основательно, как и теплоизоляцию с вентиляцией…

Женщина поежилась.

Утро было зябким. После рождения третьего ребенка она стала подмерзать. Все-таки сказывалось стройное телосложение, которое никуда не делось. С одной стороны, ее очень радовал тот факт, что удалось сохранить фигуру и привлекательность. С другой стороны – холодно. Такая стройность явно не для тульской погоды в эти времена. Да, быт благодаря их с мужем усилиям шагнул очень далеко. И та же одежда стала многократно удобнее. Но все равно – до XXI века не дотягивала. Из-за чего все более-менее теплое было тяжелым и в целом не слишком удобным, поэтому приходилось идти на весьма неприятные компромиссы…

Она села в двуколку. Накрыла колени с плечами пледом. Крикнула извозчику трогать. И коляска медленно покатила из тульского кремля к понтонному мосту через Упу, что проходил рядом со строящимся каменным – параллельно ему. Его пока еще возводили. Дело-то не быстрое. Но все шло своим чередом.

Зимой 1558–1559 годов через проруби насыпали быки, подвозя на санях камни по льду. Как потеплело – сделали волнорезы из привозного гранита и установили их. А теперь вот наводили пролеты.

Сооружали деревянный каркас, поверх которого укладывали арки сегментного типа. Из кирпича. К сентябрю строители уже успели сделать первый пролет, идущий от первого быка к берегу. Возвести леса для двух других пролетов. И произвести ряд работ на прилегающей территории. В том числе укрепить должным образом берега для упора тяжелых арок. Пока так, но в будущем, 1560 году мост обещали клятвенно достроить. Руководил его строительством итальянец, вызволенный из рабства Андреем в Константинополе, некогда подвизавшийся помощником архитектора. И мало-мальски представляющий себе, как эти самые мосты строить. Опыта самостоятельного руководства пока, ясное дело, не имелось. Но он старался, и дела у него шли ладно, пусть и не быстро. Ведь мост небольшой, а он столько возится при наличии всех потребных материалов…

Марфа проехала мимо каменного моста, лишь вскользь на него посмотрев. Просто для того, чтобы проконтролировать факт ведения работ. Люди шевелятся. Что-то делают. И ладно. Высовываться в это утро лишний раз из-за тента двуколки не хотелось. Особенно тут – на реке, где дул свежий ветерок.

Проехав в Зареченск, как назвали местные жители новый район города, она остановилась у ткацкой мануфактуры. Здесь ее ждала небольшая делегация. Большое дело намечалось! Пуск первой линии механических ткацких станков!

Детей она брать с собой не стала. Старший Василий приболел простудой. А дочь Василиса с совсем крошечным Александром были еще слишком малы для таких визитов. Так что явилась без них. Только в сопровождении своей вездесущей охраны из масаев.

Это ребята отказывались ездить верхом, предпочитая «семенить» рядом на своих двоих. И делали это ОЧЕНЬ шустро. Даже несмотря на доспехи и вооружение. Ибо за эти несколько лет они отъелись и немало окрепли на тренировочных площадках, сумев реализовать заложенный в них потенциал на все сто процентов.

К слову сказать, несмотря на дикий для Тулы цвет кожи и вид, у каждого масая уже имелась местная жена. Да и крещение они приняли, начав мало-помалу общаться с остальными. Туляки, оценив выносливость и силу, равно как и преданность Андрею, масаев этих зауважали. Особенно за прямо-таки собачью преданность юному Палеологу. Потому что он для Тулы и окрестностей был чем-то особенным, практически сакральным. Для кого-то, конечно, просто удачливым человеком, вышедшим из их среды, но для многих – этакой священной коровой. В первую очередь из-за того, что, несмотря на некоторые потрясения, жизнь в городе и его округе стала НАМНОГО лучше. Причем на их глазах.

Татары просто и бесхитростно прекратили ходить сюда в набеги. Более того, ближайшие из них заступили на службу и теперь отряды разбойников сами отлавливали. И не только из числа иных степняков, но и прочих, совершенно очистив всю городскую округу от татей. Отчего селяне вздохнули спокойно.

Но это только одна сторона медали.

К осени 1559 года в городской округе действовало уже два десятка конных косилок, что позволило вывести заготовку сена на совершенно иной уровень. А это, в свою очередь, дало возможность не только решить вопрос с основным объемом корма для коней, но и замахнуться на создание первых ферм. По разведению коз для начала. Очень уж они неприхотливы.

Овец же хороших, тонкорунных, закупленных в Испании, имелся всего десяток голов, и с них буквально пылинки сдували, чтобы не передохли. И так с огромным трудом контрабандой три штуки вывезли. Потерять их не хотелось. Слишком уж перспективным выглядело это приобретение.

На коров же пока не замахивались. Очень прожорливы. Но держали в уме и уже прикидывали, где можно будет поставить первую опытную ферму. Когда получится немного укрепиться, привлечь новых работников и ввести в оборот дополнительные покосы.

Сено – дело, конечно, хорошее, но куда важнее было земледелие. А в нем произошла самая что ни на есть революция, причем не только в масштабах Руси, но и вообще планеты.

Из-за реформ Андрея удалось сформировать своего рода колхозы, то есть относительно небольшие предприятия по обработке обширной пашни силами «творческого коллектива» из нанятых крестьян да бобылей.

Для обеспечения функционирования этих самых колхозов развернули три аналога МТС – машинотракторных станций, на которых концентрировались всякого рода плуги, бороны, телеги, волокуши, косилки конные, сеялки и так далее. Плюс запас хороших лопат, вил, граблей и прочего сельскохозяйственного инвентаря. А также тягловый скот – степные лошади и волы.

Сама же пашня, обрабатываемая с помощью этих МТС, засеивалась по принципу Норфолкского цикла, основанного на четырехполье. Например, на первом участке сажали горох, на втором – озимую пшеницу, на третьем – репу, на четвертом – овес. На следующий год культуры смещались по кругу на соседние поля. И на такие вот «четвертинки» оказались разделены все распаханные земли, что в известной степени облегчило посевную и жатву, так как она сильно размазалась по времени. Разом ведь, единым махом, все земли в сжатые сроки не требовалось теперь вспахать и засеять. Так что эти самые импровизированные МТС вполне справлялись. И даже не сильно напрягались.

Понятное дело, использовались не только эти культуры, но суть оставалась прежней – травянистые посадки чередовались с пропашными. Не забывали и о взаимном влиянии и восстановлении почвы. Посему в Тульской округе производились пшеница, овес, ячмень, репа, свекла, горох, чечевица и так далее. Причем в избытке и плюс-минус равномерно, уйдя от запредельно высоких рисков, характерных для монокультурного производства, каковым промышляли ранее в регионе.

А вот рожь Андрей избегал сажать, помня об угрозе отравления спорыньей, слишком уж легко и массово поражающей рожь в прохладные и сырые годы. По этой и многим другим причинам особой отрадой для него стали первые делянки картофеля. Пока еще довольно мелкого, но даже в таком виде он выглядел очень перспективно. А рядом с ним потихоньку «колосились» посевы северных сортов фасоли, тыквы да маиса, то есть кукурузы, привезенных из долины реки Гудзон. Пока посевного материала было мало, но он стремительно множился, грозя стать в перспективе нескольких лет доминирующей культурой.

В общем и в целом меры, принятые Андреем в Тульской округе, сумели не только полностью обеспечить город и окрестных селян продовольствием, но и дали начало его экспорту. И дальше ожидался эффект куда больший. Особенно после начала массового разведения картофеля, фасоли, маиса и тыквы в перспективе двух-трех лет. Что давало надежду на открытие ферм, требующих кормов куда более «нажористых», чем обычное сено. Например, свиноферм.

И ситуация на этом не заканчивалась.

По утвержденной пятилетней программе развития города с округой Андрей планировал ввести в оборот втрое больше пашни от имеющихся. Кроме того, уже началась стройка большого количества технических прудов в среднем и верхнем течении реки Упы, по реке Шат и в верховьях Дона. Не самих по себе, а в качестве первой очереди инженерных объектов, необходимых для создания полноценного судоходного Волго-Донского канала. Второй очередью должны были стать многочисленные шлюзы, позволяющие поддерживать потребный уровень воды в речной системе и крохотном канале от Иван-озера до Дона в засушливое время.

Вся прелесть заключалась в том, что эти пруды задумывались не только как водяные аккумуляторы. Нет. На их базе было запланировано масштабное рыбоводство и птицеводство. А точнее, разведение карася[1] и гуся. С переходом в будущем по возможности на разведение карпа, которого только предстояло завезти из прудов Богемии. Гусь же он и в Африке гусь. Мясо, яйцо, пух и перья его имели огромное экономическое и в какой-то мере стратегическое значение. Особенно перья. И в текущем историческом моменте делали его разведение многократно интереснее куры или индейки.

И это не единственный комплекс мероприятий.

Мельницы, лесопилки, пасеки, разного рода мелкие мануфактуры и прочее, прочее, прочее было задумано согласно плану и потихоньку воплощалось в жизнь. Благодаря чему в жизни местных да и всей округи не только появилась сытость, но и нарисовались перспективы. Весьма радужные. Из-за которых жители Тулы воспринимали Андрея если не как нечто сакральное, то очень близко к тому. И Марфу почитали как его проекцию. Да, формально в Туле имелся воевода Царя. Но по факту вся власть находилась в руках этой женщины…

Ей кланялись прохожие на улицах так, словно она едва ли не Царица. Ей подчинялись все городские чины. Кстати, почти полностью созданные и поставленные ее мужем.

Марфе это нравилось.

Какой-то особенной скромностью она не отличалась. Но, несмотря на определенные амбиции, берегов не теряла. Помнила про покушения и то, как опасно настраивать против себя местных жителей. Ну и о муже не забывала. Да, по обычаям тех лет он был излишне ласков и души в ней не чаял, то есть рукоприкладством не занимался. Во всяком случае, на регулярной основе. Только разок сорвался, да и то не сильно. Но они между собой все отношения выяснили, и она приняла для себя факт того, что находится ЗА мужем, а никак не впереди…

– Все готово, – поклонился управляющий мануфактурой, когда она вышла из пролетки.

– Славно, – ответила Марфа на ходу, стараясь как можно скорее войти в помещение. Где тепло, сухо и нет этого промозглого ветерка. Себе же под нос она буркнула: – Нужно было теплее одеваться…

Внутри действительно было все готово.

Четыре ткацких станка стояли заправленные, а рядом с ними – ткачи с подмастерьями для их обслуживания. И это были механические ткацкие станки. Развитие того самого, что не так давно показывали Марфе в опытном сарае.

Педальный привод сохранили, а вот ширину станка увеличили втрое от обычного. Ведь у ручного ткацкого станка какая проблема? Правильно. Ширина полотна ограничена длиной руки, которая просовывает челнок между слоями нитей. А тут челнок перебрасывался ударным механизмом и скользил по нитям утка…

Марфа сразу не сообразила, как лучше поступить. Она хотела саржевую ткань делать. А потом ее озарило. Парусина! Много дешевой и качественной парусины! Это ведь стратегический товар. А у нее довольно грубыми конопляными нитями весь склад завален. Так что станки сильно дорабатывать не потребовалось…

Раз-два, раз-два – крутили педали подмастерья, начав свою работу.

Громко защелкал ударный механизм.

И вообще все зашевелилось.

А на выходной барабан стала наматываться широкая грубая ткань полотняного плетения весьма и весьма однородного качества. И быстро наматываться. Раз в пять быстрее, чем обычные ткачи свои узенькие полоски изготавливали. Эти же получались еще и в три раза шире.

На несколько минут все вокруг погрузилось в тишину.

Ткачи мануфактуры молча наблюдали.

Марфа тоже.

– С саржей получится справиться? – после долгого медитативного наблюдения за тем, как летал челнок, поинтересовалась она у мастера.

– К зиме, не раньше.

– Жаль.

– Не раньше, а вот позже – может быть.

– Я поняла, – вполне благодушно кивнула Марфа. – А с прядильным станком нет мыслей?

– Увы, госпожа. Ни руки, ни голова до него не доходят.

Она кивнула.

Молча прошла вокруг станков, самым внимательным образом их осматривая. А у самой вся голова вновь оказалась забита мыслями о том, как вся эта парусина пойдет через Дон в Азов и оттуда в Константинополь. Ну и далее в бассейн Средиземного моря. Паруса из крепкой конопляной нити – ладный товар. Ходовой. Она не сомневалась – с руками оторвут. Особенно Испания, которой для могучего флота парусины требовалось очень много. Тем более ладной.

Можно, конечно, его и на север «толкать». Но там война. И Балтика перекрыта. Торговля же через Северную Двину шла вяло и имела слишком много издержек транспортных. Намного больше, чем через Дон. Особенно сейчас, когда османского флота больше нет.

– Госпожа, – произнес вошедший с улицы масай.

– Что-то случилось? – удивилась она. Обычно без особой нужды они не нарушали ее покой и не вмешивались в такие мероприятия. Тем более что в помещение имелись пятеро бойцов, которых более чем достаточно для ее защиты.

– Пришла лодка. Там человек. Просит тебя.

– Ладно, – кивнула она. – Пусть войдет.

Гость не заставил себя долго ждать. Им оказался Иван Шереметьев. Старый знакомец ее мужа, отправлявшийся не так давно на юг в составе большой делегации, чтобы предложить Андрею стать младшим соправителем Царя. Она была решительно против этой идеи, но кто ее спрашивал. И теперь Марфа с содроганием ожидала развязки, предвкушая нечто неприятное…

– Государыня, – обратился с порога Шереметьев. – Ты позволишь с тобой с глазу на глаз поговорить?

– Государыня? – удивилась женщина.

– Твой супруг принял титул Императора Восточной Римской империи.

– Ох… – только и выдохнула она. Какие-то слухи до нее доходили. Но на фоне досужей болтовни это казалось весьма глупым и странным. Мало ли что болтали. Оказалось – нет, не болтали. Действительно принял.

Вся мануфактура замерла. Даже механические прялки замерли, ибо подмастерья «зависли», не желая пропустить ни слова.

– За работу! – грозно рявкнула Марфа. И, уже обращаясь к Шереметьеву, скомандовала: – Пошли. – Направилась она при этом в помещение управляющего. Относительно небольшую комнату, теплую и хорошо освещенную тройкой больших светильников.

Зашла.

И рухнула на небольшой диванчик, который стоял там для отдыха управляющего. Тот ведь регулярно засиживался допоздна, а иногда и заночевать мог из-за дел разных и насущных. Вот и соорудили такой ему подарочек. За рвение.

Шереметьев зашел следом и прикрыл дверь.

– Скажи мне, что это дурная шутка… – тихо произнесла Марфа.

– Увы, не могу, – развел тот руками. – Он просил передать письмо тебе, – добавил Шереметьев, протягивая кожаный тубус. – Вскрыть?

– Да, – глухо и как-то отрешенно ответила женщина.

Мужчина сноровисто сломал печать. Открыл крышку. Извлек свиток и протянул женщине. Со всем уважением, кстати. Он и раньше с ней не позволял никаких лишних вольностей, теперь же и подавно – как на камерном приеме у Царя.

Марфа сломала печать на свитке. Развернула письмо. И вчиталась:

«Душа моя рвется к вам, ненаглядная Марфа Петровна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка…» – начинал свое послание Андрей словами Сухова из «Белого солнца пустыни». Только имя сменил.

И далее он давал краткую сводку. Причем писал не на местном варианте русского языка, а на привычном для XXI века. Даже в графике той. Да еще и с массой сленговых слов, символических оборотов и прочих приемов, дабы случайный читатель не сумел разобраться в написанном.

Письмо вышло у Андрея емким, циничным и в известной степени едким. Но Марфа чем дальше его читала, тем больше улыбалась. Соскучилась она уже по мужу. Соскучилась…

– На словах он что-то просил передать? – отложив письмо, спросила она.

– Перед отъездом мы долго беседовали. Без лишних ушей. Он расспрашивал о тебе, о детях, о делах. Много и детально.

– О детях?

– Да. Ему было интересно буквально все.

– Хм. И что он намерен делать?

– Не могу знать. Твой муж отказался от предложения Царя нашего. Но оно иначе и не могло выйти. С какой стати Император Царю станет прислуживать? Опоздали мы. Промедлили.

– Ты ведь не просто письмо мне завез лично. Мог бы и так передать. Говори.

– Не просто завез, – кивнул Шереметьев. – С Андреем Прохоровичем мы сговорились об обручении дочери вашей и царева сына.

– Ты смерти ей хочешь?! – встав с диванчика, выкрикнула Марфа.

Шереметьев отшатнулся.

Взгляд женщины в какие-то мгновения приобрел весьма бешеный характер, а в ее руке появился маленький пистолет. Колесцовый. Так-то шалость. Но на столь небольшой дистанции – угроза великая. Во всяком случае, дырку точно «прокрутит».

Эти маленькие пистолеты с колесцовым замком Андрею специальной партией изготовили где-то в Германии. И Марфа с тех пор довольно много и регулярно упражнялась в их использовании.

– Марфа Петровна… – тихо произнес Шереметьев, отступив назад и примирительно подняв руки. – Царь наш предложил этот союз, и муж твой его одобрил.

Она с минуту смотрела на него немигающим взглядом. Потом убрала пистолет, спрятав его где-то в складках одежды. И, упав обратно на диван, отрешенно уставилась в стену.

– Твоей дочери при дворе ничего не угрожает.

– Вот только не ври! Не ври! – фыркнула раздраженно она. – Ей ничего не угрожает… Конечно! Как и первому ребенку Царя. Как и ему самому, которого травили самым бессовестным образом. Как и его матери. Как и его отцу. А моя малышка совсем кроха. Я не хочу отдавать ее в столь юном возрасте на верную смерть.

– Никто не говорит, что она должна переехать в Москву немедленно.

– А когда?

– Когда возраст подходящий будет. Это ведь не венчание, а обручение. Желательно бы тебе явиться в Москву по хорошей погоде и все уладить. Лучше с малышкой. Но ежели ты опасаешься за ее здоровье в силу малолетства, то не беда. Твой муж предложил оформить обручение через заключение договора между правящими домами.

Марфа подняла на Шереметьева глаза, полные тоски, и произнесла:

– А ведь как было хорошо… нет, не сидится ему. Все вперед рвется…