Читать книгу Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939-1941 годы - Михаил Мельтюхов - Страница 4

Политический кризис 1939 г

Оглавление

Развитие международной ситуации в Европе в конце 1930‐х годов неумолимо вело к новому вооруженному столкновению между великими державами. К концу 1938 г. Версальская система в Европе практически прекратила свое существование, а Мюнхенское соглашение значительно усилило Германию. В этих условиях германское руководство поставило перед собой новую внешнеполитическую цель – достичь гегемонии в Европе, закрепив за собой роль великой мировой державы. В результате захватнических действий Германии и Италии в марте – апреле 1939 г. в Европе начался предвоенный политический кризис – период непосредственной расстановки военно-политических сил в предвидении вероятной войны.

События 1939 г. уже свыше 75 лет остаются в центре внимания мировой и отечественной историографии. В зарубежной историографии эти события стали объектом всестороннего анализа и послужили основой для формирования различных историографических концепций. В отечественной исторической науке до второй половины 1980‐х годов господствовала сложившаяся еще в 1939–1941 гг. и окончательно закрепленная в «исторической справке» 1948 г. «Фальсификаторы истории» официальная точка зрения[52]. После того как в конце 1980‐х годов принципиальные аспекты проблем истории предвоенного политического кризиса в Европе стали предметом бурной дискуссии, это принудительное единомыслие распалось, и в отечественной историографии возникла естественная ситуация спора точек зрения, что позволяет более объективно исследовать прошлое. Значительное количество трудов, посвященных событиям 1939 г., позволяет дать их обобщенную картину и выделить основные тенденции развития международных отношений.

Хотя Мюнхенское соглашение создало новую политическую обстановку в Европе, оно рассматривалось всеми великими державами как очередной этап их взаимоотношений. Ситуация осени 1938 – лета 1939 годов в Европе представляла собой запутанный клубок дипломатической деятельности великих держав, каждая из которых стремилась к достижению собственных целей.

Как только завершилась реализация Мюнхенского соглашения, Германия 24 октября 1938 г. предложила Польше урегулировать проблемы Данцига и «польского коридора» на основе сотрудничества в рамках Антикоминтерновского пакта. Тем самым Германия решила бы для себя задачу тылового прикрытия с Востока (в том числе и от СССР) в предвидении окончательной оккупации Чехо-Словакии, ревизовала бы германо-польскую границу, установленную в 1919 г., и значительно упрочила бы свои позиции в Восточной Европе. Тем временем Польша, продолжая свою традиционную политику балансирования между Берлином и Москвой, 21–22 октября начала зондаж СССР на предмет нормализации советско-польских отношений, обострившихся в период Чехословацкого кризиса летом 1938 г. 4 ноября Москва предложила подписать коммюнике о нормализации отношений, которое после консультаций и было подписано 27 ноября. На следующий день Польша уведомила Германию, что эта декларация распространяется лишь на двусторонние советско-польские отношения и не направлена на привлечение СССР к решению европейских проблем. Польское руководство опасалось, что слишком тесное сближение с Германией может привести к утрате независимости, поэтому, несмотря на неоднократные обсуждения германских предложений в октябре 1938 – январе 1939 г., Берлин так и не получил желаемого ответа[53].

Хотя при определенных условиях не исключалось создание германо-польско‐японского военного союза с антисоветской направленностью, позиция Польши осложнялась наличием германо-польских проблем. Кроме того, сама Германия пока не ставила своей целью войну с СССР, а, готовясь к захвату Чехо-Словакии, была заинтересована в нейтрализации Польши и невмешательстве Англии и Франции, для воздействия на которые вновь использовалась антисоветская риторика. Не случайно Берлин санкционировал шумиху в прессе относительно планов создания «Великой Украины» под германским протекторатом, что было с пониманием встречено в Лондоне и Париже. Этой же цели способствовала франко-германская декларация от 6 декабря 1938 г. и предпринятые в январе 1939 г. новые попытки добиться положительного ответа Варшавы на германские предложения. Польское руководство было согласно на определенные уступки в вопросе о Данциге лишь в обмен на ответные шаги Германии. Неуступчивость Польши привела к тому, что германское руководство стало склоняться к мысли о необходимости военного решения польской проблемы в определенных условиях[54].

Англия и Франция надеялись закрепить и продолжить процесс контролируемых ими изменений на континенте, чтобы на этой основе консолидировать европейские великие державы. Англо-германские и франко-германские отношения были несколько омрачены ноябрьскими еврейскими погромами в Германии и появившимися в январе 1939 г. слухами о подготовке германского удара по Нидерландам. Все это вынуждало Англию и Францию координировать свою политику, ускорить модернизацию своих вооруженных сил, поддерживать контакты с СССР и одновременно добиваться всеобъемлющего соглашения с Германией в духе Мюнхена. Как показали секретные экономические англо-германские переговоры в октябре 1938 – марте 1939 г., перспектива широкого экономического соглашения двух стран была вполне реальной. Особенно наглядно это проявилось в ходе экономических переговоров в Дюссельдорфе 15–16 марта 1939 г., окончившихся подписанием картельного соглашения представителями промышленности обеих стран. С октября 1938 г. Франция также активизировала процесс сближения с Германией, что было поддержано Англией. В принципе Лондон и Париж не исключали признания Восточной Европы зоной германского влияния при условии устранения для себя германской угрозы и прекращения односторонних экспансионистских действий Берлина. По мнению английского руководства, это открывало перспективу для дальнейшего движения к всеобъемлющему соглашению Англии, Франции, Германии и Италии[55].

11—14 января 1939 г. в Риме состоялись англо-итальянские переговоры, в ходе которых обсуждался вопрос о посредничестве Италии в англо-германских отношениях. Б. Муссолини легко обещал свое содействие, хотя был удивлен столь очевидным заблуждением английского руководства. 2 февраля Франция предложила Италии секретные переговоры по колониальным проблемам, что открывало возможность для нормализации франко-итальянских отношений и могло бы привести к некоторому охлаждению итало-германских связей. Одновременно в Берлине Франция зондировала возможность германского содействия улучшению франко-итальянских отношений. Германию это совершенно не устраивало, и информация о франко-итальянских контактах просочилась в прессу, что привело к их срыву[56].

Рассчитывая стать лидирующей силой на континенте, Германия добивалась признания за собой статуса мировой державы со стороны Англии и Франции, что было невозможно без демонстрации силы или даже нанесения поражения этим странам. К марту 1939 г. германскому руководству стало очевидно, что, хотя влияние Германии в Восточной Европе значительно возросло, оно все еще не стало решающим. Достижение этой цели требовало новых политических действий. Окончательное устранение Чехо-Словакии позволяло Германии продемонстрировать свою силу восточным соседям, сделав их более сговорчивыми, и значительно снизить опасность антигерманского союза в Восточной Европе. По мнению Берлина, решение чехословацкого вопроса привело бы к нейтрализации Польши, экономическому подчинению Венгрии, Румынии и Югославии. Возвращение Мемеля (Клайпеды) привело бы к контролю Германии над Литвой и усилению германского влияния в Прибалтике. Тем самым был бы обеспечен тыл для войны на Западе, которая рассматривалась в Берлине как первый этап в деле обеспечения германской гегемонии в Европе. Лишь после решения этой задачи Германия могла позволить себе антисоветский поход[57].

Исходя из этих общих соображений и продолжая политику балансирования между Западом и Востоком, германское руководство с осени 1938 г. стало постепенно добиваться нормализации отношений с СССР. 19 декабря 1938 г. без всяких проволочек был продлен на 1939 г. советско-германский торговый договор. 22 декабря Берлин предложил СССР возобновить переговоры о 200 млн кредите, намекнув на необходимость общей нормализации отношений. Опасаясь германо-польского сближения в результате визита министра иностранных дел Польши Ю. Бека в Германию 5–6 января 1939 г., советская сторона 11 января согласилась начать экономические переговоры. Со своей стороны, стремясь подтолкнуть Варшаву к соглашению, А. Гитлер 12 января несколько минут побеседовал на дипломатическом приеме с советским полпредом, что стало сенсацией в дипломатических кругах. Тем самым Германия пыталась намеками на возможность дальнейшего развития контактов с Советским Союзом вынудить Англию, Францию и Польшу к уступкам. Вновь не добившись ясного ответа от Польши на свои предложения, Германия санкционировала передачу Закарпатья Венгрии, что вызвало недовольство Польши, но успокоило СССР, опасавшегося, что эта территория станет зародышем «Великой Украины»[58].

Подписав соглашение с Англией о поставках угля, Германия 20 января уведомила Советский Союз о том, что в Москву 30 января прибудет германский представитель для ведения экономических переговоров. Стремясь поднять значение СССР в Европе, советская сторона 27 января инициировала проникновение сведений об этом в английскую печать. Опасаясь ухудшения отношений с Англией и Польшей, Германия 28 января заявила о переносе срока переговоров. Естественно, Москва осталась недовольна тем, что Германия оглядывается на Англию и Францию, поскольку это подтверждало возможность возрождения «Пакта четырех». Правда, переговоры окончательно прерваны не были, и вяло продолжались в последующие месяцы. Политическая ситуация продолжала меняться. 2 января 1939 г. Польша установила консульские отношения с Маньчжоу-Го, а 12 января Венгрия заявила о готовности вступить в Антикоминтерновский пакт. В качестве контрдействия Москва 2 февраля разорвала дипломатические отношения с Будапештом, а 19 февраля был подписан советско-польский торговый договор. 24 февраля Маньчжоу-Го и Венгрия присоединились к Антикоминтерновскому пакту, 27 февраля правительство Ф. Франко в Испании было признано де‐юре Англией и Францией[59].

Уточнение тактики советской дипломатии, начавшееся с осени 1938 г., нашло свое выражение на страницах журнала «Большевик», где была опубликована статья В. Гальянова «Международная обстановка второй империалистической войны». Под этим псевдонимом скрывался заместитель наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкин. Статья дает общее представление о внешнеполитической доктрине Советского Союза, которая исходила из того, что Вторая мировая война уже началась, поскольку во второй половине 1930‐х гг. был предпринят ряд военных акций, изменивших обстановку в мире. Эти события разделили главные капиталистические державы на агрессоров (Германия, Италия, Япония) и тех, кто попустительствует агрессии (Англия, Франция, США). Хотя это попустительство наносит ущерб интересам западных держав, оно является политикой, направленной на столкновение агрессоров и СССР, который представляет собой оплот революции и социального прогресса. Англия и Франция идут на уступки Германии и Италии, поскольку опасаются краха фашистских режимов, на смену которым может прийти большевизм.

Анализируя международную ситуацию, автор показывал слабость и конфликтность германо-итало‐японского блока, экспансия которого идет по пути наименьшего сопротивления. Поэтому в первую очередь агрессоры угрожают интересам Англии, Франции и США, но не спешат портить отношения с СССР, хотя и ведут антисоветскую пропаганду. Германия будет и далее проводить политику шантажа и угроз, объектом которой на этот раз, скорее всего, станет Франция, сделавшая все, чтобы ослабить советско-французский договор 1935 г. Степень верности капиталистических стран своим обязательствам была продемонстрирована летом 1938 г., когда только СССР был готов оказать помощь Чехословакии. По мере нарастания кризиса капитализма происходит усиление СССР, на стороне которого находятся симпатии всего прогрессивного человечества. Дальнейшая перспектива событий рисовалась автору следующим образом. «Фронт второй империалистической войны все расширяется. В него втягиваются один народ за другим. Человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию». «Конец этой второй войны ознаменуется окончательным разгромом старого, капиталистического мира», когда «между двумя жерновами – Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, – в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы»[60].

Схожие идеи прозвучали в выступлении А.А. Жданова на ленинградской партийной конференции 3 марта 1939 г., в котором он, напомнив, что СССР является «державой самой сильной, самой независимой», заявил, что в силу этого фашизм – «это выражение мировой реакции, империалистической буржуазии, агрессивной буржуазии» – угрожает главным образом Англии и Франции. В этих условиях Англии очень хотелось бы, чтобы «Гитлер развязал войну с Советским Союзом», поэтому она старается столкнуть Германию и СССР, чтобы остаться в стороне, рассчитывая «чужими руками жар загребать, дождаться положения, когда враги ослабнут, и забрать». По мнению Жданова, этот несложный маневр разгадан Москвой, которая будет «копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом»[61]. Эти материалы важны тем, что они дополняют характеристику международной ситуации, данную И.В. Сталиным в Отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVIII съезду партии 10 марта 1939 г., в котором были сформулированы задачи советской внешней политики в условиях начала новой империалистической войны и стремления Англии, Франции и США направить германо‐японскую агрессию против СССР. Советский Союз должен был «проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами; соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками; всемерно укреплять боевую мощь» своих вооруженных сил и «крепить международные связи дружбы с трудящимися всех стран, заинтересованными в мире и дружбе между народами», что позволяло и далее использовать пропаганду для поддержания имиджа «страны рабочих и крестьян». Из контекста речи становится ясно, что «поджигателями» войны являются страны, проводящие политику невмешательства: Англия, Франция и США[62]. В этих условиях целью советского руководства было использовать кризис и противоречия великих держав для дальнейшего усиления своего влияния в мире с перспективой окончательного решения вопроса о существовании капиталистического общества.

В середине марта 1939 г. США, СССР, Англия и Франция располагали сведениями о подготовке Германии к оккупации Чехо-Словакии, но державы-гаранты Мюнхенского соглашения не предусматривали никаких мер противодействия. Кроме того, формально мюнхенские гарантии чехо-словацких границ действиями Германии нарушены не были. 14 марта Словакия под давлением Германии провозгласила независимость, а президент Чехо-Словакии выехал в Берлин, где в ходе «переговоров» дал согласие на политическое переустройство своей страны. 15 марта германские войска вступили в Чехию, на территории которой был создан Протекторат Богемия и Моравия. Первоначально реакция Англии и Франции была довольно сдержанной, но по мере возбуждения общественного мнения Лондон и Париж ужесточили свою позицию и 18 марта, как и СССР, выразили протест действиями Германии, из Берлина были отозваны «для консультаций» английский и французский послы. США также не признали аннексии и заморозили чехословацкие активы в своих банках. То же формально сделала и Англия, но чехословацкое золото было тайно возвращено в Прагу[63].

Тем временем в ходе продолжавшихся германо-румынских экономических переговоров англофильские круги в Бухаресте решили прозондировать реакцию Англии на вероятность дальнейшего экономического проникновения Германии в Румынию. 17 марта румынский посланник в Лондоне уведомил Форин Оффис о том, что Германия готовится предъявить Румынии ультиматум, выполнение которого поставит ее экономику на службу рейху. Это сообщение подтолкнуло Англию к активизации своей политики в Восточной Европе, и 18 марта она запросила СССР о его действиях в случае германского удара по Румынии. Аналогичные запросы были посланы Польше, Греции, Югославии и Турции. В свою очередь, эти страны запросили Англию о ее намерениях, а СССР предложил созвать конференцию с участием СССР, Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции для обсуждения ситуации. 21 марта Англия выдвинула контрпредложение о подписании англо-франко-советско-польской декларации о консультациях в случае агрессии. В тот же день Германия вновь предложила Польше решить вопрос о передаче Данцига и «польском коридоре» в обмен на присоединение к Антикоминтерновскому пакту с перспективой антисоветских действий[64].

Обсуждение вопроса о предложенной Лондоном декларации выявило, что Польша и Румыния не хотят подписывать документ, если под ним будет стоять подпись советского представителя. В свою очередь, Москва, опасаясь толкнуть Варшаву в объятия Берлина, не собиралась подписывать этот документ без участия Польши[65]. Англия столкнулась с проблемой, как обеспечить привлечение СССР к решению вопросов европейской политики, что ранее неизменно отвергалось ею, в условиях, когда многие страны, чье мнение Лондон старался учитывать, не одобряли заигрывания с Москвой. В итоге к концу марта вопрос о декларации отпал, а вышеуказанная проблема была вновь отложена на будущее. Столь же безрезультатно закончились и англо-советские экономические контакты 23–27 марта[66].

Тем временем 21–22 марта Англия и Франция договорились о начале 27 марта военных переговоров, в ходе которых было решено, что в случае войны Англия пошлет во Францию первоначально 2 дивизии, через 11 месяцев – еще 2 дивизии, а через 18 месяцев – 2 танковые дивизии. Основным способом военных действий западных союзников должна была стать оборона и экономическая блокада Германии. Действия ВВС ограничивались только военными объектами. Варианты помощи Польше даже не рассматривались. Считалось, что «судьба Польши будет определяться общими результатами войны, а последние, в свою очередь, будут зависеть от способности западных держав одержать победу над Германией в конечном счете, а не от того, смогут ли они ослабить давление Германии на Польшу в самом начале». Исходя из этих планов, Англия и Франция были заинтересованы в затягивании войны в Восточной Европе, что связало бы германскую инициативу и позволило бы им лучше подготовиться к войне[67].

Пока же в Восточной Европе Лондон и Париж попытались создать польско-румынский антигерманский союз. Однако Польша была не склонна участвовать в этом союзе, а стремилась получить поддержку в деле ограничения германской экспансии для дальнейшего лавирования между Берлином и Москвой. Поэтому Варшава отказалась и от антисоветской, и от антигерманской комбинаций, хотя и предложила Англии 23 марта соглашение о консультациях в случае угрозы агрессии. Английское руководство, преувеличивавшее мощь Польши, решило сделать ставку на нее как противовес Германии с Востока. 21–23 марта Германия под угрозой применения силы вынудила Литву передать ей Мемельскую (Клайпедскую) область. Все надежды Каунаса на поддержку Англии, Франции и Польши оказались напрасными. Польша не собиралась ухудшать отношений с Германией, хотя была бы не прочь в будущем еще продвинуть свои границы на запад, а Англия была озабочена слухами о скором германском ударе по Польше и возможном германо-польском сближении[68].

23 марта Англия попыталась через Италию добиться урегулирования на Востоке Европы, но это лишь раззадорило Рим в собственных экспансионистских намерениях. В тот же день было подписано германо-румынское экономическое соглашение, значительно укрепившее влияние Германии в этой стране, а Польша провела частичную мобилизацию. Пытаясь добиться согласия Польши на гарантию границ Румынии и сдержать германскую экспансию, Англия пошла на односторонние гарантии независимости Польши. Вопреки мнению Варшавы о сохранении их в тайне, 31 марта гарантии были опубликованы, но при этом Англия не отказалась от содействия германо-польскому урегулированию. Тем не менее Польша все же отказалась дать гарантии границ Румынии. 4–6 апреля в ходе англо-польских переговоров стороны дали друг другу взаимные гарантии, и Англия в определенной степени попала в зависимость от Польши в вопросе о вступлении в войну. Гарантии подтолкнули Германию продемонстрировать их никчемность, Польшу – к дальнейшей неуступчивости в отношении соседей, Советскому Союзу вновь продемонстрировали его «второсортность», а проблема поддержки Румынии не была решена. Вместе с тем английские гарантии могли стать для Москвы своеобразным заслоном от Германии, поддержанным Англией и Францией. 28 марта СССР заявил о своих интересах в Эстонии и Латвии[69].

Еще 25 марта Германия не намеревалась решать польский вопрос в ближайшее время, но после того, как 26 марта Польша окончательно отказалась принять германское предложение о территориальном урегулировании, а 28 марта заявила, что изменение статус-кво в Данциге будет рассматриваться как нападение на Польшу, чем сорвала осуществление там нацистского путча, перед германским руководством встал вопрос о подготовке войны с Польшей. 1 апреля Берлин пригрозил расторгнуть англо-германское военно‐морское соглашение 1935 г., если Лондон не прекратит политику «окружения Германии». Началось конкретное военное планирование, задачи которого были определены «Директивой о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939–1940 гг.», утвержденной А. Гитлером 11 апреля. Теперь германское руководство было озабочено локализацией будущего конфликта. 7—12 апреля Италия оккупировала Албанию, что нарушало англо-итальянское соглашение о сохранении статус-кво на Средиземном море. 13 апреля Англия и Франция дали гарантии Румынии и Греции, а 12 мая – Турции, что должно было не допустить сближения этих стран с Германией и поддержать англо-французский престиж. 15 апреля президент США предложил Германии и Италии дать обещание не нападать на 31 упомянутую в его послании страну в течение 10 лет в обмен на поддержку в вопросе о равных правах в международной торговле. 28 апреля Германия расторгла англо-германское морское соглашение 1935 г. и договор о ненападении с Польшей 1934 г., а 30 апреля неофициально информировала Францию, что либо Лондон и Париж убедят Польшу пойти на компромисс, либо Германия будет вынуждена наладить отношения с Москвой[70].

По мнению большинства исследователей, именно экспансионистские действия Германии и Италии в марте – апреле 1939 г. положили начало предвоенному политическому кризису, что вынудило Англию и Францию начать зондаж позиции СССР[71]. М.Л. Коробочкин указывает, что отход от Мюнхенского соглашения в политике Германии начался еще осенью 1938 г., а действия Германии весной 1939 г. потребовали от Англии поисков союзников для сдерживания германской экспансии, но не для войны с ней, поскольку в Лондоне хотели решить эту задачу без применения силы[72]. В литературе в той или иной степени признается, что с весны 1939 г. Англия и Франция стали отходить от однозначной линии на «умиротворение» Гитлера. По мнению М.И. Семиряги, с марта 1939 г. Англия и Франция решили, не теряя связи с Германией, достичь определенных соглашений и с СССР. Вслед за западной историографией автор считает, что это был «новый курс» Лондона и Парижа, поскольку были даны гарантии Польше и другим странам Восточной Европы, а Советскому Союзу было предложено заключить соглашение о взаимодействии[73].

1 апреля Москва уведомила Лондон, что, поскольку вопрос о декларации отпал, «мы считаем себя свободными от всяких обязательств». На вопрос, намерен ли СССР впредь помогать жертвам агрессии, был дан ответ, «что, может быть, помогать будем в тех или иных случаях, но что мы считаем себя ничем не связанными и будем поступать сообразно своим интересам»[74]. 1–2 апреля в ходе контактов с польским послом в Москве советская сторона вновь убедилась в том, что Польша не готова к антигерманскому сотрудничеству[75]. 4 апреля было опубликовано Сообщение ТАСС, в котором указывалось, что вопреки заявлениям французских газет Советский Союз не брал на себя обязательств «в случае войны снабжать Польшу военными материалами и закрыть свой сырьевой рынок для Германии»[76]. В тот же день, ориентируя советского полпреда в Германии об общих принципах советской политики, нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов отметил, что «задержать и приостановить агрессию в Европе без нас невозможно, и чем позже к нам обратятся за нашей помощью, тем дороже нам заплатят»[77]. В ходе беседы с Литвиновым 4 апреля польский посол в Москве В. Гжибовский высказал мысль, что, «когда нужно будет, Польша обратится за помощью к СССР». В ответ Литвинов вполне здраво заметил, что «она может обратиться, когда уже будет поздно», и для советской стороны «вряд ли приемлемо положение общего автоматического резерва»[78]. Тем самым польскому послу давали понять, что вопрос о советской помощи следует заранее согласовать.

11 апреля Германия предприняла зондаж позиции СССР на предмет улучшения отношений, но советская сторона предпочла занять выжидательную позицию. В тот же день Англия запросила Советский Союз, чем он может помочь, в случае необходимости, Румынии. 11 апреля в письме советскому полпреду во Франции М.М. Литвинов отметил, что Англия и Франция стремятся получить от Советского Союза одностороннее обязательство защищать Польшу и Румынию, полагая, что поддержка этих стран отвечает советским интересам. «Но мы свои интересы всегда сами будем сознавать и будем делать то, что они нам диктуют. Зачем же нам заранее обязываться, не извлекая из этих обязательств решительно никакой выгоды для себя?»[79]. Нарком выразил озабоченность английскими гарантиями Польше, поскольку они могли в определенных условиях принять антисоветскую направленность[80]. 13 апреля Франция подтвердила франко-польский союзный договор 1921 г., а 14 апреля предложила СССР обменяться письмами о взаимной поддержке в случае нападения Германии на Польшу и Румынию на основе советско-французского договора о взаимопомощи 1935 г. Одновременно Париж приглашал Москву внести собственное предложение о сотрудничестве. В тот же день Англия предложила СССР заявить о поддержке своих западных соседей в случае нападения на них. 17 апреля в ответ на предложения Англии и Франции СССР предложил этим странам заключить договор о взаимопомощи. Оккупировав Чехию, Германия стала препятствовать выполнению советских военных заказов чешскими предприятиями. Выражение Советским Союзом дипломатического протеста 17 апреля было использовано сторонами для взаимных зондажей. В тот же день Польша и Румыния подтвердили, что их союзный договор направлен только против СССР[81].

18 апреля польская сторона довела до сведения Германии, что она «может быть уверена, что Польша никогда не позволит вступить на свою территорию ни одному солдату Советской России». Тем самым, Польша вновь доказывала, что «она является европейским барьером против большевизма» и окажет влияние на Англию, чтобы та не пошла на соглашение с Советским Союзом без учета интересов Варшавы[82]. 22 апреля В. Гжибовский сообщил М.М. Литвинову, что Польша отклонила германские предложения, «ни в коем случае не допустит влияния Германии» на свою внешнюю политику и, как и СССР, заинтересована в независимости стран Прибалтики[83]. Естественно, советское руководство тщательно отслеживало развитие событий на международной арене и, в частности, позицию Варшавы. Так же как и Англия, Советский Союз старался избегать всего, что могло бы толкнуть Польшу на уступки Германии. Вместе с тем, Москва негативно оценивала нежелание Варшавы взаимодействовать с Советским Союзом в коллективных действиях против агрессии[84]. 29 апреля Литвинов предостерег польскую сторону от уступок Берлину и указал на антисоветскую направленность польско-румынского союзного договора[85]. Однако Польша вновь подтвердила Румынии, что ее принципиальное отношение к Советскому Союзу не изменилось[86]. Тем временем 25 апреля Париж предложил Москве взять на себя обязательство помочь Англии и Франции в случае их вступления в войну и обеспечить тем самым себе англо-французскую поддержку. 29 апреля Париж уточнил свое предложение в том смысле, что в случае вступления Англии, Франции или Советского Союза в войну с Германией они обязуются помогать друг другу[87]. Тем временем 26 апреля Лондон неофициально уведомил Берлин, что советское предложение принято не будет[88].

В 1939 г. именно эти апрельские контакты Англии, Франции и СССР считались началом политических переговоров между ними. Теперь же вопрос об инициаторе начала переговоров подается по-разному, при том, что авторы далеко не всегда уточняют, о каких именно событиях идет речь. Большинство исследователей называет инициатором переговоров Советский Союз[89], и лишь некоторые – Англию[90], что более справедливо, поскольку опирается на соответствующие дипломатические документы. При этом никто не оспаривает тот факт, что именно СССР предложил Лондону и Парижу договор о взаимопомощи.

Цели Англии и Франции в ходе начавшихся переговоров с СССР не вызывают в отечественной историографии существенных разногласий. В основном воспроизводится официальная советская версия, согласно которой Англия и Франция хотели отвести от своих стран угрозу войны; предотвратить возможное советско-германское сближение; демонстрируя сближение с СССР, достичь соглашения с Германией; втянуть Советский Союз в будущую войну и направить германскую агрессию на Восток[91]. Как правило, отмечается, что Англия и Франция, стремясь сохранить видимость переговоров, в то же время не желали равноправного союза с СССР[92]. Ныне эти оценки пополнились указанием на то, что Франция была заинтересована в военном соглашении и вообще Запад был более заинтересован в союзе с СССР, нежели советское руководство – в союзе с Англией и Францией[93]. Правда, подобные тезисы, заимствованные из западной историографии, следовало бы доказать. Ведь реальная политика Англии и Франции, как верно отметил О.В. Вишлев, только затрудняла создание системы коллективной безопасности, поскольку это требовало признание равноправия СССР в европейских делах. Такая уступка не привлекала Лондон и Париж, опасавшихся, что в случае создания реальной антигерманской коалиции возможен крах нацистского режима в Германии и фашистского в Италии и «большевизация» этих стран. Поэтому все эти дипломатические шаги западных союзников были направлены лишь на запугивание Германии и достижение договоренности с ней[94].

Основная дискуссия продолжается по вопросу о целях СССР на этих переговорах. Как правило, считается, что советское руководство ставило перед своей дипломатией три основные задачи: 1) предотвратить или 2) оттянуть войну и 3) сорвать возможный единый антисоветский фронт[95]. М.И. Панкрашова, отмечая, что Англия и Франция исходили в своих действиях из заинтересованности СССР в сохранении «санитарного кордона», указывает, что Советский Союз был заинтересован в ликвидации этого «кордона» (т. е. изменении статус-кво в Восточной Европе), поскольку его западные соседи могли сговориться с Германией на антисоветской основе[96]. В.Я. Сиполс, наоборот, полностью отклоняет эту версию, заявляя, что СССР был заинтересован в сохранении положения дел в Восточной Европе[97]. Если сторонники официальной советской версии считают, что стратегической целью советского руководства летом 1939 г. было обеспечение безопасности СССР в условиях начавшегося кризиса в Европе[98], то их критики отмечают, что советская внешняя политика способствовала столкновению Германии с Англией и Францией, что было необходимо для успеха дела расширения зоны «социализма», поскольку возникновение войны в Европе открывало дорогу к достижению «мировой революции»[99]. По мнению ряда авторов, с марта 1939 г. СССР получил возможность выбирать, с кем ему договариваться, а следовательно, вовсе не находился в международной изоляции, поскольку в переговорах с ним были заинтересованы и Англия с Францией, и Германия[100].

Правда, следует помнить, что для Англии и следующей в ее фарватере Франции на переговорах с СССР речь шла, прежде всего, не о достижении взаимоприемлемого соглашения, а всего лишь о затяжке переговоров, что можно было использовать для давления на Германию. В отношении же Берлина Лондон и Париж то делали грозные заявления, то намекали на готовность к соглашению, убеждая тем самым германское руководство в том, что оно может не опасаться решительных действий с их стороны[101]. С 13.15 до 16.50 21 апреля в Кремле состоялось совещание по проблемам советской внешней политики в условиях зондажей Германии и советских предложений Англии и Франции, материалы которого все еще остаются секретными. 3 мая, когда стало ясно, что Англия и Франция не приняли советское предложение, вместо М.М. Литвинова народным комиссаром иностранных дел был назначен В.М. Молотов, по совместительству оставшийся главой СНК СССР[102].

Западные страны не прореагировали на это событие, а Германия, убедившись, что Япония не пойдет на договор, направленный против западных держав, 5 мая заявила об удовлетворении требований СССР относительно возобновления поставок из Чехии. 10 мая в Берлине было решено активизировать зондажи Советского Союза, но в ходе контактов 9, 15 и 17 мая советская сторона отмечала, что именно от Берлина зависит улучшение двусторонних отношений. 8 мая в Москву поступил английский ответ на советское предложение трехстороннего пакта, в котором СССР предлагалось помочь Англии и Франции, если они вступят в войну в силу взятых на себя обязательств в отношении Польши и Румынии. Английское руководство в оценке советского предложения исходило из того, что союз с Советским Союзом перекрыл бы путь к англо-германской договоренности, что могло привести к войне, а этого Лондон стремился избежать, поэтому английское предложение не содержало упоминаний о помощи Москве. 9—10 мая в ответ на советские предложения Польша заявила, что не пойдет на союз с Москвой[103].

11 мая в передовой статье газеты «Известия» анализировались изменения международной ситуации в последние недели. Газета утверждала, что остановить агрессию может только союз Англии, Франции и СССР, но эта позиция советского руководства не находит поддержки в Лондоне и Париже, которые не хотят равноправного договора с Москвой. В статье утверждалось, что СССР не имеет пактов о взаимопомощи ни с Англией, ни с Францией (?!), ни с Польшей[104]. 14 мая советская сторона вновь предложила своим западным партнерам заключить договор о взаимопомощи с военной конвенцией и дать гарантии малым странам Центральной и Восточной Европы. В тот же день Англия неофициально предложила Германии углубить экономические переговоры[105]. Вообще за последние два с половиной месяца политика западных союзников в отношении Германии развернулась на 180 градусов. Если в марте – апреле Англия и Франция делали заявления с угрозами в адрес Германии, то в первой половине мая они всего лишь демонстрировали спокойную уверенность в своих силах, а к началу июня призывали Берлин к переговорам[106].

17 мая по разведывательным каналам Москва получила информацию о намерениях Германии разгромить Польшу, если та не примет германские предложения, и «добиться нейтралитета» СССР[107]. Советское руководство было заинтересовано в ее проверке и в отслеживании германо-польских отношений, в которых в 20‐х числах мая возникла видимость готовности Варшавы к соглашению. Поэтому советский посол в Варшаве Н.И. Шаронов провел 25 мая и 2 июня беседы с Ю. Беком, в ходе которых убедился в том, что Польша согласиться только на почетные предложения со стороны Германии, но на уступки, затрагивающие ее независимость, она не пойдет. Со своей стороны Шаронов, предостерегая Польшу от уступок Германии, вновь напомнил о готовности договориться о размерах советской помощи[108]. 30 мая Бек заявил, что «следовало бы еще раз сделать попытку разумного компромисса» с Германией[109]. Советская сторона прекрасно понимала, что Польша ищет соглашения с Германией, которое не выглядело бы «как капитуляция»[110], а также и то, что по мере углубления кризиса шансы Советского Союза получить более приемлемые предложения от заинтересованных сторон будут только возрастать.

Тем временем в мае 1939 г. Польша предложила Франции подписать декларацию о том, что «Данциг представляет жизненный интерес для Польши», но Париж уклонился от этого. 14–19 мая в ходе франко-польских переговоров о военной конвенции Франция обещала поддержать Варшаву в случае угрозы Данцигу и при нападении Германии на Польшу «начать наступление против Германии главными силами своей армии на 15‐й день мобилизации». Правда, из текста соглашения была изъята фраза об «автоматическом оказании военной помощи всеми родами войск»[111], а его подписание было отложено до заключения политического договора. Англо-польские переговоры 23–30 мая привели к тому, что Лондон обещал в случае войны предпринять воздушные бомбардировки Германии силами не менее 1 300 боевых самолетов. Это было заведомым обманом, поскольку никаких наступательных действий на западе Германии англо-французское командование не предусматривало вообще. Очередные англо-французские военные переговоры показали, что союзники знают о наступательных намерениях Германии на Востоке, но не знают, как долго может затянуться война в Польше. Англо-французское руководство опасалось германских ВВС, сведения о которых были чрезмерно завышенными, и считало, что союзники не готовы к войне с Германией, а поэтому было бы лучше, чтобы война в Польше продолжалась как можно дольше. Хотя английские военные сделали вывод о том, что гарантии провоцируют Германию на вторжение в Польшу, никаких мер помощи ей предложено не было. Естественно, Варшаву об этом не известили[112]. Более того, уже 20–25 мая Лондон предложил Парижу план передачи Данцига Германии[113]. 27 мая Англия обратилась к Польше с просьбой в случае обострения ситуации вокруг Данцига не предпринимать никаких действий без консультации с Лондоном и Парижем. 30 мая Варшава ответила согласием, но указала, что возможна ситуация, когда будут необходимы быстрые действия[114].

20 мая германская сторона предложила СССР возобновить экономические переговоры, а советская сторона намекнула на необходимость подведения под советско-германские отношения «политической базы», то есть предложила Германии внести конкретные предложения. В тот же день Берлин получил из Лондона сведения о трудностях на англо-франко-советских переговорах, а Франция зондировала позицию Германии на предмет улучшения отношений[115]. Поэтому 21 мая германское руководство решило не торопить события в Москве. 24 мая Англия решила какое-то время поддерживать переговоры с СССР, и 27 мая Москва получила новые англо-французские предложения, предусматривавшие заключение договора о взаимопомощи на 5 лет, консультации в случае необходимости, но упоминавшие Лигу Наций. Этот шаг Англии, в свою очередь, подтолкнул Германию 30 мая вновь попытаться уточнить в Москве, что означает фраза о «политической базе», но советская сторона предпочла занять позицию выжидания[116].

Тем временем 7 мая был парафирован, а 22 мая подписан «Стальной пакт» между Германией и Италией. 23 мая, выступая перед военными, А. Гитлер четко обозначил основную проблему германской внешней политики – стремление вернуться в число «могущественных государств», для чего требовалось расширить «жизненное пространство», что было невозможно «без вторжения в чужие государства или нападения на чужую собственность». Германии было необходимо создать продовольственную базу на Востоке Европы на случай дальнейшей борьбы с Западом. С этой проблемой был тесно связан вопрос о позиции Польши, которая сближалась с Западом, не могла служить серьезным барьером против большевизма и являлась традиционным врагом Германии. Поэтому следовало «при первом же подходящем случае напасть на Польшу», обеспечив нейтралитет Англии и Франции. Далее Гитлер сделал обзор возможных дипломатических комбинаций и высказал общие соображения на случай войны с Западом, в которых в общем виде была сформулирована программа достижения Германией гегемонии в Европе[117].

31 мая в выступлении В.М. Молотова на III сессии Верховного Совета СССР прозвучала критика позиции Англии и Франции на переговорах, которые, по мнению Москвы, лишь демонстрировали уступки и не хотели дать гарантии государствам Прибалтики. Поэтому «пока нельзя даже сказать, имеется ли у этих стран серьезное желание отказаться от политики невмешательства, от политики непротивления дальнейшему развертыванию агрессии. Не случится ли так, что имеющееся стремление этих стран к ограничению агрессии в одних районах не будет служить препятствием к развязыванию агрессии в других районах?» СССР следовало соблюдать осторожность и не дать втянуть себя в войну. В этих условиях, отметил Молотов, «мы вовсе не считаем необходимым отказываться от деловых связей» с Германией и Италией, не исключено, что германо-советские экономические переговоры могут возобновиться[118]. Тем самым Москва стремилась оказать давление как на Англию и Францию, так и на Германию.

2 июня возобновились советско-германские экономические контакты, а СССР вручил Англии и Франции новый проект договора. Эстония и Латвия высказались против гарантий их независимости со стороны Англии, Франции и СССР и 7 июня заключили с Германией договоры о ненападении. 6–7 июня Англия и Франция высказались в пользу соглашения с Советским Союзом, а Париж сообщил Москве, что Польша не против англо-франко-советского договора, но «быть четвертым не хочет, не желая давать аргументы Германии», и «надеется на расширение торговли с СССР»[119]. 8 июня Москва согласилась на предложение Берлина возобновить экономические переговоры. Советская сторона вновь намекала на необходимость создания «политической базы», ожидая, что Германия сделает конкретное предложение, но Берлин не спешил. 9 июня Варшава уведомила Лондон, что «не может согласиться на упоминание Польши в англо-франко-советском договоре о взаимопомощи. Принцип оказания Советским Союзом помощи государству, подвергшемуся нападению, даже без согласия этого последнего мы считаем в отношении Польши недопустимым, в отношении же прочих государств – опасным нарушением стабилизации и безопасности в Восточной Европе. Установление объема помощи Советов, по нашему мнению, возможно единственно путем переговоров между государством, подвергшимся нападению, и СССР»[120]. Понятно, что подобные заявления не улучшали советско-польских отношений. Если в ходе советско-польских торговых переговоров в начале 1939 г. Польша не пошла на урегулирование вопроса о транзите, и он был отложен на будущее, то теперь советская сторона 9 июня отказалась от его обсуждения[121]. Убедившись в нежелании Варшавы идти на соглашение с Москвой, советская сторона вернулась к традиционной политике, направленной на недопущение германо-польского сближения.

12 июня Москва уведомила Лондон, что без гарантий странам Прибалтики СССР не пойдет на подписание договора. 13 июня Англия зондировала Германию на предмет переговоров по вопросам свертывания гонки вооружений, экономического соглашения и колоний[122]. 14 июня в Москву прибыл заведующий отделом Центральной Европы МИД Англии У. Стрэнг, получивший задание тянуть время, избегая вместе с тем создавать впечатление, что Лондон настроен против соглашения. На следующий день советской стороне был передан новый английский проект, и англо-франко-советские переговоры стали более регулярными. 16 июня СССР вновь потребовал от Англии и Франции взаимности и гарантий странам Прибалтики, или заключения простого тройственного договора без гарантий третьим странам[123].

14 июня временный поверенный в делах СССР в Берлине Г.А. Астахов в беседе с болгарским посланником П. Драгановым получил данные о тех проблемах, которые Берлин, вероятно, будет готов обсудить с Москвой. Экономические контакты 17 и 25 июня завершились неудачей, поскольку Германия посчитала советские требования слишком высокими, а СССР настаивал на принятии своих предложений. Вместе с тем выяснилось, что Германия ждет ответного жеста с советской стороны на свои предыдущие зондажи. 21 июня последовало новое англо-французское предложение СССР, в ответ на которое Москва 22 июня вновь предложила заключить простой трехсторонний договор с Англией и Францией, оставив за своими партнерами право выбора. 26 июня от итальянских дипломатов советская сторона узнала о наличии «плана Шуленбурга», предполагавшего поэтапное улучшение советско-германских отношений на основе германского содействия нормализации советско‐японских отношений, заключения пакта о ненападении или гарантий Прибалтике и заключения широкого торгового соглашения[124]. 27 июня Англия опять зондировала Германию на предмет переговоров. 28 июня Германия вновь заявила о необходимости нормализации советско-германских отношений, но Москва так и не услышала конкретных предложений, поскольку А. Гитлер запретил торопить события[125].

29 июня в газете «Правда» появилась статья члена Политбюро ЦК ВКП(б) А.А. Жданова, в которой отмечалось, что англо-франко-советские переговоры «зашли в тупик», поскольку Англия и Франция «не хотят равного договора с СССР». Именно Лондон и Париж затягивают переговоры, что «позволяет усомниться в искренности» этих стран, не желающих дать гарантии государствам Прибалтики и стремящихся возложить на СССР «всю тяжесть обязательств». Скорее всего, Англия и Франция хотят «лишь разговоров о договоре» с тем, чтобы облегчить себе путь для сделки с агрессором. Естественно, что без учета интересов СССР Москва не пойдет на договор, поскольку «не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками»[126]. В тот же день в выступлении министра иностранных дел Англии Э. Галифакса прозвучала мысль о возможности переговоров с Германией по вопросам, которые «внушают миру тревогу». К этим вопросам он отнес «колониальную проблему, вопрос о сырье, торговых барьерах, «жизненном пространстве», об ограничении вооружений и многое другое, что затрагивает европейцев»[127].

В июне 1939 г. Германия все еще не получила твердого ответа на основной вопрос, что будут делать Англия и Франция в случае германо-польской войны. В Берлине опасались английских ВВС и французской армии, которые в случае своего вмешательства в германо-польскую войну могли значительно осложнить положение Германии. В начале июня англо-германские контакты показали, что Лондон выступает за компромисс и опасается германских ВВС, а Берлин уверен, что его твердая позиция влияет на Англию в нужном направлении. 15 июня Берлин намекнул Лондону, что английские гарантии Польше провоцируют Германию на применение силы и их надо отозвать. В конце июня в Берлине получили сведения, что Англия проводит некоторые меры по подготовке к войне, но правительство воевать не хочет, хотя и располагает значительными вооруженными силами, а планы крупных операций отсутствуют. Продолжая политику изоляции Польши на международной арене, германское руководство решило тщательно маскировать свои военные приготовления, чтобы не дать Англии и Франции повода для ускорения военных приготовлений. В июне в ходе очередных англо-французских военных переговоров было решено, что союзники не станут помогать Польше, постараются удержать Италию от вступления в войну и не станут предпринимать контрударов по Германии. В ходе англо-польских переговоров выяснилось, что Англия не станет поставлять в Польшу новейшую технику, а просимый Варшавой кредит был урезан с 50 до 8 млн ф. ст. Позиция Англии сводилась к тому, что Польша не получит помощи, но, когда война будет выиграна, ей возместят ущерб[128].

Здесь следует коротко остановиться на событиях, произошедших весной – летом 1939 г. за пределами Европы. Внутренние трудности в США, связанные с проведением политики «нового курса», требовали отвлечения внимания общественности на международные дела. Возникновение войны в Европе рассматривалось в Вашингтоне в качестве стимулятора развития американской экономики, поэтому летом 1939 г. в США началась подготовка экономики к действиям в условиях военного времени. Внимательно следя за событиями в Европе, где возрастала угроза войны, американское руководство старалось не вмешиваться в ход событий, ограничиваясь общепацифистскими заявлениями. США знали о ходе германских зондажей СССР и информировали об этом Англию и Францию, которые не придали значения этим сведениям (видимо, так составлялась информация). Лондон и Париж интересовали не общие фразы из Вашингтона, а то, какую помощь они могли бы получить от США в случае начала войны. В этом вопросе американское руководство занимало уклончивую позицию. С одной стороны, имели место полусекретные англо-американские и франко-американские контакты по вопросам получения американского вооружения, но с другой – в силе оставался закон о нейтралитете, затруднявший военные закупки в США. Сохранение в неизменном виде закона о нейтралитете объективно подталкивало войну в Европе, поскольку Германия считала, что США еще долго не вмешаются.

С весны 1939 г. администрация Ф. Рузвельта, стремясь облегчить себе внешнеполитическую деятельность, начала предпринимать некоторые меры по подготовке пересмотра закона о нейтралитете. Однако сторонники пересмотра закона действовали нерешительно, и после бурных дебатов 30 июня Палата представителей Конгресса США проголосовала против изменения закона о нейтралитете, а 11 июля решение этого вопроса было отложено до следующей сессии Конгресса в январе 1940 г. Это, однако, не мешало администрации и Конгрессу США в полном согласии увеличивать военные ассигнования и давать займы странам Латинской Америки, укрепляя свои позиции в регионе. Кроме того, американское руководство обещало Англии определенное содействие в войне с Германией и официально заявило о том, что США в силах защитить Новый Свет от любого посягательства извне. Вместе с тем США неоднократно заявляли Англии и Франции, что будут рассматривать новые уступки с их стороны в пользу Германии и Италии как угрозу своим национальным интересам со всеми вытекающими отсюда последствиями для Лондона и Парижа, и, наоборот, «в случае неспровоцированной агрессии Америка бросится на помощь Англии и Франции». В Вашингтоне прекрасно понимали, что неуступчивость Польши приведет к кризису, в который будет вынуждена вмешаться Англия, а война в Европе позволит США окончательно решить англо-американский спор о преобладающем влиянии в мире в свою пользу[129].

Осенью 1938 г. оживились переговоры о военно-политическом договоре между Германией, Италией и Японией. Однако вскоре стало ясно, что стороны по-разному видят перспективы дальнейшей экспансии. Германия настаивала на том, что договор должен был быть направлен как против СССР, так и против Англии, Франции и США, а Япония считала, что это должен быть исключительно антисоветский союз. Кроме того, в Берлине были недовольны тем, что Япония не спешила предоставить Германии определенные экономические преимущества в Китае. Требования Германии и Италии о подписании необходимого им договора натолкнулись на англо-франко-американский дипломатический нажим на Токио. 4 мая Япония заявила, что в данный момент не может принять германо-итальянское предложение. Со своей стороны США заявили Англии, что, пока не будет заключен англо-франко-советский договор, можно не опасаться создания германо-итало‐японского блока.

11 мая начались бои на Халхин-Голе, а в конце мая Токио выдвинул идею созыва Тихоокеанской конференции с участием Англии, Франции, Германии, Италии, Японии и США для обсуждения проблем Дальнего Востока. В условиях благожелательного отношения Вашингтона Япония решила осуществить нажим на Англию, и в июне 1939 г. японо-английские отношения обострились. Начавшиеся 15 июля англо‐японские переговоры вызвали озабоченность США и Франции, которые высказались против широких англо‐японских договоренностей, но Лондону не удалось ограничиться решением Тянцзиньского вопроса. 24 июля стороны опубликовали соглашение Арита – Крейги о признании Англией японских захватов в Китае, тем самым Лондон нарушил договор 9-ти держав. 13 июня СССР предоставил Китаю 150‐млн долларовый заем, что способствовало росту советской популярности. Это требовало от США контрдействий, и 26 июля они заявили о денонсации с 1 января 1940 г. торгового договора с Японией, что широко использовалось американской пропагандой для подтверждения тезиса о помощи Китаю и отпоре агрессору. В этой ситуации Японии требовалась победа на Халхин-Голе, что должно было подкрепить ее авторитет и ускорить созыв конференции. Японские войска готовили наступление на 24 августа, но 20 августа в наступление перешли советские войска, и к 31 августа японская группировка была разгромлена. Уже 25 августа Япония заявила, что ввиду советско-германского пакта прекращает переговоры с Германией и Италией, правительство ушло в отставку, а 26 августа было решено нормализовать отношения с США[130]

52

Фальсификаторы истории. Историческая справка. М., 1948. С. 36–67.

53

Год кризиса, 1938–1939. В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 75–77, 79–80, 85–86, 93–94, 117, 118; Фомин В.Т. Агрессия фашистской Германии в Европе 1933–1939. М., 1963. С. 560–566; Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б) и Европа. Решения «особой папки». 1923–1939. М., 2001. С. 364–365; Случ С.З. Польша в политике Третьего рейха накануне Второй мировой войны // Россия – Польша – Германия в европейской и мировой политике XVI–XX вв. М., 2002. С. 324.

54

Год кризиса. Т. 1. С. 130–137, 163–164, 168–177, 194–196.

55

Там же. С. 207–209, 276–278.

56

Там же. С. 211; Мосли Л. Утраченное время. Как начиналась вторая мировая война. Пер. с англ. М., 1972. С. 156–160.

57

Год кризиса. Т. 1. С. 253–254, 272–274.

58

Там же. С. 167–168, 184–186; Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938–1939: Пер. с нем. М., 1990. С. 75–85, 93–95; Безыменский Л.А. Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы // Новая и новейшая история. 1998. № 3. С. 3—26; Случ С.З. Указ. соч. С. 325.

59

Год кризиса. Т. 1. С. 191–192, 200–201, 210; Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 85–89; Фомин В.Т. Указ. соч. С. 571–575; Случ С.З. Указ. соч. С. 326.

60

Гальянов В. Международная обстановка второй империалистической войны // Большевик. 1939. № 4. С. 49–65.

61

Наджафов Д.Г. Начало второй мировой войны. О мотивах сталинского руководства при заключении пакта Молотова – Риббентропа // Война и политика, 1939–1941. М., 1999. С. 89–90.

62

Год кризиса. Т. 1. С. 258–264.

63

Там же. С. 272–274, 289–291; Мосли Л. Указ. соч. С. 160–196; Севостьянов Г.Н. Европейский кризис и позиция США. 1938–1939. М., 1992. С. 177–178.

64

Год кризиса. Т. 1. С. 288, 293–294, 295, 296–297, 308–310; Мосли Л. Указ. соч. С. 201–212; Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 109–112; Иванов А.Г. Агрессоры и умиротворители. Гитлер, Муссолини и британская дипломатия. М., 1993. С. 153–154.

65

Документы внешней политики (далее – ДВП). Т. 22. М., 1992. В 2 кн. Кн. 1: 1 января – 31 августа 1939 г. С. 216.

66

Год кризиса. Т. 1. С. 314–315, 317–319, 324–327, 335–337, 339; Иванов А.Г. Указ. соч. С. 158–160.

67

Кимхе Д. Несостоявшаяся битва. Пер. с англ. М., 1971. С. 42–46; История международных отношений и внешней политики СССР. Т. 2: 1939–1945 гг. М., 1962. С. 17.

68

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 109–112.

69

Год кризиса. Т. 1. С. 341–342; Мосли Л. Указ. соч. С. 212–218; Иванов А.Г. Указ. соч. С. 163–164.

70

Год кризиса. Т. 1. С. 378–379; Мосли Л. Указ. соч. С. 218–221; Фомин В.Т. Указ. соч. С. 567–571.

71

Панкрашова М.И. В канун второй мировой войны. 1939 г. // Новая и новейшая история. 1985. № 5. С. 101; Сиполс В.Я. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны. М., 1989. С. 222–225; 1939 год. Уроки истории. М., 1990. С. 298–299; Севостьянов Г.Н. Московские переговоры в 1939 г. и позиция США // Новая и новейшая история. 1988. № 3. С. 107.

72

Коробочкин М.Л. Документы кабинета министров Великобритании об англо-франко-советских переговорах 1939 г. // Предвоенный кризис 1939 года в документах. М., 1992. С. 72–74.

73

Семиряга М.И. Тайны сталинской дипломатии. 1939–1941. М., 1992. С. 12–14.

74

Год кризиса. Т. 1. С. 355.

75

Документы и материалы по истории советско-польских отношений (далее – ДМИСПО). Т. 7: 1939–1943 гг. М., 1973. С. 71–75, 78–80; Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 62–64.

76

Известия. 1939. 4 апреля; ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 246.

77

ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 252–253.

78

Год кризиса. Т. 1. С. 357–359.

79

Там же. С. 371.

80

Там же. С. 370–372.

81

Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 55.

82

ДМИСПО. Т. 7. С. 88–89; Год кризиса. Т. 1. С. 389–390; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 55.

83

Год кризиса. Т. 1. С. 394–395.

84

Там же. С. 314–315.

85

ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 320–321.

86

Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 57.

87

Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 74; Год кризиса. Т. 1. С. 399, 413–414; Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 119–127; Карлей М.Д. 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны. Пер. с англ. М., 2005. С. 167–183.

88

Вишлев О.В. «Большая политика»: март – май 1939 года (к предыстории советско-германского договора о ненападении) // Россия и Германия. Вып. 2. М., 2001. С. 222.

89

Севостьянов Г.Н. Европейский кризис и позиция США. 1938–1939. С. 181; Розанов Г.Л. Сталин – Гитлер: Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений, 1939–1941 гг. М., 1991. С. 62; Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М., 1989. С. 189; Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: Политический портрет И.В.Сталина. В 2 кн. М., 1989. Кн. 2. Ч. 1. С. 17; Панкрашова М.И. Указ. соч. С. 105–108; Панкрашова М.И. Англо-франко-советские переговоры 1939 г. // Международная жизнь. 1989. № 8. С. 28; История внешней политики СССР. Т. 1. М., 1986. С. 352; Военно-исторический журнал. 1989. № 8. С. 34; Волков С.В., Емельянов Ю.В. До и после секретных протоколов. М., 1990. С. 103; Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны. (Очерки о проблемных вопросах Великой Отечественной войны). М., 1995. С. 43.

90

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 226–227; 1939 год. Уроки истории. С. 299; в статье «Москва, Спиридоновка, 17» автор не подтверждает это мнение, см.: Военно-исторический журнал. 1989. № 7. С. 73.

91

Панкрашова М.И. Указ. соч. С. 105–108; Панкрашова М.И. Указ. соч. С. 39; Проэктор Д.М. Указ. соч. С. 193; Волкогонов Д.А. Указ. соч. С. 17–18; Ржешевский О.А. Москва, Спиридоновка, 17 // Военно-исторический журнал. 1989. № 7. С. 72–73; 1939 год. Уроки истории. С. 300; Новая и новейшая история. 1988. № 3. С. 112–114; Севостьянов Г.Н. Указ. соч. C.177–184; Секистов В.А. Война и политика. М., 1989. С. 41; Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 225; Розанов Г.Л. Указ. соч. С. 55–58; Волков С.В., Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 99—100; Шуранов Н.П. Политика кануна Великой Отечественной войны. Кемерово. 1992. С. 18–66; Гареев М.А. Указ. соч. С. 37, 46.

92

Панкрашова М.И. Указ. соч. С. 36; Новая и новейшая история. 1985. № 5. С. 111; Севостьянов Г.Н. Указ. соч. С. 196–201; Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 247–252; Розанов Г.Л. Указ. соч. С. 58; 1939 год. Уроки истории. С. 302–303; Секистов В.А. Указ. соч. С. 41–42; История внешней политики СССР. Т. 1. С. 352–376; Прибылов В.И. Тринадцать дней в августе 1939 г. // Военно-исторический журнал. 1989. № 8. С. 34; Проэктор Д.М. Указ. соч. С. 193–195; Самсонов А.М. Вторая мировая война. 1939–1945. М., 1990. С. 26–27; Волков С.В., Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 105–106; Волкогонов Д.А. Указ. соч. С. 17–23; Загладин Н.В. История успехов и неудач советской дипломатии. М., 1990. С. 110; Гареев М.А. Указ. соч. С. 32–37, 44–47.

93

Белоусова З.С. Предвоенный кризис 1939 года в освещении французских дипломатических документов // Предвоенный кризис 1939 года в документах. С. 16–18; Коробочкин М.Л. Указ. соч. С. 88–90.

94

Вишлев О.В. Указ. соч. С. 216–217.

95

Волкогонов Д.А. Указ. соч. С. 14–15; Военно-исторический журнал. 1989. № 8. С. 32–40; Розанов Г.Л. Указ. соч. С. 77.

96

Новая и новейшая история. 1985. № 5. С. 107–108.

97

Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 230–234.

98

См., напр.: Якушевский А.С. Советско-германский договор о ненападении: взгляд через годы // Вопросы истории КПСС. 1988. № 8. С. 88; Волков С.В., Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 123–138; Хорьков А.Г. Грозовой июнь. М., 1991. С. 153–154; Анфилов В.А. Крушение похода Гитлера на Москву. 1941 год. М., 1989. С. 7—11; Сиполс В.Я. Указ. соч. С. 280; Шуранов Н.П. Указ. соч. С. 65.

99

Белоусова З.С. Указ. соч. С. 15; Загладин Н.В. Указ. соч. С. 110–112; Некрич А.М. 1941, 22 июня. 2‐е изд., доп. и перераб. М., 1995. С. 27–33; Семиряга М.И. Указ. соч. С. 7–8, 31; Кулиш В.М. У порога войны // Общественные науки. 1989. № 4. С. 125–126; История и сталинизм. М., 1991. С. 235–237; Новая и новейшая история. 1992. № 1. С. 46–47; Сахаров А.Н. Война и советская дипломатия: 1939–1945 гг. // Вопросы истории. 1995. № 7. С. 28–29; Буроменский М. Август 1939: поворот, которого не было // Знание – сила. 1991. № 6. С. 42–47; № 7. С. 74–77.

100

Случ С.З. О некоторых проблемах дипломатической борьбы в канун второй мировой войны // Политический кризис 1939 г. и страны Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1989. С. 98–99; Альтернативы 1939 года. М., 1989. С. 140; Челышев И.А. СССР – Франция: трудные годы 1938–1941. М., 1999. С. 98.

101

Вишлев О.В. Указ. соч. С. 220–222.

102

Год кризиса. Т. 1. С. 424; Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 129–139; На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924–1953 гг.). Справочник. М., 2008. С. 257.

103

Год кризиса. Т. 1. С. 435–436, 437–438, 441–442, 444, 465–466.

104

Там же. С. 451–454.

105

СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны (сентябрь 1938 г. – август 1939 г.): Документы и материалы. М., 1971. С. 396–398; Год кризиса. Т. 1. С. 461–463.

106

Вишлев О.В. Указ. соч. С. 225.

107

РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 493. Л. 145–154, 159, 178–179; Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 216–219; Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 – июнь 1941 г. М., 2008. С. 81–84.

108

ДМИСПО. Т. 7. С. 111–112, 115–116; ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 393, 418.

109

ДМИСПО. Т. 7. С. 114–115.

110

Год кризиса. Т. 1. С. 496–497, 498; Т. 2. С. 112–113; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 160–161.

111

История второй мировой войны. 1939–1945 гг. В 12 т. Т. 2. М., 1974. С. 353; Мосли Л. Указ. соч. С. 246–248; Кимхе Д. Указ. соч. С. 59–61; Фомин В.Т. Указ. соч. С. 595–596.

112

История второй мировой войны 1939–1945 гг. Т. 2. С. 353; Мосли Л. Указ. соч. С. 246–248; Кимхе Д. Указ. соч. С. 55–67; Фомин В.Т. Агрессия фашистской Германии в Европе 1933–1939. С. 595–596; Фомин В.Т. Империалистическая агрессия против Польши в 1939 г. С. 95—100.

113

Некрич А.М. Указ. соч. С. 310–311; Дембски С. Советский Союз и вопросы польской политики равновесия в преддверии пакта Риббентропа – Молотова 1938–1939 годы // Отечественная история. 2001. № 2. С. 78.

114

ДМИСПО. Т. 7. С. 112–114.

115

Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937–1939. М., 1981. Т. 2. С. 94–95; Год кризиса. Т. 1. С. 482–484; Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 155–156.

116

Год кризиса. Т. 1. С. 508–513, 518–522; Фалин В.М. Указ. соч. С. 102–103.

117

Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. В 2 т. Т. 1. М., 1973. С. 132–137; Год кризиса. Т. 1. С. 493–495; Ушаков В.Б. Внешняя политика гитлеровской Германии. М., 1961. С. 161–164.

118

Год кризиса. Т. 1. С. 523–527.

119

ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 427.

120

ДМИСПО. Т. 7. С. 120–121.

121

Там же. С. 40; ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 450–451; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 162–163.

122

Год кризиса. Т. 2. С. 5–6, 17, 27–28.

123

Там же. С. 31–36; Фалин В.М. Указ. соч. С. 103.

124

Год кризиса. Т. 2. С. 29–30, 38–40, 45–48, 61–62.

125

Там же. С. 64–67.

126

Там же. С. 71–73.

127

Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 378.

128

Кимхе Д. Указ. соч. С. 68–90; Мосли Л. Указ. соч. С. 242–246.

129

Секистов В.А. Указ. соч. С. 55; История второй мировой войны 1939–1945. Т. 2. М., 1974. С. 339–345; Севостьянов Г.Н. Указ. соч. С. 240–259.

130

Год кризиса. Т. 2. С. 122; Севастьянов Г.Н. Политика великих держав на Дальнем Востоке накануне второй мировой войны. М., 1961. С. 396–518; Фомин В.Т. Указ. соч. С. 504–523.

Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939-1941 годы

Подняться наверх