Читать книгу Сталинский сокол. Командарм - Михаил Нестеров - Страница 4

Следующий вызов в Ставку пришел на 10 апреля, но на этот раз тематика заседания обозначена не была. Такие вызовы Северов не любил, спросить могли все, что угодно, а выглядеть перед Верховным не выучившим урок школьником – удовольствие сомнительное. С другой стороны, состоянием дел в армии руководство было довольно, ситуацией командующий владел.

За неделю до вызова командующему ГАОН была поручена проработка вопроса о нанесении авиаудара. О какой конкретно цели идет речь, не пояснялось, требовались лишь максимальные точность и мощность. Было указано также, что необходимо проработать два варианта, наведение по сигналу радиомаяка и без него, только по известным координатам. Сообщалось также предельное расстояние, на котором может находиться цель. Связан ли вызов с этим заданием, не сообщалось.

Когда Олег зашел в приемную, там уже находились Жуков и Василевский. Не успел поздороваться, как Поскребышев пригласил в кабинет. Военачальники вошли и доложили о прибытии, Сталин предложил занять места за столом, где уже сидел только один человек – Берия. Северов был немного удивлен набором приглашенных, все эти люди были гораздо более высокого уровня, чем командующий армией, пусть и отдельной гвардейской. Это не укрылось от Верховного Главнокомандующего, он улыбнулся в усы и произнес:

– Товарищ Василевский, доложите общее положение на фронтах.

– Товарищ Сталин, наши войска успешно продвигаются вдоль побережья Балтийского моря, взяли Любек и подошли к Гамбургу. Наиболее боеспособные войска противника стянуты к Берлину. Строить серьезные линии обороны противник не успевает, но те, что есть, периодически приходится прорывать, войск для их насыщения пока хватает. Построены они в основном вокруг городов. Однако ожесточенное сопротивление мы встречаем далеко не всегда. С одной стороны, мы жестко подавляем любое сопротивление, средств для этого у нас предостаточно. С другой стороны, всегда даем возможность выйти мирному населению и не проявляем жестокости к сдавшимся в плен. Кроме того, пока на континенте войск союзников нет, так что альтернативы у немцев тоже нет. Либо сдаются нам, либо умирают. Сейчас Петровский проводит перегруппировку сил для продолжения наступления. Попытка контрудара на Шверин силами немецких 11-й и 12-й армий нами выявлена и пресечена, тем более что они были не полного состава. Южнее Берлина наше продвижение идет несколько медленнее, но к пригородам Вены мы выходим. На очереди Будапешт и Прага. В Грецию устремились англичане, спешно высаживают войска в Каламате, это на юге полуострова Пелопоннес, но с правительством Греции уже проведены переговоры. Подписан договор об использовании нашим флотом военно-морской базы Саламин сроком на девяносто девять лет. Если без подробностей, то, в целом, все.

Наступление немецких армий, пусть и не закончивших переформирование, было, на самом деле, не таким уж и безобидным. Да, шансов что-то изменить не было, все равно передавили бы. Даже локальной задачи – притормозить движение русских – наступление не достигло. Но потери с обеих сторон были ощутимые, немцы – противник серьезный. Наскребли где-то бензина, в воздухе снова появилась немецкая авиация, танковые клинья рвали нашу оборону, вражеская штурмовая пехота вгрызалась в наспех сооруженные позиции войск Рокоссовского. Но это был не 41-й год, и не 42-й, и даже не 43-й. Войсковая ПВО, даже без участия авиации, была очень серьезная. Самоходные и буксируемые зенитные установки не давали немецким самолетам безнаказанно штурмовать войска на марше и на позициях, насыщение ими было очень хорошим. Да и авиация не дремала. Северов задействовал летающие радары, которые плотно контролировали обстановку на средних и больших высотах. Авианаводчики, находящиеся в боевых порядках, и посты ВНОС не давали немцам незамеченными пройти на малых. На полную были задействованы средства РЭБ, предельно осложняя жизнь вражеским локаторам и средствам беспроводной связи. У Рокоссовского было хорошо налажено взаимодействие родов войск, хватало боеприпасов и топлива, конечно, кому могли подвозить. У немцев был порыв, было отчаяние обреченных, было все. Но против русских это никогда не работало. Да, умирать в самом конце войны, когда до победы осталось совсем немного, очень не хотелось. Но уступать этой сволочи… Пущенная в свое время Северовым фраза «чтобы они нами еще сто лет детей пугали!» неожиданно понравилась и получила широкое распространение (да, сплагиатил, так ведь на авторстве и не настаивал). И неполная рота, все, что оставалось от полнокровного полка, поднималась врукопашную, не считая наступающих врагов, резалась ножами, лопатками, штыками. Взятые в плен немцы признавались, что такого ожесточения встретить не ожидали, они на своей земле, все должно было быть наоборот. До них не сразу дошло, что у нас просто накопилось, что это «алаверды по максимуму» в исполнении русских, что «мы не дожили до Победы, но мы прославили страну». Удар немцев пробил нашу тонкую оборону и увяз в опорных пунктах в ее глубине, авиацию противника сожгли почти всю, бронетехнику тоже. Пленных было мало, дорвались славяне.

Сталин качнул трубкой:

– Товарищ Северов, я вам уже говорил, что ранее вы сделали правильное предположение относительно заговора против Гитлера и даже правильно назвали одну из фамилий. Так вот, в настоящее время проводится разработка операции «Молния», целью которой является помощь заговорщикам в устранении верхушки Третьего Рейха. Нами прорабатываются различные варианты, один из которых нанесение авиаудара по месту, где будет находиться Гитлер. Что скажете?

Олег понял, о какой цели, которую надо поразить с максимальной точностью, идет речь. Уже после войны стало известно, что рассматривались также варианты с бомбой в портфеле, принесенной заговорщиками, и обстрелом поезда фюрера.

– Товарищ Сталин, нанесение высокоточного удара без наведения с земли с приемлемой вероятностью поражения объекта невозможно. Судя по требуемой мощности, речь идет о бункере, но имеющиеся головки самонаведения не могут выделить цель на фоне земной поверхности, тем более в горном районе.

Верховный Главнокомандующий немного помолчал.

– А какую вероятность поражения вы считаете приемлемой?

– Не менее пяти десятых, но при обычной бомбардировке она вряд ли будет более одной десятой. Необходимо задействовать, по крайней мере, несколько сотен бомбардировщиков, но и это не даст гарантии уничтожения хорошо защищенного объекта. Кроме того, попытка такой армады приблизиться непременно вызовет ответную реакцию. Гитлера могут успеть просто увезти, про действия ПВО я не говорю.

– Разрешите, товарищ Сталин? – Берия прихлопнул рукой по лежащей перед ним папке. – Непосредственно перед совещанием пришел доклад о том, что нашим немецким союзникам удалось передать несколько мощных радиомаяков. Габариты устройства позволили разместить его в большом портфеле, из-за приличной мощности время работы невелико, но минимум четыре часа конструкторы гарантируют. Частота работы маяка находится за пределами прослушиваемого противником диапазона, поэтому зафиксирована быть не должна. После включения маяков нам будет подан кодированный сигнал о начале операции.

– Значит, на внешнее наведение можно рассчитывать, – удовлетворенно кивнул головой Сталин. – Продолжайте, товарищ Северов.

– К условленному времени в готовности № 1 будут находиться тяжелые бомбардировщики. Всего мы имеем четыре изделия, два старых с модернизированной головкой самонаведения и два новых. Самолеты немедленно взлетают и наносят удар, время подлета с учетом всех маневров в пределах двух часов, должно хватить. Помимо четырех мощных бетонобойных изделий задействуем также восемь пятисоток с новой боевой частью и аналогичным наведением. Сложность представляет синхронизация, все большие бомбы должны подойти к цели одновременно, ведь первый же взрыв уничтожит все маяки. Малые бомбы подойдут с небольшой задержкой, секунд десять или около того, их рули после пропадания сигнала маяка будут просто заблокированы. Они должны добить тех, кто еще остался жив в развалинах бункера.

Новая боевая часть представляла собой прообраз боеприпаса объемного взрыва. Восемь бомб, это было все, что успели сделать сотрудники Ивана Филимоновича Сакриера. На испытаниях срабатывала только половина изделий, поэтому о серийном выпуске речи не было, разработка продолжалась и пока не сулила быстрого успеха. Такие бомбы никогда не делали управляемыми, это не имело смысла, но Северов сам вынашивал план нанесения точного удара по защищенному объекту, поэтому и попросил бывшего дивинженера, а ныне генерал-майора инженерно-авиационной службы, собрать несколько устройств. Вот и пригодились.

– Таким образом, непосредственно для нанесения удара будут задействованы пять тяжелых бомбардировщиков. Можно надеяться, что пролет небольшого количества самолетов в стороне от объекта не вызовет немедленной реакции противника, но наиболее удачным представляется вариант, когда сигнал о начале операции будет подан заранее, незадолго до включения маяков. Все-таки полной уверенности в том, что их работа не будет замечена, нет.

Сталин молча походил по кабинету, потом кивнул.

– Операции «Молния» присвоена высшая степень секретности. Больше посвященных в таком объеме нет. – Иосиф Виссарионович махнул рукой в сторону сидящих за столом: – Занимайтесь подготовкой авиаудара, о готовности докладывать немедленно. Вы свободны, товарищ Северов!

Когда командующий ГАОН вышел, Верховный Главнокомандующий еще немного походил по кабинету, посмотрел на карту и спросил:

– Что-то еще, товарищ Берия?

– По имеющимся данным, третья сила, о есть оппозиционные Гитлеру генералы и промышленники, которые не хотят договариваться с нами, нашли контакт с представителями США и Великобритании. Может создаться ситуация, когда они сами ликвидируют Гитлера и начнут переговоры с союзниками.

– Насколько они готовы пойти на такой шаг?

– Процесс в самом начале. Во-первых, собственно устранение фюрера. Есть основания считать, что серьезная подготовка еще даже не начата, рассматривают варианты. Во-вторых, переговоры с нашими… хм… союзниками. Такие дела у них быстро не делаются, демократия. – Берия усмехнулся. – Пока контакты начаты на неофициальном уровне. В общем, не у шубы рукав, время у нас пока есть. Гитлер до сих пор не считает, что ситуация необратима. Он исходит из уверенности, что еще немного – и мы остановимся, а потом покатимся назад. Как он поведет себя, когда до него наконец дойдет, сказать трудно. Но что будет, когда Гитлер осознает имеющиеся реалии?

Сталин уверенно произнес:

– Убежден, что он покончит жизнь самоубийством. Как вариант, подставит вместо себя двойника, а сам попытается скрыться. Но это менее вероятно. И еще, скорее всего, перед этим он вернется в Берлин. Исходя из этого целесообразно следующее. Пока у наших агентов влияния не все готово, Берлин не окружать. Двигаться северным флангом, в идеале освободить Нидерланды и Бельгию. Думаю, что дальше нам продвинуться не дадут, союзники не дадут. На южном фланге продолжать движение в сторону Италии. Было бы очень неплохо освободить север этой страны, но это мы вряд ли успеем. В любом случае Югославию, Австрию и Венгрию мы включаем в сферу своих интересов. А как только Гитлер будет ликвидирован, замыкать кольцо окружения вокруг Берлина и по западной границе Германии.

Заметив движение своего заместителя, Иосиф Виссарионович спросил:

– А что скажет товарищ Жуков?

– Считаю, что в случае предательства общих интересов союзниками нам следует быть готовыми к самому жесткому варианту развития событий.

– Вы имеете в виду военные действия?

– Так точно, товарищ Сталин! Хотя я лично думаю, что они не решатся. Но готовыми быть надо.

Сталин немного подумал, потом снова кивнул. А маршал продолжил:

– Нашей разведке необходимо сосредоточиться на выявлении контактов немцев с союзниками. Крысы бегут с корабля, они должны искать средства к спасению, не будут же военные преступники просто наблюдать за приближающимся неизбежным финалом.

– Что ж, каждый из вас знает, что надо делать. До свидания, товарищи.

* * *

На следующий день завтракали втроем – Жуков, Василевский и Северов. Все трое были в повседневной форме с орденскими планками, и Олег только сейчас заметил у маршалов планку ордена «Победа». Оказалось, что оба были награждены, пока Северов валялся в госпитале, поэтому и упустил из вида. Еще одним награжденным был сам Сталин. Сейчас готовился указ о награждении орденом «Победа» Рокоссовского, Петровского и Конева. Все трое станут маршалами Советского Союза, указ подписан и в самое ближайшее время будет опубликован. Северов искренне порадовался за этих глубоко уважаемых им людей, что не укрылось от маршалов.

– Хороший ты мужик, Олег Андреевич! – Василевский плеснул себе и Жукову немного водки в рюмки, по этому движению летчик понял, как тот устал. – Давно за тобой наблюдаю, ты за других искренне радуешься и переживаешь. Леонид Григорьевич тебя очень хвалит, да и генералы его тоже. Давай, Георгий Константинович, выпьем за то, чтобы этот генерал маршалом стал.

– Поддерживаю! – Жуков выпил и с удовольствием закусил осетринкой. – Расти и дальше, хорошо у тебя служба идет, умеешь ты нужных людей вокруг себя собрать. С такой командой горы свернуть можно, да ты и сворачиваешь. Мы с Александром Михайловичем следим за новинками, много полезного от твоей армии в вооруженные силы идет. И быстро. Вроде недавно придумали, глядишь – уже до ума довели. Молодец!

– Товарищи маршалы! За добрые слова спасибо, только мне бы притормозиться в росте-то карьерном. Я бы в этой должности посидел, куда уж расти.

– Ничего, справишься, – засмеялся Жуков. – Мы поможем. Скажи лучше, ты и правда жениться собрался?

– Да, только окончания войны дождаться надо. Дел много, а это теперь не уйдет, чего как голый в баню бежать.

Георгий Константинович помолчал, Олег понял, что он вспомнил Вику Галанину, и помрачнел. Но маршал перемену его настроения уловил сразу.

– Чего нахмурился? Все правильно. Ту девушку ты всю жизнь помнить будешь, но эта память тебе не мешать, она помогать должна. Мы все теперь не только за себя, за всех друзей своих павших живем. Значит, паскудную жизнь вести не имеем права!

Таких слов от небогатого на сантименты Жукова Северов не ожидал, не ожидал и Василевский. Но говорить никто ничего не стал, налили и молча выпили за всех, кто погиб в боях.

Весь следующий день Олег проработал в наркомате ВМФ и на базу № 1 попал только 4 апреля. Проверил учебу авиагруппы «Москвы» и вылетел на аэродром Пютниц, с которого перескочил уже на аэродром под Любеком.

Адъютант Северова старший лейтенант Востриков тоже побывал в Москве, в приемную к Сталину его, разумеется, не пустили, но в Кремле побывать удалось, так что Александр впечатлился очень сильно. Волнение его Северов заметил и про себя усмехнулся. Все-таки нынешние его современники к некоторым вещам относятся очень серьезно, может быть, даже чересчур. С другой стороны, его как человека, пожившего в постсоветской России, такое серьезное отношение к символам власти не могло не радовать. И вообще, за три года, что Олег провел здесь, он уже сжился с этим временем, нашел здесь замечательных друзей, вот-вот создаст семью. Про просто головокружительную карьеру и говорить не стоит. Нет, здесь ему нравилось гораздо больше, чем в прошлой жизни. И хорошо, что обратной дороги нет.

Вызовы Северова к Сталину для Кутькина были привычны, хотя он командира никогда в Кремль не сопровождал, но восторженный рассказ Вострикова Тимофей выслушал с интересом. Службой в гвардейской части старший сержант искренне гордился, а к своему положению ординарца относился спокойно, с таким беспокойным командиром, каким был Северов, жизнь однообразной не казалась. К тому же заслуженные боевые награды на гимнастерке показывали всем, что за чужими спинами их обладатель не прятался. Сопровождая Олега в различных поездках, Кутькин видел командующих армиями, фронтами и флотами, о чем и рассказывал Вострикову, с которым успел подружиться. Отдельно Тимофей рассказал о полете в Тегеран, Александр не знал, что Северов принимал участие, причем именно в самой конференции, а не ее обеспечении. Обоим показалась интересной мысль, что когда они состарятся, то будет о чем рассказать внукам. Еще бы, близко видели людей, делавших историю.

Ударно-штурмовые корпуса взламывали оборону противника, в прорыв вводились механизированные соединения, за ними катился настоящий вал, очаги сопротивления надежно блокировались и методично давились. Вот только строить оборону немцы уже не успевали. Если накопать траншей и рвов, настроить ДОТов они еще могли, то войск явно не хватало. Выучка же и насыщение техникой у Красной Армии неуклонно росли. К тому же основной упор немцы сделали на оборону Берлина, а части Красной Армии просто обходили его и двигались дальше. Союзники поняли свою ошибку и спешно готовились к высадке на севере Франции, но явно не успевали. Всем было понятно – не то что Берлин штурмовать, даже к границам Германии они подойти не смогут, Красная Армия раньше управится. Южнее тоже все шло неплохо, хотя и не так шустро. Через вышедшую из войны Словакию наши войска двигались в сторону Вены. В Венгрии шли напряженные бои, но долго такое напряжение немцы и хортисты выдерживать не смогут, скоро сдуются. По Югославии продвижение шло довольно успешно, маячила перспектива вторжения в Италию, хотя, конечно, не очень близкая. В Греции немецких войск было немного, но они предпочли, не принимая боя, двигаться на северо-запад, где их с распростертыми объятиями ждал маршал Тито со своими партизанами. Но и советских войск в Греции было совсем мало, так что просто обеспечили безопасность вернувшейся королевской семьи и поддерживали порядок в меру сил. В стране шла постоянная борьба за власть, нынешний король Георг II отправлялся в изгнание и возвращался уже три раза. Он шутил, что самая главная вещь для греческого короля – чемодан. Ситуацию там предстояло потихоньку успокаивать, причем в условиях, когда там очень сильно влияние Великобритании.

Для проживания командующего командир дивизии полковник Ларионов выделил две комнаты в расположенном совсем недалеко от аэродрома доме местного помещика. Сам хозяин как активный член нацистской партии отбыл в неизвестном направлении буквально за несколько часов до того, как здесь появились наши войска. Затем передовые части ушли дальше на запад, а в поселке, на окраине которого и стоял дом, расквартировали авиаторов. В одной комнате жил Северов, в другой – Востриков, Кутькин и Самарин. Валера и Рекс шныряли по дому, но спать приходили к хозяину.

Когда поздним вечером Северов пришел в свою комнату, Настя только что пришла из ванной и расчесывала перед зеркалом свои роскошные волосы.

– Совсем у меня домашней одежды нет, только халат этот, – смущенно улыбнулась девушка. – Когда вместе с другими девушками живешь, она вроде и не нужна. А то не в чем из ванной было бы выйти, не будешь же тут в полотенце завернутой ходить.

Халатик, в котором она сейчас была, ей отдала Надя Малинина. Его подарил летчик, который за ней ухаживал, но с размером он очень сильно ошибся. Халат оказался для нее маленьким, так что Надя отдала его своей подруге. Настю немного смущала его длина, намного выше колена, а Северов сразу предположил, что это верх от комплекта. Брючного низа не было, но Олегу так даже больше нравилось.

Наконец девушка закончила заниматься со своими волосами и уселась Олегу на колени.

– Настюша, война кончается, самое время подумать, что ты будешь дальше делать.

Летчица пожала плечиками:

– Даже не знаю. И летать дальше хочется, и учиться надо.

– Вот и я об этом. Полеты – дело хорошее, но в военной авиации пусть уж мужики служат. Кроме того, сама понимаешь, что после войны большая демобилизация будет. И думаю, что женщин сократят в первую очередь. Так что надо решать, куда поступать будешь. Ты кем хочешь быть?

Девушка немного задумалась.

– Я же только школу успела окончить в 42-м, все мысли о войне были. В аэроклубе занималась, лучшей в группе была. Мне рекомендацию на У-2 и дали, направили в звено связи. А до войны кем только не хотела быть! И певицей, и учительницей, и детским врачом. Я думала уже над этим. Как посмотришь, если в ЛАИ на приборостроительный?

– А почему в Ленинград?

– Так ведь наша основная база под Ленинградом. Или тебе другое назначение дадут?

– Понятия не имею. Если что, переведешься в МАИ.

– Так ты не против? Я сделаю, как скажешь.

– Не против, – проворчал Северов.

«Вот так, – подумал он. – Как скажу, так и будет. Нет, это, конечно, хорошо, только что-то здесь не то».

Но следующие слова Насти расставили все на свои места:

– Заодно буду к авиации поближе.

– Так вот в чем дело! Тут хитрость военная применена! – воскликнул Северов и засмеялся.

– А что? – невинно удивилась девушка. – Что тут плохого? Я тоже военный летчик и часов налетала прилично!

– Иди ко мне, военный летчик!

Северов поднял Настю и переложил на кровать.

– Так, что тут у нас? Какой пупочек. А какой животик!

– Ой-ой, щекотно!

Рекс на своем матрасике так тяжко вздохнул, что молодые люди перестали возиться и с удивлением на него посмотрели. Кот тоже поднял голову и лизнул его в нос.

– Ревнует, – прошептала Настя. – Вот чего он ревнует, кот же спокойно себя ведет.

– Завидует, у него-то подруги нет.

Настя захихикала, а потом вернулась к теме:

– Что ты там про животик говорил?

Угомонились часа через полтора, все это время кот и ягдтерьер релаксировали на матрасике, обнявшись и искоса поглядывая на возню хозяина и хозяйки.

К разговору об обучении Насти вернулись следующим вечером. Девушка сказала, что в школе у нее хорошо шли математика и физика, поэтому можно попытаться поступить на мехмат МГУ или матмех ЛГУ, что будет ближе.

– Не очень представляю тебя математиком.

– Ну да, тощая грымза неопределенного возраста в очках – типичная женщина-математик! – звонко смеялась девушка.

– Время есть, давай еще подумаем. Может, с моей дальнейшей службой что-нибудь ясно станет. А выбирать надо серьезно, невозможно же нелюбимым делом всю жизнь заниматься.

– Ты что-то про детей недавно говорил, – хитро посмотрела на летчика Настя. – Сколько ты их хочешь?

– Троих как минимум!

Настя засмеялась:

– Такими темпами я институт нескоро окончу, годам к тридцати.

– А мы не торопимся. И вообще, как жена командарма ты можешь не работать.

– Вот еще! – подпрыгнула девушка. – Домохозяйкой я не буду! Все равно себе дело найду!

– Найдешь-найдешь. Ты лучше скажи, а родителей предупредить о свадьбе ты не хочешь?

– Не хочу! – Настя надула губки. – Я в армию сбежала, они меня отпускать не хотели.

– Я бы на их месте тоже не хотел.

– Ты – другое дело, от тебя и не сбежишь. Нет, скажу, когда поженимся. Тем более что дату свадьбы мы даже примерно не знаем.

– Это да! – вздохнул командарм. – Когда эта война чертова закончится, что там дальше будет…

Но настаивать на встрече с родителями Олег не стал. В конце концов, их мнение его не очень интересовало, свою лапушку он сам будет холить и лелеять.

Насчет холки и лелейки. Пока Северов мотался по морям и странам, лапушка научилась водить мотоцикл и машину. С мотоциклом все получилось достаточно просто, поскольку на велосипеде она ездить умела. Машину она тоже осилила, училась на «Додже» и «Виллисе». Располагаясь на новом аэродроме, ребята из БАО затрофеили DKW RT 125 в прекрасном состоянии и подарили его Северову для Насти. Мотоцикл, видимо, еще довоенного выпуска, был черного цвета, в блестящем лаке и очень легкий, всего 70 кг. Мощность двигателя составляла 6,5 л. с., что позволяло разгоняться до 90 км/ч. Девушка была на седьмом небе от счастья и не могла дождаться по-настоящему теплой погоды, чтобы ездить на нем.

Командир эскадрильи связи гвардии старший лейтенант Елена Кошкина оказалась очень неплохим пилотом, но как командир не без странностей. Обнаружив, что летный состав регулярно совершает утренние пробежки и занимается зарядкой, она тоже стала бегать со своими девушками. Все бы ничего, но если мужчины бегали в бриджах и уже с голым торсом (погода позволяла), то девицы по инициативе их командира бегали в трусах и майках. Вологдин, когда мимо него пронеслась, стуча сапогами, такая стайка, обалдел и какое-то время озадаченно смотрел им вслед. Но Лена на этом не остановилась. Когда летчицы прибежали в расположение, во дворе дома их ожидали ведра с водой. Они скинули одежду и сапоги и с визгом принялись обливаться. Беренс имел с Леной беседу, но та убедила замполита, что за рамки приличий они не выходят, так что каждое утро все повторялось – беготня и визг. Впрочем, далеко идущие планы у такой зарядки все-таки, видимо, были. По крайней мере, понаблюдав за девчачьими упражнениями, Леша Бабочкин стал встречаться с Надей Малининой.

Между тем развязка войны назревала. Советские войска блокировали Гамбург и продвигались в сторону Бремена. Немцы в блокированных населенных пунктах чаще всего сидели тихо, как мышь под веником, и явно чего-то ждали. Если их пытались атаковать, то отбивались, реже сдавались в плен. Но если их не пытались штурмовать, то сами не стреляли, даже разведку не вели. Активность вражеской авиации была почти нулевой. Летали парами несколько групп экспертов, пытались подловить расслабившихся на почве близкой победы пилотов, но сделать это было непросто. Во-первых, большинство летчиков были довольно опытными и выживать в небе умели. Во-вторых, использование РЛС и неплохо налаженная служба ВНОС делали незаметное появление проблематичным. Потери, конечно, были, но и противников удавалось иногда перехватывать. Такие известные истребители, как Покрышкин, Кожедуб, Алелюхин, Гулаев и некоторые другие, нескольких прищучили, так что свободная охота для экспертов Люфтваффе была делом смертельно опасным.

В благородном деле охоты на охотников отличились и орлы полковника Ларионова. Начальник штаба дивизии гвардии подполковник Бабочкин стал кавалером ордена Суворова 2-й степени. Кавалером ордена Суворова 3-й степени стал и гвардии подполковник Антон Соколов, командир авиагруппы «Москвы», который тренировал своих летчиков на объекте «Платформа». Для награждения их выдернули на два дня в Москву, ребята вернулись полными впечатлений. На торжественном собрании их очень хвалил сам Сталин.

Олег с удовольствием поздравил их с заслуженными наградами, ему и самому было очень приятно видеть, как люди, с которыми он прошел почти всю войну, не только остались живы, но и стали прекрасными профессионалами своего дела, имеют хороший карьерный рост и получают не просто высокие, а полководческие награды. Особенно если иметь в виду, что в этом есть доля и его труда.

Три недели Северов провел на передовых аэродромах. Авиаполки перемещались вслед за уверенно ползущей на запад линией фронта, передовые части вышли на границу Германии и Голландии. Олег совершил несколько полетов на По-7 (новая модификация на базе сухопутного По-3), а также пару раз поднимался ночью на «пешке». Несколько раз летал в качестве пассажира на летающем радаре, управлял в воздухе действиями истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков своей армии, долбивших узел обороны в районе Бремерхафена. Гансы решили сопротивляться, Ставка приказала: гражданских выпустить и пленных не брать. Хорошо прошлись артиллерией, авиация устроила настоящее светопреставление. Выявляли уцелевшие огневые точки и опорные пункты, и все повторялось снова. Мастерились три дня, потом вперед двинулись штурмовые группы, но воевать было практически не с кем. Немногочисленные гражданские вышли заранее и были размещены в близлежащих населенных пунктах. Их обеспечили питанием и всем необходимым, никто не голодал и не мерз, всем нуждающимся оказывали медицинскую помощь. Все это делалось спокойно, прилюдно, с дальним прицелом. Все увидели, русские пришли надолго, они заботятся о мирном населении, решают проблемы, но не терпят неповиновения. Чего стоило офицерам не допускать личный состав до неправильных действий, лучше было этим немцам не знать.

28 апреля пришла команда на начало операции «Молния». Олег перелетел на аэродром Бреслау, началась последняя проверка изделий и самолетов. Сигнал радиомаяка появился 29 апреля в 7:35, и Северов дал команду на взлет. Никакого ощущения великости момента, просто ставшее обычным ощущение огромной ответственности и желание сделать дело как положено.

Четыре огромных Ту-10 с изделиями, еще один с управляемыми бомбами объемного взрыва, Ту-2 РБ и восьмерка Пе-5МР плыли в ослепительно синем небе на высоте почти десять километров. В сотне километров восточнее примерно на такой же высоте шел летающий радар под прикрытием двух звеньев истребителей, помогая контролировать воздушное пространство. Сигналы сразу двух маяков четко читались, оставалось надеяться, что за оставшийся час до момента пуска они не пропадут.

Немцы на перехват так и не поднялись, в 15 км до цели бомбардировщики по команде Северова одновременно сбросили бомбы и развернулись на обратный курс. Все, дело сделано. Оставалось лишь ждать. Сигналы маяков пропали во время, соответствующее расчетному подлетному. Олег передал в эфир условный сигнал об окончании первого этапа операции «Молния».

Первое кодированное сообщение пришло в полдень, оно означало, что бомбы в бункер попали. 29 и 30 апреля немцы вели себя как обычно, довольно вяло сопротивлялись, блокированные в городе или опорном пункте сидели чаще всего тихо, даже не стреляли, немногие соединения, в основном эсэсовцы, яростно огрызались. Отличием от 1945 года известной Северову истории было то, что прорываться немцам было некуда. Не высадились еще союзники во Франции. Немцы явно не знали, что делать, просто умирать им не хотелось, а другой альтернативы сдаче в плен не было. К тому же по всей Германии (не без нашей помощи) распространялись слухи – русские не воюют с мирным населением, не расстреливают пленных, не дают своим солдатам грабить и насиловать, никого не угоняют в жуткую Сибирь и не собираются этого делать. Коммуникации были растянуты до предела и даже сверх того, но передовые части уже вступили в Голландию и подходили к границам Бельгии. Несколько показательно уничтоженных опорных пунктов, пытавшихся оказать сопротивление, были снесены в лучших традициях последнего времени, быстро, жестко, полностью. Немногих пока сдавшихся в плен оставили на месте, голодом не морили, не расстреливали, но требовали поддерживать порядок. Населению и местной гражданской администрации разъяснили, что, если противник не будет оказывать активного сопротивления, его трогать не будут. Все равно сдадутся, а так жертв будет меньше. Солдаты, хотя и выглядели необычно для европейского глаза, вели себя очень прилично и производили впечатление уверенных в себе профессионалов. Приземистые танки с большими пушками, быстрые и подвижные, самоходная артиллерия и пехота на машинах и бронетранспортерах, в воздухе самолеты, наносящие быстрые и точные удары. На бойцах была удобная форма, жилет с множеством карманов для магазинов с патронами и необходимых мелочей, у солдат штурмовых подразделений – бронежилеты. На контролируемой территории советская военная администрация сразу же начинала заниматься двумя вещами: денацификацией и поиском военных преступников, формированием гражданской администрации, жизнеобеспечением и поддержанием порядка.

1 мая в полдень по радио было официально объявлено о гибели фюрера германской нации Адольфа Гитлера в результате воздушного налета. Разбор завалов продолжался двое суток, останки фюрера с большим трудом были опознаны по Железному кресту. Вместе с ним погибли Геббельс и Борман. Рейхспрезидентом стал Герман Геринг, Рейхсканцлером – Генрих Гиммлер. В тот же день за несколько минут до полуночи радиостанция Берлина открытым текстом сообщила о государственном перевороте. Заговорщики арестовали Рейхспрезидента и Рейхсканцлера и передали просьбу к командованию Красной Армии о начале переговоров. Правительства США и Великобритании были извещены о подготовке к подписанию акта капитуляции, союзников просили прислать представителей. В это время войска маршала Рокоссовского замкнули кольцо окружения вокруг Берлина, а войска маршала Петровского, который получил значительные подкрепления, вошли в Данию и Бельгию, полностью заняли Нидерланды.

Две немецкие дивизии и несколько более мелких подразделений, располагавшиеся в Дании, сдались 2 мая 1944 года, капитуляцию генерала Германа фон Ханнекена, командующего немецкими войсками в Дании, принял генерал армии Снегов. Важную роль в подписании акта сыграл военный атташе немецкого посольства в Дании Георг Фердинанд Дуквиц, приложивший немало усилий к тому, чтобы немецкие войска сдались без бессмысленного сопротивления. В Дании, как и во всех оккупированных странах Западной Европы, были коллаборационисты. Еще 29 июня 1941 года было объявлено о формировании Добровольческого датского корпуса «для войны против большевизма». 25 ноября 1941 года Дания присоединилась к Антикоминтерновскому пакту. Корпус был сформирован и воевал на Восточном фронте, отступал вместе с немецкими частями. В конце апреля 1944 года остатки корпуса были частично уничтожены и сдались в плен в районе Гамбурга, несколько сотен человек сумели пробраться в Данию. Датские добровольцы входили также в состав 11-й добровольческой танково-гренадерской дивизии СС «Нордланд», в которую входил датский 24-й танково-гренадерский полк СС «Данмарк». Остатки дивизии входили в состав сводной группировки, оборонявшей Берлин. В общем, кое-какие вопросы к Дании были, но с этим можно было разбираться не спеша и после войны. А пока наши войска в Дании вели себя очень спокойно и корректно, тем более что страна совершенно не пострадала от боевых действий, их просто не было ни в 1940 году, ни сейчас. Основная масса советских войск ушла с полуострова заканчивать дела в Западной Германии, Бельгии и Голландии, а население стало присматриваться к действиям Советской военной администрации. Уже 5 мая начальствующий Советской военной администрации генерал-майор Тимофеев сделал официальное заявление, в котором разъяснил позицию Правительства СССР по отношению к Дании. Реакция на заявление была ожидаемой – огромное удивление и облегчение, ведь все ждали репрессий, свержения и ареста королевской семьи, организации колхозов, грабежей и бог знает чего еще вплоть до супа из датских младенцев. И вдруг оказалось, что выборами гражданской администрации будут заниматься сами датчане, что восстанавливаются вооруженные силы, полиция и прочие силовые структуры, что никто не собирается ущемлять права короля Кристиана Х. Русские занимались разминированием на суше и на море, поиском военных преступников, начали выводить пленных немцев в Германию. Взамен требовалось лишь сотрудничество.

В Голландии события разворачивались по похожему сценарию. Немцы, которые хотели сопротивляться, уже попытались это сделать и были уничтожены. После получения сообщения о перевороте и подготовке к переговорам, а также разъяснения (как со стороны представителей Красной Армии, так и представителей формируемого нового правительства Германии) сути предстоящих переговоров (полная и безоговорочная капитуляция) оставшиеся немецкие подразделения быстро сложили оружие. Уже 6 мая на аэродроме Скипхол приземлился С-47, на котором прилетела королева Вильгельмина со своим зятем Бернардом принцем Липпе-Бистерфельдским (полное имя Бернхард Леопольд Фридрих Эберхард Юлиус Курт Карл Готфрид Петер Липпе-Бистерфельдский, попробуй произнести и не перепутать). Самолет был штабным С-47 Северова, экипаж по такому случаю придирчиво проверил свою и без того безупречно сидящую форму, самолет был тщательно приведен в порядок, отмыт и вычищен. Командир экипажа потом сказал, что королева оценила, поделилась впечатлением с зятем (летчик понимал английский, королева говорила на нем). Решено было встретить ее с почетным караулом, но никакой специальной роты у Петровского, конечно, не было. Олег, бывший в курсе событий, решил помочь и прислал роту осназа АСС в парадной форме. Форма сидела на ребятах как влитая, тугие мышцы перекатывались под одеждой, румянец играл на щеках, блестели на солнце боевые награды. Петровский хотел произвести на королеву и ее окружение впечатление, это ему вполне удалось. На переговоры с королевой Вильгельминой о будущем сотрудничестве прибыла миссия во главе с начальствующим Советской военной администрацией генерал-майором Сазоновым. Вместе с ними прибыл и старый знакомый Северова генерал-майор Бобров. Оказалось, что Иван Тимофеевич по своей военно-дипломатической работе был знаком с королевой Нидерландов и королем Бельгии, приходилось раньше встречаться.

Раннее утро 7 мая 1944 года застало Северова и Булочкина на небольшом аэродроме километрах в пятидесяти восточнее Дортмунда. Никакого интереса этот аэродром не представлял, да и базироваться на нем могло всего несколько небольших самолетов. Просто остановились посмотреть, сразу поняли, что к чему, и стали прикидывать дальнейший маршрут. Объект охраняла неполная рота довольно пожилых пехотинцев, вооруженных винтовками и двумя пулеметами «Максим». Единственным средством усиления была 85-мм зенитка, одиноко стоящая на краю короткой взлетно-посадочной полосы в глубокой и широкой длинной канаве. Как объяснил командир роты, старший лейтенант лет сорока пяти, вторая зенитка в пути потеряла колесо и находится в ремонте. А снарядов совсем мало, но до обеда должны подвезти. В общем, типичная тыловая команда. Из-за сложной обстановки, связанной с наличием блуждающих групп немцев, не все из которых сложили оружие, Северова в поездках теперь сопровождал целый взвод осназа на трех бронетранспортерах. Сам же он теперь перемещался не на «Додже», а на командно-штабной машине.

Винтик и Шпунтик упросили Северова взять их с собой, очень хотели посмотреть на Бельгию, Голландию и другие интересные места. Олег взял. Теперь эта парочка с интересом изучала брошенные на аэродроме обломки самолетов и прочей техники, а также сарай, в котором располагались, видимо, какие-то мастерские. Победный вопль, который исторг Паша, означал, что удалось найти что-то ценное. А ценным для них было вовсе не какое-то барахло, а инструменты и прочие полезные вещи. Сейчас ребята нашли прекрасный набор инструментов и исправное сварочное оборудование. Петрович, услышав вопль Шпунтика, направился к ним посмотреть на находку, а Северов еще какое-то время изучал карту, затем принялся разглядывать окрестности, улыбаясь своим мыслям о скором окончании войны. Одет он был как обычно, в бриджи и летную кожаную куртку, на голове фуражка. В общем, на большого начальника не походил, что, вероятно, и позволило ему выжить в следующие несколько секунд. Северов стоял рядом с окопчиком, в котором неторопливо возился со своим пулеметом расчет из двух солдат, судя по говору – украинцев. Он был довольно длинный и рассчитан был явно на целое отделение, но больше в нем никого не было. Вид у Олега со стороны был, наверное, весьма расслабленный, что и обмануло четырех эсэсовцев, бросившихся к ним из-за росших рядом кустов. Они не стреляли в надежде сделать все тихо и не привлекать внимание, шанс у них был неплохой, поскольку расчет «Максима» располагался на приличном удалении от места расположения остальных сил. Немцам непременно все удалось, если бы рядом не оказался Северов. Брать Олега в плен гансы явно не собирались, хотели просто прирезать, но тут уж натура нынешнего генерал-майора и бывшего подполковника ВКС России воспротивилась, и первый нападающий получил хлесткий удар по глазам, а второй – ножом по горлу. Нож Северов успел выхватить из ножен на поясе, после чего свистнул, привлекая внимание остальных, и спрыгнул в окоп, где заканчивали возиться оставшиеся два эсэсмана. От удара ногой в челюсть один из них потерял на некоторое время способность соображать, второй получил укол кинжалом в глаз. Лезвие достало до мозга, готов. Пока первый не очухался, короткий удар в сердце. Самый первый нападавший, шипя от боли в глазах, пытался достать пистолет из кобуры. Олег выстрелил ему в голову и оглянулся на поле перед аэродромом. На поле выходили немцы. Много, с танком и бронетранспортерами.

«Гадство! – подумал Северов. – В самом конце войны! Что за жизнь такая, до командарма дорос, а все с ножом, да вот в траншее с пулеметом! Ладно, давай работать».

Окоп располагался на фланге, переть прямо на него немцам было совсем без надобности. Они явно намеревались пройти по другому краю аэродрома и выйти на шоссе, ведущее на юго-запад. Олег подумал, что они пытаются прорваться дальше на запад, надеясь, что союзники все-таки высадятся во Франции. Из этого следовало, что сдаваться русским они не планируют и на это есть причины. Судя по виду, это сборная солянка из эсэсовцев и армейских, численностью около батальона при поддержке пяти бронетранспортеров, двух тяжелых бронемашин, танка, двух самоходок и какого-то монстра, тип которого Олег пока определить не мог. Танком был PzKpfw VI «Тигр». В этой истории танки вроде несколько отличались от известных Северову по прошлой жизни. Он не настолько хорошо их знал, чтобы быть уверенным. Корпусом тот был похож, а вот башня по форме напоминала таковую от «Королевского Тигра», но в ней располагалась обычная 88-мм пушка длиной 56 калибров. Вообще, в этой истории с танками все получилось несколько не так, как в прошлой. К появлению новых, более мощных немецких танков Красная Армия оказалась готова, что вызвало у немцев большую активность по совершенствованию своей бронетехники. Правда, затеваемые модернизации мешали нормальному серийному производству, поскольку детские болезни лечить не успевали, появлялись новые. А диктат фюрера, требовавшего то установку монструозной пушки, то страдавшего гигантоманией, тоже не добавлял конструкторам позитива. В возившейся сзади наступающих здоровенной хреновине Олег заподозрил «Ягдтигр», хотя был ли он на 100 % похож на известную ему САУ, непонятно. А вот бронетранспортеры оказались вполне обычными Sd. Kfz.250 и Sd. Kfz.251. Пехотинцы-эсэсовцы шли со «Штурмгеверами» и обычными МР, а армейцы – с МР и карабинами.

Все это великолепие перло из леска, и шансов удержать их не было. Пока Олег заправлял ленту в пулемет, произошло несколько событий. В окоп спрыгнул Востриков и деловито встал за второго номера. Булочкин, Шведов, Глазычев и несколько пехотинцев сиганули в канаву, где стояла одинокая зенитка, ее расчет, до этого спокойно завтракавший рядом, уже возился с орудием, опуская его ствол к горизонту. Командир отдал какую-то команду, так как четыре человека метнулись немного в сторону, видимо, к ящикам с боеприпасами. В эту же длинную и глубокую канаву съехали все три БТРа, только башни торчали. КШМ укрылась за каменными домиками, и Олег был совершенно уверен, что сообщение о внезапной атаке в эфир уже ушло. Пехота спешно занимала позиции, но добрались не все, танк и немецкие бронетранспортеры поливали из пулеметов, не жалея патронов. Окоп, в котором находился Северов, был неплохо укрыт развалинами какого-то каменного строения и кустами, к тому же находился на фланге наступающих, так что немцы его заметят не сразу. Мысль о том, чтобы спокойно отсидеться или уйти подальше и переждать, пока гансы просто пройдут, даже в голову не пришла. Его ребята уже приняли бой, здесь сражаются все, от командарма до рядового, без вариантов. Старина «Максим» с упоением вгрызся в ряды наступающих, захлопала зенитка, причем с такой скоростью, что у Олега создалось впечатление, что стреляет как минимум целая батарея. Расчет лупил как из пулемета, выстрел каждые две-три секунды. Среди пехоты и бронетранспортеров встали кусты разрывов, пару раз росчерки вошли в лобовую броню танка и одной из самоходок. Те стреляли в ответ, но снаряды либо рвались с недолетом, либо перелетали канаву. Крупнокалиберные пулеметы наших БТРов прошлись по легкобронированной технике противника, шансов у которой не было совсем, бронетранспортеры встали все, пехоту также проредили основательно. Но все три БТРа получили минимум по одному снаряду, немцы стреляли хорошо, орудия у них были мощные. Монстр тоже пару раз бухнул из своей пушки, но взрывов не было, из чего Северов заключил, что стреляет он болванками. Пытаясь объехать какое-то невидимое препятствие, «Ягдтигр» повернулся, пару раз дернулся и встал. Попаданий в него не было, видимо, что-то сломалось. Зенитка перестала стрелять, наверное, кончились снаряды. Быстро кинув взгляд вбок, Северов заметил бегущих от нее Булочкина и механиков. Буквально через десять секунд орудие накрыли сразу несколькими попаданиями. Из окопов и из канавы стреляли пехотинцы и осназовцы, второй пулемет пехотинцев был разбит прямым попаданием. Бронетехника противника увеличила скорость и несколько обогнала пехоту, за что и поплатилась. И у осназовцев, и у пехотинцев имелись гранатометы, которыми они немедленно воспользовались. Одна САУ уже была уничтожена зениткой, у «Тигра», похоже, заклинило механизм поворота башни. До окопов он дополз, но ему влепили гранату прямо в борт. Последняя самоходка благополучно перебралась через окоп и устремилась дальше. Преодолеть ей удалось метров сорок, когда еще одна граната вошла прямо в корму. Наконец к окопам подобралась пехота. Олег был несколько удивлен, что под плотным огнем немцы перли не пригибаясь и не пытаясь залечь. Когда они подошли поближе, стало ясно, что они то ли пьяные, то ли обдолбанные, по крайней мере эсэсманы, простая пехота держалась чуть сзади. Пулемет Северова выплюнул последнюю ленту и замолк, стрелять по немцам из пистолета Олег не стал, понимая, что сейчас произойдет. И точно, когда до окопов осталось метров тридцать, эсэсовцы рванулись вперед, навстречу им сначала полетели гранаты, а затем выскочили немногочисленные оставшиеся в живых пехотинцы и осназовцы. Олег и Александр, схватив лопатки убитых пехотинцев, тоже выскочили из окопа и бросились вперед. Немцев было гораздо больше, но русские уже остервенели и не думали о сохранении своих жизней. Когда противники смешались, стрельба прекратилась, слышны были только яростные крики дерущихся. Хотя пожилые пехотинцы не производили впечатление серьезных рукопашных бойцов, многие действовали весьма профессионально. Винтовки с примкнутыми штыками в руках солдат, которых учили, наверное, еще в рядах царской армии, были грозным оружием. Удивил их командир, старший лейтенант бился шашкой! Прежде чем его смертельно ранил из пистолета немецкий офицер, он зарубил трех противников. Впрочем, через несколько секунд Винтик разрубил тому шею лопаткой. Рядом с ним производил опустошение в рядах противника генерал Булочкин. В одной руке у Петровича был пистолет, в другой небольшой лом, которым он махал ненамного медленнее, чем погибший старлей шашкой. Исход был понятен, сейчас немцы подавят сопротивление немногих оставшихся противников и пойдут дальше. Не прошли, сломались раньше. Северова будто кто-то под руку толкнул, он остановился и оглядел поле боя.

Все оно было густо усеяно телами немецких солдат, рядом с ними стояли оставшиеся в живых. На коленях, с поднятыми или сцепленными на затылке руками. К Олегу Петровичу осторожно подходил офицер, протягивая перед собой пустые руки.

– Оберст-лейтенант Нойманн! – представился он. – Пожалуйста, прекратите эту бойню, мы сдаемся.

Из рассказа подполковника стало понятно, что их группа действительно намеревалась пробиться во Францию и сдаться союзникам. Какой-то шанс у них был, хотя и невеликий. Заправлял всем оберфюрер СС Крамер, валяющийся сейчас с разбитым черепом рядом со своим танком. Вылез, когда танк подбили, и получил от Шпунтика разводным ключом по кумполу. У Нойманна и многих других никакого азарта бежать во Францию не было, но попытавшиеся возразить майор и обер-лейтенант были без разговоров застрелены, после чего остальные несогласные притихли. Эсэсовцы действительно были пьяные, а некоторые, по словам Нойманна, еще и какие-то препараты принимали. Этим, наверное, и объясняется странный рывок их бронетехники вперед пехоты к нашим позициям.

Монстр, замерший на краю поля, действительно оказался одним из экспериментальных образцов «Ягдтигра». После поломки трансмиссии он так и остался стоять, а стрелять не мог, так как был повернут в сторону, а башни у него не было, только неподвижная рубка. Так что повернуть пушку в сторону противника экипаж не мог и сдался вместе с остальными.

В живых остались всего одиннадцать пехотинцев и семь осназовцев Северова, а также Булочкин, Шведов, Глазычев, Востриков и Кутькин. Все были ранены, но раны были нетяжелые. Получившие более серьезные ранения почти все умерли, в живых пока оставались только трое, из них у двоих шансов не было совсем. Одним из них был старший лейтенант.

КШМ в ходе боевых действий не пострадала, так что, когда прилетела целая эскадрилья штурмовиков, атаку им запретили. Еще через полчаса подошла рота мотопехоты, которой и сдали пленных, их оказалось 127 человек. Неожиданно приехал Лестев, он оказался неподалеку и сразу направился к месту боя. С облегчением увидев живых Булочкина и Северова, заверил их, что похороны погибших организует сам, а пока настоятельно просит проехать в ближайший госпиталь.

Олегу проткнули и прострелили в двух местах правый бок и в трех левый, были несколько довольно глубоких порезов на руках. Раны в боках оказались неглубокие. Те, что повыше, просто скользнули по ребрам. Две пониже до внутренних органов также не достали. У Шведова и Глазычева нашли сквозные в мышцах рук, у Андрея пуля пробила левый бок навылет, не задев ничего внутри, а у Паши заплыл правый глаз, попало прикладом. Незначительных порезов хватало и у других, в том числе у Булочкина, но Петровичу досталась другая печаль. Один из уничтоженных им эсэсманов совсем, видимо, ничего уже не соображая, вцепился мертвой хваткой ему в уши. Оторвать не оторвал, но и без того оттопыренные локаторы генерала сильно покраснели и увеличились в размерах. После обработки его зеленкой, а убиенный эсэсовец сначала царапался, как кошка, генерал стал походить на Шрэка. Петрович внимательно изучил себя в зеркало, после чего принялся долго и взахлеб хохотать:

– Меня теперь можно к немцам на переговоры посылать, сдаваться будут сразу.