Читать книгу Невольник мести - Михаил Нестеров - Страница 6

9

Колония УР-43/5, 13 ноября, понедельник

«Все, пора», – решил Сергей и покосился на напарника Сеню Филимонова, которого сносил уже с превеликим трудом. Марковцев разработал красивый план побега. Первая его часть должна была осуществиться именно сегодня. Через несколько часов от цеха в промзоне отправится машина, вывозящая из колонии готовую продукцию: рукавицы и хлопчатобумажные перчатки. Следующий рейс будет только через три дня. А засиживаться за колючей проволокой у Марковцева желания не было. Он чувствовал, что еще немного – и он не сможет управлять собой, нетерпение испортит все дело. А тут важен был тонкий расчет и, главное, выдержка. Любая мелочь могла вылиться в роковую ошибку.

С трудом отодвинув шкаф в дальнем углу, Сергей снял с пола тяжелый металлический лист, которыми была покрыта вся площадь котельной. Ведрами он начал доставать грунт из ямы, которую рыл под полом, и разбрасывал его вокруг здания. Ночь. Никто не мешает. Второй смены в колонии нет, на всех заключенных не хватает работы.

Вчера с Марковцевым произошел несчастный случай: вспыхнула вдруг роба, когда он стоял у печи. Рукав куртки оказался пропитан соляркой, потому и загорелся. Причем именно в тот момент, когда на промзону входили заключенные и пара ментов. Сергей выскочил из котельной, срывая на ходу одежду.

– Марковцев, когда-нибудь ты сгоришь, – выказал себя ясновидцем начальник второго отряда.

Майор подошел ближе и принял участие в тушении рабочей куртки – пару раз топнул сапогом по дымящейся материи. После чего, оглядев перепуганное лицо заключенного и его слегка обожженную руку, отправил Сергея в санчасть.

То было вчера. А сегодня напарник по просьбе Марковцева принес лопату и смотрел, как Сергей наполняет ведра землей. Потом хмыкнул и задал вопрос: «Зачем?» Получил откровенный ответ: «Подкоп делаю. Хочу сдернуть отсюда». Ответ, конечно, для дурака: до забора сто метров, за десять лет не выкопаешь. Но Сене стало интересно, что задумал бывший подполковник.

Неделю назад Филимонов вышел из штрафного изолятора, где отбыл пятнадцать суток. Попал за простенькую вроде бы шутку, но начальство шутки переносит с трудом. Филимонов сел по тяжелой статье – за убийство, как гласит Уголовный кодекс, «женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности». Но когда на койках в бараке меняли таблички с фамилией осужденного, началом и концом срока заключения, вместо своей «кровной» статьи Филимонов указал пятисотую, несуществующую, и прибавил к ней «прим». Новую статью он окрестил людоедством, а примечаниями – отягчающие обстоятельства, когда людоед съел людоеда. Крыша у зэка, нанесшего своей жене и не родившемуся ребенку сорок три ножевых удара, перекосилась, похоже, напрочь.

Сергей спустился в яму, которая доходила ему до колен, аккуратно расстелил на дне припасенное байковое одеяло и протянул напарнику руку:

– Помоги выбраться.

В следующий миг Марк сдернул услужливо подавшегося вперед Филимонова вниз, заводя его руку за спину и прижимая его к себе. Другой рукой он зажал ему рот и нос и довольно легко удерживал до тех пор, пока тело напарника не обмякло. Что-то подобное уже случалось в жизни Сергея, когда в туалете аэропорта он ломал горловые хрящи руководителю пресс-центра ГУВД Новоградской области майору Маханову. Как и сейчас, то была вынужденная мера.

Отпустив тело Филимонова, Сергей вытер руки о его куртку и осмотрел ладонь. Попытка «людоеда» укусить нападавшего оказалась удачной, сейчас на ладони Марковцева виднелся темно-вишневый кровоподтек в виде полумесяца.

Прежде чем скрыть труп под железным листом, Сергей открыл покойнику рот, зафиксировав его при помощи спичечного коробка, снял с него куртку с биркой – «ФИЛИМОНОВ В.А. 2-й отряд» и вытащил все из карманов.

Бирка у «людоеда», как и у самого Марка, оказалась из нержавеющей стали, что должно было сыграть свою роль в разработанном плане побега.

Когда Марковцев водрузил шкаф на место и подмел пол, ничто не говорило о жутком тайнике.

Во вторник, 14 ноября, машина за продукцией, как всегда, пришла рано, еще до утренней проверки началась ее загрузка. Сергей подождал, когда грузчики уйдут за очередными тюками, и подложил под один из них куртку своего напарника. Расписание он выучил наизусть. Кроме водителя, в кабине «ЗИЛа» поедут двое расконвоированных и выгрузят на складе готовой продукции тюки с рукавицами и перчатками. За просто так на зоне не дают относительную свободу, каждый из расконвоированных активно стучал начальству.

Колония нетерпеливо ждала, когда «разбудят» Филимонова. Все семь отрядов стояли на плацу перед штабом. Работающие в промзоне уже были отмечены, отметили и дневальных. Согласно списку отрядных в строю не хватало одного человека. Обычно кто-нибудь из заключенных засыпал, найдя теплое местечко, и опаздывал на проверку. Соню, когда его обнаруживали, специально пускали вдоль строя, и на него сыпались тумаки.

Сергей стоял в середине длинной колонны и изредка посматривал на начальника отряда. Тот уже подходил с вопросом, где его напарник. Марковцев пожал плечами: «Из промки я выходил один».

Через два часа – заключенных, мерзших на холодном ветру так и не распустили – Сергея вызвали в штаб.

Марковцева допрашивал лично зам по режиму.

– Где Филимонов? – нервничал Астраханбеков.

– Не знаю. Он раньше меня ушел. Смену я один сдавал.

– Куда ушел? Зачем? Что говорил? – сыпались на него вопросы.

Марк не стал пожимать плечами. Это могло не понравиться начальству, разом бы угодил в шизо минимум на десять суток.

Сергей хорошо подготовился к разговору, его сухие ответы были более чем обстоятельными. На лице догадка, легкая досада, что приходится что-то говорить, так или иначе сдавая товарища, решившегося «дернуть на волю». Главное, убедить, что ты не причастен к побегу, ничего не знал о приготовлениях напарника.

– Что было у Филимонова из вольной одежды? – Астраханбеков сверлил заключенного пронзительным взглядом.

– Видел я у него вязаный джемпер, трико…

Сегодня же, справедливо подумал Марк, в отрядах начнется шмон. Будут изымать все – от лишней пачки чая до исподнего гражданского. До сей поры начальство колонии попустительски смотрело на то, что большинство заключенных носят под робами свитера, под брюки поддевают теплые трико, – отчасти оттого, что из этой колонии еще никто не убегал.

– Закройте его, – распорядился Астраханбеков.

В отстойнике штрафного изолятора Марк просидел до позднего вечера. Каждые полчаса его выдергивали на допрос. И каждый раз, возвращаясь в сырую камеру с длинными нарами у стены, Сергей облегченно вздыхал: если бы ему дали «сутки», определили бы в общую камеру.

Окончательный вздох облегчения вырвался у него, когда он вечером переступил порог котельной, заступив на очередное дежурство. На губах Марковцева проступила ироничная улыбка, едва он вспомнил предостережение отрядного: «Смотри не сгори!»

Четверть задуманного была выполнена. И эта четверть сейчас играла на руку Марку: Филимонова объявили в розыск, каждый постовой имеет на особо опасного преступника, осужденного за убийство, точную ориентировку. А в штабе до сих пор гадают, почему собаки не среагировали на запах человека в кузове «ЗИЛа»? Ведь каждую машину, покидающую зону, тщательно обследуют специально обученные овчарки. Они без привязи бегают по хорошо простреливаемому периметру предзонника, злобно скалятся на заключенных возле КПП и штаба.

Мазута в котельной – хоть отбавляй. Марк открыл пару емкостей и отворил печную дверку. Жар буквально попер изнутри. Сегодня Сергей работал один, но, противореча простой логике, ему активно помогал Филимонов. С открытым ртом, словно ему не хватало воздуха, покойник лежал у самой печи, переодетый в робу Марковцева и смиренно ждал, когда языки пламени коснутся его и произойдет удивительное превращение.

Они были примерно одного роста и телосложения. Только Филимонов чуть уже в плечах, оттопыренные уши и крупные губы делали его лицо отталкивающим. Сергей без привычной бороды и длинных волос, которые в бытность отцом Сергием он завязывал на затылке, походил на певца Николая Носкова. Лицо открытое, но взгляд из-под нахмуренных бровей мрачноватый и таинственный.

Подтащив бочку с мазутом еще ближе, Марковцев соединил ее с топкой черенком от метлы. Огонь тут же коснулся дерева и медленно пополз к бочке.

Теперь времени терять было нельзя. Сергей закрыл за собой дверь и устремился к подстанции, где легче всего было покинуть промзону колонии. Он перемахнул через забор, оглянулся на котельную. Ее сейчас скрывало здание кирпичного завода. Окна «кирюхи» черные, непроницаемые. Но это ненадолго. Еще минута, и они озарятся в блеске пламени. Дальше – ухающий вой сирены, топот солдатских сапог. К тревоге внутри зоны присоединятся нарастающие звуки сирены пожарных машин. Заключенных блокируют по баракам и рабочим местам, на помощь личному составу прибудет местный ОМОН. Тут же на местах будет произведена проверка по спискам, потом другая, третья. Никто не откликнется на фамилию Марковцев. Почему – станет ясно, когда брандмейстеры обнаружат в котельной труп с оскаленными зубами и выгоревшим ртом. А в румяной корке обгоревшего в нестерпимом огне тела заметят кусочек металла – черный и горячий микропамятник с надписью: «МАРКОВЦЕВ С.М. 2-й отряд».

Пока всего этого не произошло, и Сергей неслышно двигался вдоль локальной зоны третьего отряда. Едва он достиг туалета, как позади раздался глухой взрыв и пространство вокруг окрасилось в ярко-оранжевый цвет. Марк откинул деревянный щит выгребной ямы и скользнул вниз. На вонь он старался не обращать внимания, здесь ему предстояло пробыть около двух суток.

Опасаясь скатиться по наклонной, Сергей осторожно спустился к замерзшим фекальным сталагмитам, под которыми, скрытая мерзлой коркой, теплилась зловонная трясина, и выбрал горизонтальное углубление в грунте на высоте человеческого роста. То, что надо. Человека здесь трудно заметить по двум причинам: темно, и скрывает оставшаяся после строительства широкая доска опалубки.

Марковцев вытянулся в этом подобии ложа и подтянул под себя ноги – стало и удобнее, и теплее. Туалет был единственным местом, где беглец мог укрыться, другого Сергей не знал. Теперь оставалось окончательно покинуть зону. Если план удастся, Марк сможет вздохнуть окончательно: он на свободе, и его никто не ищет.

Все покидавшие зону машины подвергались тщательному досмотру – кроме мусороуборочных. В этом вроде бы недосмотре крылась грамотно налаженная работа режимного отдела. Дело в том, что теоретически в баках, которые опрокидываются при помощи подъемника в контейнер машины, просто укрыться и покинуть таким незамысловатым образом колонию. Собаки сбиваются, обнюхивая мусор, и тут их помощь бесполезна. Но практически побег был невозможен.

Мусор вывозили в строго определенные дни – по четвергам, во время утренней проверки, когда заключенные, за исключением работающих, которые в свою очередь также подвергались проверке на промзоне, стояли на плацу. Если все оказывались на месте (а так было всегда), водителю давали команду, и он опорожнял контейнеры в машину. В кабину садился мент, солдат вставал на заднюю подножку, и «КамАЗ» покидал территорию зоны. Точно было известно, что он никого не может вывезти – все зэки на месте. Затем от каждого отряда отряжали по одному пинчу, выполнявшему самую грязную работу, и те подбирали остатки мусора.

Сегодня был вторник. Стало быть, послезавтра Марк вполне мог оказаться на свободе. «Дураки умирают по пятницам»? Теперь можно снимать вторую серию этого фильма под названием «Умные бегут по четвергам».

10

Москва, 15 ноября, среда

В кабинет Эйдинова без предварительного стука вошел Петров. По взволнованному лицу начальника 1-й группы полковник понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Начальник отдела глазами поторопил майора.

– ЧП в колонии под Климовом, – сообщил Петров.

– ЧП? – удивился Эйдинов. После переговоров с Марковцевым через сеть «подставных» отделов МВД колония УР-43/5 подверглась особому информативному контролю. Когда стало известно о побеге Филимонова, эту информацию перепроверили: не Марковцев ли? Режимный отдел учреждения ответил, что Марковцев на месте, топит котлы. Так что ЧП уже было.

– Марк сгорел, – выпалил Петров и с досадой махнул рукой.

– Как это… сгорел? – запнулся полковник.

– Вспыхнул мазут в котельной, а Сергей не успел выбраться.

– О, че-ерт… – Эйдинов механически взялся за телефон прямой связи с Управлением. – А точно установили, что труп принадлежит Марковцеву?

– Прежде чем идти к вам, я дважды перепроверял по телефону. Что будем делать, шеф? Я думаю, нас упредили. Кто-то узнал о наших переговорах с Марком.

Эйдинов выругался и положил трубку на место.

– Давай сюда Скворцову, – потребовал он.

Петров замотал головой:

– Шеф, это исключено. Если хотите, я отвечаю за нее.

– Я сказал: Скворцову ко мне!

Через минуту в кабинет Эйдинова вошла Катя Скворцова – как всегда, бледная, с минимумом макияжа на лице, в неизменных джинсах и легкой вязаной кофте небесно-голубого цвета. Она работала в группе Петрова и стала вторым после своего непосредственного начальника человеком в отделе, который узнал о чрезвычайном происшествии в колонии строгого режима.

– Садись, красавица, – Эйдинов кивнул на стул, – и расскажи, что ты могла сказать Марковцеву такого, что он сгорел заживо?

Скворцова приглашения не приняла и встала позади стула, касаясь руками спинки.

– В рапорте я изложила наш разговор дословно.

– Вместе вы провели сутки, и ты не могла запомнить все слово в слово, – возразил полковник.

– Я легко запоминаю две страницы незнакомого текста.

– Ну ты же не книги с ним читала, прости господи! Ведь ты связная.

– Я – ваш агент по спецпоручениям. А вы посылали меня к Марковцеву не для той связи, на которую намекаете. Свою работу я сделала. Если у вас есть замечания – пожалуйста.

– Нас действительно упредили, ты прав, – остывая, полковник покивал головой Петрову, шею которого обвивало однотонное коричневое кашне. – А это значит, что кому-то известно о деле, которое мы ведем. Это провал, товарищи контрразведчики, понимаете? Провал. Когда убили капитана Макеева, по всем признакам выходило, что убрали свидетеля, и только, но не знают, к кому он обратился и обращался ли вообще. А теперь?..

Эйдинов поочередно посмотрел на подчиненных и стал загибать пальцы.

– Теперь логично предположить, что Макеев перед смертью сообщил убийце, с кем именно он поделился своими подозрениями. А отсюда следует, что наш отдел под «колпаком» мощной организации. И еще раз о Макееве и нашей нерасторопности. Мы не только не дали ему охрану, мы даже не посоветовали ему быть осторожным.

– Шеф, припомните слова капитана, он сказал, что вне подозрений у разведчиков. А предупредить его должен был «лубяной» офицер, который принимал от него заявление. Мы приняли дело и Макеева такими, какими они были – ни больше ни меньше, – отмазался Петров и за себя, и за весь отдел.

– Ну да, с одним дополнением: раньше Макеев был жив. А сегодня второе дополнение: Марк. И тоже мертвый.

– Смерть Марковцева могла быть случайной, этого нельзя сбрасывать со счетов.

– Один шанс из тысячи, – отмахнулся Эйдинов, поглядывая на часы. Прохоренко сейчас на месте, хочешь не хочешь, придется докладывать. – Документы о переводе Марковцева в другую колонию готовы? – спросил он.

– Завтра должен получить, – отозвался Петров.

– Сожги их. – Полковник недовольно покосился на прыснувшего в кулак майора и взялся за телефонную трубку. – Алло? Эйдинов. Поднимите рапорт Скворцовой за… – он вопрошающе приподнял подбородок.

– За тринадцатое ноября, – подсказала Катя.

– Это срочно, – добавил Эйдинов и положил трубку.

По привычке полковник перевернул несколько страниц перекидного календаря, словно возвращался в тот понедельник, когда Скворцова принесла ему рапорт. Календарь был оснащен астрологическими прогнозами. Наверху страницы значилось: «Луна в Скорпионе. Символ – рог изобилия. День накопления и усвоения информации».

Эйдинов крякнул и глянул на Скворцову.

– Екатерина Андреевна, ты высокая девица, да еще стоишь. Сядь, сядь. Сейчас принесут твой рапорт, хочу еще раз взглянуть на него. Ты не обижайся, но меня нервирует твой голос. Не всегда, а конкретно сегодня, – дополнил полковник.

Скворцова села и стала покручивать перстень на пальце, демонстративно отвернувшись от начальника. «Не обращай внимания», – шепнул ей Петров.

Нацепив очки, которые без труда удерживались на его полных щеках, Эйдинов углубился в чтение, понимая, что тратит попусту время: ничего он не найдет в рапорте, написанном уверенным мелким почерком. Он думал, пробегая глазами строчку за строчкой, какие последствия ждут отдел и что можно предпринять, чтобы ослабить удар, который нанесла чья-то сильная рука.

– Поясни, – не отрываясь от бумаги, потребовал начальник, – что означают слова Марка: «Уходить лучше на день раньше, чем на десять лет позже?»

Девушка пожала плечами.

– Думаю, его слова относятся к нашему предложению, – ответил за подчиненную Петров.

– Н-да?.. Не совсем убедительно. Марковцев – товар штучный и меченый. В каждом его слове я готов искать подтекст… Толя, а вот ты как раз не рассиживайся, – полковник поднял глаза на майора. – Езжай на пожарище, опроси своих бывших коллег: что, как и почему. Дело поганое. Меня не покидает ощущение, что кто-то издевается над нами. В колонии сорок три дробь пять, пока мы ею не заинтересовались, все шло гладко. Но стоило нам тронуть это дерьмо, как случились два кряду чрезвычайных происшествия.

Эйдинов снял очки, отложил многостраничный рапорт и встал.

– Ладно, пора к шефу «на ковер». Катя, ты пользуешься косметикой?

– Я могу не отвечать на этот вопрос?

– Да не отвечай! Только принеси мне увлажняющий крем, – извинился за резкий тон с подчиненной полковник Эйдинов.

11

Климов, колония УР 43/5, 16 ноября, четверг

Сергей выбрался из своего вонючего убежища в четвертом часу утра, когда на календаре был четверг. Он замерз, отчаянно замерз. Зато был в курсе всех дел, что творились на зоне. Заключенные, мявшие у него над головой бумагу, говорили о его смерти.

Во время лежбища в яме о сне говорить не приходилось. Марковцев, правда, ненадолго, но довольно часто впадал в дрему. На воле он храпел, но сейчас его организм контролировал даже дыхание. К тому же и сам он кое-что предпринял – прикусывал спичечный коробок, чтобы дышать не только через нос, но подвергал себя при этом простуде, которая неумолимо подкрадывалась к терявшему силы организму.

Обычно после плановых обысков не положенные в местах заключения вещи собирались в мешки и по негласно установленным правилам передавались обиженным. В этот раз все было по-другому, поскольку обыску предшествовал побег заключенного. Все вещи, включая теплую одежду, пачки чая, продукты питания и прочее, были порезаны, приведены в негодность и свалены в контейнеры. Первые несколько часов шныри, озираясь, рылись в сору и забрали все самое ценное. Теперь можно было не опасаться, что кто-то сунется к мусорным бакам.

Сергей проводил глазами овчарок, промчавшихся по предзоннику, и немеющими от холода руками закрыл тяжелый щит выгребной ямы. Теперь – к площадке с мусором. Среди пяти контейнеров он выбрал второй справа, вторым его и загрузят.

До самого дна Сергей не полез. Он зарылся в мусоре и потихоньку начал отогреваться. Вначале он ощутил легкое прикосновение тепла, затем бурное, когда ноги в этой перине из мусора стало пощипывать, щеки зажгло огнем, а в груди, увы, раздались первые хрипы.

«Вовремя я простыл». Сергей кутался в мусор и молил бога только об одном: не провалиться бы в сон, болезненный сон, который проглотит все звуки наступающего утра. Не дай бог он вовремя не очнется, тогда не сможет сгруппироваться и бесформенным кулем или того хуже – со стоном или криком упадет в черноту мусорной машины.

До свободы оставалось несколько часов. Не суток или дней, а часов.

Когда тело согрелось и мышцы приобрели относительную упругость, Марковцев втиснул ноги в мешок. Другой такой же, наполовину опорожненный, надел себе на голову и принял окончательную позу. Судя по всему, через час с небольшим начнется построение, и после проверки строго по расписанию на бетонированную площадку перед отхожим местом въедет «КамАЗ». Охрана минимальная, обычно это прапорщик и солдат внутренних войск. Если и будет досмотр, то чисто визуальный, поскольку вэвэшники уже получат команду, что вся колония на месте.

И этот час настал.

По длительности он ничуть не уступал напряженным дням, начиная с той минуты, когда вместо сестры Сергей обнаружил в комнате свиданий незнакомку. Тогда его словно прорвало, он горячо шептал ей на ухо всякую глупость: «Ничего, что я с собственной сестрой?.. Два года – это чересчур…» Марковцев понимал, что перед ним автомат. Он бросит в щель монетку – и получит удовольствие. Она шмыгнет носом – и получит благодарность от сутенера-начальника.

Но ничего подобного. Бледнолицая пуританка только послушала сопенье Марка, дала помять себя и сообщила, что через секунду закричит. Вот в тот момент Сергей и поверил, что подруга не из ГРУ, даже вкралось сомнение, принадлежит ли она с таким поведением к любой более-менее секретной организации? Неужели в пятый раз реформированная ФСБ строго-настрого запретила подобные методы вербовки? Если это так, думал Марковцев, без дела ворочаясь в полутора метрах от горячего женского тела, последняя реформа может стать поворотной в судьбе нашей державы и затмит по значимости пятую поправку в лагерях республиканцев и демократов.

Ворчливо приветствуя Марка, рядом с площадкой остановился «КамАЗ». Раздалось монотонное подвывание гидравлики, первый контейнер успешно опорожнился в чрево машины. Объятие следующего вышло таким же сухим, но звук мотора показался Сергею мурлыкающим. Головой вниз Марковцев, уже не заключенный, наполовину беглец, наполовину живой, упал в кучу мусора. Рассчитал он все точно, даже посадка оказалась мягкой – в последний момент он вжал голову в плечи и избежал серьезной травмы. Пока жужжал мотор, Сергей освободился от мешков и забился в угол кузова. Над головой лишь свинцовый кусочек морозного утра. И тот вскоре угас за опущенной крышкой.

Машина тронулась с места, и в голове Марковцева пронеслось: «Домой».

Впрочем, куда-куда, а домой он попадет не скоро. Вначале работа, потом долгожданная встреча с Вахой Бараевым, из-за которого Марковцев томился в тюрьме, топтал зону, замерзал в вонючем склепе. Именно там, в выгребной яме, Марк придумал для Вахи неплохую шутку. Ваха – не воин, но считает себя настоящим мужчиной, способным умереть достойно. Только вряд ли это у него получится.

Когда грузовик благополучно покинул зону, Сергей уже твердо знал, что мужиком Бараеву не умереть.