Читать книгу Проклятие тамплиеров (сборник) - Михаил Попов - Страница 6

Филипп Красивый опустил забрало и сделался ужасен. Не лучше выглядели и его спутники. И брат Карл, и сын Людовик, и Гийом де Ногаре. И те два десятка рыцарей, что составляли королевскую свиту. Все они нацепили на себя допотопные варварские доспехи, отчего стали похожи на шайку разбойников, которых в те времена хватало на дорогах Франции. Впрочем, Его Величество добивался именно этого эффекта. Он любил развлекаться подобным образом. Сейчас его целью была корчма на дороге в пяти милях от Понтуаза. После известных прошлогодних событий Филипп решил обосноваться в этом городке, подальше от непредсказуемых и ненавидимых им парижан. Лувр он никогда не любил, а теперь еще и не доверял ему.

Поднялась вверх королевская рука, шайка костюмированных разбойников стала шагом спускаться по некрутому склону, поросшему молодыми дубами, к длинному деревянному строению, дымящему сразу двумя трубами. Это была корчма «Пьяный толстяк».

Филипп предполагал развлечь себя ролью лесного налетчика. Забавно, что это у его брата Карла была в королевстве устойчивая репутация человека беспутного и загульного, в то время как именно старший брат был автором идей всех необычных и кровопролитных приключений. И даже их деятельным участником. Не хотела приставать к нему легкомысленная слава, и все.

С тяжелым лошадиным храпом, усиленно гремя ржавым железом и грязно сквернословя, «разбойники» влетели во двор, огороженный жердевым забором. Шуму было много. Кудахтали куры, визжали свиньи, с предсмертными воплями причитали женщины. Хозяин корчмы, голый по пояс гигант в кожаном фартуке, выбежал на крыльцо с тесаком, собираясь защищать свое добро и тут же получил пятифунтовую арбалетную стрелу в волосатую грудь. После того как сопротивление было подавлено, налетчики со смаком разгромили корчму. Разворотили все, что поддавалось с первого налета. Само здание пострадало мало, из таких толстых бревен оно было сложено. При желании, забаррикадировавшись внутри, можно было выдержать нешуточную осаду.

После веселой работы высокородным негодяям хотелось есть и пить. Изловили на заднем дворе двух каких-то теток, имевших отношение к местной кухне, и велели подавать на стол.

И вот, когда внутри уже полыхал очаг и в нем что-то аппетитно запекалось, когда король и его рыцари весело потягивали темное бордосское вино из глиняных черепков, прибежал с улицы один из королевских пажей и сообщил, что они окружены.

– Окружены? – весело удивился Его Величество и решительно вышел на крыльцо. И тут же рядом с его головой с грохотом разбился о дубовый косяк небольшой камень. Он был явно брошен не рукой, а пущен из пращи. Филипп счел уместным ретироваться. Оказывается, кто-то из сыновей хозяина корчмы сбегал в деревню и сообщил о нападении. До полусотни мужиков с топорами, косами и, как выяснилось, пращами прибежали, чтобы дать отпор ночным гулякам. Не было сомнений, что живыми они никого не выпустят. Французский крестьянин в этом смысле мало чем отличался от любого другого – он люто ненавидел всякого грабителя. И сановного, и с большой дороги. Но если против первого бунтовать решался лишь изредка, то второго, дорвавшись, рвал на куски.

– Их много, – сообщил Карл, поглядывая в окно и ковыряясь щепкой в зубах, – десятков пять-шесть. Минимум четверо на одного. Конечно, мы их разгоним. Наверное…

– Ваше Величество, – у Ногаре слегка перехватывало горло от волнения, – может быть, имеет смысл вам открыться?

– Вы что, думаете я боюсь? – брезгливо поднял правую бровь Филипп.

– Ну что вы, Ваше Величество, я знаю, и все знают, что вы ничего не боитесь. Но глупо, извините, сложить «вою голову в схватке с собственными мужиками. Другое дело, – благородная война, рыцарский поединок.

– Они, кажется, не собираются откладывать расправу надолго, – стараясь говорить равнодушным тоном, сообщил Карл, – кольцо их стягивается.

Словно в подтверждение его слов на стену обрушился град камней.

– У меня такое впечатление, что мы не во Франции, а на Балеарских островах, – усмехнувшись, сказал Филипп, – зарядите все арбалеты!

– Может быть, вы, Ваше Высочество? – обратился де Ногаре к Карлу.

– Что я? – Карл, разумеется, понимая прекрасно, что имеет в виду Ногаре, счел нужным изобразить высокомерное непонимание. Подражая брату.

– Вы откроетесь этим… мужикам этим. Его Величеству, я понимаю, нельзя этого делать. Это было бы слишком. А на вас это похоже…

– Что «похоже»? – разозлился Карл, – грабить корчмы собственных подданных?

Филипп, с интересом прислушивавшийся к этому разговору, громко захохотал.

– Не обижайся, брат, но инквизитор наш прав.

Негоже мне сознаваться в подобной дикости. И стыдно немного, да и, главное, не поверит никто. Это о тебе ходит слава беспутного безобразника.

– Они уже перелезают через ограду, – взволнованно сообщил Людовик.

– Вот так всегда, ты что-то затеваешь, ты что-то придумываешь, и если выходит худо, расплачиваюсь я! – в сердцах крикнул Карл.

Король захохотал еще громче.

– Ногаре, скажите этим скотам, что сейчас с ними будет говорить сам граф Валуа.

Сердито косясь в сторону веселящегося красавца, граф снял изодранный маскарадный плащ и пригладил волосы.

– Они бегут обратно! – крикнул в это время Людовик. В голосе его звенела неподдельная радость. В свои восемнадцать лет юноша не был, как ни странно, любителем рискованных приключений.

– Что там случилось? – почти недовольно спросил король.

Ногаре припал ко второму окну и вскоре сообщил:

– Все понятно, Ваше Величество! Прибывает сам управитель королевства! – в его голосе было смешано облегчение и ехидство. Все-таки он недолюбливал Мариньи, завидуя его фантастической карьере: из простолюдинов – в высшие чиновники государства.

Мужики, завидев орифламму и колонну рыцарей с воздетыми копьями, быстренько рассеялись по кустам, разбрасывая косы и копья. Вполне можно было с этим «оружием» в руках нарваться на обвинение в мятеже.

Деревенский староста посмел приблизиться к угрюмо восседавшей на белом жеребце башне, укутанной в синий бархат и увешанной серебряными цепями. Усиленно кланяясь, он сообщил, что корчма захвачена бандой лесных разбойников.

Де Мариньи уже и сам понял в чем дело, на крыльце корчмы он заметил Людовика, призывно размахивавшего своим шлемом. Он сказал старосте:

– Я разберусь и накажу. Иди с миром.

Когда башнеподобный управитесь вошел в корчму, там уже кипело возобновившееся веселье. Внезапно избавленные от необходимости участвовать в кровавой драке, господа рыцари с удвоенной силой налегли на поросятину и бордосское. Де Мариньи как спасителю была устроена овация. Он лишь криво усмехнулся в ответ, внимательно поглядывая умными серыми глазами из-под седых бровей.

Его Величество поманил де Мариньи к своему столу, расположившемуся в глубине прокопченной залы у затянутого рыбьим пузырем овального окошка.

– Садитесь де Мариньи, садитесь и выпейте вина. Что вас занесло сюда и как вы меня разыскали? И почему оставили Париж?

Управитель приблизился к столу, ему услужливо пододвинули табурет. Он тяжело сел.

– Париж я оставил в полной исправности, а нашел вас в полном здравии.

Королю понравился незамысловатый каламбур старика и еще больше понравилось то, что он не стал задавать никаких вопросов по поводу приключения, имевшего место в этой корчме.

– А-а, – разглядел Его Величество еще кого-то в полумраке помещения, – мой славный Дюбуа. Клянусь стрелами святого Себастьяна, это вы дали господину управителю совет, где надлежит меня искать.

Невысокий, худощавый человечек в партикулярном платье церемонно поклонился.

– Да, Ваше Величество, я. Но мне кажется, что это вы нам сейчас дадите совет.

– Смотри, Карл, из каких остроумных людей состоит королевский капитул, – тут Филипп внезапно посерьезнел, – подайте стул господину Дюбуа. Карл, оставь эту кость, потом. Людовик, а ты вместе с людьми Мариньи прочеши окрестности. А вы, – король обратился к псевдоразбойникам, – выйдите на крыльцо и следите за тем, чтобы нас тут никто не обеспокоил.

За столом у окна, затянутого рыбьим пузырем, осталось пять человек. Король, его брат, граф Валуа, инквизитор Парижа де Ногаре, управитель королевства Ангерран де Мариньи и главный легист короля Шарль Дюбуа.

Последний выложил на широкий дощатый стол большой кожаный футляр с четырьмя металлическими застежками и сказал:

– Я выполнил ваше приказание, Ваше Величество.

Только позавчера вечером я прибыл из Майнца и, даже не навестив семейство, помчался сюда.

– Это вам зачтется, Дюбуа, – слегка поморщился Филипп, – излагайте суть.

– Не для того, чтобы обратить внимание на свои заслуги, упомянул я о своей спешке. Я хотел подчеркнуть сложность обстоятельств. И принимать решения, и действовать теперь следует быстро.

Филипп молча посмотрел на своего главного легиста и в его молчании было больше побудительной энергии, чем в самом нетерпеливом возгласе или жесте. И Дюбуа начал излагать:

– Благодарение Господу, мне удалось встретиться со всеми господами электорами. Первоначально миссия моя складывалась в высшей степени удачно. Владетели Майнца, Трира и Кельна сразу и без обиняков согласились поддержать кандидатуру, которую соблаговолит выставить Ваше Величество. Сговорчивость архиепископов не удивила меня, ибо мне было заранее известно об их чрезвычайных тратах и долгах.

Дюбуа порылся в своих записях.

– Да, а вот пфальцграф Рейнский и маркграф Саксонский сделали вначале вид, что оскорблены вашим предложением. Но узнав о суммах, которые предполагается им передать, изменили своему благородному тону и обещали подумать. Мне кажется, что мы можем рассчитывать на них, как на наших сторонников, при условии, конечно, своевременной и полной расплаты. Может статься, они ждут денег и с другой стороны, но рассуждая трезво, у кого сейчас в Европе есть свободные полмиллиона ливров? Ведь титул императора Священной Римской империи не обладает ничем, кроме внешнего блеска, до тех пор пока не попадет в умелые и сильные руки. Кто станет выкладывать реальное золото за подразумевающееся величие.

– У нас еще будет время порассуждать, Дюбуа. Дальше, – сказал Филипп.

Легист поспешно и угодливо кивнул.

– Герцог Саксонский и король Богемии мне отказали. Но по-разному. Первый явно нервничал и отверг ваше предложение, как бы не совсем по своей воле. Так мне, по крайней мере, показалось. Я проверил свои наблюдения. Финансы герцогства в расстроенном состоянии, но долги не слишком велики и есть надежда взыскать с должников. Тем более что у герцога есть свои ломбардцы-кагорсины и к вытряхиванию их кошельков он еще не прибегал.

Дюбуа намекал на прошлогоднюю операцию Филиппа Красивого по разгрому ростовщических итальянских лавок в Париже, вскоре после знаменитого бунта. Ломбардцам был должен не только король, но и множество обывателей, и поэтому действия Его Величества были полностью поддержаны народом. Благодаря этому, отношения между парижанами и королем восстановились. В известной степени.

По лицу Филиппа было непонятно, понравился ему намек легиста или нет. Мариньи отвел взгляд в сторону, Ногаре опустил голову. Оба считали, что этот финансовый червь допустил непозволительную вольность.

– А вот король Богемии дал отказ мне прямой и определенный. Он сейчас богат, и всячески изображает полную свою независимость. Кроме всего, его войска участвуют в войне с нынешним обладателем высокого титула, и, насколько мне известно, Альбрехт I терпит одно поражение за другим. Времена Гельхейма миновали, но такое впечатление, что снова восстал из земли Адольф Нассауский в лице Иоганна Австрийского, князя Швабии. Недавно к нему присоединились не только князья Тюрингии и Богемии, но и швейцарские кантоны.

– Таким образом, – подытожил Ногаре, – выборы нового императора Священной Римской империи стали к нам еще ближе.

– И следует подсчитать, в какую сумму нам обойдутся они, – вступил в разговор де Мариньи.

Дюбуа повертел в пальцах стило.

– Тут подсчет легкий. Каждый из архиепископов просит по двести пятьдесят тысяч ливров. Пфальцграф и маркграф нам обойдутся немного дороже. Кладем еще тысяч по триста пятьдесят два раза. В Саксонии еще одна сложность – представители обоих ветвей царствующего дома и Сакс-Лауенбург и Сакс-Виттенберг претендуют на то, чтобы быть выборщиками. Пожалуй, лишь полумиллионом, и то только в том случае, если мы умело распределим его между претендентами, мы сможем здесь обойтись. В общем итоге, миллион шестьсот тысяч ливров.

– Насколько я понял, – решился подать голос Карл, – поддержка Климента нам не будет стоить ни сантима. Надеюсь, он помнит, что мы для него сделали.

Филипп усмехнулся.

– Когда я два года назад встречался с кардиналом Бертраном де Готовом, он был крайне покладист и, казалось, услужливость его не будет иметь пределов и тогда, когда он завладеет папским престолом. На деле все вышло много сложнее. Не сказал бы, что сейчас я вижу в Клименте V своего самого надежного союзника. И тебе, братец, я не советовал бы обольщаться. Это Бонифаций сделал тебя королем Арагона, графом Мэнским и Першским, графом Романьи и даже императором Константинополя.

– Но это формальный титул, там же сидит этот… – смущенно пробормотал Карл.

– Да не об этом я сейчас, – поморщился король, – а о том, что не надо думать, будто если тебе споспешествовал предшественник, то ты сделаешься любимцем преемника.

Мариньи мрачно кивнул.

– Боюсь только, что не к одному лишь Его Высочеству относится сие. Нам всем надобно быть настороже по отношению к этому «союзнику». Но согласие на разгром Тампля он ведь дал, – попытался возразить Ногаре.

Мариньи помрачнел еще больше.

– Дал. У меня нет пока простого объяснения этому. Но не заливает мою душу чистая радость в связи с этим фактом. Есть второе дно у этого согласия.

Филипп хрустнул суставами.

– Одно верно, без большой охоты он согласился на это. Я не удивлюсь даже, что он упредил Великого магистра и мы натолкнемся на сопротивление.

Карл вскинулся.

– Жак де Молэ будет сопротивляться?! У нас хватит дыму, чтобы выкурить его из каменной щели.

– Есть много способов сопротивления, и тот, что с оружием в руках, не всегда самый лучший, – загадочно сказал король. – Но если придется воевать… У них тринадцать тысяч рыцарей.

– Но другого способа добыть нужные нам деньги, кроме как вскрыть сокровищницу Тампля, у нас нет, – вступил в разговор Дюбуа. У него в руках был большой кусок пергамента, мелко испещренный цифрами.

Король кивнул – читайте, мол.

– Я не знаю, к глубочайшему моему прискорбию, золотых тайн ордена рыцарей Храма Соломонова. И не знаю того, кто их может знать, помимо Жака де Молэ. Но собрав кое-какие косвенные сведения, я могу обрисовать присутствующим финансовую картину предстоящего предприятия. Я имею в виду разгром Ордена.

Дюбуа посмотрел на короля и, получив еще одно молчаливое подтверждение, что читать можно, начал:

– Первое – распродажа запасов зерна, движимого имущества и сельскохозяйственного инвентаря, принадлежащего Ордену по всем командорствам Ордена, должна дать двести восемьдесят пять тысяч ливров. Но надо учитывать то, что такая распродажа может потребовать до полугода.

Второе – деньги от продажи драгоценной утвари тамплиеров, изделий из золота и серебра, украшенных камнями, могут составить и несколько миллионов ливров. Но я почему-то уверен, что большая часть их или уже припрятана, или будет припрятана при первых наших движениях.

Третье – доходы от недвижимого имущества тамплиеров, находящегося на территории Франции, включая арендную плату и ренту, – это все вместе, что-то около ста тридцати пяти тысяч ливров.

Четвертое – двести тысяч ливров, принадлежащих ордену госпитальеров и находящихся сейчас в башне Тампля. По мнению госпитальеров, если мы их найдем, то имеет смысл выплатить их иоаннитам в качестве долгосрочных векселей. Пятое – Ваше Величество будет избавлен от необходимости выплачивать храмовникам те пятьсот тысяч франков, что были одолжены ими на свадьбу вашей сестрицы Бланки. Равно как и те двести тысяч флоринов, что мягкосердечный господин казначей Ордена одолжил вам без ведома Великого магистра. Это уже был шестой пункт.

– Казначей весьма поплатился за свою доброту, – сказал Филипп.

– Седьмое – две тысячи пятьсот ливров, полученные Вашим величеством на организацию крестового похода, также не подлежат возврату. Так же как и те суммы, что я свел в пункте восьмом. Тут выплаты по мелким векселям, что-то около тридцати семи тысяч ливров.

Девятое – не следует забывать, что и ваша супруга, и ваши сыновья Людовик и Филипп также должны Ордену значительные суммы.

Король недовольно осклабился, об этом факте он ничего не знал.

– Десятое, – Дюбуа виновато улыбнулся присутствующему графу Валуа, – и Ваше Высочество получили из кассы ордена до ста тысяч ливров.

– Я получил с них то, что они были мне должны! – высокомерно, но неубедительно сказал брат короля.

Дюбуа охотно кивнул.

– Кроме того, насколько я понимаю, предстоит процесс над Орденом богопротивным и преступным. Мне кажется, было бы справедливым, когда бы мы оплатили его из кассы оного Ордена.

– После того как мы ею овладеем, деньги, там находящиеся, станут нашими и процесс, как ни крути, придется вести на собственный счет, – поморщился король.

Мариньи налил себе вина.

– Даже при самом поверхностном взгляде видно, что в этом пергаменте обозначены деньги, которых нет. Приятно получить право не отдавать долг, когда деньги у тебя лежат в кармане, но что значит это право, когда карман все равно пуст?

Легист и сам это понимал, поэтому после слов коадъютора заметно сник.

– Остается надеяться, что пресловутая касса Ордена окажется достаточно наполненной к тому моменту, когда мы получим возможность сорвать печать с двумя всадниками на крупе одного коня, – сказал Карл.

– Надежда, не самый прочный материал, из нее трудно построить надежное будущее, – король тоже отхлебнул вина, – поэтому, мне кажется, нам следует принять некоторые меры.

Филипп резко повернулся к Ногаре, в лице рыцаря, как всегда, светилась готовность выполнить любое приказание короля.

– Надо немедленно взять под наблюдение все тамплиерские капеллы на территории Франции. Особенно те, что находятся вблизи портовых городов. Разумеется, Тампль должен был быть окружен тройным вниманием. Передвижение между капеллами – любой груженой повозки, любого навьюченного мула – должно браться на заметку. Тамплиерские миллионы – не песчинки, чтобы бесследно кануть в людском море. Пошлите сведущих людей, пусть Дюбуа подберет, в Кагор. За тамошними тамплиерскими банками тоже пусть следят наши глаза. Конечно, они не решатся отразить все свое золото в денежных документах, но его присутствие не может не сказаться. Пусть наши банкиры навострят уши.

– Понятно, Ваше Величество. Смею заметить, что часть этих мер уже предпринята. Все портовые города под наблюдением. И не первый месяц. В добавление к сказанному предлагаю заслать наших наблюдателей и к римскому первосвященнику. Если мы подозреваем Его Святейшество в двойной игре, то и следить надо за ним также вдвойне.

Король кивнул.

– Действуйте, Ногаре. На проведение всех этих мер у вас чуть больше месяца.

Эти слова заставили встрепенуться Ангеррана де Мариньи.

– Значит ли это «чуть больше», что вы уже определили дату, когда мы начнем…

– Представьте, да, Мариньи. И я утвердился в этой дате окончательно во время нашего разговора.

– После слов Дюбуа о том…

– Нет, после своих собственных слов. Помнится, я сказал, что у Ордена до тринадцати тысяч рыцарей в одной только Франции.

– Да, Ваше Величество, довольно много.

Лицо короля сделалось задумчивым.

– Важно не то, что много, а то, что именно тринадцать. С самой встречи с Климентом я размышляю о дне, когда было бы наиболее правильно нанести давным-давно замысленный мною удар. И недавно я решил, что это будет 13 октября 1307 года. В пятницу, ибо мне было нужно, чтобы тринадцатое число совпадало с пятницей. Пятница – это день распятия Христа. Тринадцатое число считалось несчастливым еще у древних. Об этом идет речь у Гомера в пятой песне Илиады и у Цицерона в Pro Cecilia. В Каббале у древних евреев, как известно, было тринадцать духов зла. Тринадцатым в Святом Писании упомянут Иуда, предавший Спасителя. На Тайной вечере тот же Иуда был тринадцатым сотрапезником. День Страстей Господних пришелся на тринадцатое число по лунному календарю. Тринадцатая глава Апокалипсиса говорит об Антихристе, а тринадцатая глава Евангелия от Иоанна – о предательстве Иуды. Теперь вы понимаете, почему я так воспринял свое открытие, что войско тамплиеров состоит из тринадцати тысяч рыцарей.

Присутствующие потрясенно молчали. Они всегда чувствовали превосходство Филиппа Красивого над собой. Он считал полезным время от времени устраивать подобные демонстрации. Конечно, не всегда это было в форме парада познаний. Король мог внезапно затеять состязание в винопитии или в охотничьем умении. И, что характерно, это всегда было неожиданно и всегда он выходил победителем.

В данном случае все особенно оценили интеллектуальную искушенность монарха еще и потому, что были осведомлены о полной неграмотности его главного соперника, Великого магистра ордена рыцарей Храма Соломонова Жака де Молэ.