Читать книгу Радуга для друга - Михаил Самарский - Страница 7

Итак, у нас появилась надежда. Вот как тут не вспомнишь моего доброго старика. Надежда, говорил Иван Савельевич, умирает всегда последней. А раз есть надежда, вперед, потомок викингов и басков! Дело в том, что пол в этом «супермаркете» (ну, вы, надеюсь, понимаете, почему я назвал свою тюрьму таким отвратительным словом?) земляной. Если вы не знаете, скажу: лабрадор за ночь может вырыть яму метровой глубины. И то, если ему делать нечего. Но мне сейчас не до безделья. Нужно любыми путями вырываться из этого плена. Я за себя не ручаюсь, если утром сюда пожалуют проходимцы, брошусь на них и буду сражаться, как леопард.

Но все-таки для начала необходимо принять меры предосторожности. Так, что это у нас тут? Тряпья полно. Замечательно. Просто замечательно. Если почую, что враги на подступе, будет чем прикрыть подкоп. Стаскиваем все сюда, в угол. Прекрасно. Это что такое? Понюхаем. О! Какое везение. А я чуть было снова Ивана Савельевича не вспомнил, который говорил: «Пришла беда – отворяй ворота». Крыша прохудилась в моей келье, и дождик накапал едва ли не полтаза воды. Живем! Был бы человеком, потер руками. Вот как только пить эту мутную гадость? Фр-р! А куда денешься? Без воды никак нельзя. Вода – это жизнь и сила. С едой потерпим, а вот без воды можно и язык вывалить.

Вспомнил вдруг, как Сашка недавно мне читал стихи:

Там, правда, про птицу какую-то было, но насчет сырости и темноты Сашка попал в точку. Ну что? Приступаем?

Первый час я работал не покладая лап. Без отдыха, без остановок. Потом десять минут перерыва, десять лаканий природного коктейля, и снова за работу. Мои подлые «кинологи» куда-то пропали. В тот вечер так и не появились. Оно и к лучшему, не придется негодяям в травмпункт бежать, хотя хотелось бы, конечно, их проучить. Рою-рою-рою, а сам того самозванца-«смотрителя» из супермаркета вспоминаю: если бы не твоя упертость, лежал бы я сейчас на мягком коврике да смотрел на своего мальчонку. «Я присмотрю за вашей собакой». Присмотрел, называется. И, поди, совесть не гложет твое каменное сердце. Охранник. Какой ты охранник? Надзиратель, вот ты кто…

Как там мои бедняги поживают? Наверное, все в слезах, особенно Шурка. Жалко парнишку. Мы уже привыкли друг к дружке, стали понимать друг друга. А тут такое несчастье. Не плачь, Санек, не тужи. Все равно я выберусь из этого подземелья.

Так, надо немного передохнуть. Отхожу в сторону, смотрю на свою археологию, действительно: уже походит на маленькое подземелье. Но еще рыть да рыть. Не расслабляйся, лабрадор, ты должен до утра покинуть этот застенок. Подкрепились водичкой – и рыть-рыть-рыть.

За работой я даже не заметил, как в окошке под потолком появилась звезда, за ней другая. Небо ясное, на улице тепло. Люблю я ночь. Ночью все собаки, даже поводыри, в основном отдыхают, нежатся на диванчиках, сны разглядывают. Вы удивляетесь? Я серьезно вам говорю: нам тоже снятся сны. Да еще какие! Насмотрюсь с Иваном Савельевичем картин (кинокартин, если забыли), потом всю ночь снится мне, что я, не обращая внимания на взрывы и свист пуль, несусь сквозь дымовую завесу по полю, подбегаю к раненому бойцу и тащу его к своим. Однажды приснилось, как будто я из-под снега лыжника спас. Все меня гладят, курочкой угощают, репортеры набежали, фотографируют, один даже микрофоном в нос тычет. А мне так неприятно стало, микрофон-то отвратительный – холодный и шершавый. Разозлился я, да как рявкну и… проснулся. Иван Савельевич мой чуть с кровати не свалился.

– Трисон, что случилось? – спрашивает. Я молчу. Он подозвал меня к себе и говорит: – Приснилось что-то. – Догадливый старик.

Я скульнул пару раз, Иван Савельевич и говорит:

– Иди ко мне, мой дорогой, ложись рядом. Не бойся, дружок, сны – они всякие бывают. Мне тоже иногда такая дребедень приснится, хоть стой, хоть падай. Тоже иногда кричу во сне.

Ага, думаю, будешь ты мне рассказывать. А то я не знаю. «Иногда». Да я чуть ли не каждую ночь слушаю окончания твоих снов. Однажды как-то ночью как закричит: «Огонь!» Я вскакиваю, носом вожу по сторонам – думал, может, пожар начался, – принюхался, вроде все в порядке. Оказалось, Савельевичу армия снилась. Он мне рассказывал потом на прогулке. Говорит, представляешь, Трисон, я сегодня во сне на своем танке в учениях участвовал. Однополчан своих видел, командира батальона. Вот как живых. Все молодые, бравые, подтянутые. У военных людей, судя по рассказам старика, как и у нас: учения всякие, команды, дрессировки, тесты, экзамены.

Фух. Нужно передохнуть. Если темпов не сбавлю, через два-три часа будем на свободе. Но, правда, устал. Если бы я был без шлейки, работать было бы легче в разы. Но снять ее самому мне не удалось. Что поделаешь, все равно нужно трудиться до седьмого пота. Я хоть и породистая, тренированная собака, но ям давно уже не рыл. Нас в школе за ямы ругали. А так хотелось иногда порыть ямку, так лапы чесались. Мы когда с Иваном Савельевичем на рыбалку ходили (да, я же обещал вам рассказать этот случай), я там, в лесу, отыгрался. Такую ямищу вырыл, любо-дорого было посмотреть. Старик потрепал меня и говорит:

– Дурак ты, Трисон, делать тебе нечего, ямы роешь. Лучше бы побегал по лесу.

А то я не набегался. Целый день только и бегаю. Ну, не бегаю, так хожу. А вот ямку у нас в микрорайоне не пороешь. Сразу народ сбежится, начнут руками махать, мол, что это вы тут газоны портите? Впрочем, они правы. Нельзя там ямы рыть. Вдруг какой малой свалится. Правильно все говорят.

Так вот. Приходим на рыбалку. Иван Савельевич раскладывает свой стульчик, нанизывает червя, да так ловко, если бы я не знал, что он слепой, и не догадался бы. Забрасывает удочку, а мне говорит:

– Смотри, Трисон, если поплавок задергается, гавкни мне.

Ну, сижу я пять минут, десять, пятнадцать, уже в глазах рябить стало, вдруг смотрю, поплавок запрыгал, я и говорю: «Гав!» Савельевич дергает удочку, проверяет – пустая. Недовольно бубнит на меня:

– Зачем ты так громко рявкаешь? Всю рыбу распугал.

Вот тебе раз, думаю, сам же сказал: гавкни. Если нужно потихонечку, то это называется «авкнуть». Выражайся правильно. Рыбак нашелся. Обиделся я немного.

Но через полчаса мы помирились. У меня была царская трапеза. Старик таким окуньком меня угостил, вовек не забуду. Прямо растаял у меня во рту. Ой, вкуснятина какая. Что-то я о еде стал много думать. Нужно водичкой горло промочить. Выпил, полегчало. Обследовал яму. Еще работы на часок. Лишь бы сил хватило. Не свалиться бы, не уснуть. А то утром придут захватчики, бейся тут с ними.

Рою-рою-рою… Смотрю, в окно медленно вплывает белая птица. Красивая, просто ужас. Это еще что за чудо, думаю. Птица на землю не спускается, сидит под потолком. Наверное, боится, чтобы я случайно ею не поужинал. Потом вдруг как заговорит человеческим голосом:

– О, тибетский царь Трисон, я прилетела тебе на помощь.

– Кто ты? – вдруг и я заговорил по-человечьи. Ничего себе, думаю. Что же это случилось такое, что я вдруг разговаривать начал. Прямо волшебство какое-то.

А птица продолжает:

– Я прилетела к тебе из-за трех морей, трех гор, трех лесов…

– Погоди-погоди, – перебил я. – Ты мне тут голову не морочь, я видел такой мультик. Да-да, забыл, как называется, но точно, ты же из мультика. Говори, что тебе нужно? Тебя, случаем, не воры подослали?

Зря так сказал. Обиделась птица и поплыла обратно к окну.

– Стой, – говорю. – Ты куда? Объясни, зачем прилетала?

– Я с грубиянами не разговариваю, – отвечает птица-разведчик.

– Слово номер десять, – говорю.

Птица остановилась и замерла прямо в воздухе.

– Это еще что за слово такое? – удивилась она.

– То есть прости, – отвечаю. – Просто я устал, наверное, вот и хамлю.

– Ладно, – говорит птица, – тогда помогу тебе.

– Как? – удивился я.

– А вот так, – отвечает птица и камнем прямо на меня. Да как клюнет меня в нос, я как подскочу. Открываю глаза. Никого нет, а в оконце уже рассвет пробирается.

Елки-палки! Все-таки уснул. Ой, спасибо тебе, птица! Мне тут работы еще минут на двадцать. Вот видели? А вы не верили, что нам сны снятся. Если бы не сон, так бы и дрых тут до утра, пока торгаши меня не накрыли бы тепленьким.

Рою-рою-рою… Ура!!! Есть просвет! Ну, еще немного, чуточку. Давай, давай, Трисончик! Ну, еще поднажми немного. Ах, если бы не дуга шлейки, я бы уже мог быть на свободе. Еще чуть-чуть, и голова пролезет. Только ты не торопись, землекоп. А то еще застрянешь, как Винни-Пух в кроличьей норе. Давай, Трисон. Вот еще капельку. Ну! Все, кажется. Стой, хлебни на дорожку. Еще неизвестно, сколько бежать придется.