Читать книгу Большие маневры - Михаил Серегин - Страница 2

Стойлохряков построил на взлетке первого этажа отобранных для оказания достойного сопротивления прибывающим войскам НАТО мотострелков. По условиям предстоящих учений русский взвод, впрочем, как и все подразделения прибывающих гостей, состоял из тридцати человек плюс один младший офицер – командир взвода.

Мудрецкому и не снилось стать предводителем отборных сил отдельного батальона, и правильно. Он был оставлен Стойлохряковым заниматься химиками, а командиром отборного взвода был назначен старший лейтенант Бекетов, командир разведчиков.

Из его подразделения пятнадцать человек – ровно половина – были призваны под маленький флажок с российским триколором защищать честь армии. Да оно и понятно, у разведчиков с физподготовкой все в порядке. Из трех рот и химвзвода к ним добавили лучших бойцов, в том числе и Простакова, как лучшего стрелка, и Резинкина, как лучшего водителя. И что самое удивительное, неожиданно для большинства крутым рэйнджером стал и Валетов.

Фрол был просто в психологической коме, когда узнал, что и Леха, и Витек идут соревноваться с натовцами, а его оставляют. Набравшись наглости, он лично пошел к командиру батальона и стал упрашивать его взять, так сказать, на поле брани. Но комбат был тверд, он не видел никаких причин, по которым должен был выбрасывать кого-то из пехотинцев и на его место ставить Валетова.

Фрол увещевал, что только при нем Простаков работает нормально, что только при нем Резинкин в состоянии верно и быстро провести машину по любым горам и долинам. Валетов даже набрался смелости и объявил себя душою всего коллектива.

Стойлохряков морщился – то ли от горячего чая, то ли от солдатской дерзости. Глядел на плавающий в коричневой жидкости лимончик и корректно отмалчивался. Наконец ему надоело слушать детсадовские нюни, и он спокойно поглядел на неказистого человечка:

– Ну почему я должен взять тебя? Какие у тебя есть достоинства? Ты сколько раз на турнике подтягиваешься?

Валетов задумался:

– Один, наверное, товарищ подполковник. Да разве это важно?

– А отжимаешься – полтора?

– Два! – воскликнул Фрол. – Целых два раза. Я могучий солдат, но сила моя в другом.

– И в чем же? – ухмыльнулся подполковник, заведомо зная, что никаких дельных аргументов Валетов не может ему привести.

– Я образованный! – воскликнул Фрол. – Самый образованный из всех солдат. Я полгода в политехническом институте проучился. И еще, – он поднял вверх палец, – я иностранный язык знаю!

В глазах у подполковника промелькнула искра. Действительно, неплохо было бы продемонстрировать не только умение хорошо стрелять и бегать, но и интеллектуальными солдатиками блеснуть не помешает. Мало ли какие там испытания заготовлены.

– И какой же ты язык знаешь?

Валетов хотел вначале обнаглеть и сообщить, что владеет английским, немецким и французским. Но затем остановился только на английском.

Утверждение нуждалось в проверке. Комбат задумался на некоторое время, но вскоре задал вопрос студенту:

– Как по-английски будет «трахаться»?

– Фак, – не задумываясь, ответил Фрол.

– А «мать»?

– Мавэ.

– Да, – согласился Стойлохряков, – мать, она везде мать. Ну ладно, будешь номером тридцать. Последним. Хотя списки утряс я еще два дня назад, но так и быть, кого-нибудь выкину оттуда ради такого интеллектуала. Можешь идти.

Валетов радостно повернулся на каблуке и строевым шагом затопал к двери, но не успел дойти до нее – комбат остановил.

– Погоди, что-то меня сомненья гложут. Переведи-ка мне на английский, скажем, такую фразу: «Полковник, мы этого делать не будем».

Не задумываясь, Валетов выпалил:

– Колонел, хэй, фак ю!

Стойлохряков в задумчивости взмахнул рукой в воздухе.

– Ну, в общем и целом, где-то так… смысл ты сохранил. Ладно, иди отсюда.

– Фак ю! – радостно воскликнул Валетов, приложил руку к кепке и быстро извинился: – Пардон, товарищ колонел, я хотел сказать, есть, сэр!

Когда счастливый Валетов завалился вечером в казарму с видом великого Давида, пять минут назад разделавшегося с Голиафом, Резинкин тут же бросился выяснять, где тот снова сумел надыбать денег – или в карты у кого-то выиграл, а может, жрачку раздобыл. Ведь обычно у Фрола настроение поднималось только в те минуты, когда он мог ублажить или собственный желудок, или карман. Но в данном случае Валетов умаслил собственное самолюбие.

Когда он сообщил всем присутствующим, что идет вместе с Простаковым и Резиной, дембель Петрушевский даже поднялся со своей койки и громким, басовитым голосом, подражая прежним дедам, высказался чисто по-русски, что, мол, вранье все это. Несмотря на крепость произнесенной фразы, Фрол на фольклор не обиделся. Он словно муха влетел на верхнюю койку и, шмякнувшись, начал довольно ржать.

– Учитесь, товарищи солдаты, воинской мудрости! Служите честно и верно, а я, великий я, буду отстаивать вашу задрипанную часть перед всей Европой!

Отборный взвод, одетый в новенькие камуфляжи, с ранцами за спиной, подвергался придирчивому осмотру командира батальона. Старший лейтенант Бекетов успел уже всех проклизмить не единожды по ходу авральной ночи, посвященной подготовке к приближающимся событиям. Оставшись довольным, подполковник сообщил о необходимости в точно таком же виде сегодня в двенадцать стоять на плацу и ожидать прибытия трех взводов и «ихнего» командования.

– Валетов! – ткнул Стойлохряков во Фрола. – Поедешь со мной переводчиком.

Вот только теперь всем стало ясно, по какой-такой причине комбат включил в состав подразделения мелкого гада, выиграть у которого в карты было нереально – во всем, видимо, фамилия виновата, самая что ни на есть карточная.

Фрол постарался как можно солиднее и басовитее выкрикнуть: «Есть!».

Удалось.

Плюхнувшись на заднее сиденье «Ауди», Валетов замер, он лихорадочно вспоминал все известные ему английские слова – набиралось не так много. Если отбросить числительные до десяти, то еще в районе пятидесяти слов он помнил. Похоже, назревал некоторый конфуз, но стоит ли сейчас признаваться, вдруг все как-нибудь обойдется?

Стойлохряков в парадной форме на мытой машине въехал на территорию военного вертолетного аэродрома. К великому сожалению Фрола, длительной поездки в Самару не получилось. Оказывается, все намного проще.

В половине одиннадцатого утра три транспортных вертолета Министерства обороны один за другим приземлились на аэродром, и из них стали выбегать солдаты. Валетов, когда увидел прибывшие к ним силы, струхнул – обделать таких откормленных, здоровых жеребцов будет явно непросто. Судя по всему, отбирали в эту поездку и в Германии, и во Франции, и в Англии. Никто не хотел ударить в грязь лицом друг перед другом, и уж тем более перед русскими.

Три взвода замерли около вертолетов, а командиры подразделений, все одетые в полевую зелено-коричневую форму, направились к Стойлохрякову, встречавшему гостей. Рядом с подполковником стоял не так давно подъехавший генерал Лычко, успевший прихватить из Самары прапорщика. Но в отличие от большинства обыкновенных хозяйственников, этому прапорщику было очень даже приятно смотреть в глаза – девушка с длинными ногами выполняла роль переводчика.

Когда Валетов узнал об этом, он расслабился и вытер со лба испарину, но не смел даже дыхнуть, так как вот они, люди континентальной Европы и туманного Альбиона.

Генерал Лычко, перетащив свой маленький бурдючок, перетянутый ремнем, вперед на пару шагов, стал встречать гостей однотипным: «Хеллоу!» и жал всем руки. Соблюдая субординацию, младшие офицеры, командиры взводов отдавали честь генералу, прежде чем с ним поздороваться.

Последним из вертолета вышел высокий, поджарый полковник. Как и понял Стойлохряков, это и был тот самый Тод Мартин – американец, которому предстояло наравне с комбатом заниматься координацией действий всех военных. В то время как младшие офицеры просто поздоровались и вернулись к своим подразделениям, американец подошел и поздоровался со всеми, включая и Валетова, чем поверг его в легкий транс. И затем бегло стал разговаривать с генералом, неслабо напрягая девушку переводчицу. Но та не тушевалась и синхронно тараторила в обе стороны.

Диалог налаживался. Из слов переводчицы следовало, что гость отмечает хорошую солнечную погоду, мол, у них такая же во Флориде, и надеется на плодотворную работу в течение следующих двух недель. Стойлохряков от естественного волнения – все-таки из-за границы к ним приехали! – и думать забыл о Валетове. А тот, совсем наоборот, честно выполнял свои обязанности, хотя и работал при этом вторым номером. Он, правда, не решался кричать громче, чем говорит эта высокая и прилизанная дамочка, но в то же время под нос себе бубнил все то же самое, что и она.

Первым делом людям дали команду и посадили в три подошедших грузовика. Стойлохряков вместе с Тодом потопали к «Ауди». На заднее сиденье посадили Валетова и прапорщика. Для удобства перевода девушка расположилась посередине заднего сиденья, а Валетов оказался прижат ее полненьким бедром к одной из дверей. Он мог бы и не касаться ножки девушки, но разве уж будет он забиваться в угол? Да ничего подобного! Не пощупает, так потрется.

Генерал Лычко, убедившись, что все прошло штатно, оставил длинноногую и умчался в свою Самару.

Отсутствие большого числа официальных лиц несколько удивило подполковника, и он первым делом поинтересовался, как их встретили в аэропорту.

– О'кей! – ответил Тод.

– Хорошо, – сказала переводчица.

– Ни одна муха не портила пейзаж на стекле собственным совокуплением с себе подобным, – тут же пробурчал Валетов.

– Как вам Россия из иллюминатора вертолета?

Тод: «Красивые церкви».

Переводчица: «Церкви понравились больше всего».

Валетов: «Не хреново, когда можно помолиться Богу даже в такой глуши».

Стойлохряков:

– Мы подготовили для вас небольшой дом, а сегодня вечером прошу ко мне, так сказать, на ужин.

Американец принял предложение с большим удовольствием, видимо, будучи наслышан о русских застольях и гостеприимстве, во всяком случае по отношению к иностранцам.

– Я обязательно приду. Во сколько состоится наша вечеринка?

Переводчица: «Конечно. Когда я должен подойти?»

Валетов: «Какие дела, я люблю пожрать!»

Тод:

– А почему у вас два переводчика работают одновременно?

Стойлохряков:

– Да это лишнее. Рядовой, помолчите.

Переводчица: «Полковник сказал, чтобы рядовой перестал меня дублировать».

Валетов: «У меня еще будет возможность, а сейчас я замолкаю, лишь бы не было войны».

Комбат отвез американца в дом, выделенный ему в Чернодырье, а сам отправился на плац поглядеть на своих красавцев. Оставшись довольным, он засадил их всех в «шишигу» и отправил на заранее выбранное место.

* * *

Англичане, французы и немцы копошились на большой поляне, устанавливая свои собственные палатки, когда подъехали русские. Работа в трех углах прекратилась, и все стали смотреть на взвод, выпрыгивающий из кузова. Соответственно, и хозяева стали разглядывать гостей.

Резинкин, имевший возможность наблюдать за приехавшими европейцами первым, так как находился за рулем, отметил сходство прибывших подразделений, и ему казалось, что родной взвод экипирован не хуже.

Камуфляжи всех трех взводов отличались друг от друга незначительно: преобладал зеленый цвет, а прожилки у кого были коричневыми, у кого – желтыми, а у кого зеленый цвет сменялся с темного на светлый. Русские прибыли в зелено-коричнево-желтой униформе, и поэтому каждое подразделение могло отличать своих от чужих.

Все четыре места для развертывания палаток были обозначены флажками. Участок, закрепленный за русскими, пока пустовал. Простаков, вывалившийся одним из первых из кузова, произвел надлежащий эффект габаритами. Появившийся следом за ним Валетов наблюдал, как стали оживленно переговариваться между собой гости. Но как только он сам появился и встал рядом с Лехой, встревоженные восклицания сменились улыбочками, и Валетов поспешил отойти от Простакова подальше, чтобы своей персоной не портить впечатления. Ну не уродился он здоровым, зато самый умный… и еще он переводчик!

Бекетов построил своих людей, еще больше выпячивая и без того крутую грудь. Он набирал в легкие большое количество воздуха и так резко и громко оглашал поляну командами, что не слышать его было невозможно. После того как смотрины и переглядывания были окончены, все четыре команды принялись в интенсивном темпе наводить марафет около своих точек.

Только Леха стоял и смотрел на здорового парня, усевшегося около немецкого флажка и не сводившего с Лехи глаз. Ребеночек крупненький. Простаков сразу понял, случись что – придется с ним тягаться в каком-нибудь конкурсе «Веселые старты», мать их.

Бросив последний взгляд на бюргера, Леха принялся помогать товарищам разворачивать огромную взводную палатку. Если младшие командиры были прикованы к своим подразделениям, то те, кто рангом повыше майора, могли себе позволить более комфортные условия обитания.

Вечером Стойлохряков прибыл в лагерь и с удовлетворением обнаружил, что все четыре подразделения уже не только разбили палатки, но и организовали общий пункт питания под навесом и суетились уже вокруг полевых кухонь. Причем наряды выставлялись смешанные: по одному человеку от каждой команды вынуждены были носить воду, дрова и заниматься готовкой обычной русской гречки, в честь дорогих гостей приправленной тушенкой.

Наряд по кухне выглядел весьма весело – от россиян трудился Валетов, от других взводов были направлены тоже самые «могучие». Фрол, хоть и был опытным солдатом, но в отборном взводе оказался самой большой незначительностью. Так как командовал подразделением разведчик Бекетов, соответственно, он и не собирался припрягать своих собственных людей на хозяйственные мероприятия.

Тощий очкастый француз с двумя ведрами воды семенил к кухне с засученными рукавами. Немец, рыжий и голубоглазый чертила, вымахавший до двух метров, но не набравший больше семидесяти килограммов веса, страдал с пилой над деревяшкой. А англичанин пытался разодрать зубами новенький мешок с крупой. Валетов же, с головою погрузившись в полевую кухню, пытался развести в ней огонь. Народ шуршал, что было приятно, так как кормить предстояло им не много не мало, а сто двадцать человек.

Выслушав доклад всех младших командиров без исключения о том, что подразделения развернуты, подполковник вместе с переводчицей подошел к наряду по кухне и выдернул из печи Валетова.

– Поедешь со мной, надо будет разговор перевести с американцем. Товарищ прапорщик вот уже, к сожалению, уезжает в Самару, – Стойлохряков облизал глазами стройную фигурку девушки. – И будет принимать участие только во всех официальных мероприятиях. Остальная нагрузка, похоже, Валетов, свалится на тебя.

Фрол был рад-радешенек бросить грязное занятие и поменять амплуа кашевара на престижную профессию военного переводчика.

* * *

Тод Мартин встретил Стойлохрякова и Валетова очередным рукопожатием и первое, что произнес:

– Ноу шауа.

– Чего? – не понял комбат.

– Жопу помыть ему тут нечем, – разъяснился Валетов.

– А-а, это! – воскликнул подполковник. Он махнул рукой и вымолвил: – Кам он!

Прошли из избы в сени, где комбат продемонстрировал удивленному полковнику шаечку и ковшик. Глядя на удивленные глаза американца, Стойлохряков прошептал:

– И эти люди хотели нас победить… Смешно.

Валетов поторопился с переводом:

– Смол комфорт, товарищ колонел. Сэр. Бойл уота он китчен энд уош е легз эт хиа.

– Чего ты ему сказал?! – переспросил командир.

– Да чтобы он на плите воду грел. А то ведь не догадается.

– Это точно, – согласился подполковник. – Поехали домой ко мне, там уж стол накрыт, – пригласил комбат, указывая жестом гостю на машину, которую было видно из низенького окошка.

Валетов, не зная некоторых слов, на руках сделал черпающие движения, а затем щелкнул по горлу:

– Холидей!

Как выяснилось, подполковник был не прочь прохолидеить весь вечер, тем более что он был уже морально подготовлен инструкторами еще в Штатах. Отказываться от застолья – обидеть хозяев.

Когда вошли к подполковнику, Стойлохряков первым делом сказал, что этот солдат будет у них переводчиком.

– Да я и сама несколько слов знаю, – ответила Вера. – Гуд ивнин!

Услышав, как жена почти по-американски поздоровалась с иностранцем, Стойлохряков щелчком по лбу отпустил Валетова. Тод поцеловал руку хозяйке и прошел следом за ней в зал. За столом уже сидел Холодец со своей женой – оба были в хороших костюмах.

После здоровкания с начальником штаба и его половиной, американец поглядел на стройный ряд выставленных посередине стола бутылок, графинчиков, фужерчиков, жбанчиков и фляжечек.

– Ноу дринк! – сообщил он обескураженным хозяевам.

Стойлохряков обратился за помощью к жене.

– Верунчик, спроси его, может, он чем болен?

Вера не зря получала в свое время высшее образование.

– Нет, говорит, что здоров. Но пить не будет.

– Так и мы тоже не пьем! – произнес Холодец.

– Но ты объясни дорогому гостю, что салат без водки – не салат, а за встречу, так это вообще надо поднять в обязательном порядке!

Хозяин дома сел на свое любимое место, потер ладони одна о другую и загадочно протянул: «Ну-с!», разглядывая интеллигентного вида подтянутого полковника.

– С чего начнем? – Пальцы бегали по бутылкам, словно по клавишам рояля, касаясь то одной, то другой.

– Да ну с чего, с русской, – подсказал Холодец, и одновременно перед гостем Вера поставила граненый стакан.

Подполковник знал заранее, что Тоду приходилось совсем недавно гонять талибов по Афганистану, но там все испытания, что выпадали на его долю, были явной фигней по сравнению с русским столом. Перехватив ошарашенный взгляд американца, жена подсуетилась и поставила перед ним небольшую стопочку, что вызвало вздох облегчения у гостя.

– Ну вот и отлично! – согласился с реакцией полковника комбат, свернул башку бутылке и налил стопку до краев.

С Холодцом на пару они не отказались от граненых стаканов, женщины плеснули себе винца.

– Ну, за встречу!

К удивлению Стойлохрякова, который ожидал, что полковник будет морщиться и бросится закусывать, ничего подобного не произошло. Цокнув от удовольствия языком, он произнес «Столичная» и набросился на салатик.

– Слушай, так он наш человек. Из скромности отказывался, получается.

Тем временем Тод не терялся за столом – прошелся по всем салатам, сделав у себя на тарелке неплохую горку, и начал с превеликим удовольствием уплетать все это за обе щеки.

Разговор не клеился по той простой причине, что рот у Мартина был все время занят. Наконец, споров салаты и очистив тарелку, он с благодарностью поглядел на Веру:

– Хорошо! – произнес он по-русски.

– Вы так проголодались? – справилась хозяйка.

– Нет, – ответил американец. – То есть да. Я не ел целые сутки. Так получилось.

Вера перевела.

– Ну надо же, наши вообще охренели! – согласился с такой постановкой проблемы комбат. – Нельзя так с гостями обращаться. За это надо выпить, чтобы больше такого не было.

* * *

Утром следующего дня «Ауди» подъехала к уже проснувшемуся лагерю, и первым из машины выпал Тод. Из-за баранки выбрался Стойлохряков, споткнулся и встал на четвереньки. Американец, не отошедший еще от выпитого, обошел машину и увидел комбата, стоящего на четырех «мостах», подумал одурманенной головой, что это такая шутка, причем чисто русская, и сам обозначился в точно такой же позиции. Теперь они вдвоем были готовы стартовать по укатанной машинами травке к палаткам, стоящим от них всего в сотне метров. Мыча и пережевывая жвачку из слюны, комбат пополз на четвереньках вперед, издавая при этом протяжное: «Му-у-у-у».

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Мартин и также замычал, подражая корове.

Бекетов также успел за ночь познакомиться с лейтенантами из европейских стран, и сейчас они вчетвером встречали приближающееся к ним начальство. Высокий, подтянутый офицер французской армии Пьер Боше толкнул в бок англичанина Стива Ватерспуна и, улыбнувшись, сказал ему по-английски пару фраз. Немец Дитрих Ельцки оценил шутку товарища и рассмеялся. Бекетов понял смысл сказанного – все сводилось к тому, что надо же было так ужраться. Но вместо того чтобы поддержать своих коллег по работе, сообщил им на немецком, что, мол, не надо радоваться, все еще впереди.

– Сегодня просто пить было нечего, – добавил он уже по-русски, и, слава богу, его никто не понял.

Тем временем командиры продолжали совершать марш-бросок и медленно-медленно приближались к выстроившимся в шеренгу офицерам. Все солдаты четырех взводов, не зная, как себя вести, за исключением уборщиков наряда по кухне и дневальных, выстроились каждый у своей палатки и замерли, наблюдая картину утреннего вползания болеющего после вчерашнего передоза начальства на объект. Но если эти граждане наконец-то придут в себя и им что-то не понравится, спишут один, а то и два балла.

Суть всей игры заключалась в том, что изначально у каждого подразделения сто очков. Баллы могут списывать только Стойлохряков и Мартин. Все остальные лезут из кожи вон для того, чтобы не зарабатывать штрафных очков. Соответственно, победит тот, у кого больше всего останется этих самых очков на виртуальном счету.

Мартин не настолько переусердствовал за столом, как принимающий его коллега, и воспринял все как некую шутку – первым быстро досеменил на четвереньках и коснулся ботинка Пьера Боше, после чего поднялся и стал весело посмеиваться над тем, как Петр Валерьевич бьется с силой тяготения. Наконец подполковник, поняв, что до ботинка на четвереньках он не доползет, поднялся и пьянющими глазами оглядел построившиеся команды. Потом взглянул на часы, пошатнулся и выкрикнул:

– Я не понял, орлы, вы почему не на трассе?

В первый день по расписанию имел место быть марш-бросок на тридцать километров с полной выкладкой. Побеждает то подразделение, которое первым в полном составе прибудет к финишу.

Валетов, стоя в строю, не поддерживал смехуечки своих товарищей по поводу ползущего командира, так как он больше всего боялся помереть во время эксперимента над собственным организмом. Как он сможет тащить тяжеленный ранец, автомат, четыре рожка с патронами? Да он сдохнет! Еще и бронежилет на него надели, сволочи! В нем дышать-то невозможно, давит все. А стальная каска. Вы когда-нибудь ее в руках держали? Это же офигеть можно! Она еще и на голову надевается! Да после этого башка не то что думать не будет, пищу через нее в пищевод не засунешь – все тело сминает и перекашивает! Ужасно.