Читать книгу Государственный киллер - Михаил Серегин - Страница 7

В служебной машине, которую, как упоминалось, вел Бондарук, пресвятой отец начал клевать носом. Конечно, пить и черт-те чем заниматься до трех утра, а потом встать спозаранку – как именовал время до полудня сам отец Велимир – это не проходит даром и для самого богатырского здоровья. Бондарук то и дело косился на Фокина и морщился, улавливая сногсшибательные волны перегара, исходившие от него.

Подполковник Панин встретил их во дворе специальной базы ОМОНа, где готовилась группа захвата в составе семи человек во главе с капитаном Купцовым. Подполковник разговаривал по телефону с вице-мэром и получал последние указания.

– А, Свиридов, – проговорил он, – как готовность?

Владимир кивнул, а Фокин синхронно промычал что-то маловразумительное, отчего Панин недоуменно поднял брови.

– Это Свиридов, – сказал он в трубку «мобильника», – к телефону? Одну минуту. Тебя... Козенко, – он протянул трубку Владимиру.

– Ну что, Владимир, как готовность? – услышал Свиридов голос вице-мэра.

– Ну надо же! – откликнулся Владимир. – То же самое сказал мне и Панин. Готовность прекрасная, Андрей Дмитриевич.

– Придерживайтесь всех инструкций Панина, и тогда все будет в порядке, – напутствовал зам градоначальника. – Я имею в виду твою последующую жизнь. Ну, с богом!

И его превосходительство господин вице-мэр дал отбой.

– Выезжаем через пять минут, – сказал Панин. – В одиннадцать двадцать нужно быть на месте. Свиридов, командуешь второй группой. Я уже представил ребятам тебя и Фокина как московских специалистов по нейтрализации террористов.

– А первая группа? – спросил Владимир.

– Там я и Купцов. Вот тебе передатчик, будем координировать действия групп. Ясно?

– О том, что не совсем ясно, я спрошу у тебя, Панин, после операции, – сказал Свиридов. И толкнул в бок засыпающего на ходу Фокина.

...В группе Свиридова оказалось пятеро рослых ребят мрачного вида, в черных масках, в камуфляже и с автоматами, а также один знакомый тип в гражданском – уже фигурировавший ранее лейтенант Бондарук. То, что в группу был назначен Бондарук, откровенно удивило Владимира. Он не думал, что лейтенант имеет какое-то понятие о силовых методах работы, исключая разве что профилактику образования почечных камней у задержанных граждан посредством тычков под ребра.

Сейчас Бондарук выглядел куда как боевито, обрядившись в омоновскую униформу и – после некоторого раздумья – прямо на глазах Свиридова натянув на лицо черную маску с прорезями для глаз, носа и рта.

Для доставки на место операции подполковник Панин избрал обыкновенный «рафик» песочно-серого цвета, без всяких опознавательных знаков или маячков. В салоне легко помещалось и вдвое больше людей, чем находилось там в данный момент – пятеро спецназовцев, лейтенант Бондарук, Фокин и Свиридов.

Сначала с территории базы выехала машина с первой группой, в которой находился руководитель операции «Капкан» – как громко поименовал ее Козенко – подполковник Панин, находившийся на постоянной связи со Свиридовым. Позывные Свиридова были «Визирь два», а Панина – «Падишах»... вероятно, офицер ФСБ питал слабость к восточной экзотике.

– «Визирь два», я «Падишах». Проверка связи, как слышно? – послышался его голос в передатчике. – Выезжаем по графику, – прокомментировал он, – я связался с Ельховом, с директором комбината Сергеевым и начальником охраны майором Малышевым... Получен беспрепятственный доступ на территорию для твоей группы.

...Ельхово было маленьким поселком городского типа на расстоянии около ста километров от областного центра. Единственной его достопримечательностью был тот самый завод бактериологического и химического оружия, что должен был стать целью для очередного теракта знаменитого Кардинала. К моменту прибытия на место Фокин совсем заснул, а Свиридов исподлобья разглядывал закрытые черными масками лица бойцов и думал, что ведение операции оформлено как-то странно... Особенно непонятно было отставание одной машины опергруппы от другой по ходу трассы на двадцать минут... Неужели так сложно повысить скорость, или же все так и задумано, чтобы одна машина попадала на объект на несколько минут позже?

Он справился об этом у Панина и в ответ услышал:

– Все разъяснения получите на месте. Так предусмотрено планом операции.

– Забавно, – пробурчал Свиридов и отключился.

Ельховский комбинат химического и бактериологического оружия находился всего в каких-то двух-трех километрах от поселка, но доступ к прилегающей территории был несколько затруднен. И это почувствовал на собственной шкуре Свиридов, когда его остановили на КПП, охранявшем единственный проезд на заросшее сорняком поле. За полем на расстоянии примерно километра от КПП виднелся сам объект – комплекс серых двух– и трехэтажных зданий, обнесенный бетонной стеной.

Свиридов вышел из машины навстречу рослому сумрачному парню в бронежилете, который даже не взглянул на Владимира, а только махнул в сторону КПП, откуда уже вальяжно выходил плюгавый старлей в мятой форме и, очевидно, уже навеселе.

– А-а, те, которые впереди ехали, сказали, что еще приедут! – бодро заорал он, не доходя до Владимира примерно пяти метров. – Прроезжай!

Свиридов иронически улыбнулся и, развернувшись, задел плечом некстати оказавшегося рядом Бондарука, зачем-то вылезшего из машины.

– Бондарук, – окликнул он своего недавнего тюремщика, – а куда это вы направились без санкции руководства?

– Тебя, что ли? – вполголоса пробурчал тот, но поспешил сесть в машину. «Н-да, – подумал Владимир, – если тут такая охрана, то неудивительно, если какие-нибудь террористы в самом деле беспрепятственно проникнут на территорию предприятия и устроят маленькое представление».

– Если бы я был террористом, – сказал он, поворачиваясь к Бондаруку, – и возникни у меня желание отравить всю местность в радиусе сотни километров на ближайшие сто лет, я бы сделал это минут за десять. Такой уровень охраны... наша веселая Пантелеевна из богадельни, называется.

Лейтенант криво улыбнулся.

* * *

Впрочем, с охраной все оказалось не так уж безнадежно, как полагал Свиридов. Въезд на территорию комбината через массивные железные ворота, выкрашенные в бледно-зеленый цвет, контролировался двумя автоматчиками, а с вышки напротив смотрело дуло пулемета.

– Прямо как в концлагере, товарищ майор, – весело сказал он невысокому Малышеву, начальнику охраны комбината, который вышел к машине в сопровождении упомянутых автоматчиков.

Тот посмотрел на Владимира с откровенным недоумением.

– Вышка, – пояснил Владимир, – такие практиковали в концентрационных местах общения.

Майор никак не показал, что осознал что-то из сказанного, а протянул руку, чтобы, вероятно, принять у Свиридова пропуск, но внезапно вздрогнул и отшатнулся, как ужаленный разрядом электрического тока. Озирающийся по сторонам первый автоматчик и второй, обходящий машину кругом, ничего не заметили – ни перекосившегося лица Малышева, ни ошеломления Свиридова, ухватившего сползающего на землю майора за плечи.

Малышев выскользнул из его рук и мягко упал на бок. На спине по зеленой ткани форменной гимнастерки быстро расплывалось, набухало зловещее темное пятно.

В этот момент по земле хлестнула пулеметная очередь, вздыбив фонтанчики сухой пыли буквально в метре от него, Свиридова. Повинуясь годами отлаженному инстинкту самосохранения, Владимир одним пружинистым движением швырнул свое тело в сторону, и вовремя... на том месте, где он только что стоял, заметались сухие серые фонтанчики колобродящей пыли, сулящие смерть. Но сухой треск очереди тут же потонул в грохоте взрыва и визжании стремительно разваливающихся конструкций.

...Пулеметная вышка, на принадлежность которой к концлагерям Свиридов указал Малышеву минуту тому назад, – эта вышка, объятая пламенем, рухнула на асфальтовую площадку перед корпусом завода, и в воздух взметнулся сноп искр.

Лейтенант Бондарук стоял возле машины, из которой один за другим выскакивали те самые пятеро парней в бронежилетах и с автоматами. А в руках фээсбэшника окаменевший Свиридов, прижавшийся к земле возле высокого бетонного бордюра асфальтовой дороги, увидел еще дымящийся гранатомет.

Один из автоматчиков майора Малышева лежал на земле с уже простреленной грудью, и правая рука его в последних конвульсиях сжималась-разжималась на рукояти «калаша».

– Господи!

...Второй автоматчик наставил на него, Владимира, дуло автомата. Вероятно, он рассудил, что Свиридов главный во всем этом дурдоме.

Свиридов перекатился с боку на бок, в движении вынимая пистолет, и по земле хлестнула автоматная очередь. Отлаженный механизм «гроссмейстера смерти» сработал без участия сознания, когда, перекувырнувшись и встав на одно колено, Свиридов выстрелил в оскалившееся испуганное лицо охранника...

– Что это, мать вашу?

Из машины вывалился заспанный Фокин, и его взгляд упал на лейтенанта Бондарука, державшего в руках гранатомет и надрывно кричащего своим людям:

– К корпусу!

– Что это? – скороговоркой пробормотал отец Велимир, и взгляд его мутных красноватых глаз остановился на Свиридове.

– А черт его знает... что-то очень занимательное! Сейчас свяжусь с Паниным! – И, выхватывая на ходу рацию, Владимир бросился к Бондаруку.

В этот момент из-за корпуса выехала машина. Свиридов не мог не узнать ее: это был точно такой же серый «рафик», как тот, на котором они сюда приехали.

– Вон машина Панина, – выговорил Фокин, инстинктивно сгибаясь в три погибели. – О черррт!

Этот вопль Фокина слился с нечленораздельным восклицанием Свиридова, попятившегося и прислонившегося к кузову машины. И неудивительно, потому что в эту секунду Бондарук выстрелил из гранатомета, и яркая вспышка пламени на стене корпуса комбината возвестила о том, что ракета угодила именно туда.

Синхронно с грохотом взрыва из машины Панина выскочил капитан Купцов, а за ним один за другим посыпались спецназовцы. Свиридов рванулся было к ним, но в этот момент Купцов вскинул пистолет и несколько раз выстрелил по бегущим от горящего здания и от отчаянно дымящих останков вышки людям Бондарука. Один тут же упал и, перекатившись несколько раз, неподвижно застыл.

– Назззад! – заорал что есть мочи Бондарук и, швырнув гранатомет на землю, бросился к машине. За ним последовали четверо уцелевших, а вслед им посыпался град пуль.

«Только странный эффект производили эти пули», – мелькнуло в голове Свиридова, когда он машинально пригнулся... Противоречивые мысли спутанным клубком прокатились в измученном недельным запоем вялом мозгу, когда губы сами вытолкнули навстречу бегущему Бондаруку, на лице которого уже не было маски, зато алела свежая царапина:

– Они же стреляют холостыми!

Но слова и самая мысль о холостых патронах тут же растворились, словно их и не было, в накатившей волне холодного бешенства, потому что лицо лейтенанта хищно перекосилось, и он вскинул на Владимира невесть откуда взявшийся миниатюрный пистолет... Свиридов перехватил его руку и с размаху ударил кулаком в висок. Бондарук сдавленно простонал и нырнул под ноги Свиридову. Четверо бандитов – а в том, что это были бандиты, Владимир уже перестал сомневаться – скопом бросились на него, тем более что Свиридов преграждал путь к машине.

Первый даже не успел пикнуть, когда Свиридов перехватил кулак, нацеленный ему в лицо, и рванул руку так, что хрустнули кости, а нападавший пронзительно взвыл. Не отпуская первого, Свиридов ударил ногой по дулу автомата, который поднял на него второй, и следующим ударом полусогнутой ноги отбросил того на асфальт.

В то же самое время Фокин нанес третьему удар, силе которого могла бы позавидовать самая агрессивная, резвая и брыкучая лошадь с трехкилограммовой боевой подковой на копыте, а четвертого подхватил и швырнул, как малого ребенка, о стену, и это несмотря на то, что тот успел основательно поколебать гранитное равновесие отца Велимира короткой очередью в упор. Впрочем, у каждого уважающего себя служителя церкви имеется освященный господом эксклюзивный кевларовый бронежилет. Отец Велимир всегда относил себя к числу именно таких пастырей.

Расправившись с пятеркой лихих бойцов криминального фронта с такой скоростью, что сложно было не только осознать, но даже хотя бы уловить толику смысла всего происходящего, Свиридов и Фокин встретили подбежавшего капитана Купцова с товарищами звучным агрессивным воплем:

– Стоять!!

– Спокойно, ребята, – заговорил тот, мгновенно оценив существенность приведенных аргументов в виде двух «стволов», направленных прямо на него. – Опустите «пушки», в чем дело?

– Это вы нам объясните, в чем дело, – резко заговорил Свиридов. – А лучше пусть это сделает подполковник Панин. Да... и успокойте своих парней, а то они, судя по всему, у вас очень горячие.

– Спокойно, ребята, – повторил капитан Купцов, который, очевидно, помимо этого односложного призыва ничем путным разродиться больше не мог.

И тут по его лицу – железобетонной харе непробиваемого идиота – проползло торжество. Нет, даже не мелькнуло коротким отсветом всколыхнувшихся эмоций, а именно проковыляло – медленно, внушительно, основательно, как хромой генерал, страдающий одышкой и геморроем, на смотре строя и песни. Свиридов прочитал это так же легко, как если бы смотрел в раскрытую книгу, набранную терцией или миттелем, то бишь чуть ли не сантиметровыми шрифтами для подслеповатых.

Свиридов открыл было рот, чтобы сказать, что он обо всем этом думает... но губы внезапно дрогнули, как пасть вытащенной на сушу рыбы, и он почувствовал, как по всему телу расползается губительное и неодолимое ватное онемение. Он поднес ладонь к горлу и наткнулся на что-то колючее, тонкое и холодное, торчащее у него под левой скулой.

Он вскинул глаза на ухмыляющееся лицо капитана Купцова, и тут словно багровый театральный занавес сомкнулся перед его взором. Последнее, что он почувствовал, это запах молодой травы, по какому-то недоразумению пробившейся сквозь бетон у него под ногами...

* * *

...Он открыл глаза и увидел пронзительно-белый потолок ярко освещенной комнаты. Через несколько мгновений свет померк, и он понял, что потолок вовсе не белый, а скорее грязно-серый и с неопрятными темными разводами, а освещена комната только кровавыми бликами от лампы под толстым багрово-красным абажуром.

«Не иначе филиал преисподней», – подумал он и хрипло рассмеялся. Смех прозвучал неожиданно громко, потому что сидевший в угловом кресле человек пошевелился и оторвал взгляд от экрана телевизора.

– Очнулся... босс? – Голос его прозвучал с откровенной издевкой. – Пора бы уже.

– Сколько я так? – Владимир приподнялся на одном локте, мельком глянул на наручники, которыми был прикован к железной кровати, и вопросительно посмотрел на человека в кресле. Небритый юнец лет двадцати двух, с мерзкой мелкоуголовной харей и шрамом на лбу. Н-да...

– Да уж трое суток, – словоохотливо ответил тот. – По ходу переборщили с дозняком влегкую.

– Игла с парализующим ядом? – Свиридов облизнул губы и сел, чувствуя во всем теле невыразимую слабость. В голове шумело, ватный язык вяло ползал по губам и небу, отказываясь вести и координировать процесс артикуляции, попросту – говорить. – Это что-то новенькое... последние разработки в этом направлении, что ли? – все-таки выдал он.

– А меня е..т? – грубо ответил юнец, разваливаясь перед телевизором. – Ладно, надо позвонить, что его высокопреосвященство соизволил очнуться.

«Слова-то какие знает, – подумал Владимир. – А с какого, интересно, апокалиптического перепугу он меня так титулует?»

– Да, по-любому, – говорил тем временем тот, – ну... Ну че, приезжайте тогда. Все понял.

– Кому... звонил? – выговорил Свиридов.

Тот швырнул телефонную трубку на журнальный столик и, не оборачиваясь, коротко ответил:

– Сейчас сам увидишь.

...Звонок в дверь раздался примерно через пятнадцать минут. Хотя эти пятнадцать минут вполне могли быть и двумя часами, и парой минут, потому как ориентация во времени у Владимира еще не вполне восстановилась.

– Вот он! – прозвучал над ним голос его надзирателя. – Лежит, здоровье поправляет.

– Здоровье на Колыме поправляют, ядрена мартышка! – рявкнул знакомый голос, и Владимир повернул голову.

Прямо перед ним – с забинтованной головой – стоял и нагло ухмылялся лейтенант Бондарук.